Китайская шкатулка

Глава 48

«Пришел садовник, и у него миллион вопросов», — говорила Адель. Как раз в этот момент Шарлотта услышала как хлопнула входная дверь, и обернулась. На пороге стоял Джонатан. Увидев, как холодно блестят его глаза, она тут же извинилась:

— Прости меня. Когда я посылала кодированный сигнал обратно, я ошиблась клавишей. Я вовсе не собиралась шпионить.

Шарлотта заметила, как судорога боли исказила его красивые черты. Это было ей хорошо знакомо. Джонатан пытался справиться со своими эмоциями. И она поняла, почему он побелел, как полотно. Совсем не от того, что застал ее за прослушиванием этого сообщения!

Шарлотта ждала, что Джонатан что-нибудь скажет, но он молчал, и она сказала это вместо него:

— Я слышала тот странный звук, Джонни. Точно такой же раздавался во время твоего разговора с Квентином.

— Я сначала не поверил, — сдавленно ответил он, его кадык дергался, как будто ему больно было глотать. — После того как Адель повесила трубку, я проверил, откуда поступил звонок. Из отеля «Четыре сезона»! — Джонатан посмотрел на Шарлотту, и в его глазах было страдание. — Мой партнер не ремонтирует квартиру, а моя жена не разговаривает с садовником…

Шарлотта встала и отошла от кофейного столика: она заметила слезы в его глазах.

— Мне так жаль, — произнесла она.

— Нет, все в порядке. — Джонатан отвернулся, словно отгораживаясь от ее жалости. — Так и должно было случиться. Такое происходит со всеми героями рано или поздно! — Он протянул Шарлотте коричневый пакет с кофе и ячменными коржиками. — Вскипяти воды, а я пока проверю нашу ловушку.

От Шарлотты не укрылись ни горькие нотки в его голосе, ни это странное сравнение с героями. Она уже слышала это десять лет назад в Сан-Франциско, когда он сообщил ей, что ушел из АНБ. А совсем недавно, уже здесь, в Палм-Спрингс, он сказал ей, что это был «очень мерзкий разрыв». Так что же на самом деле произошло с «Амстердамской восьмеркой»?

Однако у них осталось меньше двух часов до срока, назначенного преступником. Им надо сосредоточиться на деле, а Адель, Квентин и все остальное могут подождать. Этим они займутся позже.

— Джонни, — произнесла Шарлотта, — я кое-что нашла в письмах Оливии.

Она протянула ему связку писем, которую запихнула в свою сумку, уходя из музея. Каким-то чудом, когда Джонатан искал ее, он нашел сумку в диспетчерской, откуда Шарлотту уволокли в цех. Для нападавшего ее вещи явно не представляли никакого интереса.

— Оливия была одержима мыслью вернуть дом, — продолжала Шарлотта, открывая пакет с кофе. — Все эти письма написаны с сорок второго по пятьдесят седьмой год. Оливия угрожает бабушке, не дает ей покоя. Это буквально террористическая кампания, проводимая одной-единственной женщиной! Я не представляю, как бабушка могла молчать все эти годы.

Джонатан наполнил кипятком пластиковые стаканчики.

— Значит, ты думаешь, что убийца связан с Оливией? Может быть, это ее сын Адриан? Или Марго? Или это своего рода месть за то, что они не получили дом?

Шарлотта смотрела на дымящийся кофе.

— Не знаю, что и думать. Час назад я подозревала мистера Сунга. А может, и сейчас подозреваю. — Она потянулась к сумке и вытащила аккуратно сложенный номер «Сан-Франциско кроникл» за 1936 год. — Эта заметка похожа на современные статьи в таблоидах. Они описывают, как моя бабушка была одета, как она выглядела, печалилась или сердилась. И все эти намеки насчет Гидеона Барклея… И знаешь, что они пишут о моей матери? Они называют ее умственно отсталой.

Джонатан оторвался от компьютера:

— А твоя бабушка когда-нибудь об этом говорила?

Шарлотта замотала головой, но вдруг остановилась.

— Со мной — нет. Но мне кажется, что теперь я вспоминаю… Так, шепот за закрытыми дверями. Я всегда знала, что моя мать чем-то отличалась от остальных. Может быть, я это слышала случайно или чувствовала? Но, Джонатан, мне никогда не приходило в голову, что она была умственно отсталой. Я считала, что, возможно, она была талантлива, как ее отец, мистер Ли…

— Только теперь ты уже знаешь, что мистер Ли не ее отец.

— Знаю! — Она сердито отбросила газету. — Это подтверждает все мои подозрения!

Джонатан поднял газету и убрал подальше от Шарлотты обидные и оскорбительные слова об импотенции мистера Ли, о том, как Совершенная Гармония создала возбуждающее средство для собственного мужа.

— Я всегда гадала, — продолжала Шарлотта, — почему я так мало похожа на китаянку. Я рассматривала фотографии мистера Ли и думала, почему мы с мамой на него не похожи. Бабушка всегда говорила мне, что Ричард Барклей обладал очень сильным ян, что моя внешность передана мне моим прадедушкой. Но сейчас я знаю, что среди моих предков просто было очень мало китайцев. — Шарлотта поставила кофе на стол, даже не притронувшись к нему. — i Господи, Джонатан, я только что начала понимать…

Он встал, подошел к камину и некоторое время рассматривал его холодное, темное нутро. Потом повернулся и взглянул на Шарлотту:

— Что именно?

Шарлотта в замешательстве смотрела на него ясными зелеными глазами.

