Измена вопреки (СИ)

Глава 32

Меня чуть не уронили со стола.

Матвей бросился на Виктора с такой силой, что я едва успела схватиться ледяными своими пальцами за край стола. Ребята влетели вместе в подоконник, роняя с него вазу с сухоцветами, задевая микроволновку, что она опасно накренилась и разбивая несколько чашек, что стояли с краю.

Я не завизжала.

Я подтянула колени к груди, чтобы ещё раз не оказаться задетой. Угнездилась на столе как курица на насесте. Матвей отмахнулся от кулака Виктора, поднырнул ему под руку, но силы оказались не равны. Вик более крупный, более тяжёлый. Он зажал локтем шею Матвея, коленом пытаясь ударить с живот. Супруг более поджарого телосложения был быстрым, поэтому легко вывернулся из захвата и подхватил одну из кружек с чаем. Размахнулся и, расплёскивая напиток запустил в Виктора. Он уклонился, и чай коричневым пятном и глиняными осколками разрисовал стену у окна.

Я вздрогнула.

Но не испугалась. В конце концов, эти два бойцовых кота просто друг другу делали хуже, соревнуясь в мордобое.

— Сволочь, — рявкнул Матвей и снова бросился на Виктора.

— Сопляк! — отозвался Вик и встретил брата кулаком в солнечное сплетение. Матвей выдохнул и согнулся пополам. Виктор снова замахнулся, но муж ушёл от удара, влетев спиной в столешницу гарнитура.

Я прикрыла глаза.

Ну что за два ребёнка, которые не поделили одну игрушку.

Новый виток драки начался с разбитой вазы с сухоцветами. У Виктора оказалось порвано пальто, а Матвей потирал скулу. Они не обращали на меня внимание, поэтому я тихонько слезла со стола и неслышными шагами отправилась в коридор. Помниться где-то в шкафу должен быть огнетушитель.

В кухне снова что-то упало, а потом громкий мат и ножки стола проскрежетали по полу.

Огнетушитель стоял под лестницей в запечатанной коробке. Я почесала затылок, вспоминая, что внутри него находится порошок, который раздражает слизистые, и скорее всего ребятам не поздоровится.

Нет.

Это достаточно опасно.

Я зашла в ванну и вытащила небольшой таз для белья. Литров пять. Главное не надорваться, а то тогда я всю душу из мужа с его братом выну и скажу что так и было.

Вода набиралась медленно, а Матвей с Виктором продолжали громить кухню. Я один раз выглянула, заметила, как Виктор пытался придушить Матвея, которого опрокинул на стол. Муж выворачивался и старался ткнуть рогаткой из пальцев Вику в глаза.

Идеальная поза.

Вода из тазика как раз начала переливаться, и я закрыла кран. Вышла в коридор и, стоя на границе с кухней, выплеснула ледяную воду на бойцовских котов. Матвей первым понял в чем дело и стал отплевываться и вытирать рукавом глаза. Виктор медленно посмотрел на меня, но из-за набрякших влагой волос, которые упали на лоб, взгляд его не вызывал никакого эффекта.

— А теперь оба пошли отсюда к черту, — прозвенел мой голос в тишине дома. Я выпустила из пальцев тазик, и он громко шлёпнулся об пол, заставив всех участников событий вздрогнуть. — У вас три минуты.

Я прошла к двери и распахнула ее настежь. Виктор выходил первым и попытался мне что-то сказать, но я пихнула ему в руки вонючие розы и поджала губы. Матвей оказался умнее и подготовленный.

— Ксюш, вернись в квартиру. Я сам оттуда съеду. Это не дело, что ты живешь здесь…

— Не твое дело, где я живу, потому что я подала на развод. Убирайся.

Я очень скучала по Матвею. Я уговаривала себя, что сказать про беременность ему надо, стоит, но после сегодняшнего…

Пошли бы все к черту.

Я не бездушная. Я не могу переживать, когда на кону жизнь моего ребёнка. Пусть сваливают поскорее и оставят меня в покое.

Матвей попытался ещё что-то сказать, но тут вернулся Виктор и, дёрнув брата за рукав, освободил дом.

Я хлопнула дверью так громко, что люстра на втором этаже в холле пошатнулась. Я тоже. Поэтому осела на пол и подтянула к груди колени. Обняла их и уткнулась носом.

Безумный чокнутый день.

Ближе к вечеру я наконец-то разгребла весь бардак, который устроили Матвей и Виктор. Внутри сначала все кипело от злости, а потом стало как-то все равно. Полный игнор. Настоящая апатия. Только в плане эмоций к этим двум.

На моих руках было несколько царапин от разбитой посуды. Почему-то когда кровь стекала по нервным дрожащим пальцам, я ловила удоволетворение, словно подтверждение, что я жива, значит все в порядке.

Осенью темнело намного раньше летнего, и я ловила последние часы перед закатом, чтобы вдохнуть сырой воздух водохранилища.

Из нашего посёлка нельзя пройти к берегу. Можно только доехать до неприметного лесочка и запарковаться там. А уже потом тропой, которая вихляла и змеилась словно голубая атласная лента по воде, дойти до берега.

Запах сырой травы, тумана, звуки-шорохи от моих резиновых сапог, которые по закону подлости были велики, шелест воды…

Я спускалась и ловила среди почти лысых деревьев последние лучи закатного солнца. Оно на прощание целовало мои щёки, в то время как ветер приподнимал выбившиеся из косы пряди волос и играл с ними, спутывая и оставляя частицу себя — влажный аромат мшистых камней.

Я повыше подтянула широкий воротник свитера, который выглядывал как сверху куртки так и снизу. Уткнулась носом в тёплую, пахнущую сдобой от выпечки, которую я вчера пекла, шерсть и всхлипнула.

Лента песка перед водой была широкой и сырой. Сапоги разъезжались, оставляя за собой следы гренадерского размера. Я шла по побережью вниз, точнее получалось в сторону города, пинала особо крупные камни. А те, которые были плоскими бросала в воду, мечтая научиться делать ту самую цепочку из всплесков, которой обычно гордился Матвей.

Впереди дорогу перегородило поваленное дерево, ива. Я фыркнула и нашла самый сухой кусок ствола, чтобы присесть. Солнце опускалось за горизонт, пахло тиной, может ряской, мокрым песком и одиночеством.

— Опять ты? — раздалось из-за спины.