Как приручить джигита

Глава 57. Начало

— Юля! — слышу окрик и оборачиваюсь.

Дамир скачет к нам на вороном коне, как будто герой романтического фильма. Сам в черных брюках и белой рубашке, с кинжалом на поясе. За ним еще несколько мужчин на лошадях, в национальных костюмах. Доехав, Дамир останавливает коня и ловко спрыгивает с лошади, не сводя с меня восторженного взгляда.

Подходит ближе и молчит. А мужчины вокруг поднимают своих лошадей на дыбы и что-то выкрикивают.

— Что-то не так? — смущаюсь, не дождавшись от Дамира слов.

— У меня просто дар речи пропал от твоей красоты, — сглатывает. — Ты как принцесса из сказки. Я хотел тебя впечатлить, а получилось наоборот.

— Папа, — зовет его Рома. — А можно с вами?

— Конечно, сын, нужно, — подхватывает Дамир его на руки. — Пойдемте внутрь, нас ждут.

Рома очень быстро стал звать Дамира папой. Буквально через неделю после переезда я впервые услышала от него “А вот папа сказал…” и едва не расплакалась от эмоций. Видимо, Роме очень, очень не хватало отца, потому что он буквально начал впитывать все, о чем с ним говорил Дамир, и его мнение тут же стало авторитетным для моего ребенка.

Кладу свою ладонь в горячую ладонь моего джигита, и мы все дружно поднимаемся наверх. Мужчины в строгих костюмах, распахнув двери дворца, пропускают нас внутрь.

Огромное пространство с белыми колоннами и лепниной украшено арками из живых цветов и мы идем внутри них, как по цветочному коридору. Под ногами разлетаются лепестки роз.

— Какова красота. Деньжищ, наверное, потратил немерено. — ахает мама сзади.

— Не волнуйтесь, мама, у меня еще осталось, — улыбается ей Дамир обезоруживающе, обернувшись.

Мама благословила нас вечером перед свадьбой. Это было очень мило. Она перекрестила меня, потом зависла на Дамире, махнула рукой и перекрестила и его тоже.

А после обняла нас и шепнула Дамиру, чтобы он говорил ей, если я буду его обижать. Мы от души посмеялись, но я впервые за много лет заметила на ее глазах слезы и поняла, что пусть она никогда не давала волю эмоциям, но всегда по-настоящему волновалась за меня и теперь радуется тому, что мы с Ромой под присмотром настоящего мужчины.

Переехать с нами мама отказалась. Но, чтобы она не скучала в одиночестве, мы с Дамиром приглашаем ее в гости, привозим Рому и отправляем ее отдыхать то на море, то в санатории, откуда мама приезжает с новыми впечатлениями, посвежевшая и отдохнувшая, а потом идет хвастаться подружкам про ухаживающих там за ней пенсионеров.

Доходим еще до одной пары дверей, за которыми играет приятная симфоническая музыка. В открывшемся за ними пространстве перед нами расстилается большой светлый зал с куполом из цветной мозаики под потолком. По сторонам стоят стулья для гостей, а впереди — постамент с обручальными кольцами, возле которого нас ждет женщина, ответственная за церемонию.

Замираю.

Потому что огромный зал полон людьми. Сотни глаз обращены на нас. Я вижу улыбающихся незнакомых женщин в расшитых золотом платьях, серьезных возрастных горцев в национальной одежде, наших московских друзей, которые выглядят немного растерянно среди этой кавказской роскоши. И все они собрались здесь ради нас.

Дамир отпускает Рому и сотрудники помогают ему, маме и девчонкам занять свои места.

— Ничего не бойся, — тихо говорит Дамир, будто чувствуя мое напряжение.

Музыка смолкает, и мы медленно идем к центру зала. И тут начинается то, чего я никак не ожидала.

Сначала тихо, потом все громче и громче гости начинают... петь. Красивым многоголосьем, на своем языке. Мелодия льется под сводами зала, мощная и пронзительная. Я не понимаю слов, но она вызывает такое благоговение и трепет в душе, что все тело пронизывает мурашками.

— Это старинная семейная песня, — шепчет мне Дамир. — Ее поют на свадьбах в моем роду уже много лет.

Подойдя к постаменту, мы останавливаемся. Пение стихает.

Ведущая торжества кивает Дамиру. Он берет мои руки в свои теплые и немного подрагивающие ладони. В зале теперь стоит такая тишина, что слышно, как шуршит мое платье.

— Юля, душа моя, — начинает Дамир, и его голос громко и четко звучит под сводами зала. — Сегодня перед лицом моих предков и всей моей семьи я даю тебе клятву. Клянусь быть твоей скалой и твоей защитой. Всегда идти на шаг впереди, чтобы оградить тебя от любой бури, и на шаг позади, чтобы поддержать, если ты устанешь. Клянусь, что мой дом всегда будет твоим домом, моя семья — твоей семьей, а мое сердце будет принадлежать только тебе. Я беру тебя в жены, чтобы быть твоим мужем, другом и самым верным союзником. Клянусь любить не только тебя, но и твоего, нет, НАШЕГО сына. Быть для него настоящим отцом, примером и опорой.

Испуганно выдыхаю, потому что в первую секунду мне кажется, что Дамир проговорился, но его родные абсолютно спокойно реагируют на его слова. А пожилые горцы, мужчины, даже одобрительно кивают.

Получается, он признался своей семье в том, что Рома не родной? Несмотря на риск быть непонятым и отвергнутым, все равно честно заявил о своем выборе. И они… приняли.

К горлу подкатывает комок. Поджимаю губы и шмыгаю носом, сжимаю его руки что есть силы.