— То лето… Когда мне исполнилось пятнадцать…

Шарлотта вспомнила жаркое июльское воскресенье.

Бабушка устроила барбекю на террасе. Разумеется, пришли Барклеи. Тощий Десмонд плескался в бассейне, делая все напоказ, а его мать, Марго, в вызывающем черном купальнике с сетчатыми вставками и высоко открытом на бедрах, громко рассказывала, что один из учителей ее сына назвал его самым блестящим четырнадцатилетним мальчиком из всех, кого он когда-либо видел. Дядя Адриан был в доме — как всегда, говорил по телефону, а тетя Оливия, в гавайском саронге, помогала Совершенной Гармонии готовить маринованную свиную вырезку и цыплячьи крылышки в соевом соусе с корнями имбиря.

На вечеринке собралось человек пятьдесят гостей — все смеялись, пили, говорили о Вьетнаме и Уотергейте, но Шарлотте казалось, что она одна в целом мире. Ведь Джонни здесь не было!

Дядя Гидеон нашел ее плачущей в беседке на крыше.

— Почему Джонни опять уехал? — прорыдала Шарлотта, когда Гидеон спросил ее, что случилось. — Он не обязан каждое лето ездить в Шотландию! Он американец, он вполне может оставаться здесь.

— Джонатан объяснил тебе, почему он уехал?

Шарлотта высморкалась в дядин платок.

— Джонни не любит говорить о своих чувствах.

— А ты спрашивала?

Шарлотта только молча покачала головой, думая о том, как долго еще ждать сентября и что она точно умрет от одиночества, пока Джонни не вернется.

— А что говорит твоя бабушка? — поинтересовался дядя Гидеон.

— О, это не то, о чем можно говорить с бабушкой! Она не поймет!

— Ты так думаешь? — усмехнулся Гидеон. — А мне она всегда казалась мудрой женщиной.

Шарлотта угрюмо посмотрела на свои руки, лежащие на коленях.

— Я не могу говорить с ней об этом. Она не поймет, — упрямо повторила она.

— Гмм, — задумался дядя Гидеон. — Уж не идет ли здесь речь о сердечных делах?

— Если бабушка узнает, она меня убьет!

— Я не думаю, чтобы Гармония могла кого-нибудь убить. Во всяком случае, из-за любви.

Несмотря ни на что, Шарлотта улыбнулась. Дядя Гидеон всегда, сколько она себя помнила, умел развеселить ее. Поэтому она его и обожала. Кроме всего прочего, он был очень красив — загорелое лицо, широкие плечи, серебристо-серые глаза, которые так гармонировали с его серебристо-седыми волосами. Хотя Шарлотта знала, что ее дядя стар, ему уже за шестьдесят, она все равно считала его чрезвычайно сексуальным.

— Бабушка просто очень строгая, — вздохнула Шарлотта. — Если она узнает, что я без ума от Джонни, то больше не разрешит мне ходить к нему домой.

— А Джонни… Что он чувствует? По отношению к тебе, я хочу сказать.

Шарлотта пожала плечами.

— Он считает, что мы просто друзья.

— Значит, ты в своих чувствах не призналась?

— Ой, нет! И никогда не признаюсь! Пока он первый этого не сделает!

— Это не всегда лучший выход, Шарлотта. Порой можно прождать слишком долго — и все потерять.

— Значит, я должна сказать ему? Признаться Джонни, что люблю его? Но мне страшно! Когда я с Джонни, у меня такое чувство…

— Ну, я не совсем это имел в виду… Тебе просто следует быть осторожной, — мягко проговорил Гидеон. — Шарлотта, может быть, ты хочешь в чем-нибудь признаться мне? Вы с Джонни?…

Шарлотта не сразу сообразила, о чем он говорит.

— Нет, дядя Гидеон! Ничего подобного! — А потом она посмотрела на него своими большими невинными глазами и спросила: — Как ты думаешь, он бы тогда остался? Если бы я позволила ему поцеловать меня?

Гидеон потер щеку, затылок.

— Я не думаю, что так ты найдешь ответы на свои вопросы. Тебе не следует пока с этим торопиться, Шарлотта.

— У моей подружки Мелани есть приятель, и они все время целуются!

— Шарлотта, — медленно начал Гидеон, осторожно подбирая слова, — а бабушка обсуждала с тобой… гм… некоторые вещи?

— Какие вещи?

— Вы говорили с ней о жизни, любви, мальчиках?..

— Зачем это ей?

— Ах так? — заметил он и снова задумчиво повторил: — Ах так…

— Почему Джонни туда ездит, дядя Гидеон? Почему он покидает меня каждое лето?

— Может быть, он пытается что-то понять.

— Например?

Гидеон сидел на деревянной скамье, ветер трепал его седеющие волосы, а Шарлотта ждала, что его мудрые слова утешат ее сердце. И он произнес именно то, что она хотела услышать:

— Я тебе расскажу. Как ты думаешь, не устроить ли нам с тобой пикник завтра в парке? Только ты и я.

Дядя Гидеон зашел за ней на следующий день, точно в условленное время. Шарлотта удивилась, что бабушка еще не ушла на фабрику: понедельник, середина дня, в это время бабушка обычно находилась на работе. Впрочем, она часто бывала там и по вечерам, и в выходные, потому что всегда требовалось за чем-то присмотреть, что-то поправить, наладить, спланировать. А бабушка никогда не могла доверить это персоналу.

Но в этот полдень, когда зашел дядя Гидеон, чтобы отвести Шарлотту в парк на пикник, бабушка осталась дома. А когда они уже собирались уходить, бабушка, немало удивив Шарлотту, обняла ее и сказала:

— Желаю тебе хорошо провести время, Шарлотта.

