Глава 5

Ироническим жестом, а может, и жестом глубокого презрения у Билла Напьера был последовавший вскоре монтаж буровой вышки в среду, в день митинга общественного протеста. Весь день незнакомые грузовики с чужими, похожими на пришельцев людьми в белых металлических касках сновали по полю около фермы Ломбарда и были похожи на пчелиный рой. Стаи вертолетов, гудя, летали над поместьем с какими-то частями странных конструкций, прицепленными под фюзеляжами.

«Похожи на ос, раздирающих на куски плоть своей жертвы, — писал сэр Беркли о том, что он видел, чтобы использовать эти заметки в своей речи. — Особенно учитывая то, что этой жертвой были мы — жители деревни».

Я встряхнула головой. Моя стычка с Биллом на пороге деревенского холла подогрела мой интерес к борьбе с нефтяной компанией.

— Я обязательно вставлю этот красочный эпизод в свою речь, Шарлотта, — сказал сэр Беркли, выслушав мой рассказ.

— Вы хотели бы, чтобы я напечатала его?

— Если бы вы были настолько любезны.

Он быстро начеркал несколько строк на клочке бумаги и положил на стол.

— Вы, случайно, не заметили, куда направляются эти адские машины?

— За озеро, сэр Беркли.

— Не мимо главных ворот усадьбы?

Я кивнула:

— Надо быть готовыми к этому.

Приближался наш первый уик-энд в сезоне открытых дверей, сэр Беркли все больше беспокоился, что однажды утром он проснется и увидит скверную металлическую конструкцию, торчащую прямо перед окнами парадной лоджии.

— Они поставят их, как только привезут все части, в мгновение ока. Вы знаете, Элоиза рассказала мне об этом.

— А она откуда узнала?

Прозвучавшее имя Билла шокировало меня.

— Этот нефтяник, да, да, — сэр Беркли продолжил неприятную тему, — Напьер.

— Она любит его? — рискнула я спросить.

Пожатие плеч и любящая отцовская улыбка.

— Он любит ее.

Сэр Беркли бросил на меня мимолетный взгляд, как бы ища поддержки.

Я не произнесла ни звука.

Он продолжал:

— Они, кажется, видятся каждый день. — Он посмотрел прямо на меня и сказал: — В этом нет ничего особенного.

Я неуверенно улыбнулась.

— Конечно, она здорово обработала его. Действительно, она приручила его. Вы заметили это, Шарлотта?

Я кивнула.

— Он ест из ее рук. Я полагаю, в глубине души он славный парень. И потом, однажды кто-нибудь все равно построит где-нибудь эти вышки.

— Правда.

— Конечно, — сняв пенсне, продолжал он. — Не нравится мне, что она проводит с ним так много времени.

Сэр Беркли потер подслеповатые голубые глаза.

— Она только учит его верховой езде. Не сомневаюсь в этом. И британскому образу жизни.

Я не стала рассказывать, что Билл ездил верхом как краснокожий, еще когда Элоиза лежала в колыбели, и что он был британским, как яблоко Кентиша.

— Он заслуживает доверия, — сказала я, сама не зная, почему защищаю его. Я хотела заверить сэра Беркли, что это правда.

— Да, конечно. — Он поднял свое пенсне. — Вы знаете его хорошо, Шарлотта. Он должен быть порядочным парнем. — После минутного молчания он добавил: — В глубине души, конечно.

Я повернула голову и уставилась на трио вертолетов, летящих прямо перед окном, над самыми верхушками деревьев, направляясь на юг.

— Билл рассказал Элоизе, где будет скважина? — спросила я сэра Беркли.

— Нет, нет, конечно же она не спрашивала его. И он, кажется, не раскрывает свои карты. Но у нас есть свои шпионы. Как только это будет находиться на месте и кто-то определит это, он сразу же позвонит. Мы будем полностью во всеоружии, с полной информацией для битвы.

— Видимо, это должно скоро произойти. Насколько я знаю, сэр Беркли, Билл остается здесь только до послезавтра.

Сэр Беркли покачал головой и положил пенсне на стол.

— Нет, Шарлотта. Он здесь на неопределенное время. Он упоминал об этом?

— Я не видела его больше.

