Изобретательница динамита: Оригиналка

Глава 12

Трудовой день окончен, но в нашем офисе кипит сверхурочная работа. Почти весь персонал, по крайней мере его мужская половина, режется в игрушки на компьютерах. Предлагают и мне, даже настойчиво зовут, но я отказываюсь.

Опять. Снова то же самое. Алкоголь, наркотики, чертовы компьютерные игры… Снова мы прячемся, прячемся…

Нам ближе искусственное «я», виртуальная реальность. Похоже, мы готовы видеть себя в роли кого угодно: великого полководца, головореза-спецназовца, профессионального гонщика, — лишь бы не в роли самого себя. Это же скучно. Это неприятно. Да и страшно.

Странно все это. Как можно понять и принять другого человека, если мы не хотим принять даже себя? Нам обязательно нужна опора, нужно подвязать свою личность, поставить ее на костыли. Мы не хотим свободы.

Интересно, такими нас делает мир? Или мы сами создаем его таким? Наверное, и то и другое понемногу.

Шеф приносит макет, который завтра надо отвезти заказчику на подпись. Это двухсторонний транспарант для «Славянского базара». Изображения с обеих сторон абсолютно одинаковы: в цветной распечатке две копии одной картинки, подписанные тем не менее: «1-я сторона» и «2-я сторона». Где у транспаранта сторона за номером один, а где — за номером два, похоже, предстоит решать клиенту.

— Слушай, — говорю Артему, — разве нельзя было напечатать одну сторону и сделать приписку, мол, вторая такая же?

— Знаешь сам, — говорит шеф. Так положено. Иначе потом, если начнется разбор полетов, могут быть проблемы. Так проще всего.

Никогда не нужно искать сложные решения.

Жизнь проста, как… я уже не знаю, как что.

Вместо того чтобы играть в компьютерные игры с коллегами, я спускаюсь на первый этаж, выхожу на улицу, прохожу квартал. Тут есть магазин, в котором продают живые цветы. Едва не на половину наличных покупаю здоровенный букет красных роз. Возвращаюсь в офис мириться с Настей.

Если уж мне, как и всем, приходится прятаться от себя… Я способен найти местечко лучше, чем дисплей.

Настя отрывается от деловой переписки и поднимает взгляд на меня. Я загораживаюсь букетом роз.

— Что это такое? — прохладно спрашивает девушка.

— Розы.

— Это я вижу, — саркастично говорит она. — Зачем?

— Знаешь, — говорю, — ты мне приснилась сегодня ночью…

— Я очень рада.

— …И мне снилось, — гну свое дальше, — что если я так сделаю, то мы помиримся.

На самом деле между нами, во сне я видел скорее последствия. То, что должно произойти сегодня вечером у меня дома.

Да, если честно, все ради секса, а не ради прощения. Ну и что? Мы вообще все на свете делаем ради секса или из-за секса, по крайней мере в промежуток между половым созреванием и бессилием.

— Настенька, — говорю, — давай попробуем продолжить с того, на чем остановились. Разве плохо у нас с тобой начиналось? Ты вспомни.

Настя задумывается. Отводит взгляд.

— Ладно? — спрашиваю.

— Только если… — Настя запинается, продолжает тихо и неуверенно: — Только если ее там не будет.

Она имеет в виду Криську, мою сестричку. Что же… Нехорошо об этом говорить, но я согласен даже внутренне, а не только для виду.

Прилетев домой на крыльях, прошу сестру оставить мне в пользование квартиру. Только на один вечер. Ну, может, она сходит в театр или в кино, пойдет погулять куда-нибудь…

Криська хмуро говорит «да», кивает понимающе, но с тенью горечи. Хотя мне сейчас не до сантиментов: Настя придет в гости всего через пару часов. Я мечусь по квартире, не зная, за что взяться первым делом, а сестра кормит и укладывает спать сына.

Потом говорит мне в прихожей:

— Только приглядывай за ребенком, хорошо?

Собирает в рюкзак замасленные столярные инструменты, берет в охапку конспекты, стихи и закрывает за собой дверь.

После ухода Криськи я приостанавливаюсь на несколько минут. Стою в прихожей и думаю ни о чем, глядя на входную дверь.

За последний месяц сестра сильно изменилась. И я тоже. По ее милости или нет, я не знаю. Но у меня такое чувство, что прошлых нас уже не вернуть.

Даже сейчас, когда ребенок спит и его будто нет; когда Криська покинула дом, утащив последнюю пару деревяшек, плоскогубцы и молоток, бумажки со стихами, — даже сейчас в квартире все иначе. По-прежнему все нестабильно, неустойчиво, все в обманчивом порядке, из которого в любой миг готов разрастись хаос. Это не затишье перед бурей. Похоже, скорее, на бомбу под кроватью, в которой ты уютно спишь. Или на ослабленный винтик в ведущем механизме авиалайнера.

