Извращенная принцесса

38

МЭЛ

Час езды проходит мучительно, напряжение накатывает на Глеба. Хотя его лицо спокойно, взгляд устремлен на дорогу, а Габби уснула в своем автокресле, я все равно ощущаю, как в воздухе витают обостренные эмоции.

Да, он снова пришел спасти меня. И да, я думаю, что он покончит со мной навсегда, как только мы вернемся в Нью-Йорк. Я разрушила все шансы на то, чтобы наладить отношения, как это было после того, как он спас меня в первый раз, и, конечно же, те, которые мы едва начали, прежде чем я сбежала в Бостон.

Наблюдая за проносящимися мимо деревьями из пассажирского окна, я делаю вид, что зияющая между нами пропасть меня не беспокоит. И когда мы наконец въезжаем в город, я чувствую, как в мои легкие врывается вздох облегчения.

Бруклинский дом Петра и Сильвии такой же большой и красивый, каким я его помню. Перед входом стоят двое мужчин в черных костюмах и выглядят очень грозно. Но я не узнаю ни одного из них. Эта мысль заставляет меня вспомнить, как Глеб говорил, что они потеряли многих в борьбе с Михаилом, и мое сердце учащенно забилось.

Похоже, что Вэл и Ефрем могут быть включены в это число.

Сердце замирает, когда я думаю о Дани, девушке, которая сделала для меня такие потрясающие фотографии. Насколько я помню, у них с Ефремом были очень нежные отношения. Интересно, как у нее дела? Может, она так же потеряна и растеряна, как и я.

Сделав глубокий, успокаивающий вдох, я вытесняю эту мысль из головы и отстегиваю ремень безопасности. Я робко смотрю на Глеба, а его зеленые глаза смотрят на меня. Мой пульс нервно вздрагивает, хотя я не могу сказать почему.

— Ты готова? — Спрашивает он.

Я киваю.

Он выходит из машины, и я следую его примеру, направляясь к задней двери, чтобы забрать Габби. На заднем плане я слышу, как Глеб приветствует двух мужчин, стоящих перед домом Велеса. Все, что он говорит, по-русски, так что я не могу понять, но от плавного богатства его голоса, перетекающего в мелодичные слова, у меня по позвоночнику пробегает дрожь.

Габби стонет, ее глаза трепещут, когда я поднимаю ее с автомобильного сиденья.

— Где мы? — Спрашивает она, растерянно озираясь по сторонам, пока я усаживаю ее на свое бедро.

— Нью-Йорк, булочка. Это новый город, в котором мы будем жить.

Габби сонно трет глаза, и я целую ее в висок, когда она наклоняется, чтобы положить голову мне на плечо. — А Киери здесь?

— Нет, детка. Она осталась в Бостоне. Но мы позвоним и поговорим с ней по телефону сегодня вечером. Хорошо?

Габби кивает.

— А пока мы идем к друзьям. Петру и Сильвии.

Я пристраиваюсь рядом с Глебом, когда он закрывает за мной заднюю дверь, и мы поднимаемся по ступенькам. Габби робко выглядывает из-под моих волос на двух мужчин, которые без вопросов открывают нам дверь. Как только мы переступаем порог дома, нас встречают Петр и Сильвия. Сильвия держит на бедре маленького мальчика, похоже, примерно возраста Габби.

— Мэл, — приветствует она, шагнув вперед и заключив меня в теплые объятия одной рукой. — И посмотри, кого ты привела с собой. — Сильвия приветствует Габби, которая неуверенно улыбается, что я могу уловить лишь краем глаза.

— Можешь поздороваться, Габби? Это моя хорошая подруга Сильвия.

— Привет, — робко отвечает Габби.

— А кто этот парень? — Я перевожу взгляд на маленького мальчика с темными кудряшками и внимательными серыми глазами, совсем как у его отца.

— Это Николай, — говорит Сильвия, нежно похлопывая его по плечу.

— Может быть, вы с Николаем подружитесь. Что скажешь, булочка? — Бормочу я на ухо Габби. Она кивает, но еще глубже зарывается в мои волосы.

Мой взгляд падает на Петра, который улыбается с мягким весельем.