— Действительно? — Сэр Беркли пристально посмотрел на меня. — Я точно знаю, почему он решил остаться. Но Элоиза… — Он прервался и потер глаза. И теперь уже почти шепотом, как будто самому себе, продолжил: — Она так много говорит о нем. Его имя, кажется, не сходит с ее языка.

Он окунулся в вымышленную реальность, замечтался. Должна признаться, что и все мое внимание было сосредоточено на этой странной, но дружной паре, беседу о которой затеял сэр Беркли.

Когда зазвонил телефон, то прошло несколько секунд, прежде чем я ответила. А потом я приняла сообщение от Ленни со станции Пенфорд, в котором говорилось, что главный водитель только что рапортовал о местоположении скважины. Она находится в четверти мили юго-западнее Пенфорд-Холт. Сэр Беркли, так же как и я, был поглощен запутанными проблемами своей семьи и своими собственными, чтобы полностью оценить значение поступившей информации.

Робин оценил ее незамедлительно.

— Я скоро приеду за вами. В шесть тридцать. Есть разговор. Потом все расскажу, — сказал он голосом конспиратора по офисному телефону.

Я все еще была озабочена статьей «Похищение Кентской Девы», вышедшей на прошлой неделе, последствием которой стало мое последнее столкновение с Биллом, по мнению которого вина моя заключалась в том, что я должна была предупредить его обо всем и не предупредила.

— Я не уверена, что у меня хорошие взаимоотношения с прессой.

— Почему именно сейчас, Кентская Дева?

— Не называйте меня так.

— Ах, — сказал он, протяжно вздыхая. — Статья?

— Да.

— Вам не понравилось? — Его ласковый, вежливый голос звучал разочарованно.

— Нет.

— Все?

— Только некоторые моменты.

— А вы знаете, что весь вчерашний вечер я ждал совершенно противоположной реакции? Я продолжал исследовать историю о тоннелях Канала, и когда вернулся, то спросил, нет ли для меня сообщения. Никто не звонил? Все-таки телеграмма была бы лучше: «Восхищена. Точка. Поздравления. Точка. Гениально. Точка. Пожалуйста, пишите больше. Точка. Люблю…»

— Стоп. Стоп, — сказала я. — Я тоже хочу вставить словечко.

— О’кей. Встретимся у вас.

— Эти слова в статье совсем не то, что я говорила.

— Но наподобие, прекрасная. Чуть-чуть погорячее, чуть-чуть развита мысль, они звучат, как на улице. Немножечко приукрашены. В эти дни, любимая, вы обратились к общественности, в противном случае это было бы предательством.

— Вы уверены?

— Истинная правда, любовь моя, — заметил он. — Кроме того, это была суть. Ну, если не суть, то хорошая интерпретация.

— Слишком индивидуальная.

— Я передал твои убеждения так же хорошо, как и твои высказывания. — Робин внезапно перешел на «ты».

— В стиле Черчилля?

— Нет, дорогая. Но конечно, мечи вынуты из ножен. Особенно после сидра и нашей небольшой размолвки с Большим Биллом.

— Большой Билл? — спросила я.

— Люди так его называют.

— Откуда ты узнал? — спросила я, ощущая, что каждый, практически любой, знает о Билле гораздо больше, чем я.

— Я расскажу тебе в половине седьмого, когда подхвачу тебя.

— Я уже начинаю ощущать что скоро что-то произойдет, — сказал Робин, открывая дверь своего маленького пурпурного «MG» со словом «ПРЕССА», написанным крупными черными заглавными буквами на лобовом стекле, и грязными шинами. — Я ехал за бульдозерами и рабочими в стальных касках с фирменным знаком «С.С.». И только потому, — шептал он, включая зажигание, — что леди любит Пенфорд.

Был прекрасный тихий вечер. Солнце скрылось за облаками, окрасив их по краям абрикосовым и золотистым. Небо было цвета розового шиповника. Воздух был наполнен птичьими трелями. Траву на лужайке скосили, и аромат только что скошенной травы стоял в низинах между холмами. Мне хотелось, чтобы не было никакой встречи, никакого нефтяного месторождения. Я желала, чтобы никогда не было Билла. Но не все получилось, как я хотела.

— Ты здесь?

