10. Лидия Олбрайт и туфли от Кристиана Лабутена

Лидия была довольна, что перед выходом из частного самолета «Уорлдуайд пикчерс» сменила туфли от Кристиана Лабутена на спортивные «пумы». Кто знает, что было в той коричневой жиже, через которую она шла, добираясь в эту балийскую дыру? Грязь доходила почти до щиколоток и липла к кроссовкам (будь на ней туфли, каблукам за девятьсот долларов пришел бы конец), а теперь Лидия разглядывала ветхое строение, представшее ее глазам. Она где-то читала, что на Бали самые красивые женщины в мире, однако это никак не вязалось с девяностолетней беззубой бабулей, которая сидела у входа в гостиницу. В лучшем случае ее вид демонстрировал, что женщины Бали с возрастом сильно дурнеют.

Добралась она быстро (не считая, разумеется, восемнадцатичасового перелета в один конец) и надеялась провести на острове меньше времени, чем в воздухе, — в общей сложности. Самолет «Уорлдуайд» был в ее распоряжении еще двадцать шесть часов (держать его дольше без ведома Арнольда она не могла), девятнадцать из которых уйдет на обратный перелет (и еще два часа про запас). Черт! Надо разыскать Займара.

Для начала она побывала на южной окраине Куты — на побережье, где он обретался в перерывах между фильмами. Однако его хижина, в которой не было воды, зато имелся фарфоровый ночной горшок, пустовала. Его сосед, субтильный мужчинка, сказал переводчику Лидии (этого Туана, из местных, она наняла в аэропорту на весь день за сто долларов), что накануне Займар отправился в Денпасар. Тогда они загрузились в «фольксваген-жук» (переводчик заявил, что извоз входит в комплекс услуг) и отправились в глубь острова. И вот три часа спустя Лидия на полусогнутых ногах пробиралась по коричневой жиже, а ее переводчик пытался объясниться с беззубой бабулей.

— Она говорит идти наверх. Но сначала дать ей пятерку.

— Пятерку? — переспросила Лидия. «Ну конечно, универсальный эквивалент — наличка», — догадалась она и, улыбнувшись, протянула старухе пять долларов. Та хихикнула и что-то сказала Туану.

— Она благодарит вас. Шестой номер. Еще она сказала, если вы жена, то сначала постучитесь.

— Скажи ей, чтобы не беспокоилась, я не жена. Я вообще не замужем. — И Лидия направилась в гостиницу. У порога, справляя большую нужду, сидел огромный бабуин. Закончив, он шустро вскарабкался на пальму за гостиницей, а Лидия, переступив через дымящуюся кучу дерьма, сообразила, из чего отчасти состояла та коричневая жижа, которую она тут месила.

Вестибюль был заставлен пластмассовыми оранжевыми стульями — казалось, их доставили сюда прямо из круглосуточной закусочной «Деннис» в Шерман-Оукс. Свет, конечно же, горел только в вестибюле, а скрипучая деревянная лестница тонула во тьме. Шестой номер был на втором этаже. Когда они поднимались, Лидию не покидало ощущение, что она попала в фильм «Апокалипсис сегодня». Здесь можно разжиться лодкой и двинуть вверх по реке. И еще она надеялась, что у Займара нет мачете. Лидия взялась за ручку двери, а Туан покашлял.

— Леди, может, я пойду вперед? Мало ли что там.

— Я всякого в своей жизни повидала. Я из Лос-Анджелеса.

И точно, ничего нового. Уэстону нравились близняшки-азиатки, а Займар предпочел тройняшек-островитянок. Правда, Лидии повезло: у честной компании был перерыв. Одна находилась в ванной, а двое других в отрубе валялись на кровати рядом с Займаром, который, прикрыв глаза» раскуривал косячок.

— Похоже крутая тема, — затягиваясь, проговорил Займар. — Я вижу Лидию Олбрайт.

Она никогда не могла понять, откуда у Займара такой акцент — британо-австралийский с налетом новозеландского. Тихоокеанский «евротреш», решила она. Вот черт, она всегда обращала внимание на акцент. У Уэстона был выговор нью-йоркского еврея. Причем сам акцент не имел значения — ей просто нравилось, как он звучал.

— Не такая крутая, Займар, но это действительно я.

— Ага, она еще и разговаривает. И голос, как у Лидии Олбрайт. — Займар улыбнулся и сделал еще затяжку.

Лидия осмотрелась. Нужно найти одежду Займара, а главное — ботинки. Разгуливая босиком по обезьяньему дерьму, можно какую угодно заразу подцепить.

— Девки, гляньте сюда. Это Лидия Олбрайт из Голливуда. — Займар расхохотался и толкнул одну из спящих. Третья голышом вышла из ванной и свернулась калачиком на диванчике в углу.