— Хорошо, что ты дома, Мэл, — говорит он, его глубокий голос разносится по пространству между нами, но он не делает ни малейшего движения, чтобы обнять меня. Он никогда не делал этого — возможно потому, что при первой встрече я ясно дала понять, что не люблю, когда мужчины прикасаются ко мне. Тем не менее, приветствовать меня дома, это примерно то же самое, что и теплое объятие, которое можно выразить словами.

— Я так рада видеть вас обоих, — искренне говорю я. — А где Исла?

— На дне рождения у подруги, — говорит Сильвия, и ее улыбка расплывается. — Она будет расстроена, что пропустила вас.

Я киваю.

— Нам придется вернуться и навестить ее, правда, Габби?

Габби снова кивает, играя с моими волосами.

— Ну, заходи. Садись. Я приготовлю напитки и еду. Вы, должно быть, проголодались, — говорит Петр, жестом указывая на их изысканно украшенную гостиную.

Глеб входит следом за мной, как и Сильвия с Николаем. Петр присоединяется к нам через минуту, занимая диван рядом с женой, поскольку я заняла мягкое кресло, а Глеб остается стоять у камина. Он похож на кота, присевшего на корточки, готового в любой момент наброситься, но в то же время совершенно спокойного.

— Глеб сказал, что вы не без приключений доехали из Бостона, — говорит Петр, обнимая Сильвию за плечи. — Как твоя голова?

— Я в порядке. Правда. Только несколько царапин и шишек.

— И пять швов, — добавляет Глеб.

Я бросаю на него взгляд краем глаза. В ответ он пожимает плечами.

— Что ж, мы рады, что тебе захотелось заглянуть к нам. Чем ты занималась с тех пор, как мы виделись в последний раз? — спрашивает Сильвия.

От ее вопроса мои щеки заливает жар. Я знаю, что она не хотела этого, но это наводит на мысль, что я уехала, никому не сказав. И после всего, что Петр и Сильвия сделали для меня, это, наверное, было не самым приятным проявлением признательности и дружбы.

— Ты занималась модельным бизнесом? — Добавляет она, ее энтузиазм растет.

— Да, немного, — отвечаю я. — У меня была работа на минуту — в буквальном смысле слова, — но… они не смогли удержать меня надолго.

Я опускаю взгляд на Габби и глажу ее по голове, молчаливо намекая на то, что беременная модель не пользуется большим спросом. Но я тщательно подбираю слова, потому что до сих пор не знаю, правильным ли будет решение рассказать Глебу, чей это ребенок. Раз уж мы идем разными путями, наверное, лучше не открывать эту тему.

— В общем, после этого я устроилась на работу в… ну, в бурлеск-салон. Матерям-одиночкам они предоставляют жилье в дополнение к заработку, так что мне это было на руку.

У меня сводит живот от жалости, промелькнувшей на лице Сильвии, но по выражению лица Петра я догадываюсь, что Глеб уже достаточно хорошо проинформировал его о моей ситуации.

Прочистив горло, я пытаюсь подавить смущение от того, во что превратилась моя жизнь с тех пор, как я стала самостоятельной.

— Вот, пожалуй, и все, что можно рассказать. Мы попали в затруднительное положение, и Глеб пришел, чтобы помочь нам выбраться из него, так что вот мы и здесь. А как же вы, ребята? Кажется, с тех пор как я уехала, здесь многое изменилось.

— Да, у нас было несколько тяжелых лет, когда мы пытались перестроиться, — говорит Петр. — Мы держались в тени, но сейчас встаем на ноги.

— А тем временем семья продолжает расти. — Сильвия смотрит на Николая, который возится с игрушкой, переданной ему отцом.

— Как Дани? — Спрашиваю я, любопытство к талантливому фотографу берет верх.

Лица обоих опускаются, и у меня сводит живот.

— Думаю, с ней все в порядке. — Сильвия бросает взгляд в сторону Петра. Его челюсть сжата от невысказанных эмоций. — Мы больше не видим ее, кроме как на официальных мероприятиях. В конце концов, она вышла замуж за Михаила Сидорова. Насколько я поняла, сейчас она в основном проводит время на севере штата.

У меня отвисает челюсть. А когда я открыто смотрю на Сильвию, она грустно улыбается.

— У нее тоже есть маленький мальчик, я полагаю. Хотя я не совсем уверена, сколько ему сейчас лет.