— Для тебя — да.

— Что новенького?

— Ужасно. — Он опустил голову. — И это только половина. Головная секция прибудет сюда завтра.

— Сэр Беркли полагал, что это все.

— Тогда он ошибался.

— Сэр Беркли вздохнул свободно, наверное, когда услышал, где будет скважина.

— Тогда твой знаменитый работодатель считает своих фазанов прежде, чем они вылупятся из яйца.

— Почему? Ведь рядом нет какого-нибудь красивого места. Ни церкви, ни школы, ни въезда в поместье.

— И нет благодарности твоему Большому Биллу, — шептал Робин. — Это место было выбрано, потому что здесь есть расщелина, которая позволит легче бурить.

— Ничего другого я и не ожидала.

— Нет, правда. Я не испытываю к нему дружеских чувств, Шарлотта. — Он проницательно смотрел на меня, как бы выжидая, когда я начну защищать Билла.

Я не поддалась. Просто ответила:

— А что ты имел в виду о сэре Беркли?

— Жди и смотри. Я покажу тебе, когда придет момент.

Он поставил машину в самый дальний угол внутреннего двора и развернул ее влево по направлению к озеру.

— Я полагаю, регулярные парки уже закрыты?

Кивнув, я ответила:

— Закрываются в пять.

— А можем ли мы проехать к озеру другой дорогой?

— По трассе и по дороге для двухколесного экипажа.

— Можем мы пойти туда? Я обещаю вести себя хорошо. Это важно. Я хочу объяснить, что я думаю о сэре Беркли.

— Достаточно.

— Налево и только теперь направо, не так ли? — Робин улыбался мне. — Гоночная трасса и прогулочная дорога, если я хорошо запомнил обзорную экскурсию на прошлой неделе. О всемогущие небеса! Это только неделя прошла с тех пор, как мы встретились?

Я кивнула.

Он обнял меня правой рукой, оставив руль.

— Чувства бывают намного длиннее и долговечнее.

— Нет необходимости в комплиментах. — Я улыбалась.

— Кто сказал, что все чувствуют одинаково? Это что-то совсем другое.

— Что же?

— Близость.

Я переваривала сказанное, задумавшись.

— Ты переезжаешь деревянный мост, — сказала я. — Это сюда была отведена Пенн, чтобы заново заполнить водой ров два года назад. Прекрасно, не правда ли?

— Изумительно. — Робин перевел дух. — Здесь никого нет, за исключением нас, блуждающих вокруг. Ты и я.

— Блаженство, — сказала я.

— Видишь, что я имел в виду, говоря о близости.

Мы ехали следующую тысячу ярдов в полной тишине. Я не заметила этого. Вернее, отчасти заметила. Я заметила прекрасный вечер, без общественности. Я ощущала запах озерной воды. Последние солнечные лучи блуждали по поверхности озера.

— И только теперь ты узнаешь, что я имел в виду относительно кое-кого менее приятного. Сэра Беркли и его посчитанных фазанов. Отсюда примерно такой же обзор, как из павильона, где Мария, благослови ее Бог, приготавливает свои чаи.

— Да, совершенно верно, мы находимся на уровне Итальянских садов.

— Тогда правее, смотри через озеро на линию деревьев.

— Тут летели вертолеты.

— Естественно, присмотрись внимательно. Ты ничего не замечаешь?

Я помотала головой.

— Попытайся еще раз, примерно в центре. Сейчас солнце освещает это.

— М-м, — произнесла я неопределенно. — Это выглядит, будто металлическую линейку поставили к макушкам деревьев. Ой… — Я прервалась и бросила тревожный взгляд на его лицо. — Это не?..

— Совершенно правильно. Вышка.

— Это она вся?

— Нет. Это только половина платформы-основания, если быть точным. Они привезут суперконструкцию завтра, и она будет выглядеть как почтовая башня, но только не так прекрасно. Ваши посетители, желающие насладиться сельской и исторической Англией своих праотцов, будут приятно удивлены.

Он обнял меня за плечи и так держал руку несколько минут, пока мы сидели, спокойно и задумчиво. Было очень тихо. С деревьев плавно слетела сова. Водяная гладь озера отражала ставшее фиолетовым небо. Потом оно сделалось серым, как сталь. Он дотронулся до моего подбородка:

— Не надо быть такой серьезной.