В бабушкиных глазах стояли слезы, и тогда девочка не поняла, чем они были вызваны. Объяснение пришло много позже…

— Джонатан, — Шарлотта снова вернулась в настоящее и увидела, что ее спутник собирается разжечь огонь в камине, складывая дрова и старые газеты, которые он нашел в латунном лотке, — если моя мать была умственно отсталой, как ей удалось выйти замуж? Может быть, Ирис вылечилась? Или она никогда не была замужем, а история о молодом супруге, который утонул при нырянии с аквалангом, была лишь мифом, чтобы скрыть тот факт, что я была незаконнорожденной? Держу пари, что Адриан и Марго знают об этом! Они ровесники моей матери, мне всегда представлялось, что они были ее друзьями. Но эта статья в газете… — Ее голос прервался. — Здесь говорится, что Ирис Ли была настолько больна, что даже не могла сидеть спокойно, так что ее пришлось вывести из зала суда. Как я могла ничего не знать все эти годы?! И как она на самом деле умерла? Кругом только секреты и ложь! Бабушка говорила мне, что мама умерла от рака. Но так ли это, Джонатан, правда ли это?

Покачиваясь на каблуках, Джонатан вертел в руках кочергу. Кто-то заботливо отполировал ее до зеркального блеска.

— Я не знаю, Шарлотта, — спокойно ответил он. — Мне кажется, чем больше мы узнаем, тем в большей темноте оказываемся.

Шарлотта все-таки взяла стаканчик с кофе и сделала глоток, прислушиваясь, как ветер рвется в окна домика и дождь барабанит по крыше. Она закрыла глаза, вспоминая, что ей сказал Десмонд: «Все знали, что мой похотливый старый дедушка был падок на китаянок».

«Ох, Десмонд, ты так ошибаешься! — произнесла она про себя. — Ты и все остальные…»

— Это не дорога в парк, дядя Гидеон, — заметила пятнадцатилетняя Шарлотта, когда машина двинулась на юг.

— А кто тебе сказал, что мы едем в парк Золотые Ворота, Шарлотта?

Она не стала ни о чем расспрашивать, решив, что дядя Гидеон приготовил ей еще один сюрприз. Сколько раз за все эти годы он удивлял ее совершенно неожиданными подарками! Но на сей раз, когда машина свернула по направлению к международному аэропорту Сан-Франциско, Шарлотта сообразила, что это будет нечто особенное. А потом, когда дядя Гидеон достал из багажника машины два чемодана и два паспорта с вложенными в них билетами первого класса, Шарлотта поняла, что это будет приключение с большой буквы!

Он мог и не говорить ей, куда они летят, потому что самолет принадлежал компании «Сингапур эйрлайнз».

Целых двадцать часов они играли в карты, смотрели кинофильмы, спали, ели и наконец приземлились в красочном раю.

Они сняли в отеле «Раффлз» два смежных номера, а потом окунулись, не откладывая, в пеструю, живую суматоху города, где на перекрестках за движением следили женщины-полицейские в белой форме, а продавцы лука сидели на корточках прямо на тротуарах, разложив свой товар на всеобщее обозрение.

Оставив позади небоскребы и современные трассы Сингапура, Шарлотта и ее дядя попали в паутину узких улочек, где теснились маленькие магазинчики, лотки с едой и лавочки. Гидеон сообщил девочке, что уже дважды бывал в Сингапуре.

— В последний раз твоя бабушка привезла меня сюда, чтобы показать то место, где она родилась, — сказал он.

Они остановились перед маленьким магазинчиком с вывеской «Магазин шелковых тканей мадам Ва. Основан в 1884 году».

— Твоя бабушка родилась здесь, в комнате наверху, — объяснил дядя Гидеон.

Шарлотта уже слышала эту историю от бабушки. Такая романтическая сказка! Красавица Мей-лин приходит на помощь великолепному Ричарду Барклею, избитому ворами, выхаживает его втайне от всех, заботится о нем и и влюбляется в него. Когда Шарлотта однажды привела домой Джонни, чтобы промыть ему ссадину на лбу, она подумала, что сейчас похожа на Мей-лин. Джонни сидел спокойно, пока она накладывала мазь и бальзам, и так доверчиво смотрел на нее. Неужели Ричард Барклей так же смотрел на Мей-лин?

— Я доверю тебе один секрет, — продолжал дядя Гидеон, пока они стояли перед магазинчиком. — Твоей бабушке не столько лет, сколько все думают. Она на два года моложе. Попроси ее как-нибудь рассказать тебе историю о ее поддельных иммиграционных документах.

— А когда ты был здесь впервые, дядя Гидеон? — спросила тогда Шарлотта и заметила, что взгляд ее дяди потемнел от нахлынувших воспоминаний.

— Тридцать лет назад, во время войны. Я сидел в тюрьме Чанги, где люди вели себя как звери. Мне помогли выжить в этом аду только мысли о любимой женщине и то, что я обещал вернуться к ней живым.

Шарлотта сразу же вспомнила о его военных наградах и решила, что дядя Гидеон говорит о своей жене, тете Оливии.

Он отвел ее в храм Тысячи Огней, где они увидели отпечаток ноги Будды. Они посмотрели памятник сэру Стамфорду Раффлзу на восточном берегу реки Сингапур, установленный на том месте, где впервые высадились англичане в 1819 году. Они видели индийский праздник, когда люди в набедренных повязках ходили по улицам и из их обнаженных тел торчали крючки, гвозди. Они побывали на представлении уличной китайской оперы, увидели тщательно накрашенных актеров и актрис в великолепных костюмах. Музыканты завораживали толпу исполнением старинных мелодий.