— Вау, я… честно говоря, не знаю, что сказать. Я думала, они с Ефремом так хорошо смотрятся вместе. — Я бросаю взгляд на Глеба, выражение лица которого, как всегда, непостижимо. И поскольку он не сводит глаз с Петра, я в полной растерянности.

— Ну да. Михаил хорошо сделал, что вывел его из игры вместе с большей половиной моих людей, — с горечью говорит Петр.

— Пока ты сидела в домике на земле Михаила, мы пытались напасть на его дом, — говорит Глеб. — Это была засада. Кровавая баня.

О боже, бедный Ефрем. Бедная Дани. У меня на глаза наворачиваются слезы при мысли о том, что она вышла замуж за человека, ответственного за смерть Ефрема. Но вместо того, чтобы продолжить разговор, я просто киваю. Очевидно, эта тема все еще болезненна для Петра.

В этот момент входит одна из горничных с подносом напитков и бутербродов. Она одаривает меня доброй улыбкой, в ее глазах загорается узнавание. Я отвечаю ей тем же, благодарю за еду, после чего она бесшумно выбегает из комнаты.

— Ешьте, пожалуйста, — настаивает Сильвия, ставя бокал поближе ко мне, а затем поднимается со своего места, чтобы передать бокал Глебу.

— Думаю, теперь, когда вы снова набрались сил, нам стоит обсудить более важный вопрос. Что ты планируешь делать, когда вернешься в Нью-Йорк, Мэл? — Петр спрашивает, его серебряный взгляд пристально изучает мое лицо. — У тебя уже есть план?

Я прикусываю губу, качая головой, я снова бросаю взгляд на Глеба, пока держу сэндвич, чтобы Габби было легче откусить.

— Собственно, поэтому мы и пришли сюда сразу, — говорит Глеб. — Ситуация оказалась… сложнее, чем я предполагал.

— Я так и думал, учитывая твой звонок, в котором ты сообщил, что мой "Эскалейд" лежит в кювете где-то в Коннектикуте, — сухо говорит Петр.

— Парень, за которого Мэл согласилась выйти замуж, не думаю, что он намерен так просто ее отпустить. И он достаточно безумен и жесток, чтобы наложить на нее руки, если найдет ее, — заявляет Глеб, его глаза наконец встречаются с моими.

В голове мелькает образ Винни, нависшего надо мной, обхватившего пальцами мою шею так, что я не могу дышать. Я тяжело сглатываю, переводя взгляд на Габби и ее сэндвич, чтобы не дать волнению захлестнуть меня.

— Он уже начал переходить эту черту к тому времени, когда я приехал за ней и Габби, — продолжает Глеб, его ровный голос звучит низко и размеренно. И именно его люди сбили нас с дороги возле Нью-Хейвена.

— Ты уверен в этом? — Спрашивает Петр.

Глеб просто кивает. В комнате воцаряется гробовая тишина, Петр хмурится, а Сильвия бледнеет от беспокойства.

Наконец Глеб снова говорит:

— Мы надеялись, что у вас есть решение, как поставить Мэл на ноги, не подвергая их опасности быть обнаруженными.

Петр долго смотрит на Глеба, и его хмурый взгляд становится похожим на оскал.

— Не думаю, что тебе стоит рисковать в одиночку. По крайней мере, не сейчас, — наконец заявляет он, снова обращая свой взор ко мне. — Твой жених может снова послать за тобой кого-нибудь.

Я киваю.

— Если бы у меня была семья, к которой можно обратиться, я бы протянула руку и попросила о помощи, но…

Петр качает головой.

— Мэл, мы — твоя семья. Разве ты этого не знаешь?

Неожиданные слезы застилают мне глаза от непреклонности его тона.

— Спасибо, — бормочу я, едва не захлебываясь от эмоций. — Но я не могу обременять вашу семью своими проблемами. Вы и так много сделали для меня, а у вас и так хватает проблем, с Михаилом и попытками восстановить…

Петр кивает, но выражение его лица становится задумчивым, а взгляд обращается к Сильвии.

— Я согласен, что вы не можете здесь оставаться.

И хотя я знаю, что, в сущности, именно это я только что сказала, я не могу избавиться от нелепого чувства отказа, от внезапного ощущения покинутости. Мы проделали весь этот путь, полностью перевернули мою жизнь и жизнь Габби, и нам некуда идти.