— А я вовсе не серьезна, правда.

Внезапно он очень крепко поцеловал меня в губы.

— А я — да.

Я собиралась его спросить о чем-то, но не могла дышать. Я не была уверена в том, что готова сейчас услышать ответ. Кроме того, внезапно появился быстро едущий с включенными фарами по ухабистой дороге «лендровер». Выхватив нас из темноты светом своих фар, он затормозил. Мы наблюдали с близкого расстояния. Я имела серьезные основания думать, что за рулем был Джейсон, но не была уверена в этом.

В мрачной тишине Робин развернул машину и поехал обратно через земли поместья к деревенскому холлу.

Мы приехали не так рано, как я планировала. Свет уже горел во всю мощь. Множество машин и мотоциклов были припаркованы в стороне. Были здесь и два «лендровера», оба с грязными колесами, на одном из них обычно ездит Джейсон, а вот второй я не узнавала.

— Она уже здесь! — крикнул Джейсон Стофард из кулис позади деревенского холла. — Сюда, Шарлотта! Дядя в гневе. Кудри завьешь уже на сцене, за занавесом. Гудвин с дядей, они репетируют свои речи. А ты, куда ты пропала?

Он окинул нас обоих подозрительным взглядом. Я видела, как Робин виновато вытащил свой носовой платок и вытер губы. Улыбка Джейсона сделалась шире.

— Только что показывал ей местонахождение скважины. Ваш дядя даже не знает, что чертова вышка построена только наполовину.

— Он в курсе, старый друг! Вы устарели, как вчерашний выпуск вашей газеты. Разоблаченный Большой Билл приезжал и рассказал ему.

Я бросила взгляд на заполненные ряды кресел в конце холла. Люди все еще шли. Там находились, несомненно, в большинстве молодые люди и незнакомцы, но я не могла отыскать среди них Билла, несмотря на то что человека с такой фигурой трудно не заметить даже в толпе.

— Он здесь?

— К сожалению, разочарую вас, нет. Он вышел, чтобы навестить маленькую кузину. Приятно видеть вас, Гиллеспи. Дайте знать, если задумаете еще одно сражение с кровью и кишками. Ваше место в углу в первом ряду. Извиняюсь, к сожалению, мы не можем вас посадить с Шарлоттой, так как дядя хочет видеть ее рядом с собой на сцене. — Он посмотрел вокруг, ища его глазами. — Уже меньше пяти минут осталось. — Он проводил меня через служебный вход в маленькую комнату для переодевания и закрыл за нами дверь.

— Ваше умасливание прессы не слишком далеко зашло? — прошипел он, пока мы шли к другой.

Я ничего не сказала. Сейчас Джейсон Стофард был таким же плохим, как Билл Напьер, только по-своему.

— Почему Билл пришел сюда? Вы не знаете? — спросила я.

Ответил мне сэр Беркли:

— Напьер, кажется, имеет свой собственный взгляд и собственные диковинные идеи относительно справедливой и честной игры.

— Элоиза, — Джейсон предположил с сарказмом. — Ее просвещенное влияние, без сомнения.

— Очень проблематично, — ответил сэр Беркли холодно, не желая обсуждать свою дочь перед лицом мисс Гудвин, тридцать лет возглавляющей школу Пенфорда, нерушимым оплотом родительских иллюзий.

— Вы захватили с собой записи, Шарлотта?

— Конечно, сэр Беркли. И тетрадь, и карандаш для вопросов.

— Роскошно. Тогда, мисс Гудвин, не желаете ли выйти на сцену, как наш председатель, и сказать вступительное слово? Джейсон, мой мальчик, могу я доверить тебе занавес?

— Мне тридцать два, дядя. Я думаю, что можете.

— Осторожно и внимательно, пожалуйста. Мы не желаем, чтобы нас прервали на премьере.

Все же, несмотря на то что мисс Гудвин улыбнулась его маленькой шутке, и уверения Джейсона, чувствовалось: что-то произойдет! Хотя никто не ставил в вину Джейсону двери, по крайней мере тогда.