Лидия подняла с пола джинсы Займара, его футболку от Пола Франка и бросила одежду на постель рядом с режиссером.

— Давай, парень, пошевеливайся. Самолет в моем распоряжении всего двадцать шесть часов. Надо поторапливаться.

— Поторапливаться? Лид, да ты разуй глаза! Думаешь, я отсюда так запросто свалю?

В углу Лидия нашла сандалии Займара (покрытые все той же коричневой грязью) и, стараясь не касаться подошв, прошла с ними к кровати.

— Нет, но я думаю, что у тебя подписан контракт с неустойкой на производство моего фильма, а это значит, что ты либо едешь со мной его снимать, либо забудешь о гонораре в десять миллионов долларов и вернешь студии два миллиона, которые тебе уже выплатили. Плюс к тому на ближайшие пять — десять лет будешь отстранен от профессии — я лично прослежу за тем, чтобы на этот срок — как минимум — и духу твоего в кино не было даже близко.

Займар улыбнулся:

— Лид, пихнула бы ты телок и дала мне кончить, будешь мне лучшим другом.

— Попрощайся с подружками. Вернешься сюда, как только снимешь мой фильм.

Займар откинул простыню, и Лидия невольно скосила глаза. Займар сделал то же самое.

— Большой, да, Лид? — кокетничал он, лукаво глядя на нее.

Лидия вспыхнула, точно школьница.

— Ну, мы в вестибюле подождем. — И они с Туаном вышли из номера. Сердце у нее бешено колотилось. Да, в самом деле большой.

— Мисс Олбрайт и мистер Займар, пожалуйста, пристегните ремни. Мы идем на посадку в Лос-Анджелесе, — объявил пилот по внутренней связи.

Те пятнадцать часов, что Займар спал, Лидия читала сценарии, говорила по телефону, изводила помощниц и прохаживалась по салону «Гольфстрим-5500». За два часа до Лос-Анджелеса Займар очнулся — в состоянии жестокого похмелья, совершенно разбитый и невменяемый. Для начала она накачала его водой «Фиджи» (за последние полтора часа он бегал в туалет восемь раз), затем напичкала витамином С и мультивитаминами. К моменту приземления он должен был быть в форме. И наконец, они обсудили сценарий.

— У нас была читка на той неделе. Прошло неплохо — но и только. Мэри-Энн сейчас дорабатывает пару сцен.

— Говорят, она лапочка, — заметил Займар, прихлебывая кофе.

— Трахать мою сценаристку ты не будешь, — решительно сказала Лидия. — Усек? Это ее первый фильм — и так будет дел по горло. Ей этого твоего дерьма даром не нужно.

— Да, мадам. А ты, я вижу, изображаешь мамочку, Лидия? Ну кто бы мог подумать?! Значит, держишь всех в ежовых рукавицах?

— Рафаэллу играет Селеста Соланж.

— Интересно, как ты ее уломала?

— Секрет.

— Ясненько. Кстати, о секретах — рыжий пердун, смахивающий на лепрекона, отхватил себе «Уорлдуайд»?

— Арнольд Мэрфи. Да.

— Слушай, Лидия, я в глубь острова поехал, когда узнал об этом. А так даже не думал подставлять тебя. Просто решил, что раз у вас с ним свара, то фильма не будет.

— У нас с тобой все получится. Мне повезло.

— Знаешь поговорку об удаче? Она благоприятствует тому, кто к ней готов. Откуда пришло спасение, Лид?

— От Сиси и Джесс.

— Ну, я всегда знал, что три женщины — это сила. — Займар похотливо ухмыльнулся, и, не будь он так хорош собой, Лидия расценила бы это как оскорбление.

— А что Брэдфорд? Прошел реабилитацию?

— На читке был трезв как стеклышко. Надеюсь, протянет.

— Он перед камерой неподражаем, Аид, когда воздерживается от дури. А когда под кайфом — полный кошмар.

— Ты будешь присматривать за ним на площадке, а я — после съемки.

— И когда начинаем? Через десять дней?

— Через три. Арнольд уже рвет меня на куски — вынь да положь ему отснятый материал.

— Вот урод! Да надери ты ему задницу, он и тогда не поймет, что фильм хороший.

Лидия рассмеялась.

— Я когда-то работал с ним, на своем втором фильме. Это было вскоре после вашей разборки. Он не знал, с какой стороны объектив у камеры. Полный лох.

Самолет тряхнуло: шасси коснулись полосы.

— Пусть он и полный лох, Займар, — сказала Лидия, взглянув на часы, — но будет нас трахать ближайшие два месяца.

Загрузка...