— Почему ты молчал? — уточняю у Ромы, когда мы остаемся наедине, поднявшись в комнату, чтобы освежиться после дороги.
Молчит.
— Сынок, мне очень нравится, когда ты разговариваешь со мной, — шепчу, сидя перед ним на коленях и гладя его маленькие ручонки.
Молчит.
— Рома, — всхлипываю, — Ну пожалуйста, скажи что-нибудь. Почему ты снова молчишь?
— Я так играю, — наконец отзывается сын, а я облегчённо выдыхаю трясущимися губами. — Я думал, всем весело угадывать, о чём я молчу.
Мне хочется заорать. Пока он играл, я угадывала, подыхая от ужаса.
— Рома, давай не будем так больше играть, — снова всхлипываю и вытираю сбежавшую по щеке слезу. — Мне не нравится.
— Ну, я же не знал, мам, — разводит он руками.
— Я не ругаюсь, — шмыгаю носом. — Просто давай теперь будем играть в такие игры, в которых нужно говорить, хорошо?
Рома кивает.
— Ответь, пожалуйста, — прошу его.
— Хорошо, мам, — соглашается, — а в какие?
Задумываюсь.
— Например, есть игра в города, — спасает меня Дамир, выходя из душа. — Можно угадывать животных, загадывать загадки, учить иностранные языки. А если очень захочется поиграть в молчаливую игру, то есть такая игра, которая называется “Крокодил” — это когда ты молча изображаешь какой-нибудь предмет, а другие его угадывают. Мы с тобой теперь каждый день будем играть в новые игры.
— А если они закончатся? — серьёзно смотрит на него Рома.
— Не закончатся, — усмехается он, присаживаясь рядом с Ромой на кровать и обнимая его за плечи. — Игр много. Пять лет в молчанку играть было не обязательно. Но, из тебя бы получился хороший разведчик.
— А я люблю играть в шпиона, — смотрит Ромка на него весело, а мне снова хочется плакать.
— Отлично. Значит, завтра поиграем в шпионов.
Дамир объяснил маме, что Рома всё это время не разговаривал и теперь ему нужно потихоньку адаптироваться к новой реальности, чтобы она не удивлялась его молчаливости.
А ещё она реально думает, что Рома — родной сын Дамира. И мне очень неловко наблюдать, как она то и дело бросает на моего сына от другого мужчины тёплые взгляды и, причитая «похож, похож», качает головой. Но, в то же время у меня будто камень упал с плеч. Все мои страхи по поводу наших разных менталитетов сейчас отступили куда-то совсем на дальний план.
Абсолютно всё, что я ассоциировала с Дамиром как с кавказцем, оказалось пережитком каких-то историй из прошлого и непонятно откуда взявшихся предубеждений. Ничего из моих опасений не сбылось. Он совершенно другой.
Единственная яркая характерная кавказская черта, которую я могу отметить, — это упрямство, с которым он добивался меня, несмотря на мои отказы. Вот тут да, и красивые ухаживания, и щедрые подарки — всё пошло по классическому сценарию.
И теперь я точно могу сказать, что, конечно же, окружение накладывает отпечаток на человека, но это не делает какую-то национальность хуже или лучше другой. В каждой есть плюсы и минусы, хорошие люди и плохие. Я не понимаю, почему я раньше не обращала на это внимание, ведь у меня перед глазами мой сын, метис русской и кавказца.
Возможно, в какой-то степени это я виновата, что он молчал, потому что я не принимала до конца его гены, его корни. Скрывала ото всех. А теперь, когда я все осознала, когда я счастлива и могу с гордостью признать, что отец Ромы кавказец, мой жених кавказец и мои будущие дети тоже наполовину будут иметь кавказскую кровь, мой малыш почувствовал это на подсознательном уровне и тоже принял себя.
Чуть позже из города возвращается отец Дамира и в родительский дом постепенно стягивается вся большая семья. Мы погружаемся в какую-то бесконечную суету с разговорами, знакомствами и подготовкой праздничного стола. Я с удовольствием помогаю женщинам, с интересом узнавая рецепты фирменных блюд. Подмечаю, что маме Дамира это нравится.
Рома достаточно быстро освоился, несмотря на мои опасения, и теперь бессовестно лазит по рукам мужчин-родственников, потому что они тут же с удовольствием начинают то подбрасывать его, то катать на шее и вообще дурачиться, чего я тоже не ожидала от кавказцев. Оказывается, они очень любят маленьких детей.
— Ну, всё, беги к папе, — благодушно усмехается отец Дамира, который говорит по-русски гораздо лучше, чем мама.
Я замираю, глядя, как Рома кивает ему и бежит к Дамиру, а он невозмутимо сажает его к себе на руки, будто действительно родной отец и воспитывал с пеленок.
— Ой, молодец! — радостно хлопает в ладоши новоиспеченный дед. — Настоящий джигит растет. Приезжай к нам на лето, мы тебя на лошадь посадим и кинжал купим.
И лицо моего сына расцветает самой счастливой улыбкой, потому что дедушка обещал настоящий кинжал! Что ещё нужно для счастья?
Когда на новость о том, что приехал Дамир с семьёй, собираются все возможные родственники, мы садимся за большой праздничный стол. Начинают сыпаться тосты, поздравления, а потом, наговорившись, мужчины запевают красивые национальные песни. Дамир поет вместе со всеми, а я любуюсь им, заслушавшись.
И так мы сидим до самого вечера, пока Рома не засыпает на руках у деда.
Дамир относит его в комнату, а потом мы тихонько сбегаем следом и вырубаемся без задних ног, надышавшись чистым, пьянящим воздухом Кавказа.
Утром я просыпаюсь от поцелуя. Удивленно приподнимаюсь на локтях и смотрю на бодрого и уже одетого в джинсы и рубашку Дамира.
— Доброе утро, — шепчет он, хитро глядя на меня. — Пора вставать.
— Доброе утро, — отвечаю, прочистив горло. — А где Рома?
— Он ушел гулять с бабушкой и дедушкой, не переживай. — улыбается. — Собирайся, а я пока сделаю тебе кофе.
— А мы куда? — окончательно теряюсь.
— А я тебя украду на пару часиков по делам, — подмигивает Дамир, улыбаясь своей самой обольстительной улыбкой. — Рома нас отпустил.