Карнавал в Венеции

Глава первая

Венеция, октябрь 1767 года, первый день карнавала

Кьяра украдкой нащупала тонкий кинжал, спрятанный за поясом широкой юбки. Острие слегка поцарапало ладонь, но ей стало не так страшно, когда человек, словно клещами сжимавший ее руку, свернул с ярко освещенной площади Сан-Марко на темную и узкую улочку, где едва могли бы разойтись двое прохожих.

Человек явно торопился и оставил без внимания ее едва заметный жест. Вскоре они остановились перед потрескавшейся от влажности почти неприметной дверью, и он дважды стукнул по ней кулаком.

— Пришли, — сказал он, мельком взглянув на Кьяру.

— Ты сказал, что отведешь меня в дом богатой и знатной синьоры. — Кьяра вырвала руку и приготовилась либо бежать, либо пустить в ход свой кинжал — смотря по обстоятельствам. — Знатная синьора даже близко не подойдет к такому убогому дому.

Незнакомец обернулся и взглянул на девушку. В свете тусклого фонаря, висевшего над входом, ее кожа казалась землистой. Но он видел девушку днем и знал, что ее щечки похожи на золотистый абрикос. Взгляд ее ярко-синих глаз был настороженным, однако страх отсутствовал.

А девчонка с характером, подумал он. Он оставит ее себе и заработает на ней неплохие деньги. А когда она станет ему не нужна, сутенеры, обитающие в темных закоулках Венеции, с радостью помогут от нее избавиться. Правда, он вдруг почувствовал что-то вроде угрызений совести, но быстро их подавил, как только представил свою дочь, неподвижно лежащую в постели, несмотря на дорогие снадобья, которые ей прописывают доктора.

— Я привел тебя куда нужно. Это казино синьоры Джульетты Бальдини, вдовы синьора Луиджи Бальдини. — Поскольку он говорил правду, то без особого труда придал уверенность своему голосу. — Будь ты венецианкой, — продолжал он, — то знала бы, что синьор Бальдини был очень богат. И знала бы, что знатные дамы принимают гостей в своем дворце лишь по официальным поводам. А с друзьями они встречаются вот в таких небольших домах, как этот, где гости могут вести себя непринужденно и развлекаться в более интимной обстановке. — Его губы сложились в усмешку. — Разве тебе это неизвестно? Или ты врешь и не обладаешь никаким даром ясновидения.

— Я вижу то, что мне дано увидеть. Иногда я вижу много, а иногда — почти ничего. Если я — ясновидящая, это еще не значит, что мне известно все.

— А тебе, крошка, и не обязательно знать все. — Незнакомец рассмеялся, и его смех гулко отозвался в пустынном проулке.

Ей и на самом деле лучше знать поменьше, подумал он и снова схватил Кьяру за локоть.

— Все, что от тебя требуется, — это предсказать кое-кому судьбу. Точно так, как ты это делала сегодня днем на площади. — Плечи Кьяры были закутаны в старую черную шаль, но шея и верхняя часть груди над вырезом блузки оставались открытыми, и незнакомец не мог скрыть своего оценивающего взгляда. — И будь полюбезней с гостями синьоры Джульетты.

Дверь со скрипом отворилась, на пороге появился дворецкий в дорогой, зеленой с золотом ливрее и с канделябром в руках.

— Опаздываешь, Манелли. Синьора Джульетта уже начала терять терпение. — Дворецкий повернулся и стал подниматься по узкой лестнице.

Кьяра, все еще не выпускавшая из рук кинжала, позволила втолкнуть себя в небольшую прихожую.

Обстановка — круглый стол на гнутых ножках, обитые красным бархатом стулья, дорогие свечи в золоченых канделябрах — свидетельствовала о том, что дом, скорее всего, действительно принадлежит знатной даме. Откуда-то сверху доносились смех и звуки мандолины. Пахло кофе, духами и растопленным воском.

Кьяра подумала о нескольких серебряных монетах, которые она сегодня заработала и спрятала в кошельке, привязанном к поясу. За сегодняшний вечер ей тоже пообещали вознаграждение. Так что она сможет оплатить пребывание своей сестры на небольшой ферме близ Падуи. А самое главное — это еще на один шаг приблизит ее к отцу, и месть, которая была смыслом ее жизни последние два года, наконец свершится.

— Отпусти руку, — тихо сказала она тому, кого дворецкий только что назвал Манелли.

Тот посмотрел на Кьяру и неожиданно увидел, как изменился взгляд девушки: он будто бы остекленел.

Жадность и жестокость — вот что увидела Кьяра, глядя на Манелли, но, присмотревшись пристальнее, поняла, что тот испытывает боль и беспокойство. Перед ее внутренним взором предстала молодая женщина, которая, сев в постели и протягивая руки, сказала: «Папочка».