Как долго все продержится в покое и что будет потом, я не знаю. Мне известно одно: сейчас придет красавица девчонка, с которой у меня будет замечательный секс.

Я иду на кухню приготовить бокалы, канапе и пару свечей: что-нибудь скромное, но по-своему изысканное. Потом копошусь в ванной: протираю кафельный пол и стены, мою ванну до блеска, меняю мыло на свежее, убираю подальше чуть заржавевшие ножницы, неаккуратные флаконы с моющим средством и так далее. Готовлюсь к визиту гостьи.

Подправляю наш обманчивый порядок.

Когда заканчиваю менять покрывала и наволочки, веселой трелью раздается дверной звонок.

Это она. Она пришла. В радостном волнении иду открывать дверь. На пороге и правда стоит улыбающаяся Настя, снова вся сверкает и вообще радует глаз.

Помогаю девушке снять пальто и только успеваю повесить его в шкаф, только оборачиваюсь — Настя вешается мне на шею, дарит страстный поцелуй и сразу тащит меня в гостиную, где разложен диван. Она торопливо и чуть нервно ведет меня под локоть, свободной рукой расстегивая пуговицы у моего ворота.

— Подожди, — говорю. — Там на кухне мартини, есть немного перекусить…

— Ну его на хрен, — с нажимом произносит Настя, ожесточенно сдирая с меня рубашку.

— Ладно, — говорю. И подхватываю ее на руки.

Пройдет полчаса, прежде чем мы доберемся до закуски и мартини. И вот я сижу, развалясь в кресле, Настя у меня на коленях. Мы полураздетые, взъерошенные и довольные. Чокаемся бокалами, отпиваем по глотку.

Из спальни доносится звук. Кажется, плачет Криськин ребенок.

— Я сейчас, — говорю, пытаясь выкарабкаться из приятного Настиного общества.

Она упирается категорически:

— НЕТ!

Там ребенок. Надо проверить, все ли в порядке. Я на минуту.

Настя неохотно отпускает меня. Когда я оборачиваюсь на пороге на нее полюбоваться, она сидит в кресле с ногами, недовольная и очень сексапильная. С трудом преодолеваю желание тут же вернуться к ней.

В спальне темно и тихо. Ребенок вроде бы спит и ни в чем не нуждается. Послышалось? Минуты две всматриваюсь в темноту кроватки. Потом возвращаюсь к девушке.

И все хорошее повторяется еще и еще раз.

А потом скрежещет замок, и по шорохам за дверью гостиной становится ясно, что в квартиру ввалилась моя сестричка.

Обнимая в постели Настю, я делаю вид, что все в порядке вещей.

— Коля? — Девушка настороженно замирает в моих объятиях. — Это что, она? Я говорила тебе…

— Коля! — раздается снаружи гневный Криськин окрик. — Я тебя просила присмотреть за ребенком?!

Все мне говорили, все меня просили. Перед всеми я в долгу.

Ребенок спит. Все в порядке. Какого черта она расшумелась?

— Он уже весь обоссался и обосрался, пока ты там развлекаешься! — орет сестра через дверь.

— Я так не могу, — упавшим голосом говорит Настя. Отталкивает меня и садится на кровати. Хватает колготки, платье, все остальное. Торопливо одевается.

— Настенька… — Шарю по соседним креслам и стульям, пытаясь найти собственные джинсы.

— Я сейчас все ей выскажу, — строптиво объявляет девушка, маршируя на выход и шлепая по ковру необутыми ногами. Едва успев натянуть обнаруженные впопыхах тренажерные штаны, я бегу за ней. В прихожую мы вваливаемся одновременно.

У дверей спальни стоит Криська. Ее джинсы заляпаны грязищей по самые коленки. Куртка разодрана у локтя. Криськины руки посерели от грязи, они в бордовых пятнах засохшей крови, все в царапинах, ссадинах и мелких порезах. На ладонях местами содрана кожа. Лицо в песке. В Криськиных взъерошенных волосах запутались и белеют мелкие щепки, опилки, клочья пыли. Сестра похожа на чучело или на бродягу-хиппи.

Криська встречает нас спокойным и чуть презрительным взглядом, невозмутимо отряхивая вещи от мусора, который на них нацеплялся. Ее рюкзак, вымазанный машинным маслом, валяется здесь же.

— В чем дело? — холодно спрашивает сестра, глядя в воинственные Настины глаза.

Настя медленно закипает. Щеки ее наливаются алым, потом и вовсе идут пятнами. Настя с шипением, как разъяренная кошка, набирает воздуха в грудь, готовясь устроить сцену.

— У меня маленький ребенок, — негромко говорит Криська. Приказывает Насте: — Не ори.