Конечно, он осторожно встал около шнура занавеса, как только прозвучало семь двадцать восемь, мисс Гудвин, следующая за сэром Беркли и мной, поднималась на сцену. Мы прогуливались позади все еще закрытого ярко-оранжевого занавеса. Бригадир Крисп, глава Парижского консульства, придвинул стул для мисс Гудвин к столу, а я села позади сэра Беркли, таким образом я могла передать ему «шпаргалку», если потребуется.

Я обратила внимание, что Джейсон выглядывает из-за кулис. Его улыбка мне не нравилась, но он был готов к торжественному моменту. Драматично, как если бы он был на поле битвы в пятнадцатом веке, бригадир Крисп поднял руку и потом быстро опустил ее, показывая, что занавес может открыть нас, застывших как статуи, переполненному залу. Последовал взрыв аплодисментов. Но когда они затихли, я услышала шутку: «Бог благословит ее и всех, кто приплывает на ней».

Кажется, никто больше не слышал. Я увидела, как краска постепенно заливает пухлые щеки сердитой мисс Гудвин. Я рассматривала лица собравшихся ряд за рядом, ряд за рядом, и все же знакомые среди них попадались очень редко. Я, конечно, заметила Марию у стола в самом конце зала, она сидела на высоком стуле возле чашек чая и кофе, в окружении нагруженных бисквитами и сандвичами тарелок, бутылок с колой и бумажных салфеток.

Сэр Беркли лично распорядился приготовить все это для перерыва. Он слышал, что люди, собравшиеся здесь, пришли как издалека, так и из ближайших окрестностей, что подтверждалось разнообразием и количеством транспортных средств на стоянке. Это были, по его словам, те, кто любит Пенфорд, кто, несмотря на то что никогда не жил здесь, любит его как родной город. Они приехали сюда сегодня вечером, чтобы выразить солидарность в охране Кентиша, и они не должны посчитать нас негостеприимными. Многие из них были на удивление молоды.

Удивительно и то, что эти любящие Пенфорд отреагировали на речь бригадира криками «Говорите громче! Совсем не слышно в последних рядах» и шквалом аплодисментов. Мисс Гудвин пять минут успокаивала их, но потом она могла только держаться, не прося о помощи направо и налево.

Шутка, если это можно так назвать, случилась, когда мой работодатель обратился к публике с теплым приветствием. Часы в деревенском холле показывали четверть восьмого. Странный юнец в кожаном пиджаке с лошадиной сбруей в руках приблизился и спросил, когда кто-нибудь соберется показать другую сторону.

— Молодой человек, — выкрикнул сэр Беркли, — здесь нет другой стороны.

— Это ваша изнанка, над которой можно посмеяться, дядя! — вопил кто-то в конце зала.

И в этот момент все началось. Хорошо приготовленный сандвич шлепнул по щеке сэра Беркли. Потом нам в лицо посыпался град бумажных шариков, сделанных, как мы выяснили впоследствии, из наших листовок «Сохранить Пенфорд».

— Порядок! — надрывался бригадир.

— Успокойтесь! — кричала мисс Гудвин. — Дети!

— Леди и джентльмены. — Сэр Беркли сжал руками стол. Его пенсне сверкало, когда на него попадал свет. Я увидела Робина, дико жестикулирующего, чтобы закрыли занавес и выступающих.

Град усиливался. Теперь в ход пошли бумажные стаканы, гнилые овощи и фрукты, с тяжелыми шлепками падавшие на подмостки.

Драка началась, когда сельские жители, сначала ошеломленные, попробовали отражать захватчиков. Размахивали ручными сумками. Как иллюстрация к цитируемым речам Уинстона Черчилля, Мария лежала, прикрывшись металлическим подносом. Я увидела мисс Данн, почтальоншу, колотившую снятой с ноги туфлей юношу, отбивающегося бутылкой из-под колы.

Некоторые подняли стулья. Я дико озиралась, что касается Джейсона, то его и след простыл. На сцену летели чайные ложки и ножи, камни и бутылки. Одна задела мою щеку.

— Мисс Гудвин, — я взяла ее руку, — лучше уйти, я думаю.