Кьяра моргнула и сосредоточила взгляд на мужчине.

— Не беспокойся. Твоя дочь поправится. — Увидев, как глаза Манелли засветились отчаянной надеждой, она улыбнулась. — Поверь мне. Я это видела.

С этими словами Кьяра пошла наверх вслед за дворецким.

Глупая болтовня Джульетты страшно раздражала Луку Дзани. Он отвернулся и, перекинув одну ногу через подлокотник дивана, стал машинально пощипывать струны мандолины. Из соседней комнаты доносилось позвякивание монет, и он уже подумывал, не присоединиться ли к игрокам. Может быть, партия в «фараона» с высокими ставками развеет его скуку и поможет ему избавиться от апатии, которая не покидала его с тех пор, как он приехал в Венецию.

Однако лень, которой, казалось, были заражены все венецианцы, взяла верх, и он так и остался сидеть. Из-под полуприкрытых век он лениво рассматривал золоченую лепнину на потолке, а перед его мысленным взором расстилалось безбрежное синее море.

Он скучал по свежему, чистому морскому воздуху, но у него не было сил оторваться от удовольствий этого праздного города, где никто ни о чем, кроме развлечений, не думает.

Соблазны и чувственные удовольствия подстерегают тебя здесь на каждом шагу, думал он, и кажутся нормой жизни, почти единственной реальностью. А ведь он приехал в Венецию с определенной целью — выступить перед Большим советом от имени адмирала Анджело Эмо и потребовать больше кораблей и людей для борьбы с пиратами. И тот человек в маске, который подошел к нему на площади и заговорил с ним о свободе и возрождении Венецианской республики, тоже был из реальной жизни.

Краем глаза Лука увидел, что Джульетта встала и собирается уходить; он вздохнул с облегчением. Она была красива, а в постели столь же искусна, как высокооплачиваемая куртизанка, но уж слишком утомительна. Изящное рубиновое с бриллиантами ожерелье, которое Лука намеревался преподнести Джульетте в качестве «отступного» подарка, уже несколько недель лежало у него дома, но он почему-то медлил, надеясь, что все разрешится как-нибудь само собой.

Кто-то тронул Луку за плечо, и тот в недоумении обернулся, но возле него никого не было.

Выпрямившись, Лука оглядел комнату. В дальнем углу дремал в кресле какой-то старец. Напротив него двое молодых людей в масках были заняты таким пылким флиртом, что, казалось, забыли, что они не одни.

В дверях Джульетта разговаривала с каким-то крупным мужчиной и высокой молодой девушкой в цветастой юбке. И снова Луке почудилось, что кто-то до него дотронулся, но на сей раз он мог бы поклясться, что это была женская рука и она прикоснулась к его груди чуть повыше сердца.

Он отложил в сторону мандолину и поймал взгляд девушки. Она смотрела на него с нескрываемой враждебностью. Удивившись этому, Лука встал и подошел к Джульетте.

— Что здесь происходит? — поинтересовался он, все еще глядя девушке прямо в глаза. Эти глаза были цвета воды в Адриатическом море, но они пылали такой ненавистью, с какой Лука еще ни разу в жизни не сталкивался.

— Эта цыганка — ясновидящая. Она предскажет судьбу нашим гостям, а потом… — усмехнулась Джульетта, — потом их развлечет. Не правда ли, дорогой, это что-то новенькое?

Но Лука пропустил слова Джульетты мимо ушей. За свои двадцать семь лет он нажил немало врагов, однако еще никогда не сталкивался с такой неприкрытой ненавистью, даже когда в ход шли мечи или шпаги.

В первый раз за много недель он почувствовал интерес к жизни. Эту загадку стоит разгадать, подумал он. Тем более что она связана с женщиной, внешность которой достойна кисти Тициана. Лука оглядел ее всю, и его приятно поразило полное отсутствие притворства.

Черные кудри, рассыпавшиеся по плечам, совершенно очевидно не были знакомы с притираниями, которыми пользовались венецианки, чтобы осветлять свои волосы, как того требовала мода. Губам цвета спелой клубники не нужна была помада, а золотистой коже — пудра. В довершение всего вместо мушки на щеке была явная грязь.

Лука снова взглянул в глаза девушки. Они были странно неподвижны и обращены куда-то мимо его лица. Это еще больше его озадачило.

Нет, он непременно должен разгадать эту загадку.

Это он. Трудно поверить, но она узнала светлые волосы цвета спелой пшеницы, хотя и не завитые и не напудренные по моде, а схваченные на затылке черной лентой. И точеный, совершенный профиль.