Наконец они отправились в парк Птиц в Джуронге, где устроили пикник с куриным карри и рисом из Паданга, наблюдая за разноцветными попугаями, летавшими в брызгах водопада.

Именно тогда, под знойным синим небом, дядя Гидеон сказал ей:

— Видишь ли, Шарлотта, взаимоотношения между людьми не всегда складываются легко. Ты узнаешь об этом, когда станешь старше. Люди иногда говорят неправду, пытаются обмануть тебя… Особенно когда ты красивая девушка, а юноша очень тобой интересуется, — добавил он с улыбкой.

— Но как же девушка может узнать… — начала Шарлотта и замолчала, потому что сама толком не понимала, о чем хочет спросить.

Шумел водопад, только сегодня утром она любовалась куклой, подаренной ей дядей Гидеоном, а чуть позже не сводила глаз с молодого человека за соседним столиком… Неужели жизнь всегда будет ставить ее в тупик?

Гидеон вздохнул.

— Если ты признаешься молодому человеку, что любишь его, а он ответит, что не поверит тебе, пока ты его не поцелуешь, значит, он не стоит твоей любви. Это значит, что юноша тебя не уважает. А без уважения любви не бывает.

Шарлотта призналась ему, что знает девочек, которые пошли до конца. Некоторые из ее подружек даже принимали противозачаточные таблетки. Эта информация, казалось, опечалила дядю Гидеона.

— Да, движение за освобождение женщин и фестиваль и Вудстоке. — Он покачал головой. — Это новая эра. Но некоторые вещи не меняются со временем, и неважно, сколько им лет, Шарлотта. И одна из них такова: если юноша любит тебя — по-настоящему любит, — он никогда не станет принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь. Он не заставит тебя доказать твою любовь, отдав ему свое тело. Иногда юноша говорит, будто любит, только чтобы получить то, что ему нужно. А бывает и так, что юноша побит по-настоящему, но не может признаться в этом.

— Но как же разобраться?

Гидеон рассмеялся.

— К сожалению, до этого пока никто не додумался. — Потом он опять стал серьезным. — Пообещай мне одно, Шарлотта. Когда придет время и ты решишься на близость с мужчиной, ты должна быть уверена на сто процентов, что именно этого ты хочешь и именно с ним.

Шарлотта с легким сердцем пообещала ему это, потому что уже точно знала, что именно этого она хочет — и именно с Джонни это должно произойти.

Потом Гидеон повел ее в ботанический сад на Пикоклейн, где цвели тысячи цветов. Шарлотта любовалась красивыми двориками, воротами, пагодами с резными крышами, деревянными мостиками и спокойными прудами. Неожиданно Гидеон взял ее за руку.

— Когда-то это было частное владение, Шарлотта. Здесь родилась твоя прабабушка, Мей-лин.

Вот и все, что он сказал. Гидеон не начал читать ей лекцию, не произносил напыщенных фраз — «Видишь, Шарлотта, это дом твоих предков, здесь твои корни»! Он не стал втолковывать ей: «Вот почему Джонни уезжает в Шотландию каждое лето». Шарлотта все поняла сама. Она шла по узеньким дорожкам, проходила под грациозными арками, мимо великолепных орхидей, лилий и райских птиц и думала: «Моя прабабушка ходила по тем же самым дорожкам и смотрела в те же самые окна. Она спала здесь, ела, грустила, была счастлива». И Шарлотта ощутила нечто, не испытанное ею раньше, — неожиданную связь, внезапное ощущение своей принадлежности этому месту. Она думала о комнате над магазином шелковых тканей мадам Ва, где родилась ее бабушка, рисовала в воображении множество лиц, напоминавших ее собственное, с высокими скулами и миндалевидными глазами, вспоминала изображения богини Гуань-инь, которые попадались здесь на каждом шагу… Ей было удивительно думать: «Вот здесь я начиналась».

Наконец дядя Гидеон отвел ее в маленький магазинчик на Орчард-роуд и купил ей украшение — медальон из серебра и янтаря на серебряной цепочке с аметистами. Гидеон показал ей, как открыть медальон:

— Видишь? Положишь туда что-нибудь — и эта вещь будет в безопасности.

Шарлотта уже знала, что она в него положит!

Джонатан разжег огонь, яркое пламя отбрасывало отблески на стены, наполняя домик уютным гудением и потрескиванием. Он сел рядом с Шарлоттой на кушетку и заметил, как что-то сверкает в отблесках пламени у нее на груди. Медальон династии Цин… Это напомнило ему тот день, когда он впервые увидел это украшение, вернувшись из Шотландии после летних каникул. Тогда им было по пятнадцать. В июне он расстался с печальной, мрачной Шарлоттой. А девушка, встретившая его в сентябре, казалась чудесным образом изменившейся.

— Джонни, ты вернулся! — воскликнула она и обняла его. А потом, прежде чем он смог вставить хотя бы слово, не переводя дыхания, поведала ему о путешествии с дядей и закончила свой рассказ, к его безмерному удивлению, следующим заявлением: — Я поняла, почему ты уезжаешь каждое лето!

Его это смутило, потому что Джонатан и сам не знал, зачем каждое лето ездит в Шотландию. Он только понимал, почему возвращается обратно…

— Мне очень жаль, что я не рассказал тебе о Наоми, — проговорил он. — Я представляю, как это выглядело, когда ты нашла записку в моем бумажнике.

