Как приручить джигита

Глава 50. Молча делать

В мыслях проносятся все диагнозы, которые нам ставили. Под вопросом были и аутизм, и задержка развития. Но, их сняли, потому что Рома развивается в пределах возрастной нормы, просто молчит.

— А что же тогда? — хмурюсь.

— Мутизм.

Такого заболевания я еще не слышала, но звучит страшно.

— При алалии, — продолжает профессор, — нарушена работа речевых центров в головном мозге и лечение направлено на их стимуляцию. При алалии ребенок не говорит, потому что чаще всего не может понять вашу речь. Ваш же сын прекрасно понимает, о чем вы с ним разговариваете.

— А почему же тогда не говорит? — растерянно смотрю на доктора.

— Не хочет, — разводит он руками.

Честно говоря, диагноз этого специалиста у меня вызывает сомнения больше, чем предыдущие. Если бы его выбирал не Дамир, я бы подумала, что это шарлатан какой-нибудь.

— Психологически вашему ребенку гораздо удобнее молчать. Бывают дети-молчуны с рождения. Бывают такие, которые замолкают после какой-то психологической нагрузки. Я понимаю, что вам сейчас трудно осознать это. Но так бывает.

— Ну, это же лучше, чем алалия?

— Разумеется. Разговорим. — подмигивает доктор. — Но, вам нужно будет принять тот факт, что эта болезнь лечится не столько таблетками, сколько общением с ребенком. Если есть стресс, убрать по возможности. Давать новые впечатления. Разговаривать и постоянно задавать наводящие вопросы. Сейчас вы общаетесь, отвечая на жесты сына и его письма. Это нужно постепенно убрать. Делать так, чтобы ему было выгоднее и быстрее вам что-то сказать словами, чем ждать, пока вы угадаете.

Когда Дамир с Ромой возвращаются, профессор уже распечатывает нам рекомендации. Смотрю на сына, сидящего на руках Дамира, и что-то сжимает в груди.

Я всю жизнь мечтала, что у Ромки появится отец. Не надеялась, а именно мечтала, понимая, что такой, как я, классного мужика найти невозможно, а абы кто мне не нужен. А сейчас происходит волшебство. И мне страшно и безумно радостно одновременно.

Получив напутствия от доктора, мы уезжаем из клиники и возвращаемся в город. При Роме ничего не обсуждаем, чтобы он не догадался, что против его молчаливого мира зреет настоящий заговор.

— У меня в голове не укладывается, что он просто не хочет разговаривать. — жалуюсь Дамиру, когда мы заезжаем в торговый центр, погулять и выпить кофе, и отпускаем Рому поиграть в детской комнате.

— Ну, я могу его понять, — смущенно улыбается Дамир, а я таращу на него глаза. — С женщинами трудно разговаривать так, чтобы они не вывернули это против тебя. Лучше просто молча делать.

Растерянно молчу, не зная, что на это ответить.

Это с женщинами-то трудно разговаривать? Это вас хрен поймешь!

— Давай лучше подумаем, как мы можем помочь Роме, — вздыхает Дамир, игнорируя мой возмущенный взгляд, и приобнимает меня за плечи. — Новые впечатления, побуждающие к вопросам ситуации и отсутствие возможности спрашивать по бумажке.

Рома подбегает к нам и тянет Дамира за руку.

— Что ты хочешь, Рома? — уточняет он, направляясь за ним. Сын тычет пальцем в игровой автомат. — Сюда? — кивает. — А это что такое? Давай спросим, можно ли в него играть. Иди, позови тетю.

Смотрю, как Дамир придуряется, пытаясь вытащить из Ромы какие-нибудь слова и не давая ему возможность сразу получить желаемое. Теперь нам придется привыкать общаться с ребенком вот так. Самим переучиваться вместе с ним.

Мне до сих пор эта затея кажется чем-то из разряда фантастики.

Вернувшись в дом Дамира, мы обедаем, смотрим вместе мультики. Ромка, нахватавшись новых впечатлений, засыпает в гостиной. Дамир аккуратно переносит его в комнату, а затем утаскивает меня в спальню.

— Мне в душ надо, — пищу, когда он подхватывает меня на руки.