Кьяра даже тряхнула головой, чтобы прийти в себя. Она, должно быть, ошибается. Неужели ей так повезло и судьба свела ее с человеком, которого она ненавидит? Ненавидит даже больше, чем своего отца.

Но тут он повернулся, и она поняла, что не ошиблась. В целом свете не могло быть других таких губ, изгиб которых обещал и блаженство, и страдания. Так, наверно, выглядит Люцифер, подумала она. Падший ангел, который предпочел править в аду, чем прислуживать в раю.

Кьяра смотрела, как он встает и идет к ней, и вопреки здравому смыслу не могла не восхититься его красотой. Кьяра снова нащупала рукоятку кинжала, спрятанного за поясом юбки. Однажды она уже пролила кровь этого человека. Кинжал поможет и еще раз. Но не сегодня.

Кьяра смотрела на него, и неожиданно будто чья-то рука отодвинула в сторону ненависть внутри нее, и она услышала голос. Внутренний голос, иногда призывавший ее погрузиться в призрачную область ощущений и образов и заглянуть в душу стоящего перед ней человека.

И она увидела свет. Чистый свет, подобный лучам восходящего солнца. Она думала, что увидит тьму и зло, но их не было. Видимо, это какая-то уловка, хитроумный трюк, чтобы ослепить ее, решила она. Но тут за спиной человека, внутри которого был свет, появились очертания темного силуэта. Она узнала его — те же совершенные черты лица, та же стать. Но этот силуэт окружала темная аура, такая явственная, что она могла бы потрогать ее руками.

Стало быть, он владеет секретами черной магии, решила она. Он хотел ослепить ее своим сиянием, чтобы она не увидела его темную душу. Но ему не удастся ее обмануть — она уже увидела зло.

Усилием воли она заставила себя вернуться в реальный мир. Мужчина все еще глядел на нее. В его взгляде было не простое любопытство. Он смотрел так, как мужчина смотрит на женщину.

Однако в ту ночь в цыганском таборе на окраине Тосканы она была свидетельницей того, как этот человек надругался над ее сестрой. Дьявольский огонь и похоть светились тогда в его взгляде.

Сейчас этот взгляд был другим. Угадывавшееся в нем вожделение было более утонченным, притягательным. И невидимыми щупальцами оно коснулось Кьяры прежде, чем та успела это понять и защититься.

— Что ж, начнем!

Визгливый голос Джульетты прервал размышления Луки. Он увидел, как необычный свет в глазах цыганки померк. Но за секунду до того, как она снова посмотрела на него с ненавистью, мужчина заметил, что ее взгляд смягчился, словно он каким-то образом тронул в ее душе струну, созвучную его собственным ощущениям.

— Сними свою ужасную шаль. — Капризный тон Джульетты вызвал у Луки раздражение. Вообще он заметил, что это чувство возрастало уже несколько недель. Видимо, настало время подарить Джульетте рубиновое ожерелье и расстаться с ней. — Тебе бы следовало ее отмыть, Манелли, — продолжала выговаривать Джульетта, размахивая перед носом Кьяры веером из слоновой кости и искусно расписанного пергамента. — Впрочем, кое-кому эта дикарка может и понравиться. Ты уж постарайся, Манелли, чтобы она понравилась моим гостям. Я полагаюсь на тебя.

Манелли сдернул шаль с плеч Кьяры и подтолкнул ее в комнату, где в ожидании чудес уже собралась большая компания гостей.

Джульетта, взяв Луку под руку, хотела отвести его в сторону, но он не сдвинулся с места.

— По-моему, ты слишком заинтересовался этой девчонкой, дорогой. — Джульетта надула накрашенные губы.

— А разве не этого ты хотела? — удивился Лука. — Разжечь любопытство своих гостей?

— Но ты же не гость, ты…

Лука приложил палец к губам Джульетты, призывая ее помолчать, и стал наблюдать за цыганкой. Окружившие ее гости протягивали к ней ладони и все разом просили предсказать судьбу.

— Я не гадаю по ладони.

При звуке ее голоса Лука вздрогнул: для юной девушки он был низким и хрипловатым, но как нельзя лучше подходил цыганке, которая привыкла проводить ночи в открытом поле у костра.

— Я не могу видеть всей вашей жизни. Вы можете задавать вопросы, и если мне будет позволено увидеть ответы, вы о них узнаете.

— Да она мошенница, — прошипела Джульетта. — Манелли и лиры от меня не получит.

Неожиданно от группы гостей отделился некто в длинном черном плаще и плотно прилегающей белой маске, закрывавшей две трети лица. Капюшон из черного кружева ниспадал на плечи, так что было невозможно определить, скрывается под этим нарядом мужчина или женщина.

