Кентская красавица

Глава 10

— Это очень любезно со стороны твоей матери, — сказал Билл проницательно. Он осторожно взял пакет и открытку из моих рук, будто бы тщательно избегал соприкосновения с моими пальцами. Я не удивилась бы, если бы он продезинфицировал их. В «Пенфорде» мы поступаем так, когда у наших ботинок отрывается подошва, или ботинок «просит каши», или у домашней птицы заводятся паразиты. Вместо этого он смотрел на них совсем отвлеченно и только после этого бережно положил на дубовый стол в комнате представителя Кентиш-Мейд.

Было уже два часа воскресного дня. Седьмое апреля. Сквозь зарешеченное окно я могла видеть, как машина первого посетителя въезжает в ворота усадьбы. Клены и дубы, что стройными рядами выстроились до самого входа, уже покрылись листвой. Да, весна действительно пришла, можно было отметить это с долей иронии. Подобно попытке моей матери просватать меня, пришла слишком поздно.

— Твоя мама просто прекрасный человек.

Он взглянул на меня так, будто бы вдруг спросил себя, куда, как говорят генетики, делись рецессивные гены, куда могла испариться наследственная доброта.

— Она очень любит тебя, — сказала я честно.

— А я — ее.

Это было немного больше того, что он мог бы сказать по этому поводу. Тема была опасной. Поэтому наступила довольно длительная пауза, но Билл не сделал попытки прервать ее. Возможно, он просто ждал, что это сделаю я. И еще мне вдруг показалось, что он ждет, когда я скажу что-нибудь.

Так мы и стояли. Довольно многозначительно он выдвинул стул и бесцеремонно пригласил:

— Садись, что же ты стоишь, Шарлотта?

Я присела на край кожаного сиденья.

— Во-первых, Шарлотта, ты кое-что забыла, не так ли?

— С днем рождения.

Он склонил голову, и тень улыбки пробежала по его губам.

— Спасибо.

Улыбка замерла и пропала. Выражение его лица стало более холодным и суровым, чем когда-либо.

— Но это не то, что я имел в виду.

Я думала. Я все еще не понимала, что ему надо. Но я знала его слишком хорошо, чтобы понимать достаточно, и не пошла у него на поводу, что бы то ни было.

Я помотала опущенной головой.

— Тогда позволь мне освежить твою память.

Билл изучал древнюю дубовую резную доску камина. Но огонь не горел. Между каминными собачками стояла круглая медная ваза со светло-желтыми цветами. Я вспомнила, как еще вчера сэр Беркли понюхал эти цветы у меня на столе, когда заметил, что Билл ведет себя с Элоизой слишком нагло. Аромат цветов стал удушающим. Выражение моих губ было, очевидно, упрямым, но я действительно не могла унять дрожь.

— Давай дальше, — сказала я, небрежно усаживаясь на стуле.

Глаза Билла сузились.

— Тогда почему ты сюда пришла, Шарлотта? — сказал он серьезно. — Я просил тебя не приходить сюда до тех пор, пока ты не сможешь дать мне объяснения.

— О Джейсоне?

— О Джейсоне, покидающем твою квартиру в столь ранний утренний час, если быть точным. — Стояла длинная пауза. — Возможно, — Билл продолжал, — ты можешь дать их сейчас.

— Я не могу.

Но, хотя я и знала, что не виновата ни в чем, я не могла встретиться с ним взглядом, непонятно почему. Возможно, из-за смешанного с беспокойством гнева? Но главным образом, несмотря на то что он был в гневе и у него был диктаторский и своевольный характер, я чувствовала, что могла бы находить эти качества просто прекрасными, любить и заботиться о ком-нибудь, подобном ему. Я молчала и теребила пластмассовую ручку своей сумочки. Я слышала шум машин, поворачивающих к воротам поместья. Я слышала звон ударов из кузницы, гул трактора, крик ягнят.

— Начни, — продолжал Билл Напьер, — с позорного ночного происшествия. — Глаза Билла капризно глядели на пакет моей матери. Почему, я подумала горько, он имеет право врываться в мои чувства, будто он мой старший брат, да еще так строго?

— Джейсон простудился, — сказала я с улыбкой.

Он опять гневно нахмурился:

— Серьезно, я надеюсь?

— Билл!

— Я сожалею только, что у него не началась пневмония и что он не сломал себе шею.

Я была буквально шокирована, Билл исходил злостью, как школьник.

— Но почему? — спросила я, вставая. — Что, действительно, с тобой происходит?

Он положил руки мне на плечи и раздраженно встряхнул меня:

— О Боже, Шарлотта, ты должна была догадаться. Я полагал, что ты все знаешь.

Я ничего не сказала. Я предполагала совсем другое по этому поводу. И ошибалась.

— Твоя мама знает.

— Я надеюсь, она знает, — сказала я горько. — Также знает и сэр Беркли.

— Он замечательный, проницательный пожилой человек. Это дает мне, Шарлотта, я надеюсь, некоторые права.

— Ни за что, — сказала я резко. — Есть же предел этой братской опеке!

— Братской! — Он выкрикнул это слово, как будто бросил в меня горячую головню. — Братской. Вижу. Ты это сама сказала.

