Каждый, кто узнавал, откуда я родом, таращил глаза. Почему же я уехала на Юг, тогда как в Устинске мне в наследство остался вполне приличный домик? Да и работы для женщин на Севере было гораздо больше… Университеты лучшие — на Севере. Столица — на Севере. Север богаче, прогрессивнее, жизнь там течет быстрее и ярче.
А Юг, ну что Юг? Сюда даже отголоски случившейся трагедии докатились лишь эхом.
А между тем в Пригорске государев дворец горел. И восстание это… Много народу погибло, а сколько еще погибнет — страшно даже представить. Здесь же тишь и благодать. Розы на улице цветут. Обсуждают, конечно, но как-то вяло, без огонька.
Я со вздохом поднялась с пола. Умылась, переоделась в рабочее платье из тонкого хлопка, темно-серое с черным воротничком. Хорошо быть вдовой, мне нравилось. Можно не переживать из-за нарядов. Самое простое, самое скромное — вот что полагалось мне по статусу. И белая косынка еще.
— Госпожа Марта, что делается-то! — в комнате обнаружилась болтушка Катерина: румяная, веселая и сверкающая глазами. — Студента служба магического контроля взяла! Прямо так вот его скрутили и вниз по лестнице поволокли! Папеньку ругали, а папенька сказал, что это не его работа — за магами глядеть. Сами, говорит, не уследили, сами и виноваты.
Я усмехнулась. На господина Подгорного это очень было похоже. Как и все северяне он был молчалив и суров, но если на него кто-то нападал… Думаю, господа дознаватели крепко пожалели о неосторожных словах.
— А тот, который молодой, с одним только пером на кокарде, про вас выспрашивал. Дескать, кто такая, откуда приехала? Видно же, что не местная.
— И что папенька сказал?
— Да послал его куда подальше, — легкомысленно отмахнулась девчонка. — Сказал, что не его ума дело.
Я вздохнула. И не понять, что этому «с одним пером» надобно. К вниманию мужчин я привычная. Мне всего двадцать шесть, по местным меркам я вполне хороша собой: невысокая, светловолосая, скромного телосложения. Да еще вдова и магичка. Ну и пусть, что двое детей — это на Юге не являлось препятствием. Детей тут любили.
Хочется верить, что молодой дознаватель просто обратил внимание на красивую вдову, а не выдумал каких-нибудь глупостей.
— Кати, переодень Марэка и усади его на горшок, а я пока каши сварю. Ты будешь завтракать?
— С орехами? — с надеждой спросила девочка. — Буду, конечно! Матушка моя не так вкусно готовит. И отчего вы поварихой не пойдете, госпожа?
— Оттого, что кроме каши я и готовить толком не умею, — в очередной раз напомнила я.
Добавила бы еще, что и кашу варю не так, чтобы вкусно. Просто сахара побольше кладу, орехов да сушеных ягод горсть. А сама сегодня поесть и не успею, потому что пол еще нужно протереть. Натопали гости незваные. Не беда, в «Петухе» что-нибудь перехвачу.
Кухни, разумеется, в моей комнатке не было, зато имелась керосиновая горелка, на которую я водрузила подкопченый ковшик с молоком. Сыпанула черпак манной крупы, помешала длинной ложкой. Быстро и почти вкусно. Детям моя каша нравится. Разлила белую густую массу по щербатым деревянным тарелкам, щедро накидала сверху ягод и орехов, поставила на стол у окна. Переодела в легкое платье Амалу, повязала ей салфетку на шею. Усадила на высокий стул, вручила ложку. Есть самостоятельно малышка еще не очень умела, но Катерина ей поможет. А Марэк был взрослым не по годам, он сам.
Пока дети стучали ложками и о чем-то болтали, я прошлась мокрой тряпкой по полу.
Странное сегодня выдалось утро, тревожное. Но физический труд приведет меня в разум. Ничего страшного не произошло, просто студент без патента магичил. Что-то продавал, наверное, а налоги не платил. Его в участке даже бить не будут. Поругают, штраф выпишут, на учет поставят и домой отправят. Такое часто бывает.
Да, это вам не Север.
— Суп на балконе в кастрюле. Дождь, наверное, будет, далеко гулять не ходите, — торопливо наставляла я няньку, обуваясь и подхватывая берестяную корзину. — Если что случится — знаешь, где меня искать.
— Конечно, госпожа. Идите спокойно.
Поцеловав две макушки — светлую и темную, я выбежала на лестницу. Опаздываю. Нужно торопиться.
— Доброго утречка, господин Подгорный. Славная нынче погода. Никак не привыкну, что лето такое длинное.