— Вы, девочки, идите. Но я — никогда! — Сэр Беркли расправил плечи, он выглядел сбросившим лет двадцать. — Никогда бы не сказал…

Чайная ложка ужалила его в висок. Он, как будто пораженный ею, откинулся назад. Его очки упали на пол. Я услышала характерное звяканье разбивающегося при соприкосновении с полом стекла.

Тогда кто-то, должно быть, выключил рубильник, так как зал погрузился в шумную темноту.

Несколько секунд спустя мощный сноп света уже двигался к сцене, освещая сэра Беркли со всех сторон и как бы отыскивая на полу его пенсне.

— Выходите! Все! — приказывал голос Билла Напьера.

Сэр Беркли не спорил. Мисс Гудвин и я помогли ему спуститься по ступенькам.

— Вы тоже, бригадир. Наружу! Чем скорее вы выйдете, тем быстрее мы успокоим эту братву.

Он говорил громко, чтобы его слышали оставшиеся в зале.

Он стоял на сцене, широко расставив ноги, и его фонарь сиял вокруг.

— А теперь слушайте! Первое, я хочу, чтобы включили свет. И если это не произойдет в две секунды, я спущусь вниз и разберусь с несколькими головами сразу!

Он показал свой сжатый кулак в свете фонаря — действительно огромный. Теперь воцарилась полная тишина.

Внезапно зажегся свет. Так как я спешила вместе с выступающими выйти на улицу через служебный вход, мои глаза моргали от света, постепенно оглядывая картину полного опустошения и хаоса. Сломанные стулья, сдернутый занавес, осколки разбитых тарелок. От множества опрокинутых стаканов с кофе изысканный паркетный отполированный до блеска пол покрылся пятнами и дымился.

Холодный ночной ветер врывался в зал через разбитое окно, давая сделать глоток свежего воздуха, помогающего прийти в себя от удушливой смеси горьковатого запаха кофе, пролитой колы и раздавленных апельсинов. Виднелось море рваных и скомканных бумажек, камней и разбитых бутылок.

Я услышала голос Билла Напьера, он сказал:

— Я хочу, чтобы холл был очищен. Не только от вас, но и вами! Ты, — он указал на юношу, который начал весь этот ужас, — и ты, и ты. Оставайтесь где стоите. Остальные, бейте их.

Я увидела капли крови на деревянном полу. И еще кровь — на ручке двери, которую я открыла. Я втягивала большими глотками свежий ночной воздух, пока сопровождала сэра Беркли и мисс Гудвин до их машин. Я чувствовала слабость. Кровь в зале беспокоила меня. Я теперь только думала о Марии. Я не могла вспомнить, видела ли ее, когда свет опять включился. В последний момент я заметила, что она в самой гуще этого ужаса.

— Я не знаю, где Мария, — сказала я неопределенно, закрывая дверцы машины за ними.

Позади меня в деревенском холле стояла зловещая тишина, которую лишь подчеркивало шуршание подметающих и моющих метл и щеток. На лицах молодых людей читался стыд. Стоял гул газующих мотоциклов. Машины заводились, воздух наполнился выхлопными газами. Я почувствовала легкое головокружение.

— Я лучше пойду, не буду дожидаться. Робин сможет увидеть Марию и меня дома.

Я помахала отъезжающим. Церковные часы мелодично прозвонили восемь тридцать. Трудно было себе даже представить, что все это произошло в столь короткий промежуток времени. Я продолжала идти. Свет падал из окна прямо на меня. Повсюду были капли крови, ее прерывистый след испачкал дверь, пока я ее открывала. Последнее, что я помнила, это то, как поняла, что это моя кровь.

И тогда я потеряла сознание.


Очнулась в гримерке за сценой, под ярким светом ламп. Я лежала на диванчике, вытянувшись во всю его длину, укрытая мужским твидовым пиджаком. Может, это Робин, подумала я. Но нет. Пиджак не пах трубочным табаком. Он был теплый, ворсистый, как вереск, и очень удобный. Моих жакета и джемпера на мне не было. Они висели, аккуратно сложенные, на спинке стула. Капли крови виднелись на жакете и на горловине джемпера. Я потрогала пальцами челюсть, как бы исследуя ее. Она казалась жесткой и онемевшей. На ней была большая мягкая, но в то же время упругая повязка, мочка уха была заклеена пластырем. Я не поворачивала голову и не звала никого, но почти незаметное движение моей руки, должно быть, просигнализировало о том, что я пришла в сознание, кому-то в комнате. Огромная тень выросла между мной и светом.