— Все в порядке. Я тебя понимаю.

Шарлотта посмотрела на него, позволила глазам задержаться на его профиле. И вдруг внутри этого уютного кокона-домика ей показалось, что окружающий мир перестал существовать. Словно все, что произошло за последние десять часов, случилось когда-то в далеком прошлом и и другом мире. Старые правила больше не действовали, барьеры казались ненужными.

— Джонатан, — медленно проговорила она, — когда восемь лет назад ты увидел репортаж о Чок-Хилле, что ты подумал?

Он прямо и открыто взглянул ей в лицо — как когда-то летом в Сан-Франциско, пока они еще не потеряли невинность.

— Я подумал, что средства массовой информации подставили тебя. Я понимал, что за показанным сюжетом скрывается другая, подлинная история.

— Это был просто-напросто монтаж. Те слова, что я произносила якобы в кадре: «Только так мы могли заставить общество услышать нас. Так что нам пришлось это сделать», — на самом деле были произнесены перед зданием ФДА в Вашингтоне. Джонатан, тогда я стояла в пикете и держала плакат! Но они озвучили ими другой сюжет. И все выглядело так, будто, если мне придется убивать животных, я это сделаю. Но это было ложью!

— Я знаю, Шарлотта. Если тебе тяжело говорить об этом…

Но она уже не могла остановиться.

— Ты прав, это была совсем другая история. Я всегда возражала против опытов с животными, но я также считаю, что, борясь с этим варварством, мы несем ответственность за животных. Организация «Помилуем животных» вела себя безответственно. Они просто выпускали животных и не думали о том, как эти бедняги смогут выжить. Мне кто-то позвонил, не назвав себя, и сообщил о планируемом налете на лабораторию в Чок-Хилле. Я и еще несколько человек отправились туда, чтобы предупредить события. Но мы опоздали. Животных уже выпустили, а лабораторию подожгли.

Джонатан, Чок-Хилл расположен в Северной Калифорнии среди мамонтовых лесов. Эти животные или родились в неволе, или прожили так большую часть своей жизни. Они не сумели бы выжить в диких условиях! Кроме всего прочего, выпустили ведь не здоровых животных, а тех, над которыми ставили опыты. Эта моя фотография на коленях над немецкой овчаркой… Да, я убила этого пса. Его кровь была на моих руках. Я размозжила ему голову. Джонатан, этой несчастной псине вживили в мозг электроды. Там царил такой хаос, все эти собаки, крысы, обезьяны бросились в разные стороны — больные, напуганные, беспомощные. Мы не могли собрать их и вернуть в клетки, потому что лаборатория горела. Мы не могли отвезти их к ветеринару, потому что лаборатория располагалась в лесу, до цивилизации было много, много миль. И тогда я увидела этого бедного пса. Он упал на землю и корчился в конвульсиях. — Голос Шарлотты упал до шепота. — Я должна была положить конец его страданиям! Я не могла оставить его лежать там…

Джонатан обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Наоми была членом организации «Помилуем животных», — сдавленным голосом продолжала Шарлотта. — Она пришла в Чок-Хилл вместе с другими, чтобы выпустить животных на свободу. Но когда она увидела результат… Нам пришлось убивать их голыми руками — иначе их ожидала бы долгая мучительная смерть. — Шарлотта взглянула на Джонатана повлажневшими зелеными глазами. — Наоми была так же напугана, как и все мы. Она обвинила в случившемся «Помилуем животных». И тогда все стали тыкать друг в друга пальцами, обзывать друг друга… Об этом эпизоде в моей жизни я предпочитаю не вспоминать.

— Я всегда считал тебя героиней, — мягко произнес Джонатан.

Шарлотта вгляделась в его лицо, увидела морщинки там, где раньше была гладкая кожа. Она помнила все перемены в лице Джонатана. Эра ужасных прыщей, первые признаки мягкой бородки, облезающая от солнца кожа, соус тако в уголке его губ, слезы, текущие из его печальных карих глаз… Шарлотта искала прежнее лицо под этими новыми чертами — и нашла его, снова увидела юного Джонни.

— Что случилось в Амстердаме? — спросила она.

Джонатан резко убрал руку и отодвинулся от нее. Он знал, что когда-нибудь ему придется рассказать ей об этом. Так пусть это произойдет сейчас. Пусть она наконец избавится от мыслей о доблестном и неустрашимом Джонатане Сазерленде.

— Восемь хакеров, очень умные ребята, заставили все правительства Европы мучиться приступами паранойи. Они держали в страхе банки, оборонные предприятия, политиков с их личными записями… О них никто ничего не знал, абсолютно ничего. И хотя банда пока не начала действовать — они в основном собирали информацию, — эти парни достаточно напугали властные структуры и крупные корпорации, чтобы те захотели их обнаружить и обезвредить. Я возглавлял группу агентов из всех стран Европы. Мы гонялись за «Амстердамской восьмеркой» по всему континенту, а им это явно казалось игрой. Они влезали в выскочувствительные компьютеры, оставляли насмешливые сообщения, а потом бесследно исчезали. Через некоторое время пресса начала задаваться вопросом, почему мы не можем их поймать. Люди стали сомневаться в наших возможностях. «Восьмерка» превратила нас в посмешище. Когда они выдали коды запуска американских ракет в Интернет, на нас начали оказывать давление.