Ведущая смотрит на меня. Собираюсь с силами и делаю глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Дамир… Клянусь быть твоим тылом и твоим самым верным другом. Ты — лучший отец в мире для Ромы, о таком можно только мечтать. Клянусь быть хранительницей нашего очага. Учить твой язык, уважать твои традиции и стать мостом между твоей большой семьей и моей маленькой. А еще я клянусь… — усмехаюсь, шмыгнув носом, потому что из глаз неожиданно срываются слезинки, — Поддерживать тебя во всех начинаниях, потому что я доверяю тебе. Доверяю больше, чем самой себе. Быть ЗА тобой, моим мужчиной, моим джигитом. И всегда, всегда любить тебя.

Дамир быстро обходит постамент и сжимает меня в объятиях, и я рыдаю у него на груди. А зал взрывается такими аплодисментами, что, кажется, звенят стекла.

— Ну, тише, тише, — шепчет мой джигит у меня над головой. — Ты — моя любимая. Все хорошо. Тушь потечет.

— Она водостойкая, — всхлипываю, обнимая его крепко-крепко.

Успокоившись, встаю на свое место, а Дамир возвращается на свое. Обмениваемся кольцами. Нам снова хлопают, кто-то из мужчин выкрикивает “Асса!”

И тут со стула встает седая старушка в традиционном платье. Все разом замолкают. Ее поддерживают две молодые девушки. Они подводят ее к нам и она внимательно, пронзительно смотрит мне в глаза. Затем кивает, словно удовлетворившись тем, что увидела, и что-то говорит на своем языке.

— Это моя прабабушка, — переводит Дамир. — Она говорит: "Добро пожаловать в наш род. Береги семейный очаг, рожай богатырей, будь счастлива".

Она берет мои руки и накрывает их своими — морщинистыми, сухими и теплыми. Потом достает из кармана платья серебряное кольцо с бирюзой и надевает его мне на палец, что-то приговаривая.

— Это оберег, — тихо говорит Дамир. — Ей его свекровь отдала. Больше ста лет ему.

Прабабушка что-то еще говорит, и в зале раздается одобрительный гул.

— Она говорит, что ты принесешь нашей семье много детей и счастья, — улыбается Дамир. — И что у нас обязательно родится дочка.

В порыве чувств обнимаю прабабушку Дамира и, не удержавшись, снова реву.

— Ну, Юля, да е-мое, — слышу возмущенный голос Тани.

Смущенно улыбаюсь и напряжение немного отпускает.

А потом начинается пир.

В еще одном огромном зале накрыты столы, которые буквально ломятся от яств. Тут и кавказская кухня, и европейская. Гости со стороны Дамира рассаживаются за разные столы: мужчины отдельно, женщины отдельно, в дань традициям, а мои родные и наши друзья — за общий стол, по привычке. Ведущая, пока все рассаживаются, заполняет паузу тостами и трогательными пожеланиями, а потом мы с Дамиром выходим в центр зала на первый танец.

Мы репетировали его несколько раз с хореографом, но тогда на мне не было такого длинного пышного платья, и сейчас я волнуюсь. Начинает играть мелодия, и Дамир делает первый шаг, задавая ритм. Мы медленно вальсируем, а все вокруг кружится так, будто на ускоренной записи. Пульс бьет в виски. Мне все время кажется, что я вот-вот наступлю на шлейф, но этого не происходит, а потом мелодия благодаря умелому диджею сменяется на кавказскую национальную, и Дамир начинает танцевать лезгинку, а я — кружиться вокруг него.

Так уж вышло, что у нас получилась многонациональная свадьба и, чтобы угодить всем нашим родным и близким, пришлось проявить креативность.

Бесперебойно звучат тосты, сменяющиеся национальными танцами. На кавказских свадьбах не принято кричать “Горько”, да и вообще невеста должна вести себя скромно, поэтому мы с Дамиром не целуемся. Единственное, что позволяем себе — держаться за руки.

Но, все же веселье идет полным ходом, вина льются рекой, поэтому чуть позже кавказские гости помоложе с удовольствием танцуют под современные хиты вместе с нашими друзьями, да и мы с Дамиром не остаемся в стороне и присоединяемся к веселью, а старшее поколение благосклонно закрывает на это глаза.

По танцполу между взрослыми снуют ребятишки. Рома быстро нашел общий язык с детьми братьев и сестер Дамира, и я даже, кажется, слышу, что он умудряется повторять за ними какие-то неизвестные мне слова, а то и целые предложения. Замечаю, как моя мама что-то рассказывает маме Дамира, а та участливо кивает и качает головой, и усмехаюсь. Видимо, склонность к языкам у Ромы в бабушек.

А потом в зал вкатывают огромный трехъярусный торт, которым, кажется, можно накормить всю страну и мы дружно пьем чай, но потом снова идут горячие танцы и уже родственники с Кавказа учат наших московских друзей танцевать лезгинку. А еще впереди салют.

В какой-то момент Дамир уводит меня из шумного зала на террасу, откуда виден весь сказочно-красивый парк.

— Ну как? — обнимает он меня. — Не испугалась моей огромной семьи?

— Они прекрасны, — искренне отвечаю ему, подаваясь в раскрытые объятия. — И это самый невероятный день в моей жизни. Спасибо тебе, любимый.

— Это только начало, Юля, — шепчет Дамир, склоняясь к моему лицу. — Обещаю. Горько?

Целуемся, пока никто не видит. Прижимаюсь к горячей груди моего мужа и таю в его объятиях. А потом мы просто стоим, обнявшись. И, глядя на огни в парке и слыша доносящиеся из зала звуки нашей свадьбы, я понимаю — это правда. Только начало. Все самое интересное впереди. И мне уже совершенно не страшно.