Билл Напьер присел на корточки около меня. Его лицо было очень нежным, а глаза выражали сильное беспокойство.

— В какой-то момент ты меня напугала, — сказал он.

Уже потом я подумала, что это было очень странное начало разговора.

— Но теперь все хорошо.

Он потрогал повязку.

— Рана поверхностная. Кровотечение остановилось. Твоя красота ничуть не уменьшилась.

Я переваривала все это какое-то время. Даже смаковала.

— Как долго я была без сознания?

— Пару минут. Испуг, я думаю, больше, чем ранение. Но тебе хватило.

Беспокойство исчезло из его глаз. Билл снова стал прежним.

— Где остальные?

— Разошлись по домам.

— Мария?

— Джейсон отвез ее домой. Или это был Гиллеспи?

Я ничего не сказала.

— О чем ты задумалась? — спросил он.

— Ни о чем. — Я слабо улыбнулась.

— Хорошо.

— Так что каждый из нас по-прежнему идет своим путем?

Он кивнул. Его глаза сузились, будто он вспомнил старое увлечение.

— Нервничаешь?

— Я?

Он покачал головой.

— Немного.

Его внимание не льстило мне.

— Было очень любезно с твоей стороны остаться и помочь.

— С большим удовольствием, — ответил он, пародируя меня.

— Есть еще один порез на твоей руке, я собирался заклеить его пластырем. Это как раз то место, откуда текла кровь.

Каким-то своим, странным, не поддающимся объяснению способом он сумел заставить меня почувствовать, что вся эта суета была в общем-то из-за ничего.

— А сейчас я собираюсь приготовить нам обоим по чашке чаю и отвезти тебя домой.

— Чай — это было бы прекрасно, — ответила я мягко.

Он взял принесенную из деревенского холла открытую аптечку, выбрал какое-то дезинфицирующее вещество и оторвал клочок ваты.

— Кровопускание было полезным для тебя, Чарли, девочка. Оно было весьма коротким.

— Культурным? — спросила я.

— Можно сказать и так.

— Думаю, что это устроила Элоиза.

— Давай оставим Элоизу в покое.

Он приложил ватку к моей руке с фальшивым энтузиазмом. Я вздрогнула. Я смотрела на его лицо, пока он накладывал пластырь, оно было непроницаемым.

— Все! Это я должен был сделать для тебя. — Он схватил закрытую коробку. — Между прочим, боюсь, что отрезал немного твоих волос.

Я опять положила руку на шею и почувствовала колючие кончики остриженных прядок.

— Так что они стали товарищами во время последней войны, не так ли?

— Чарли, Чарли, — произнес он успокаивающе, но укоризненно. — Это напоминает дурацкую статью Гиллеспи.

— Ты все еще думаешь, что я это говорила, не так ли?

— Я предполагаю, что ты сказала достаточно — слишком много, конечно. Дикий призыв порождает дикое действие, результат мы видели сегодня вечером. Но давай не будем об этом теперь. Чайник закипел.

Я слышала, как он наливает воду в чайник для заварки. Он вернулся с дымящейся кружкой горячего чая и протянул ее мне.

— А что ты сделал с моими волосами? — спросила его я, обхватив кружку ладонями и потихоньку потягивая приятную горячую жидкость.

Он посмотрел на меня с некоторым волнением и показал на мусорное ведро:

— Я выбросил их. А что ты ожидала, я буду с ними делать?

— Носить их в медальоне на груди, — ответила я.

Он начал улыбаться, но вдруг понял, что я совсем не шучу. И тогда выражение его лица изменилось, стало почти печальным. Я почувствовала, что больше никогда не буду так близко к нему, как сейчас, что больше никогда он не будет таким доступным.

Он вздохнул, искривив улыбкой губы. Потом ласково погладил мою руку. Голос его был грустным. Потом он прошептал, как будто просил прощения:

— Бедная Шарлотта! Я боюсь, что это не так.

Это был конец. Ответ не мог быть более реальным.

Загрузка...