МЭЛ
— Мэл, ты не видела мою… — Энни останавливается в дверях с ошеломленным выражением лица. — Что ты делаешь?
— Я уезжаю, — категорично заявляю я, складывая одежду и запихивая ее в сумку.
— Ты не можешь уйти сейчас, — настаивает она, забыв о своем вопросе, когда входит в мою комнату. — Ты слышала Глеба. Это слишком опасно. — Энни захлопывает сумку, заставляя меня приостановить сбор вещей.
— Ты не можешь меня остановить, — огрызаюсь я, проходя мимо нее и продолжая собирать вещи.
Я знаю, что мой гнев неуместен, и вижу это по страху и обиде, промелькнувшим на ее лице. Энни была очень добра ко мне. Она просто пытается показать, что я ей небезразлична. Но после утренней ссоры с Глебом я слишком обороняюсь и слишком зажата, чтобы быть разумной.
— Почему, Мэл? Здесь мы в безопасности. К тому же, куда еще ты можешь пойти? — Тоненький голосок Энни и дрожащий подбородок пробуждают в моей груди чувство вины.
— Я не знаю, — признаюсь я. — Куда-нибудь подальше. Я разберусь с этим по ходу дела, но я не могу остаться здесь.
— Почему? — Спрашивает она, опускаясь на кровать и хватая меня за руки, чтобы притянуть к себе.
Вздохнув, я опускаю голову, глядя на наши сцепленные руки.
— Потому что я вижу предупреждающие знаки, Энни. Мне пора уходить, пока не стало слишком поздно.
— Какие предупреждающие знаки? Слишком поздно для чего? Ты говоришь загадками, Мэл. Не могла бы ты уделить мне минутку и поговорить со мной?
— Я имею в виду знаки о Глебе. Я думала, что он может быть другим, но он такой же, как и все остальные.
— Между вами что-то произошло? — Спрашивает она, слегка побледнев, когда ее карие глаза расширяются.
— Да, — бормочу я, развязывая узел, который душит меня с тех пор, как Глеб ушел сегодня утром.
— Но он всегда был так осторожен с тобой — со всеми нами. Я не могу поверить, что он мог… Он причинил тебе боль? — От волнения ее голос поднимается на октаву, и я бросаю взгляд в сторону двери, надеясь, что это не привлечет внимания других девушек.
— Нет. Конечно, нет. Он… мы… — Я тяжело сглатываю, пытаясь найти свой голос. — Мы переспали прошлой ночью.
— Но, Мэл, это же потрясающе! — Вздыхает Энни. — Я знала, что у него есть к тебе чувства, и думала, что ты никогда не захочешь впустить его, хотя я вижу, как ты… смотришь… на… него… — Ее волнение угасает, голос срывается, когда она, кажется, понимает, что слишком рано увлеклась, воображая меня и Глеба. — Но ты уходишь, потому что не хочешь быть с ним?
— В том-то и дело, Энни. Я хочу быть с ним. Я хочу быть с ним так сильно, что мне больно. Но чем больше я ему доверяю, тем легче ему контролировать меня. Я попадаю в ту же ловушку, что и всегда. Я продолжаю отдавать свою жизнь в руки властных мужчин, таких как мой отец и мой дядя. И каждый раз в итоге они используют меня в своих интересах. Они используют мою привязанность против меня. Если я позволю этому повториться с Глебом, однажды я проснусь и обнаружу себя в другой клетке, потому что я слишком боялась взять свою свободу, когда у меня был шанс. — Мой голос срывается, и я сжимаю губы, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу.
— О, Мэл. Глеб не такой, — уверяет меня Энни, ее карие глаза обеспокоены. — Он никогда не заставит тебя делать то, чего ты не хочешь.
— Ты не слышала его сегодня утром. Когда я сказала ему, что не могу оставаться в этом доме… — Я покачала головой. — Он не позволит мне уйти.
— Он просто пытается защитить тебя, — мягко настаивает она.
Усмехаясь, я убираю свои руки и встаю.
— С этого все и начинается, Энни.
Она милая девушка, и Энни пережила не одну долю ужасных событий, но она не знает уродливой правды о мире. Не то что я. Некоторым женщинам не нужно это знать. И ради нее я надеюсь, что она никогда этого не узнает. Но это не делает ее менее правдивой для меня.