— Да, я назвала это так. Потому что как еще, черт возьми, это назвать?

Билл Напьер ничего не сказал. Этот простой аргумент, кажется, хорошо подействовал, и он действительно замолчал. Его лицо было так близко к моему, что я могла дать пощечину.

— Ты высказала свою позицию очень ясно, Шарлотта, — сказал он небрежно минуту спустя.

— Не свою, а твою.

— И мою.

Я так хотела повторить, что это была его позиция, и только его, но не могла даже дышать, а сила воли покинула меня. Я только рассматривала, как он держит голову, как луч света падает на его высокие скулы, а также допустила фривольную мысль, что его уши прижаты к голове, а волосы на шее растут низко. Правда была неизбежна. Я любила его с тех пор, как повзрослела и встретила его вновь. А может быть, дюжину лет назад…

С каким-то холодным достоинством он сказал:

— Если у нас больше не будет возможности поговорить, я скажу то, что всегда хотел сказать тебе. Я очень сильно влюблен. Но очень безнадежно. — Он улыбнулся мне холодно и примирительно.

— Я знаю, — сказала я с усилием. — Я не слепая.

— Может быть, ты должна полюбить, чтобы ослепнуть? — сказал он мягко.

Я не ответила.

В тишине было слышно ржание лошади. Я слышала топот ног, обутых в недавно подбитые ботинки. Другие люди были заняты повседневными делами. Они, должно быть, были на другой планете.

— Ты любишь, Шарлотта?

Он спросил меня так нежно, что я даже испугалась, что могу опозориться и зареветь. Он сильно обнял меня за плечи, так что моя голова оказалась на его груди. Этот жест был утешающим и нежным, не больше.

Я кивнула:

— Ты не хочешь спросить меня, кто он?

— Я не могу. — Несмотря на это, он не мог больше себя контролировать и горько сжал губы. Еще горше он сказал: — Хорошо, в таком случае я знаю, что делать.

— Что? — спросила я с удивлением.

— Я встречусь с господином Джейсоном. И сэром Беркли. Будет назначен день свадьбы. Ведь твои чувства ко мне братские. — Он стряхнул мою руку.

— Стоп, — сказала я. — Все хорошо. Он, я имею в виду, это не он. Я имею в виду, мы не можем сказать сэру Беркли. И ты не должен. Ты знаешь, свадьба уже состоялась.

Я не знала, как все это закончится. Только подумала, что Билл посмотрел на меня так, будто увидел привидение. Может быть, так казалось из-за пламени или все так и было. Но внезапно появился Ленни со станции, его голова просунулась в дверь и крикнула:

— Все к насосам! Горит буровая!

И тут внезапно зазвонил телефон и завыла сирена.

Пенфорд-Холт менялся слишком быстро. Мой разум все еще находился в секретариате представителя Кентиш-Мейд, обдумывая сцену, ухудшившую до предела отношения между Биллом Напьером и мной, пока в деревне начиналась суматоха. Оранжевые языки пламени на самом верху вышки казались похожими на маяк, предупреждающий армаду о близости берега.

Все бросили свои занятия незаконченными — как в Помпее. Отряд добровольцев-пожарников собирался на пожарной станции. И все, что они умели делать прекрасно, — так это тушить пожары в сельской местности и в лесу. Все операции выполнялись в полной тишине. Бармен, наливая пиво для удивленного городского посетителя поместья «Кентиш-Мейд», поставил наполовину наполненный стакан на стойку, поднял ее откидную часть и растворился на широкой улице. Кузнец бросил работу, — он наполовину подковал копыто пони и без каких-либо объяснений (в таком случае они никому не требовались) бросил узду владельцу и понесся к двери пожарной станции.

Одновременно все буквально наводнилось мотоциклами приехавших с верхних участков людей все еще с комьями грязи на ботинках. Кассир поместья покинул свою кабинку, и шаг за шагом с дворецким в утреннем приличном костюме они вприпрыжку побежали к пожарной станции.

Секундой позже это уже были крепкие мужчины, в шикарной униформе, полированных шлемах, о которых они так любовно заботились, быстро двигавшиеся к пожарной машине. Сирена завыла, голубые огоньки замигали. Я слышала, как шины скрежещут на проклятой дороге, как быстро они поворачивают к вышке.

И тогда, как будто этого было недостаточно, как будто глубоко в сознании людей из деревни засело сознание вины к буровой и людям, работающим там, в этом направлении последовал целый конвой машин с несколькими специальными орудиями для борьбы с горящей нефтью. Деревянные колотушки для лесных пожаров, металлические колпаки, закрывающие волосы от огня, огнетушители и мешки с песком.

Я успела разглядеть машину бригадира Криспа со старой водяной пушкой, расположенной на крыше, и во главе всего этого пурпурный «MG» Робина.

И я пошла тоже, даже не знаю почему. Я не могла даже думать о том, чтобы остаться в деревне, я надеялась помочь тушить огонь. Я предполагала, что смогу, а Билл командовал с маленькой машины Ленни и уже быстро уезжал. И несмотря на все, я хотела тоже быть там.