Я не знаю, что на меня нашло в ту ночь. Может, сказался недостаток сна и слишком сильный стресс? Но что бы ни было причиной, это все навалилось на меня. Я нес ответственность, потому что являлся техническим экспертом, и все-таки не должен был принимать тех парней настолько всерьез. Ну и что, что эти хакеры узнали две тысячи номеров кредитных карточек? Они ими не воспользовались. А эти коды запусков? Они бы никогда не смогли их применить. Мне следовало смотреть на их проделки не как на работу смертельно опасной группы международных террористов, а как на пугливую тактику группки неудачников, жаждущих внимания. — Джонатан глубоко вздохнул, а выдох получился судорожным. — Но всех охватила паранойя, и я, наверное, заразился вместе с остальными…

— Так что же произошло?

— К тому времени, как мы на них вышли, — негромко продолжал Джонатан, — они располагались на ферме за пределами Амстердама. Я и мои агенты просто кипели от ярости, адреналин бушевал в крови, мы жаждали отомстить этой банде, сделавшей из элитного подразделения клоунов. Я полагаю, что нас ослепило еще и сознание собственной исключительности. Правда, я пошел на задание без оружия, но это не снимает с меня вины. Мне следовало остановить остальных. Я один понимал, что чувствует хакер! Я был экспертом! Но, только увидев первое упавшее тело, я осознал свою роковую ошибку. Когда я заметил стоящего на коленях парнишку, намочившего от страха штаны, двое других были уже мертвы.

Шарлотта взяла его за руку, но Джонатан не отрываясь смотрел на огонь.

— Только тогда я пришел в себя и смог контролировать ситуацию. Я приказал агентам остановиться, но к этому времени для двоих застреленных все уже кончилось. Им было шестнадцать и семнадцать. А третий получил пулю в позвоночник и остался парализованным. Ему было пятнадцать.

— Джонатан, — заговорила Шарлотта, — ты не мог этого предвидеть. Никто не знал, кто они и сколько им лет.

— Нет, Шарлотта, — твердо ответил он и отстранил руку. — Мне следовало знать об этом. Ты же помнишь, я сам был таким. Господи, эти ребята просто стереотипы! Ходячее клише типичного безвредного асоциального хакера! Меня ослепило собственное высокомерие, мои чертовы амбиции! — Он рывком вскочил на ноги. — А после этого все называли меня героем, президент Соединенных Штатов пожал мне руку. Мне предлагали написать книгу и сняться в кино… И все потому, что я позволил убить двух ребятишек, которым законом запрещено продавать сигареты!

— Они представляли опасность для общества, Джонатан.

— Черта с два! Они не совершили ни одного акта насилия. Они лишь перетрясли наш истеблишмент, заставили их бояться за свои шкуры. — Его голос зазвучал спокойнее. — Это стало поворотным событием в моей жизни. Я всегда любил хакерство, относился к этому как к искусству, всегда восхищался теми, кто так же умен, как и я, или умнее меня. Я решил выйти из игры, заняться корпоративной безопасностью, ловить парней в белых воротничках, которые решили поживиться за счет других, собирать чеки и жить в безопасности. Но два мальчика умерли, Шарлотта, а третий парализован на всю оставшуюся жизнь!

— Они все равно поступали плохо, Джонатан, — мягко напомнила она.

— Согласен, но такого наказания они не заслужили. — Он посмотрел на нее с высоты своего роста. — А разве эта немецкая овчарка заслужила то, что получила?

Шарлотта молча смотрела на него, ее губы сжались в одну тонкую линию.

— Мы отвечаем за все, Шарлотта. Мы должны быть осторожны и поступать ответственно. Если бы в тот день я действовал разумно, то мог бы просто зайти на ферму, выпить с ними кофейку и рассказать им пару баек о настоящих хакерах. А потом я собрал бы их всех и отправил в тюрьму приблизительно на год. А с кем-то, возможно, мы бы остались друзьями…

Взгляд Джонатана вдруг стал просто ледяным, и Шарлотта поняла, что он еще не закончил свой рассказ. Сейчас она услышит что-то еще… И еще более ужасное!

Он подошел к камину и пошевелил поленья. Вверх взметнулось пламя, полетели искры. Оставив кочергу у очага, Джонатан оперся одной рукой о каминную полку и долго смотрел в огонь.

Шарлотта ждала.

Наконец он повернулся и посмотрел ей в лицо.

— Я женился на Адели, потому что она оказалась под рукой, Шарлотта. Это было так просто! В первую ночь, которую я провел с ней, я впервые не просыпался от собственного крика. Она заставила растаять мои ночные кошмары. Адель стала ангелом-хранителем моего сна…

Шарлотта была потрясена.

— И это все, чем ты можешь оправдать брак с другой женщиной? — едва смогла она произнести. — Тем, что она оказалась под рукой?

— Возможно, эта причина кажется тебе пустячной, но такова правда.

— Джонатан, я могла быть рядом с тобой! Тебе нужно было только попросить…

— И ты полагаешь, мне это было так легко сделать после того, как ты ясно дала понять, что желаешь быть одна?

— Ты первый это сказал! — Шарлотта резко встала. — Ты даже представить себе не можешь, Джонатан, как мне сейчас больно. Узнать, что тебе было так плохо, что ты так страдал, но все равно не пришел ко мне…

— А ты пришла ко мне после Чок-Хилла? — вдруг спросил он.

— Тогда ты уже был женат! О господи, я знала, что рано или поздно это снова произойдет. Ты являешься ко мне, раскрываешь свою душу, очищаешь себя и уходишь — а я опять остаюсь с осколками твоих мыслей и чувств одна. Черт бы тебя побрал, Джонатан! Мне следовало отправить тебя обратно в ту же секунду, как я увидела тебя на пороге моего кабинета!