Вот почему я должна выбраться.
Если я не уйду сейчас, у меня может не хватить сил уйти, когда мне это понадобится. По правде говоря, я никогда не была в такой опасности потерять свою свободу, как сейчас. Потому что мои чувства к Глебу — это то, чего я никогда раньше не испытывала. И в отличие от ловушек, в которые я попадала в прошлом, эта вполне может оказаться тюрьмой, которую я сама себе создам. Я не стану помогать ему ставить вокруг меня клетку. Неважно, какие причины он мне назовет. Даже неважно, верит ли он в свои доводы. Я не хочу рисковать и слишком поздно узнавать, что ошибаюсь.
Сейчас я свободна и знаю, что мои чувства к Глебу могут легко завести меня на путь, который я не хочу исследовать. Поэтому я найду свой собственный путь. Даже если это будет более опасный путь.
— Ты действительно не собираешься даже поговорить с ним перед отъездом? — Спрашивает Энни, в ее глазах блестят слезы, когда я снова начинаю собирать вещи.
Я качаю головой.
— Я не могу рисковать. Он может сделать что-нибудь, чтобы остановить меня.
Между нами повисает долгое молчание, нарушаемое лишь тихим сопением Энни.
— Я буду скучать по тебе, — наконец пробормотала она.
Сердце сжимается, и я делаю паузу, чтобы встретиться с ее мягкими карими глазами.
— Я тоже буду скучать.
Я запихиваю последние предметы одежды в сумку. Последнее, что я упаковываю, — манильский конверт с модельными снимками. Многие из них были повреждены во время нашего похищения, но я сохранила достаточно, чтобы составить достойное портфолио, где бы я ни оказалась. Надеюсь, в другом городе мне удастся найти новый большой шанс.
Осторожно, чтобы не порвать папку и не помять фотографии, я закрываю сумку и оглядываю комнату. У меня не так много вещей. Большая часть того, что у меня есть, досталась мне от Петра и Сильвии, когда они помогли нам с девочками встать на ноги. Я оставляю несколько своих объемных нарядов, потому что у меня нет места, чтобы упаковать их в сумку.
Мне придется заменить их, когда я доберусь до места и найду новую работу.
— Сделаешь мне одолжение? — Спрашиваю я, перекидывая сумку через плечо.
— Конечно. Что угодно. — Энни встает и улыбается мне, несмотря на свой водянистый взгляд.
Я вручаю ей свой телефон, потому что не сомневаюсь, что Глеб сможет отследить меня по нему и вернуть в одно мгновение. Затем, отдельно, я вручаю ей запечатанный конверт, который собиралась оставить на своей кровати.
— Отдашь это Глебу, когда увидишь его?
Энни кивает.
— Конечно.
— И… никому больше не говори, что я уехала.
— Ты не собираешься попрощаться с девочками? — Обида в ее голосе говорит о том, что я совершаю серьезный проступок.
— Ты скажешь им за меня? — Мягко спрашиваю я. — Позже, когда Глеб узнает, что я уехала? Мне нужен день-два форы. И ты единственная, кому я доверяю хранить свой секрет. — По крайней мере, я надеюсь, что она сможет. Не то чтобы я ожидала, что она будет врать ради меня. И я не сомневаюсь, что Глеб будет расспрашивать ее, когда узнает, что меня нет. Но надеюсь, он будет слишком занят делами Велеса, чтобы понять, что я пропала, до того, как я выберусь из Нью-Йорка.
— Хорошо, — кивком соглашается Энни.
Прикусив нижнюю губу, я крепко обнимаю хрупкую девушку.
— Спасибо, что ты моя подруга, — бормочу я.
Она фыркает сильнее.
— Спасибо и тебе, что ты моя подруга. Ты дашь мне знать, когда приземлишься в безопасном месте?
— Я позвоню тебе, как только смогу.
Кивнув, Энни сжимает меня и отпускает.
— Как ты собираешься выбраться из дома? Думаешь, охранники позволят тебе уйти?
Один этот вопрос доказывает, что я пытаюсь донести до нее свою мысль. И хотя я представляю, что никто, кроме Глеба, не попытается остановить меня силой, я не сомневаюсь, что они позвонят ему, как только я войду в парадную дверь.