Моя подруга тотчас теряет запас воздуха, но я вижу, что она все равно в бешенстве. Настю, по-моему, почти трясет. Пытаюсь успокоить девушку.

— Настя, — прошу, — тише, пожалуйста. Давай переговорим завтра, на работе.

— Знаешь что, Коленька? — Моя гостья скрипит зубами. — Шел бы ты в жопу!

— Ой-ой-ой, принцесса на горошине расстроилась, — насмешливо говорит сестра.

— Чтобы я на тебя еще раз даже глянула! — шипит Настя. — Пидорас!

— Отцепись от моей подруги! — Вполголоса ору на Криську, и мой голос вдруг звучит в унисон с Криськиным: «Отцепись от моего брата», адресованным Насте.

Мы трое резко умолкаем и пару секунд растерянно смотрим друг на друга в полной тишине.

— Дурдом какой-то… — бормочет Настя, торопливо шурша одеждой.

— Настенька, — говорю, пытаясь как-нибудь ее притормозить. Беру девушку под локоть, но она вырывается.

— Всего хорошего, — шипит Настя и нервно тарахтит дверным замком, пытаясь его открыть.

— Давай помогу, — предлагает моя сестричка, оттесняет Настю плечом и распахивает перед ней дверь.

— Спасибо вам огромное, — ядовито говорит моя гостья, минуя Криську и вылетая на лестничную клетку.

— Огромное вам не за что, — еще ядовитее отвечает сестра, умело передразнивая раздраженную Настю.

Настя грохочет на каблучках к лифту, трижды ожесточенно давит кнопку вызова, разворачивается и топает вниз, спотыкаясь и чиркая набойками каблуков о бетонные ступени.

Сестричка как ни в чем не бывало уходит в ванную чистить шмотки. Я иду за ней.

— Кристина, — говорю. — Какого…

— Послушай, — обрывает меня сестра. — Да ну ее. Не такая уж она и хорошенькая.

Криська отвинчивает кран и моет руки. Вода стекает в раковину темной от грязи и розоватой от засохшей крови.

— Боже, — говорю, — ну какого хера надо было портить мои отношения с девчонкой?

— Ты называешь это отношениями? — Сестра оглядывается на меня. — Ну, трахнулись бы вы еще раза три. — Криська замечает мое несогласие. — Ну ладно, ладно. Четыре…

— Кристина, — говорю.

— Пожалуйста! — снова перебивает сестра. — Ну не доказывай мне, что произошла трагедия. Да таких, как она, миллионы. Да у нее же штамп, ГОСТ выбит на лбу. Ну неужели эта одна на миллиард для тебя что-нибудь искренне значит?

— Ну…

— Не считая кинутой палки, — ехидно уточняет Криська.

— Откуда ты знаешь, — говорю, — что Настя или кто-то еще для меня значит?

Да, их было много. Но быть может, я пытаюсь увидеть в одной из них ту самую? Может быть, я ценю в каждой индивидуальность. Ищу близкого мне человека. Как насчет такого, Кристина?

— Тогда почему ты до сих пор один?

— Я не один. У меня куча знакомых.

— Это ни о чем не говорит.

— У меня много друзей и подруг.

— Друзья у тебя только по кабакам, — говорит сестра. — А подруги меняются каждую неделю. Ты один, как пенек, братец, и не надо выделываться. Если ты так уж ценишь чью-то там индивидуальность, тогда почему же у тебя до сих пор нет ни одного близкого человека?

Это неправда.

— Нет, правда. — Криська отмахивается. — И ты отлично об этом знаешь.

— Знаешь что? — говорю. — С меня хватит. Мне никто не нужен. Мне нравится, как я живу. Ясно?

— Да разве ты живешь? — говорит Криська. — Ты же спишь!

Я стою и молча смотрю в окно в ночь, пространство и свое одиночество.

Сестра подходит ко мне, осторожно заглядывает в глаза.

— Ну не обижайся, — повторяет она, виновато улыбаясь. — Я нечаянно. Мир?

Пока мы миримся, будто в далеком детстве, я говорю ей, мол, мне хорошо и одному. Говорю: «Ты же понимаешь». Не всем же быть с близкими людьми. Должен же кто-нибудь торчать один. Почему бы не я? Я-то привык еще с детства.

— Не грусти. — Криська кладет мне на плечо твердую узкую ладонь. — Увидишь, все будет. Тебе просто не попалась еще твоя женщина.

Криська насыпает сварившиеся пельмени в тарелки, заправляет их уксусом и сливочным маслом.

— Знаешь что? — говорит она. — Давай ешь пельмени и одевайся. Идем прогуляемся, пока ребенок спит.

Куда идем-то?

— Хочу тебе кое-что показать, — загадочно говорит Криська.