Как повываешь?

ПрологУитли Уитт



Прекрасный И Замечательный ДЕНЬ.⁴

— Тридцать минут, — шепчу я себе под нос. — Еще тридцать минут, и у меня в руках будет книга. Моя задница будет глубоко опущена в пенную ванную с ароматом лаванды, и я смогу забыть об этой ночи.

— Что? — спрашивает Джордж, практически перекрикивая тяжелый бас и какофонию голосов, заполняющих переполненный бальный зал. Он с собакой — гости замка, по крайней мере, в течение следующих нескольких недель, пока они в Румынии. Белый костюм обтягивает плечи, когда Джордж толкает своего мопса Фифи к ожидающему официанту. Маленький негодяй сбежал незадолго до этого, и я рада, что его нашли, и он в безопасности.

— Говорю, что это выглядит так мило!

Я натягиваю на губы вежливую улыбку и провожу взглядом по посетителям вечеринки, стараясь ни с кем не встречаться глазами. Я никогда не понимала, как себя вести на подобных мероприятиях, и обычно просто пялилась на людей как ненормальная. Жуткий замок огромен, и в нем так много комнат, что я даже не пытаюсь уследить за всеми — я просто хочу пойти почитать.

Еще двадцать девять минут, детка. Мы справимся.

У меня болят ноги, боль отдается пульсацией от стоп до самых икр, а спина ноет от того, что я весь день таскаю тяжелые подносы официантам. Я слишком устала для этого. Почему я позволила Джорджу утащить меня с кухни?

Если бы мне не нужна была работа в этом ебучем странном отеле, я бы унесла свою задницу отсюда еще несколько недель назад, когда поняла, какие мероприятия любят устраивать владельцы.

Низкие басы музыки отдаются в теле, заставляя ноги дрожать. Я поднимаю взгляд на богато украшенный расписанный потолок с херувимами, брызги фиолетового и синего отраженного света окрашивают их в неестественные цвета, и я знаю, что к светомузыке приложил руку Джордж.

— Давай, Уитли, всего один бокал. Тебе нужно немного расслабиться, — говорит миниатюрный мужчина, когда мы подходим к одному из маленьких столиков, и я складываюсь в три погибели.

Джордж действительно самый милый человек на свете, поэтому, конечно, когда он попросил меня прийти и помочь ему кое с чем, я не медлила. Если бы я знала, что помощь будет заключаться в совместном распитии водки, я бы, вероятно, передумала. Выражение надежды на лице седовласого мужчины — моя слабость.

— Может быть, просто немного воды? — выпаливаю я. Уверена, что за час я не умру.

Он немного покачивается, слегка подталкивая меня локтем, пока танцует на месте.

— Дааааа, женщина! Ты отлично проведешь здесь время. Все уже накормлены, и я знаю, что ты встала ради этого в пять утра. Теперь расслабься.

Мне суют в руку напиток и бесцеремонно пихают в кресло.

Сердце подскакивает в груди, и вымученная улыбка вновь появляется на лице, когда я ловлю взгляды людей за столом. Мужчины. Много мужчин. С запозданием до меня доходит, что Джордж больше заинтересован в том, чтобы я с кем-нибудь трахнулась, чем выпила.

Я едва сдерживаю стон. Фу, зачем я сказала ему, как давно это было?

— Просто присядь на свою маленькую симпатичную попку и выпей, — говорит Джордж, и я замечаю, как он подмигивает мне краем глаза, прежде чем оглядываю стол, и мое лицо краснеет от приветственного бормотания всех сидящих. — Познакомься с моими новыми друзьями.

Мужчина с каштановыми волосами и красивыми губами встречается со мной взглядом, и в его глазах вспыхивает крошечный огонек желания.

Ох. Прошло столько времени, что я едва помню, как выглядит член. За два года с момента развода мне удалось удерживать двух бойфрендов достаточно долго, чтобы добраться до стадии «постель», но ни с одним из них отношения не продержались дольше нескольких месяцев.

Я понимаю, что рот парня двигался, и я пропустила сказанное.

— Мне очень жаль, — я наклоняюсь вперед через стол. — Я не совсем поняла. Не мог бы ты, пожалуйста, повторить?