— И тебе здравствовать, Марта. Не говори-ка, дождю нынче рады будем. Устали от жары-то.
— Ваша Катерина — настоящее сокровище. Как же она мне помогает!
— Тебе благодарность, что дитятко при деле.
Довольная собой и собеседником, я побежала дальше.
Погода и в самом деле стояла непривычно солнечная и теплая. На Севере уж середина осени, дожди, слякоть, а то и изморозь по ночам. Здесь же розы цветут, птички щебечут.
Непривычно и славно. Мы с Подгорным, как истинные северяне, ворчим, что устали от жары, но правда вся в том, что дождям да грязи тоже рады не будем. Пусть лето нас еще радует.
Улочки на Юге узкие, неровные, то вверх, то вниз. Мостовая вымощена мелким гранитом. На каблуках не побегаешь — ногу сломать можно запросто. У каждого крыльца то кошка, то собака, тут живности много, ее любят, кормят. Кошки не живут в домах, а преспокойно разгуливают по улицам. Мне это непривычно, но тоже нравится. Я всегда любила животных, в детстве из конюшни не вылезала. Вот накоплю на собственный дом — непременно котенка заведу. И собаку большую, чтобы двор охраняла.
Трактир «Хромой петух» находится в самом центре Большеграда, неподалеку от главной площади, в народе прозванной Фонтаном. Нетрудно догадаться, что напротив высокой башни с часами и краснокирпичного дома городского головы красуется большой круглый фонтан в виде большого каменного цветка, из которого стекают струи воды. Возле фонтана гуляют влюбленные, отдыхают мальчишки-газетчики с черными от типографской краски пальцами, тут же неподалеку болтают извозчики.
Юг просыпается рано.
А завтракать господа предпочитают в «Хромом петухе», здесь подают кашу, блинчики и лучшие в городе пироги с ягодами.
Я влетела в трактир, кивнув хозяйке, и тут же побежала в кухню. Здесь стоял дым коромыслом: пеклись блины, доставались из печей румяные пироги, разливался травяной чай с запахом горького можжевельника и свежей мяты.
— Марта, надевай передник скорее! На большой стол четыре каши и миску с блинами!
Некогда болтать, нужно работать.
Я подхватила поднос и побежала. Ложки, миски, свежий хлеб с маслом. Большие керамические чашки с петухами — гордость таверны. Быстро, быстро, все столики заняты, подавальщицы сбиваются с ног.
Завтрак — самая важная трапеза на Юге. На голодный живот и работа не прет. По мне, так на сытый тем более, но меня ж не спрашивают…
— Поймали всех заговорщиков? — доносится от столика у окна. Я замедляю шаг, мне любопытно.
— Да где ж там! Говорят, вся аристократия в заговоре замешана. У Синегорских старшего княжича арестовали. У Снежных обоих сыновей. Доподлинно известно, Уховицкий, тот, что в гвардии служил, был застрелен при пожаре…
— Да что им надо-то было, окаянным? — невидимый собеседник в сердцах стукнул по столу кулаком. — На государя руку поднять как только посмели? Ох уж эти северяне, ничего святого у них нет.
Дальше мне услышать не удалось, но и этой малости хватило, чтобы закололо в груди. Стало быть, заговор. Весь цвет аристократии… Хорошо, что я уехала. На Севере очень неспокойно.
— Марта, на третий стол кофий и творожники. И скатерть почисти, у окна чашку опрокинули.
Я поспешила к буйному столику, приглядываясь к дородным хорошо одетым мужчинам. Никого не знаю, хотя краснолицый с седыми бакенбардами завтракает тут ежедневно и непременно за этим столом. Вся белая скатерть залита чаем, а господа все еще горячатся.
— А я говорю, мальчишку в заложники взяли! Если б убили — то давно б уже похоронили торжественно! А если б дома был, то непременно б на публику показали! Шутка ли — единственный наследник!
— Вот сразу видно, Фома, что у тебя детей нет. Мальчишке годков всего ничего, он, поди, в горячке со страху слег… или обгорел. Если б его украли, то полиция б на ушах стояла.
Я легким взмахом руки убрала влагу со скатерти. Покачнулась, стиснув зубы. Легкое головокружение всегда сопровождало такую вот стремительную магию.
— Проклятые северяне, чтоб их всех на площади повесили!
— Ну зачем же так расточительно. Они же все маги. На рудники их или на фабрики. Приковать и выжать до капельки.
Поднос оттягивал руки. Я прикусила язык — мое мнение никого не интересовало — и побежала дальше.
