На следующий день, после приезда полиции, Робин и я прогуливались по округе. Сэр Беркли сказал, что я выгляжу уставшей и мне не надо встречаться с этими посетителями.
— Гримли действительно сделал какие-то выводы, не так ли? В случае с пропавшей миниатюрой? — бросил небрежно Робин.
Поскольку в отличие от случая с деревенскими вандалами не было Билла Напьера, чтобы взять ситуацию под контроль, констебль Гримли прибыл с областным начальством из Кроубриджа. Вторая встреча с ними была назначена на это утро.
Я чувствовала желание спрятаться от всех, за исключением Робина.
— Я думаю, он найдет силы выбить признание из каждого из нас.
— Тени кормушки и орудия пыток, — шептала я, думая о Билле.
Я была действительно неработоспособна в это утро. Поскольку хотя я не сказала об этом еще никому, даже Робину, одна вещь поразила меня.
В то время как все волновались и подозревали друг друга в краже миниатюры, то стали следить друг за другом.
— Где были вы в три тридцать пять вчера днем? В какое время вы точно видели, что миниатюра была все еще на месте? И всякие другие вещи. Кто был в вашей группе? Вы отходили или стояли вместе?
И пока все это продолжалось, заработала буровая.
Слегка, но чувствительно земля, по которой шли Робин и я, содрогалась от ударов и толчков, как будто мы прогуливались по качающейся палубе грузового судна, а не по древней заросшей от времени дорожке в Итальянском саду. Мерцали в нишах мраморные статуи. Слышался высокий, нервный и странный звук, как будто какой-то гигант точил огромный разделочный нож среди холмов и долин.
А когда мы достигли берега озера и дошли до павильона, то автоматически повернули туда, откуда была видна верхушка вышки с мигающим светом разноцветных вспышек и большим, похожим на ныряльщика объектом, который двигался вверх и вниз, вверх и вниз.
Робин отчужденно смотрел на все происходящее, но не сделал никаких комментариев.
— Дорого стоила эта вещь?
— Миниатюра? — Я стояла сзади него на верхней ступеньке. — Трудно сказать. — Я смотрела на заново окрашенные лодки, лениво подталкивающие друг друга на маленьких волнах. — Цена миниатюры варьируется в соответствии с тем, за сколько коллекционер хочет их купить.
— Тем временем на нас потихоньку ползет туча, которую мы не можем отогнать.
Робин стоял, как планшир на лодке, его глаза смотрели на остров, зеленый в солнечных лучах, с несколькими птицами, парящими в невидимых потоках теплого воздуха, казавшийся мирным и далеким, как Шангрила.
— Мы можем взять одну из этих лодок и направиться к острову? — спросил он меня с внезапным вдохновением.
— Не вижу причин, почему бы и нет, если ты хочешь этого.
— А ты хочешь?
Я кивнула.
— Хорошо, Кентская Дева, — он приподнял плечи и вытянул руки, — добро пожаловать на борт. Я буду грести.
— Я ничего не имею против, — сказала я. — Жизнь в Пенфорде не сделала меня феминисткой.
Я уютно расположилась на корме. Робин вытащил одно весло и медленно опустил его в воду. Пара диких уток медленно отплыла. Рыба плескалась в воде. Солнце припекало мою голову.
— Я уже пришел к выводу, моя Кентская Дева, что на борту этой лодки одна проблема кажется уже не такой большой.
— Миниатюра, — сказала я, — очень маленькая. Но проблема действительно большая.
Робин греб легко.
— Но мы знаем, как трудно ее продать.
— В этой стране, да. Но она может легко попасть за рубеж. Женщина может провезти ее в сумочке, а мужчина в кармане пиджака.
— Но каждый из тех, кто присутствовал вчера, был внимательно и тщательно опрошен. И мы все дали подписку о невыезде.
Робин греб несколько минут в полной тишине, жмурясь от солнца. Здесь не было больше никаких звуков, кроме треска весел и скрипа уключин, и шума гиганта, громче орудующего ножом.
— За исключением нефтяников. — Робин сморщил губы. — Они все летают туда-сюда на своем вертолете.
— Они никогда! — сказала я.
— Почему нет?
— Они ничего об этом не знают. И потом, Билл Напьер убьет их.
Он дал мне подумать и понять, что это мог быть сам Билл Напьер, но не сказал этого вслух, за что я была ему благодарна.
— С другой стороны, — сказал Робин ласково, — это может быть один из них или один из нас. Решай сама.
Я боялась, что я выберу одного из нас. Но ничто не могло меня заставить признаться в этом Робину.