— Я надеялась, что ты поможешь мне сбежать? — Спросила я, оскалив зубы в извиняющейся улыбке. — Просто отвлеки их достаточно долго, чтобы я смогла улизнуть…
Энни нервно пожевала губу.
— И что ты имеешь в виду?
— Ну, Дэн на террасе перед домом. Может, ты сможешь отозвать его в сторону и поблагодарить за то, что он пришел за нами, или что-то в этом роде? Мне просто нужно время, чтобы проскользнуть мимо него.
Выражение ее лица говорит о том, что Энни далеко не в восторге от этой идеи.
— Хорошо, — заикается она. — Я попробую.
— Спасибо, Энни.
Мы вместе спускаемся по лестнице, причем я постоянно кручу головой, чтобы убедиться, что никто не заметит меня с моей упакованной сумкой. Когда Энни доходит до входной двери, она делает глубокий вдох. Затем она поворачивает ручку и смело выходит во внутренний дворик.
Притаившись в подъезде, я прислушиваюсь, не откроется ли дверь.
— Привет, Дэн, — говорит Энни, ее голос дрожит от нервного напряжения.
Господи, бедняжка собирается сорвать мое прикрытие еще до того, как начнет, так плохо она умеет врать.
— Все в порядке, барышня? — Почтительно спрашивает он.
— Да, да, абсолютно. Я просто… хотела выйти и сказать… ну, я просто подумала… — Резкий вскрик обрывает Энни, за ним следует звонкий стук.
— Энни!
Тревожный крик Дэна заставляет меня подняться из своего укрытия раньше, чем я успеваю сообразить, что делаю. Я уже на полпути к выходу, когда понимаю, что она блестяще отвлекла его. Хотела она того или нет, но, похоже, Энни попыталась сесть на перила, ограждающие наше крыльцо, и чуть не свалилась спиной вперед в кусты внизу. Но Дэн надежно обхватил ее за талию и, повернувшись ко мне спиной, остановил ее падение до того, как она упала на землю.
— Прости, — вздыхает Энни, обхватывая его за шею и ограничивая движение его головы, жестом через плечо приказывая мне бежать. — Я такая неуклюжая, — задыхаясь, говорит она, пока он тащит ее обратно на цементный дворик.
— Ты в порядке? — Спрашивает он, поддерживая ее, когда она спотыкается.
Я не жду ее ответа, но благодарность переполняет меня, и я как можно быстрее и тише спускаюсь по ступенькам и шаркаю по тротуару, не оглядываясь через плечо.
Я забираю назад все свои язвительные мысли об Энни. Она может быть милой, застенчивой и до смешного открытой, но эта девушка — гений. Я в большом долгу перед ней. Широко улыбаясь, я продолжаю идти, пока не огибаю угол квартала. Затем поворачиваю налево и спускаюсь по лестнице под землю к остановке. На ней я могу доехать до железнодорожного вокзала, а оттуда… что ж, посмотрим, куда меня приведут восемьдесят три доллара.
Именно столько я заработала в виде чаевых за последнюю смену в кафе. Снять свои скудные сбережения в банке я не успела, а кредитной картой, которую Глеб дал мне на крайний случай, лучше не пользоваться. С ней ему было бы слишком легко меня выследить. Не то чтобы я была уверена, что он захочет этого после того, как прочтет записку, которую я ему оставила. Но я не буду рисковать. Потому что, если Глеб придет за мной, я не уверена, что у меня хватит сил ему отказать.
Уйти от него — это самое тяжелое, что я когда-либо делала. Даже если я знаю, что это правильное решение, мне кажется, что я оставляю часть себя. И у меня болит в груди, где пульсирует эта полая рана. Правда в том, что за те несколько месяцев, что мы знакомы, я успела влюбиться в Глеба. Причем полюбила задолго до того, как переспала с ним. Возможно, еще до того, как он узнал, кто я такая.
Я никогда не встречала никого, похожего на него, и если бы я могла доверять кому-то в этом мире, то только ему. Но сегодняшний день стал мощным напоминанием о том, что доверие — это враг.
Особенно когда речь идет о моем сердце.