Человек приподнял треуголку в знак приветствия и слегка поклонился.

— Скажи мне, покорится ли когда-нибудь женщина, которую я люблю? — Вопрос был задан скрипучим шепотом.

Лука увидел, что взгляд цыганки снова остекленел, а сама она застыла в полной неподвижности. Казалось даже, что она перестала дышать.

Прошло несколько минут. Девушка тяжело вздохнула, и отсутствующее выражение исчезло.

— Женщина, которую ты любишь, покорится тебе не один раз. Но она никогда не отдаст своего сердца.

— Почему?

— Потому что ее сердце принадлежит только ей одной.

Человек в плаще жестом показал, что он не верит.

Кьяра пристально посмотрела в глаза, сверкнувшие в разрезах маски.

— Ни один мужчина не будет любить вас так, как вы сами себя любите, синьора.

Манелли вцепился в плечо Кьяры и, наклонившись к ее уху, предупредил шепотом:

— В Венеции никто не смеет раскрывать тайну маски.

Кьяра сбросила руку Манелли и с отвращением отвернулась: от него противно пахло луком и дешевым вином.

— Тот, кто не хочет знать правду, пусть не задает вопросов.

— Оставьте бедную девушку, — промолвила маска, и на сей раз голос был явно женским. — Она сказала правду.

Женщина рассмеялась и, протянув Кьяре золотую монету, повернулась и направилась к выходу.

В комнате воцарилась тишина. Все узнали голос, но никто не решался открыто это объявить. Он принадлежал сказочно богатой и эксцентричной синьоре Лауре Парадини, которая постоянно нарушала все условности и без того весьма терпимого в вопросах морали венецианского общества. Лаура Парадини пережила трех мужей, тогда как половина аристократок Венеции была вынуждена уйти в монастырь из-за недостатка склонных к браку мужчин.

Одобрение синьоры Парадини послужило знаком для присутствующих, и они окружили цыганку, требуя немедленно ответить на их вопросы.

Однако Кьяра растолкала гостей. Ей необходимо поговорить с этой женщиной. Когда Кьяра проникла в сущность синьоры Парадини, она явственно почувствовала присутствие своего отца. Кьяра не увидела его, но он там был.

Ей во что бы то ни стало надо узнать, была ли эта женщина знакома с ее отцом. Возможно, это ключ к разгадке.

— Синьора, — окликнула Кьяра женщину в плаще, увидев, что та уже спускается по лестнице. — Пожалуйста, подождите.

— Возможно, мы с тобой еще встретимся, но сейчас я тороплюсь проверить, правильно ли твое предсказание. — Синьора махнула рукой и сбежала вниз.

— Что ты себе позволяешь? С ума сошла? — Манелли схватил Кьяру, видимо опасаясь, что она сбежит.

Кьяра вырвалась из рук Манелли и вернулась к гостям. Она разыщет эту женщину, поклялась себе девушка, а через нее найдет отца — после того, как осуществит свою месть.

Судьба оказалась к ней благосклонной. Кьяра отыскала взглядом в толпе гостей высокого светловолосого мужчину. Да, она отомстит, и гораздо раньше, чем надеялась.

Лука стоял, скрестив на груди руки и прислонившись к стене, обитой тончайшей кожей с золотым тиснением. Целый час он не спускал глаз с цыганки, наблюдая, как она, раз за разом, погружается в какие-то неведомые глубины и при этом взгляд ее останавливается, а тело застывает, словно у мертвой. И всякий раз после этого она изрекает нечто, что потрясает толпу, ибо это оказывается правдой.

Лука всегда считал себя просвещенным прагматиком, который не верит в сверхъестественные силы, и поэтому не сомневался, что здесь кроется какой-то обман.

Непонятно только, почему она смотрит на него с такой ненавистью? Может быть, ему удастся подобрать к ней ключик? Он признался себе, что цыганка волнует его, и ему это нравилось.

— Нет, ты говоришь неправду, — раздался истеричный голос. — Я передам тебя инквизиции.

Джульетта подбежала к бившемуся в истерике гостю и принялась его успокаивать:

— Мой дорогой Савини, не стоит так расстраиваться из-за слов глупой цыганки. — Джульетта взяла его за руку, одновременно указав Манелли глазами на Кьяру. — Не думаете же вы, что все ее прорицания — святая истина? У меня есть предложение, как нам решить эту проблему.

Лука смотрел, как искусно Джульетта справилась с неприятной ситуацией: Савини явно успокоился, а гости принялись пить кофе с бренди и сплетничать, будто ничего особенного не произошло. Тем временем Манелли увел Кьяру в соседнюю комнату.

Оторвавшись от стены, Лука последовал за ними.