Я стараюсь подавить неловкость от такого количества новых лиц, но прежде чем я успеваю спросить чье-либо имя, чужая рука обхватывает мое предплечье, и я поднимаюсь на ноги. Мой взгляд сталкивается со взглядом мистера О'Дойла, метрдотеля замка, который выглядит так, будто готов совершить убийство.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — пристально глядя на меня, шипит он рядом с моей головой так, что слышу только я. Его ноздри раздуваются, а радужки похожи на сверкающие осколки голубого льда.

— Здравствуйте, мистер О’Дойл. Я тоже рада вас видеть, — говорю я громко, затем прищуриваюсь. — Что ты имеешь в виду, говоря «Какого хрена ты здесь делаешь»?

Мои брови взлетают вверх, когда я пытаюсь заглянуть в столовую прямо через его плечо, ожидая увидеть откуда-нибудь дым или огонь, учитывая, насколько взбешенным он выглядит. В последний раз, когда он выглядел таким взбешенным, я оставила кекс возле его кабинета, чтобы позлить его — в конце концов, один кекс в неположенном месте равен взрыву. Этот человек презирает кексы.

— Дойл, милый. Она весь вечер на ногах и действительно заслуживает выпивки, — говорит ему Джордж, перекрикивая музыку. — Ужин был таким приятным. Не правда ли, ребята?

Остальные сидящие за столом согласно перешептываются, и мистер О’Дойл хмурится.

— Спасибо за пояснение, Джордж. Могу я украсть мисс Уитт на минутку? — говорит Дойл с сильным британским акцентом, и мне не приходится прислушиваться, ведь я практически в его объятиях.

У него такое красивое лицо. Притягательные голубые глаза, темные брови, упругие чувственные губы и шестифутовый (прим. 182,88 см) рост, я могла бы забраться на него, если бы он не был самым высокомерным мудаком из всех, кого я когда-либо встречала.

Коннор О’Дойл — один из тех парней, которых видишь и не можешь не представить себе ваших прекрасных детей, свадьбу на берегу океана и ипотеку. Я делаю это почти каждый день, пока он не открывает рот, и тогда мой милый фантастический дом превращается в воображаемую тюрьму за воображаемое непредумышленное убийство.

Я стою и таращусь, как дура, пока он забирает напиток из моих пальцев и со стуком ставит его на стол.

— Что за черт? — я пытаюсь выдернуть руку, когда меня тащат по бальному залу. — Эй, отпусти меня!

Резкий поворот голов в нашу сторону заставляет меня замолчать. Когда сопротивление ни к чему не приводит, я пристраиваюсь рядом с ним, кивая каждому, кто встречается со мной взглядом.

— Какого черта ты делаешь? — спрашиваю я в песенной манере, прежде чем неловко помахать Марии, когда мы проходим мимо. Аллан, новый управляющий замком, нанял ее из деревни вместе с парнем в качестве персонала, и мы стали своего рода друзьями из-за того, что она все время проводит со мной на кухне и помогает в работе по замку. Я думаю, эта ночь для многих из нас особенная.

Диско-шар над головами отражает сверкающие лучи света на полу впереди и попадает прямиком на мистера широкоплечего О'Дойла и его серый костюм. Туман стелется по клетчатому мраморному полу, когда мы проходим мимо гигантского камина. Он покрыт паутиной, которая спиралью спускается к решетке и выглядит как огромная воронка.

Протащив меня через боковую дверь на кухню, он резко останавливается и отпускает меня.

— Мудак, — бормочу я себе под нос, когда опускаю руки на столешницу, пытаясь схватить посуду, чтобы использовать ее как оружие.

Его бровь поднимается.

— Что ты планируешь с этим делать? — говорит он, в одно мгновение навсегда испортив для меня британский акцент.

Почему все горячие парни мудаки?

Я опускаю взгляд на свою руку, понимая, что моя ладонь сжимает металлический венчик. Конечно, мне нужно было взять венчик, а не нож. Я бы обрадовалась даже вилке, чтобы выколоть один из его красивых голубых глаз.

Он смеется, и я отбрасываю венчик, пытаясь не обращать внимания на то, что этот смех делает с моим животом. Почему меня привлекает этот парень? Он — чертов мудак первой категории. Он, вероятно, изобрел мудачество. «Правила О'Дойла», видимо.

Я упираю руки в бока и поворачиваюсь к нему.

— В чем твоя проблема?