Когда я проехала половину пути, санитарная машина промчалась мимо меня, ревя сиреной, и воображение мое разыгралось. Я увидела Билла, охваченного лепестками пламени, видела, как Билл вошел в машинное отделение. Билл. И вдруг я поняла, что все эти дни я видела Билла.

Я сжала зубы и вела машину дальше. Я опустила окно и почувствовала запах горящей нефти. Темный шлейф сажи оседал на только что распустившихся листьях буков. Я вдавила педаль газа, уткнувшись в бампер впереди идущей машины. Все ехали очень медленно. Где-то впереди была пробка, мое воображение рисовало разные картины. «Скорая помощь» не возвращалась. Возможно, у них даже находится Билл.

Я повернула в последний раз и поехала к входу с остальными машинами. Неожиданное зрелище предстало передо мной. Пожарные машины были припаркованы снаружи, у входа на территорию буровой установки, повернутые капотами в сторону деревни. Все были все еще на месте. Брандспойт казался не раскрученным. На их безупречных ботинках совсем не было грязи. Только общее выражение их лиц поменялось с яростного на безразличное. «Скорая помощь» разворачивалась и собиралась отправиться в обратный путь. Световые маячки «скорой помощи» не горели, все машины сельских жителей с их разносортным оборудованием для тушения пожара были припаркованы вокруг. Но я заметила все это как бы вторым сознанием.

Почти в тот же момент я заметила с огромным облегчением знакомый силуэт — это была высокая фигура Билла Напьера, он был жив и отдавал распоряжения. На нем была стальная каска, и он держал мегафон у своих губ. Он обращался ко всем.

— Еще раз обращаюсь ко всем и к каждому, здесь нет пожара. Повторяю, нет пожара. Это всего лишь процесс сжигания отходов, все под контролем. Происходящее было представлено как пожар. Я должен разъяснить это. Мы полностью исследовали все, и там действительно нет другого источника огня. Мы очень благодарны, однако, за вашу помощь, и спасибо вашей превосходной пожарной бригаде. Я уже сказал им, что они прибыли в рекордное время.

С чувством облегчения я села в машину и смотрела на него открыто. Не было сомнений, что он очаровал не только птиц на деревьях, но и Элоизу. А также и всех жителей Пенфорда. Он теперь всех приручил.

— А сейчас, перед тем как вы все рассядетесь по машинам, пожалуйста, продвигайтесь назад ко входу той же дорогой, которой приехали сюда, — это все, что я хотел сказать. Мы вскоре покинем Пенфорд-Холт. И вы не увидите нас здесь долгое время. Итак, я хотел бы отпраздновать это происшествие в «Кентиш-Мейд» сегодня вечером, я буду счастлив угостить пивом каждого, кто так заботился о нас.

Он закончил свою речь скромно, но с непокорной улыбкой. Он не сообщил, что может состояться праздник. Наверное, так и будет. Перед тем как нефтяная компания уедет отсюда, это конечно же будет объявлено. Это самое наилучшее для деревни, потому что сегодняшнее происшествие объединило всех.

У меня появилась возможность повернуть голову ко входу, я изучала Билла с довольно близкого расстояния. Сейчас его дружелюбная улыбка, предназначенная сельским жителям, исчезла, а лицо опять стало хмурым. Вокруг его губ была бледность. Он посмотрел на меня и мою машину с неодобрением. Он хотел было опять открыть рот, чтобы продолжить, когда кто-то крикнул из одной машины, находящейся позади. Я посмотрела в зеркало заднего вида и увидела белую открытую машину Джейсона и самого Джейсона, пытающегося выпрыгнуть наружу поверх дверцы, не пытаясь даже открыть ее. На нем был яркий шелковый шарф, завязанный высоко на шее, и кремовый свитер. Он направлялся ко мне.

— Ты здесь, Шарлотта. — Он остановился только для того, чтобы посмотреть с негодованием на Билла. — Большие новости! Не могу дождаться, чтобы сообщить тебе их.

— Ты можешь, по крайней мере, дождаться, пока вернешься обратно домой.

Билл сделал шаг вперед и властно подозвал меня:

— Твой поворот, Шарлотта. Назад. Давай, справа заперли. Дай газу. Сейчас можешь ехать.

Так, если он не хотел избавиться от меня, он давал возможность маленькому «уолсли» пропихнуться к выходу.

Джейсон так и стоял слева.

На этот раз Билл не давал ему дороги. Джейсон сложил руки рупором и крикнул.

Его слова врывались в мое открытое окно, я не могла дождаться, когда кавалькада вернется в Пенфорд.

— Мы рассказали дяде — Мария и я! — Он выглядел словно ягненок.

В то время как я ускорила свое движение по свободной дороге в направлении Пенфорда, он все еще отчаянно жестикулировал. Маленький прямоугольник зеркала водителя как бы зафиксировал портрет, подумала я тогда, действительно счастливого мужчины. К тому времени, когда я повернула и выехала из поля зрения, его счастье выливалось даже на Билла Напьера. Позже я видела их, как двух женихов, держащих друг друга за руки. Картинка стерлась. Начинался дождь.