— Шарлотта, на что ты так сердишься?

— Меня выводит из себя то, что ты вот так порхаешь по моей жизни! То прилетаешь, то улетаешь, словно я своего рода заряжающее устройство. Я больше не собираюсь быть для тебя плечом, на котором можно поплакать. Мое сердце просто не выдержит, если ты снова оставишь своих проклятых демонов у моих ног, а сам как ни в чем не бывало отправишься к своей жене.

Шарлотта распахнула дверь и выбежала под безжалостный ливень.

Джонатан бросился за ней в холодную темноту, схватил ее за руку и развернул к себе лицом.

— Чарли, послушай…

— Ублюдок! — выкрикнула она. — Тебе интересно узнать, на что я сержусь? На то, что произошло десять лет назад, вот на что! На то, как ты сидел в том итальянском ресторане и лелеял про себя свои драгоценные новости. А я блаженствовала, как идиотка, наивно надеясь, что ты собираешься попросить меня вновь вернуться в твою жизнь! И тут ты вдруг обрушиваешь на меня: «Шарлотта, я собираюсь жениться». Что я должна была тебе сказать на это? А, Джонни?

— Не знаю, будь оно все проклято! Но я ждал, что ты что-нибудь все-таки скажешь!

Зеленые глаза Шарлотты сверкали от ярости, она тщетно пыталась вырвать руку.

— Предполагалось, что все должно развиваться по сценарию, которого я даже не видела?

— Нет, черт возьми! Но я не думал, что ты просто сорвешься с места и убежишь! Кстати, почему, интересно, я не мог жениться? — прогремел Джонатан. — Ведь это же ты заявила, что тебе нужна свобода!

Шестнадцать прошедших лет вдруг исчезли. Шарлотте показалось, что земля ушла у нее из-под ног и она висит над бездной, а когда ощутила под ногами твердую почву, то она снова оказалась в 1981 году. Джонни только что прислал ей сборник стихов. Она полетела в свою комнату, даже не поздоровавшись с бабушкой, бросилась на постель и открыла титульную страницу. Там рукой Джонни было написано: «Вот так я чувствую. Страница 97». Она лихорадочно листала страницы трясущимися руками. Это наконец случилось! Джонни вышел из своей раковины и собирается признаться ей, как сильно он ее любит!

Но мечты Шарлотты разлетелись в прах, когда она нашла нужную страницу. Уродливые, холодные, больно ранящие слова: «должен пойти своим путем», «пространство и одиночество — вот хлеб мой и свет», «только душа, одинокая душа»…

И ни слова о любви!

Шарлотта даже не заплакала тогда, стихотворение просто парализовало ее. Она позвонила Джонни в Бостон.

— Я хочу, чтобы мы остались друзьями, Джонни, — Шарлотта произнесла это так, словно это была прежде всего ее идея. Как еще она могла избавить себя от унижения, справиться с болью от того, что ее отвергли? — Ты прав: между нами действительно три тысячи миль, и у каждого из нас своя дорога.

Шарлотте казалось, что, произнося эти слова, она по кусочку вырезает Джонатана из своей жизни. Но она ни за что не скажет ему, какие муки причинило ей стихотворение, никогда больше не раскроет свои чувства — ни ему, ни кому-либо другому.

— Чарли, послушай… — Его голос звучал сейчас здесь под дождем, пробиваясь к ней сквозь годы, сквозь бурю. Но она не хотела его слушать.

— Возвращайся к Адели! Оставь меня в покое!

— Я не собираюсь возвращаться к Адели.

— Не лги мне! Зачем ты здесь, Джонатан? Зачем ты приехал?

— Я приехал потому, что тебе грозила опасность…

— А какое тебе до этого дело?! — Шарлотта внезапно сорвалась на крик, слезы и капли дождя катились по ее щекам. Она уперлась руками в грудь Джонатана и оттолкнула его.

— Чарли, ты же знаешь, почему я здесь! Я волнуюсь за тебя!

— Ты опять лжешь! Ты сказал, что прочитал о смерти моей бабушки. Неужели тебе было так трудно позвонить? Или просто прислать открытку? Ты был так нужен мне, я ждала…

— Но я послал открытку! И цветы!

Шарлотта вскинула голову — и ливень обрушился на ее лицо, мокрые пряди волос прилипли к щекам, распластались по плечам, словно черные ленты.

— Не было никаких цветов от тебя.

— Чарли, я получил уведомление о вручении. — Джонатан протягивал к ней руки, словно умоляя. — Я работал в Южной Африке, хотел уехать, но не смог. Заказывая цветы, я оплатил уведомление о вручении. Их приняли в траурном зале. А потом я звонил тебе. Оставил десяток сообщений. Но ты так и не связалась со мной.

Они смотрели друг на друга сквозь потоки воды.

— Кто-то перехватил их, — сказал Джонатан. — Тот, кто не хотел, чтобы мы снова были вместе…

— Джонни, — всхлипнула Шарлотта, — мы с бабушкой страшно поссорились как раз перед ее отъездом. Я ей столько всего наговорила! Она отправилась за очередной травой, хотела добавить ее в бальзам, и я сказала, что мы должны изучить этот ингредиент, сделать химический анализ его структуры. Она отказывалась. Ей никогда не нравилось, когда ее драгоценные травы анализировали. Бабушка и слышать не хотела о молекулярном строении, химической основе и энзимах. Я напомнила ей, что как раз анализ трав дал мне возможность создать формулу ГБ4204, а потом… я заявила, что она, наверное, никогда не любила дядю Гидеона!

— Не надо, Чарли. Ты же не знала.