— Правда, отставной учитель здесь еще новый человек, и, конечно, — Робин добавил между всплесками весел, — эти помощники кузнеца выглядели испуганными. И, правда, Мария была испугана не меньше каждого из нас…
— Не так ли? Я ужасно беспокоилась за нее. Ах, не из-за миниатюры, но из-за того, что ее уведут.
Но Робин не хотел говорить о Марии. Он бормотал еще что-то о ее личности, но потом вернулся к теме.
— И все-таки почему ты сказала, что нефтяники ничего не знают о миниатюре? Она может быть украдена и не для продажи.
Он сделал четыре гребка, пока входил в залив. Плеск весел подчеркивал его слова. Я не сразу ответила. Мы проплывали под нависшими ветвями деревьев с южной стороны острова. Я протянула руку, чтобы удержать их, пока он причаливал к берегу. На пристани все было недавно смазано, отремонтировано и покрашено. Я ждала, когда Робин привяжет лодку и поможет мне сойти на берег, прежде чем спросить:
— А какой есть еще мотив?
— Полицейские говорили о преступном намерении.
— Я не думаю об этом.
— Но я говорю.
Он взял меня за руку, и так мы шли вдоль набережной.
— Но так как никогда ни ты, ни я не сделали бы этого, это совсем не привлекательно.
— Я думаю, что это больше, чем непривлекательно.
— Не забивай мне голову, сумасшедшая! Это теория полицейских парней, а не моя. Информация непосредственно для прессы. Но я не подпишусь под этим. А сейчас оглядись, мы приехали сюда, чтобы обо всем забыть. Давай прогуляемся и по другой стороне. Таким образом мы поймаем все солнечные лучи и не будем видеть вышку.
— Ты написал, что они начали работать?
— Да, — Робин покачал головой, — я не хотел привлекать к этому твое внимание и тем самым добавлять вам проблем.
— Дорогой Робин, — сказала я, сжимая руку, все еще державшую мою.
Кое-где виднелись первоцветы и подснежники, с любовью посаженные и бережно выхаживаемые садовниками поместья. Но выглядели цветы так, будто выросли сами.
— Робин и Дева, идущие по долине, — сказал он выразительно. — Разве это не блаженство? Что делает все реальным, кроме этого?
Был какой-то особый смысл в его словах, неясный, но я его угадывала.
Я ничего не сказала. Дорожка вела к небольшому навесу, расположенному лицом на юг, озерная галька покрывала землю как ковер, под навесом из рододендронов и лиан стояли скамейки. По озеру бежала рябь. Солнце переливалось в волнах. Не было ничего и никого вокруг — ни домов, ни скважины. Только длинные старые лозы, освещенные солнечными бликами, и деревья вдали.
Несколько бревен лежали на этом карликовом берегу, очевидно упавшие, но потом кем-то бережно уложенные для сидения. Два сезона туристы вырезали на них свои инициалы и большое количество сердец, пронзенных стрелой.
— Ничто не имеет значения, кроме тебя и меня, — шептал Робин.
Я молчала. Мой внутренний голос тихо сказал, что кое-что еще все-таки имеет значение. Но этот голос в последнее время я научилась игнорировать.
Робин понял мое молчание как знак согласия. Он обвил рукой мои плечи. Он целовал меня в голову, потом в кончик носа и, наконец, медленно в губы. Он целовал меня так нежно и ласково, как можно было себе только представить. Я наслаждалась этими поцелуями. Первоцветы благоухали вокруг, облаком нас окружил смолянистый аромат лиственницы и запах озерной воды.
Но твидовый запах его пиджака напомнил мне еще кое о чем. И резко, в тот момент, когда он опять попробовал меня поцеловать, я отдернула голову.
— Почему?
— Не сейчас.
— Но ты не та Дева, которая может умчаться?
— Это зависит от того, куда я собираюсь умчаться.
Он закрывал своими губами мои глаза и шептал так ласково и тихо, что я не была уверена в том, что я поняла, — это брачная беседка, Дева.
И будто прочитав мои мысли, вероятно больше меня понимая, что я чувствую, он быстро встал. Он пошел назад по дорожке, по которой мы пришли сюда, и через несколько минут вернулся с букетом первоцветов.
— С моей любовью, — сказал он, особенно сильно ударяя на последнем слове.
— И с благодарностью сэра Беркли, — ответила я.
Он внезапно расхохотался, а потом его руки обняли меня.
Так мы и стояли обнявшись, но вдруг поднялся вертолет и полетел над нами. Но, конечно, он был слишком высоко, чтобы кто-нибудь на нем мог увидеть нас.