— В тебе, — он практически рычит, делая шаг ближе. — Какого черта ты пьешь на работе? Это то, чем занимаются люди там, откуда ты родом? — его подбородок вздергивается, и претенциозный придирчивый тон возвращается, когда исчезает британский акцент.

Вскидывая руки в воздух, я фыркаю.

— Ты что, сейчас издеваешься надо мной? Больше половины официантов пьют, — затем я указываю на дверь. — Все гости накормлены, мистер О’Дойл, это означает, что мои обязанности на эту ночь закончены. А чем я занимаюсь в нерабочее время, не ваше дело.

Позже я буду убирать на кухне, чтобы помочь Марии, тогда она сможет провести ночь со своим парнем Антоном, но Дойлу не нужно об этом знать.

— Позволю себе не согласиться, поскольку это влияет на удовлетворенность гостей, — он огрызается со свирепым взглядом.

О, он стоит на своем. Я даже не пила!

— Не соглашайся сколько угодно, но то, что я делаю, — это мое дело, — усмехаюсь я, складывая руки на груди. Прислонившись спиной к столешнице из нержавеющей стали, я устремляю на него взгляд. — И если ты еще хоть раз дотронешься до меня, я тебя покалечу.

Ублюдок ухмыляется, и мои брови опускаются.

— Это не смешно, дружок, — огрызаюсь я, чтобы уколоть его.

Он указывает на меня пальцем, явно выведенный из себя.

— Я просил тебя прекратить печь кексы, а ты продолжаешь разбрасывать их повсюду. Это прямое неподчинение, мисс Уитт.

— Прежде всего, гостям нравятся кексы, — отвечаю я с усмешкой. — С тех пор, как я переступила порог этого замка, ты невзлюбил меня и ясно дал это понять. Я не делала ничего, кроме своей работы, и старалась быть милой с тобой. Я не выпила и капли, а также не пекла сегодня никаких кексов, — я машу рукой, когда его взгляд скользит к стойке рядом с нами, где стоит стеклянное блюдо с нетронутыми кексами. — Это вчерашние.

Он выгибает бровь, и я ерзаю под пристальным взглядом, потому что мы оба знаем, что я не все время была милой. В конце концов, я уже не раз говорила ему, чтобы он шел на хер.

— Отлично, — я вздыхаю. — Признаюсь, сначала я продолжала печь их просто для того, чтобы позлить тебя, — в следующее мгновение дыхание перехватывает, когда он входит в мое пространство, и весь воздух покидает мои легкие.

— Конечно, ты это делала, — его голос становится хриплым и глубоким, когда руки обвиваются вокруг меня, и он хватается за край столешницы позади. — Тебе понравилось?

— Отпусти меня, — шепчу я, не уверенная в том, что происходит, но моему телу, кажется, это нравится.

— Нет, не думаю, что отпущу, — говорит он, ухмыляясь, легко обнимая меня.

Эта ухмылка. Он испытывает мои последние нервные клетки. У меня болят ноги, и я просто хочу спать, но он думает, что это смешно? И он все еще в моем личном пространстве. Я теряю самообладание.

— Ты чертовски прав, мне это понравилось! Ты был груб, несносен и подвергал сомнению мои навыки с тех пор, как я переступила порог. Ты заслуживаешь кексы, — рычу я, мое лицо в нескольких дюймах от его. — Я надеюсь, что ты…

— Почему от тебя так пахнет? — стонет он, и я замираю от вопроса, напрягаясь, когда его горячее дыхание касается моей шеи, и он слегка обнюхивает меня за ухом.

Он говорит это так, как будто от меня необычно пахнет, и внезапно я оказываюсь втянута в самый странный разговор, который когда-либо был в моей жизни. От меня воняет? Приходится остановить себя, чтобы не понюхать воздух.

— Как пахнет? — выпаливаю я, когда его нос касается мочки моего уха, и по спине пробегают мурашки, отчего соски твердеют.

Его руки опускаются по обе стороны от меня, когда он делает шаг назад, глядя на меня сверху вниз со странным выражением на лице.

— Что? — спрашиваю я снова, когда он не отвечает.

Его взгляд скользит по моему лицу, и он с отвращением морщит нос.

— Ух, как ты меня достал. Ты действительно самый большой мудак, которого я когда-либо встречала.

Он смеется над этим, и когда я открываю рот, чтобы высказать ему все, что думаю, этот придурок целует меня.