— Почему она не рассказала мне о нем и о себе? Нам с ней обеим стало бы намного проще.

— У нее была своя гордость, Чарли. Так же, как и у тебя. Ты ведь такая же скрытная, как твоя бабушка.

Шарлотта отвернулась.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

Джонатан взял ее за руку.

— Нет, знаешь! И пришло время поговорить об этом.

— Отпусти меня!

Шарлотта вырвалась и побежала прочь, но Джонатан догнал ее, схватил за запястье, заставил посмотреть на него.

— Чарли, мы должны поговорить об этом. Должны обсудить то, что случилось.

— Ты заявил, что хочешь быть один!

— Только после того, как ты это сказала…

Джонатан вспомнил, как мучился, ожидая ее звонка, представляя, как Шарлотта прореагирует на стихотворение. Он надеялся, что она немедленно сядет в самолет, прилетит к нему, и они больше никогда не расстанутся.

— Неправда, это ты был первым! — запальчиво выкрикнула она. — И ты оказался настолько труслив, что прислал мне эту проклятую книжонку вместо того, чтобы сказать мне все в лицо!

— О чем, черт побери, ты толкуешь?!

— Позволь, я освежу твою память!

Шарлотта развернулась и побежала обратно в домик, Джонатан едва поспевал за ней. Там она схватила свою сумку, достала книгу в кожаном переплете и швырнула ее Джонатану. Он молча уставился на нее, книга лежала на плетеном ковре у его ног.

— Что ж, хорошо, — Шарлотта подняла томик с пола. — Если ты так боишься прочитать собственные трусливые слова… — Она торопливо перелистала страницы и прочла: — «Пространство и одиночество — вот хлеб мой и свет!» — Она с вызовом посмотрела на него. — Если это не слова прощания, тогда что же это?

Джонатан нахмурился.

— Но это не мое стихотворение! — Джонатан отобрал у нее книгу. — Это не то стихотворение, что я написал.

Шарлотта моргнула.

— Что ты имеешь в виду? Не то, что ты написал?..

— Ну, разумеется! Там же все сказано. — Он перевернул несколько страниц и вернул ей книгу. — Вот здесь.

Шарлотта взяла ее и уставилась на страницу. Ее глаза не могли оторваться от заглавия: «Шарлотте». Автор — Джонатан Сазерленд. Из всей книги она прочла когда-то только страничку — а потом спрятала эту книгу подальше.

— Я не понимаю… Ты никогда не говорил мне, что написал стихотворение!

— Я хотел сделать тебе сюрприз, — коротко ответил он.

— Джонни, я не знала! Я решила, что ты просто нашел стихотворение в сборнике.

— Но даже в этом случае, Чарли, ты прочла не то, что я просил.

— Нет, то! Смотри! — Шарлотта снова открыла титульный лист, где рукой Джонатана было написано: «Вот так я чувствую. Страница 97».

Увидев надпись, Джонатан воскликнул:

— Господи, Чарли! Не девяносто семь, а девяносто один!

— Что?! Ты хочешь сказать, что я прочитала не то стихотворение? Но почему же ты ничего не сказал мне? Ты просто прислал мне книгу без всяких объяснений…

— Что ж, может быть, ты права — у меня действительно был сценарий, только, судя по всему, я забыл прислать его тебе… Прочти его сейчас, Чарли. Прочти, что мое сердце говорило тебе.

И Шарлотта прочла гимн великой любви, которую, казалось, было невозможно передать словами. И все-таки Джонатану это удалось. Недаром же его стихотворение победило на конкурсе в том далеком 1981 году…

Шарлотта долго молчала, потом подняла на него полные слез глаза.

— О, Джонни, это прекрасно! Страшно подумать, сколь ко времени мы с тобой потратили впустую…

— Это моя вина. Мне надо было тебя предупредить. Но когда ты позвонила той ночью и заявила, что мы будем теперь только друзьями…

— Потому что прочла другое стихотворение, где говорилось только о дружбе. И мне стало очень больно.

— Но не так больно, как мне. Господи, Чарли, я люблю тебя! Ты ведь знаешь, что я всегда любил тебя.

Они рванулись навстречу друг другу, отбрасывая прочь прошлое, забыв о боли, которую причинили друг другу. Их тела соединились, словно всегда составляли единое целое. Страсть, которую они оба душили в себе шестнадцать лет, наконец вырвалась на свободу. Джонатан и Шарлотта целовались так, словно в этом поцелуе была сосредоточена вся их жизнь.

Шарлотта закрыла глаза и полностью подчинилась Джонатану, обняв его руками за шею, гладя его влажные полосы. Ее язык ласкал его рот, утоляя голод, который она испытывала так долго. Джонатан обнимал ее так крепко, что ей было трудно дышать; казалось, он стремится ощутить ее всю, жадно наслаждаясь этим поцелуем.

— Джонни, Джонни, я люблю тебя!..

— Шарлотта, боже мой…

Он расстегнул заколку, удерживавшую ее волосы, освободил черные блестящие пряди и зарылся в них пальцами, целуя ее шею, мокрую от дождя. Шарлотта чувствовала, как напряглась его плоть, упирающаяся ей в бедро.

И тут они услышали звук — тихий, едва слышный за рокотом пламени в камине, но настойчивый, повторяющийся с равными интервалами. Они оба повернулись к компьютеру.

— Мы вышли на след преступника! — воскликнул Джонатан. — Программа нашла его!

И тут раздался страшный раскат грома.

Земля содрогнулась, в домике погас свет. Во всем мотеле отключилось электричество.