— Потом, — выдыхает, закрывая за нами дверь и направляясь к кровати. — Я тут подумал, что еще было бы неплохо, если бы у Ромы побыстрее появился перед глазами говорящий пример. Так что, нам нельзя тянуть с детьми.

Испуганно замираю в его руках.

До этого момента я надеялась на действие таблетки. Но прошло время. Теоретически, наверное, я уже могу забеременеть. А вот готова ли я стать мамой снова не в своих фантазиях, а в реальности? Я ведь после предательства Руслана даже подумать о такой вероятности боялась, да и беременностью и материнством толком насладиться не успела — работала до победного, вышла из декрета рано. Нервы-нервы-нервы.

Не прочувствовала кайф. Была в напряжении все это время, потому что хоть и верила в лучшее, но в глубине души очень боялась, что не смогу поднять ребенка в одиночку.

— Я боюсь, — честно признаюсь, глядя на Дамира. Он тут же притормаживает и садится на кровать, не отпуская меня из объятий.

— Чего ты боишься? — шепчет, обнимая меня так крепко, что я едва могу дышать.

— Всего, — закрываю глаза. — Что я снова буду воспитывать ребенка одна. Что у него могут быть проблемы со здоровьем.

— Ты мне не веришь? — вздыхает Дамир.

— Верю, — закусываю губу и обнимаю его тоже настолько крепко, насколько могу. — Но мое доверие мне всегда так дорого обходилось!

Не хочу его обижать. Он уже сто раз доказал, что достойнее большинства мужчин на планете, но тот самый “горький опыт” я получила слишком большой ценой, чтобы о нем забыть.

— Ты права, Юля. — внезапно соглашается Дамир и отстраняет меня так, чтобы посмотреть в мои глаза. — Я немного тороплюсь тоже, в этом мы с тобой похожи. Я не буду настаивать, пусть все идет своим чередом.

— Спасибо, — шепчу и касаюсь его губ, облегченно выдыхая и радуясь возможности немного оттянуть такой ответственный шаг.

Дамир тут же перехватывает инициативу и, стащив с меня кофту и белье, покрывает грудь поцелуями. Сжимает ее в ладонях так, что я шиплю от легкого дискомфорта и стону, когда он прикусывает соски. Чувствительность после таблетки так и осталась, хотя уже и не такая сильная, и, даже наоборот, какая-то мучительно-приятная.

— Иди ко мне, я соскучился, — зовет Дамир, падая на кровать и нетерпеливо расстегивая пряжку ремня на джинсах.

Падаю с ним рядом и проворно стаскиваю с себя штаны, потому что я тоже уже соскучилась и прекрасно знаю, как детки любят просыпаться в тот самый момент, когда родитель задумал заняться важным делом. Думаю, с сексом это тоже работает.

Даже не успеваю снять до конца штанины, как Дамир уже нависает надо мной, расталкивая мои ноги коленом и устраиваясь поудобнее. Заканчиваю раздеваться уже ахая и морщась от первого толчка.

Слишком сладко и остро с первых мгновений. Туго, горячо, глубоко. Не для того, чтобы растянуть удовольствие. А чтобы насытиться как можно скорее. Спустя минуту я уже изнываю под мощным телом, вжимаюсь сильнее, чтобы прочувствовать нашу страсть каждым сантиметром кожи.

— Я тебя люблю, Юля, — выдыхает Дамир, вжимая мои руки в матрас и отстраняясь, чтобы видеть, как меня засасывает в омут наслаждения. Смотрю в карие глаза, блестящие то ли от возбуждения, то ли от рвущихся наружу чувств.

— Я тоже люблю тебя, — выдыхаю с тихим стоном свои чувства, содрогаясь всем телом в такт с замедляющимися толчками бедер. Дамир медлит, ждет из последних сил, когда я успокоюсь, и только тогда выходит из меня.

С замиранием сердца, любуюсь, как он, весь напряженный, облегченно выдыхает и расслабляется, падая ко мне в объятия. Жмусь к нему, такому родному, несмотря на наше недавнее знакомство.

— Мы, кстати, не договорили, — целует меня в плечо, поглаживая пальцами мои волосы. — Роме полезно сменить обстановку. Полетели в Дагестан?