Приковать и выжать! Да, так магов-преступников и наказывали. Их редко казнили. Куда чаще заставляли работать до самой смерти. Не знаю, что хуже — смерть быстрая или вот такая, оттянутая на несколько лет. Бунтовщикам не позволят больше увидеться с родными. Их пища будет скудной, постель жесткой и холодной, но зато и болеть им не позволят. Они нужны живыми. Они ведь маги…
Утро пролетело стремительно. Спустя два часа Сусанна велела нам отдыхать, и мы без сил, мокрые насквозь упали на лавки. Плечи ломило, руки гудели.
— Вот, поешьте, — хозяйка поставила на стол чай и блюдо с пирогами. — Скоро обед уж. Марта, Феона, я вам горшок для деток собрала, потом с собой возьмете.
Мы вяло кивнули. Всего в «Хромом петухе» было три подавальщицы. Мы с Феоной пришлые, а Аннета — хозяйская племянница. Справедливости ради, между нами никакой разницы хозяева не делали, даже и напротив, нам с Феоной всегда собирали остатки еды для детей. Суп или рагу овощное, или даже жаркое с мясом. Если оставались пироги или блины, то и их в узелок заворачивали.
Работа тяжелая, оплата невысокая, но зато кормят досыта и с собой дают. Я бы уже могла бы и уйти, благо с каждым днем клиентов на уборку и чистку становилось все больше: на Юге почти нет женщин, что владели бы бытовой магией в той степени, как я. Да и патенты местный князь выдавал, а он, судя по сплетням, был мужчина с придурью. Мог и не одобрить.
Однако рассуждала я так: пока есть силы и дети малы, нужно каждую монетку оплачивать. Марэк у меня магом уродился, ему позже учителей нанимать придется. Хорошо бы к тому времени твердо на ноги встать и собственное дело открыть. С Амалой проще — девочка пошла в отца. Обычная. Таким живется проще. Готовила я плохо, дело это не любила. Все равно пришлось бы где-то столоваться. А так я двух кроликов одним выстрелом убивала: и деньги зарабатывала, и детей кормила вкусно и сытно. Еще и студенту вон оставалось, но студент вряд ли воротится.
Обед не такой суматошный, как завтрак. Публика та же, но б уже никуда не спешит, кушает основательно, медленно. Мы успеваем даже посплетничать.
— А что, в газетах не пишут — государь наш здоров? — спросила я Аннету.
— Навроде и здоров. Говорят, обгорел малеха. Жена его вряд ли оправится, да то и понятно. В детских пожар-то начался.
Я кивнула. Слышала об этом еще на Севере.
— Так ты ж с Устинска, — сообразила девица. — Нешто меньше меня знаешь?
— Мы люди темные, деревенские, — пробормотала я. — Читать-то меня и не учили. А что там люди баяли, кто знает — правда ли? Приврать-то все горазды. Вот в газетах истину пишут!
— Навряд ли уж чистую истину, но уж и не врут внаглую, — кивнула Аннета. — Что же, ты совсем не знаешь ничего?
Вот пристала! Сама, впрочем, виновата. Нечего было разговор заводить. Но уж очень меня взволновала подслушанная беседа за завтраком.
— Я в ту пору дочкой занята была да мужа хоронила. Не до новостей было. Шутка ли — вдовой остаться!
— Ах, бедняжка! — тут же сжалилась девушка. — Вот уж не повезло тебе!
— А это как поглядеть. Муж мой сильно старше был, пил много. Во хмелю буйствовал, руки распускал. Несколько раз чуть меня не прибил. Да ладно б меня, он еще и детей своих не жалел.
О подобном я здесь рассказывала впервые, раньше молчала. Просто говорила, что вдова. Неудивительно, что и кухарки готовку побросали, и Сусанна навострила ушки.
— Так зачем ты за такого пошла-то? — удивилась наивная Аннетка.
— За кого тетка сказала, за того и пошла. Я ведь сирота, у меня кроме тетки и не было никого. Мне она говорила, что мужчина хороший, надежный. Что немолод — оно и славно, зато дом у него хороший, лавка своя. А вон оно как оказалось.
— А умер от чего? — приоткрыла рот Фенька. — Допился?
— Допился, — кивнула я. — Зимой упал в сугроб, да там и заснул. На Севере сугробы большие, только по весне и нашли его.
— Ну, хоть дом тебе достался…
— И то верно. За все слезы мои и страдания награда. Дом я продала и на Юг уехала. Сил моих не было там оставаться. Мне все казалось, что муж из могилы вылезет да под окна придет…
Тетки заохали, а я усмехнулась про себя. Жалостливая история не могла их не задеть. Здесь, на Юге, мужики тоже пить были горазды. В сугробах разве что не замерзали, не было здесь сугробов.