Он целует меня… и я растекаюсь, как самая настоящая сучка. Колени слабеют, а сердце стучит в ушах. О Боже, меня давно так не трогали. Не так.

Он низко рычит, и от этого звука у меня по спине пробегают мурашки. Мои глаза все еще открыты, а его — яростного темно-кобальтового синего цвета.

Он отстраняется, и один уголок его рта приподнимается.

Моя ладонь бессознательно взлетает вверх, и я бью его прямо по небритой щеке.

Шок окрашивает его лицо, а глаза расширяются еще больше, когда я протягиваю руки и дергаю за лацканы костюма, притягивая его обратно к себе. Губы раскрываются под его поцелуем, на этот раз с закрытыми глазами, я представляю, что он немой. Крепче сжимаю дорогую ткань, чтобы притянуть его ближе, мой нос наполнен теплым, горячим запахом мужчины.

Срань господня, он так вкусно пахнет.

Сильные руки сжимают мою спину, а затем одна опускается ниже, крепко обхватывая задницу и заставляя мое тело загореться от дрожи, пробегающей по позвоночнику. Непроизвольный стон вырывается из моего горла.

Если он может сделать это с помощью поцелуя, то я влипла по самые уши.

Легкое покалывание щетины и один низкий стон, исходящий от него, заставляют влагу скапливаться у меня между бедер. О нет.

Его гладкая нижняя губа прижимается к моей как раз вовремя, отчего дыхание перехватывает, и внезапно кажется, что между моими сосками и ягодицами натянулась нить желания, которую он просто дернул, как церковный колокол. Мысли замирают. Боже мой, я хочу, чтобы мистер О’Дойл трахнул меня… Но опять же, не в первый раз эта глупая мысль приходит мне в голову.

— Черт возьми, — я отстраняюсь, грудь тяжело вздымается, когда мы смотрим друг на друга.

Он выглядит еще злее, чем раньше, но его брови хмурятся, как будто он тоже не понимает, что между нами произошло. Я вытираю рот рукавом, и его взгляд темнеет.

— Я полагаю, нам не нужно обсуждать, почему этого никогда не было, — говорит он, поправляя пиджак, затем хмуро смотрит на меня, как будто я сама целовала себя последние пять минут.

Унижение звенит внутри, а желудок сводит от тошноты из-за того, что я ничего не ела. Я должна была поесть несколько часов назад. И что я делаю вместо этого? Спорю с этим засранцем и позволяю ему целовать меня? Уже несколько недель он ведет себя так, будто я нассала в его кукурузные хлопья, и я понятия не имею, почему.

Мои брови хмурятся от презрения к себе, и я мысленно ругаю себя за то, что вообще подпустила его и не огрела кастрюлей для соуса при первой же возможности.

— Убирайся с моей кухни!

Мой желудок сводит, а руки трясутся от необходимости отвлечься, поэтому я начинаю собирать тарелки со стойки и складывать их в раковину. Почему я позволила ему прикасаться ко мне? Тихий плеск воды из крана, и я все еще так остро ощущаю его присутствие, что слышу, как сквозь шум он прочищает горло.

Я оглядываюсь через плечо и вижу, что он прислонился спиной к голой стене на противоположной стороне комнаты.

— Прошу прощения, — говорит Дойл так, словно не он минуту назад проникал языком в мой рот.

Я расправляю плечи.

— За что? Ничего не произошло, помнишь?

— За то, что подумал, что поцелуй поможет тебе немного успокоиться. Тебе нужно хорошенько потрахаться, и извини, что разрушаю иллюзии⁵, но я не тот, кто может тебе с этим помочь.

С широкой ухмылкой на лице он подмигивает мне и нажимает на точку на стене. Камин движется, еще бы, в этом то замке…

Но это все начал он!

— Ты ублюдок, — я хватаю первое, что попадается под руку, и швыряю в него, кипя от злости, когда розовый кекс размазывается по стене.

— Как бы то ни было, увидимся в другой Прекрасный И Замечательный ДЕНЬ, сумасшедшая женщина, — говорит он, а затем проходит через проем, и камин встает на место, когда Дойл выходит из комнаты.

Он только что назвал меня «Пиздень»⁶?

— Ублюдок! — визжу я на пустой кухне, злясь больше, чем когда-либо в жизни.