— Этот дом не будет безопаснее ни для тебя, ни для Габби, — продолжает Петр, сразу же успокаивая чувство отверженности. — Мы стараемся держаться в тени, но Михаил непредсказуем, а у Велеса просто нет той силы численности, что была раньше. Я не могу гарантировать вашу безопасность, как раньше. Я все пытаюсь убедить Сильвию, что ей лучше забрать детей и вернуться в Чикаго, чтобы пожить у брата какое-то время…

— А я продолжаю говорить тебе, что мы — семья. Мы держимся вместе, — вклинилась Сильвия.

Очевидно, это был постоянный спор. И мне нравится, что именно по этому поводу два влюбленных человека могут расходиться во мнениях — что важнее: безопасность или быть вместе.

— Я знаю, сокровище, — бормочет он, прижимаясь поцелуем ко лбу Сильвии и заставляя ее замолчать.

Когда его взгляд возвращается ко мне, в его выражении нервно смешиваются предчувствие и сострадание.

— После всего, что Глеб рассказал мне о Келли и об этом ирландце, с которым ты связалась, — говорит Петр, — я думаю, что лучший способ обезопасить тебя — это выйти замуж.

Я не могу сдержать взрыв недоверчивого смеха, который срывается с моих губ, и краем глаза замечаю, как напрягся Глеб. Очевидно, он и представить себе не мог, что Петр предложит именно такую помощь.

— Насколько я понимаю, — рассуждает Петр, — Келли — набожные католики, по крайней мере, по-своему.

Я киваю, вспоминая то, что знаю о мистере Келли, его стремление помогать матерям-одиночкам и информацию, которую я собрала у девочек за годы работы в "Жемчужине". Он не ошибся.

— Они считают брак обязательным договором в глазах бога, верно? — Продолжает Петр.

Я вспоминаю разговор с Киери, который состоялся буквально на днях, и ее предупреждение о том, что брак с Келли — это на всю жизнь. Мой желудок болезненно сжимается, и я снова киваю.

— Значит, если этот Винсент Келли узнает, что ты принадлежишь кому-то другому, он скорее всего откажется от охоты. Особенно сейчас, когда ты находишься за сотни миль, и ему придется выделить людей, чтобы отправиться на твои поиски в такой большой город, как Нью-Йорк. Так что мы можем разнести весть о твоей свадьбе в Бостоне до того, как он попытается искать тебя снова.

— Но, Петр, я не могу выйти замуж только для того, чтобы попытаться избежать своего последнего опрометчивого согласия выйти замуж, — возражаю я, хотя этот план звучит более эффективно, чем все, что я придумала. — Кроме того, никто и так не согласится на мне жениться, лишь бы я не попала в руки сумасшедшего ирландского мафиози. У жениха должно быть желание умереть.

Петр приподнимает бровь на мое категоричное возражение и без тени юмора заявляет:

— Глеб согласится.

Меня словно пронзает электрическим разрядом, и я смотрю на Глеба в полном недоумении, что его начальник мог предложить такую нелепую идею. Именно Глеб только что сказал в машине, что нам лучше разойтись в разные стороны. Я не могу просить его жениться на мне сейчас. Не тогда, когда он явно хочет отделиться.

Мое сердце замирает от интенсивности его зеленоглазого взгляда, от войны эмоций, которая разгорается за спокойной маской его лица. Затем, к моему изумлению, он отрывисто кивает. Это единственное признание, которое он делает, но это его способ сказать, что он женится на мне.

Не то чтобы он этого хотел. Но в очередной раз Глеб готов сделать все, что потребуется, чтобы обеспечить мою безопасность. Даже если для этого придется пожертвовать собственными желаниями и потребностями.

— Хорошо. Тогда решено, — заявляет Петр. — Сегодня же отвезем вас в суд. Кроме того, я не думаю, что есть более безопасное место для тебя, чем Глеб.

О боже, я буду жить с ним?

То есть, конечно, я буду, если стану его женой, даже если это будет просто для того, чтобы Винни от меня отстал. Но от одной мысли об этом мое сердце с силой бьется о ребра.

Габби, должно быть, чувствует этот бешеный ритм, потому что она поворачивается ко мне на коленях и смотрит на меня с торжественной озабоченностью.