Кофейня на краю звёздного неба

Глава 1. Билет в Париж

Страхи. Они есть у каждого, кто-то боится под кроватных монстров, а кто-то предательства. Забавно как оно бывает, но это действительно так, наши Страхи сильны и многогранны. Они диктуют нам наши установки, допустим, вы боитесь высоты, поэтому не летаете на самолётах, у вас чёткая установка, что вы упадете. Эти страхи лечатся, если их принять, осознать и проработать, но давайте будем честными с сами собой, мало кто будет прорабатывать свои страхи. Вот допустим я. Мой главный страх взять ответственность за свою жизнь, я боюсь что если возьмусь за что-то по-настоящему важное и требующее ответственного подхода то прогорю, поэтому кофейню который мне завещала бабушка я переписала на маму. И вроде бы радость нет ответственности, так не тут то было. Ответственность осталась, но теперь в отношениях. Да-да, у меня ещё с моим страхом есть отношения. Давайте познакомимся, меня зовут Адриана, и я боюсь ответственности, книги по психологии утверждают, что надо быть увереннее и стараться взять эту ответственность, но как её взять? Вы же не предлагаете арахнофобу погладить паука? Тогда чего вы от меня хотите???

— Доченька надо быть ответственнее — говорила мама выкидывая умерший цветок

Подумаешь… Ну да, подумаешь, цветок завял! Просто у нас с ним не сложилось. Я же старалась: поливала, шептала ему комплименты… Может, у меня аура не та? Не всем же быть цветами жизни. Кто-то должен просто быть красивым, верно? (Милые дамы, не принимайте на свой счет, вы прекрасны! Это у меня просто руки не оттуда растут, вот и успокаиваю себя.) Другие меня, правда, успокаивать не торопятся… Особенно насчет моих отношений. Знаю, многие девушки мечтают о стабильности, а мне кажется, что я попала в шторм. Он — вечный двигатель, фонтан идей, стремительный, как ртуть. А я — статуя, приросшая к пьедесталу привычек. Никогда не любила сюрпризы и перемены — они же вредны для здоровья! Это же постоянный стресс: а вдруг настигнет, а вдруг придется брать ответственность? Контролировать хаос? Нет уж, увольте!

Но жизнь, увы, не считалась с моими фобиями и щедро сыпала сюрпризы, словно конфетти. Сначала грянул ковид, словно гром среди ясного неба. Мой прибыльный бизнес начал трещать по швам. Пришлось закрыть кофейню и сосредоточиться на выживании. К счастью, заначка на черный день имелась, поэтому я не пропала. Даже умудрялась продавать кофе и выпечку тем, у кого были пропуска, а остальным отправляла заказы с доставкой. Даже привыкла к людям в масках, научилась различать их по глазам.

Говорят, глаза — зеркало души. Глаза Артема я видела каждый день. Завидев его черную машину у порога, я уже готовила американо с ванильным сиропом и предвкушала встречу с привычной голубизной его взгляда.

А однажды он решил заговорить со мной не только о погоде и кофе.

— Ваш американо с ванильным сиропом, — дежурно произнесла я, выдавливая приветливую улыбку.

— А вы все работаете, Адриана, — улыбнулся он в ответ. — Я настолько привык видеть вас по утрам, что хочу лицезреть и вечерами. Давайте сходим куда-то?

— Ковид… Мало куда можно выйти, — пожала я плечами, смущенно отводя взгляд.

— Тогда приглашаю к себе на чашечку кофе, — не сдавался Артем.

Так и начался наш роман. Сначала — неловкие свидания в пустой кофейне после закрытия, шутки, беготня по кухне. Потом — уютные вечера в жилой части дома. Я была счастлива. Свой дом, своя кофейня — мало кто мог похвастаться таким в двадцать восемь. Этот уголок уюта достался мне от бабушки, и я старалась продолжить ее дело, не смотря на то, что старательно пыталась отдать это дело матери. К тому же, расположение было идеальным — маленькая кофейня в самом сердце города, а наверху — уютные жилые комнаты.

Мы с Артемом все чаще смотрели фильмы, он почти не уезжал домой, и я уже рисовала в воображении белое платье и марш Мендельсона. Ковидные ограничения сняли, и казалось, что ничто не может омрачить мое счастье. Как вдруг Артем протянул мне билеты… в Париж. Сказал, хочет загладить вину за недавнюю ссору. Надо было не верить…

Билеты куплены, самолет ждет, а я… ждала чуда. Знаете, это волнующее чувство, когда чемодан собран, а душа уже порхает над Сеной, предвкушая долгожданную поездку. Два года я ждала этого момента, два года представляла, как в самом романтичном городе мира Артем опустится на одно колено, откроет бархатную коробочку… Кольцо от Cartier, идеальный маникюр, слезы счастья — все должно было быть идеально, как в моем тщательно составленном виш-листе. Идеальный жених — в комплекте. Что еще нужно девушке для счастья? О, много чего, конечно! Но ведь нужно же с чего-то начинать?

— Адриана, любовь моя, нам пора, — голос Артема вырвал меня из сладких грез. Легкий, мимолетный поцелуй в щеку — и ни бабочек в животе, ни привычного трепета. Тревога, холодная и липкая, змеей обвилась вокруг сердца. Что-то было не так.

Доставая из чемодана джинсы и теплый свитер, я украдкой любовалась Артемом. Статный, темноволосый, с идеальной осанкой — мечта, а не мужчина! И эта мечта, казалось, принадлежала мне. Казалось,.. Сорняки сомнений пробивались сквозь тщательно взращиваемый оптимизм: а что, если вся эта история — лишь красивая иллюзия, сотканная из моих фантазий? Что, если он меня не любит? Что, если мы расстанемся? А вдруг я буду виновата? А вдруг… он меня никогда и не любил?

Эти мысли, словно назойливые мухи, жужжали над ухом. Обычно я прогоняла их, крепко обнимая Артема, вдыхая его запах, убеждая себя, что все хорошо. Но сегодня этот ритуал не сработал.

— Любовь моя, о чем задумалась? — голос Артема прозвучал обеспокоенно. Он обнял меня, но в его объятиях не было тепла, только вежливая, отстраненная заинтересованность.

— О нас, Тём, — прошептала я, прижимаясь к нему. И тут же резкий, чужой аромат ударил в нос. — Лаванда? Это здешний шампунь?

Запах был сладким, приторным, словно липкий сироп.

— Да, Рин, очень вкусный, — Артем нервно отстранился. — Но я случайно его пролил. Могу за новым сходить. Его взгляд метался по комнате, словно он искал спасения.

— Да ладно, у меня свой есть, — постаралась я, чтобы мой голос звучал ровно, хотя внутри все сжималось от дурного предчувствия. — Завтра попробую отельным искупаться.

Я поймала свое отражение в зеркале. Запомнить этот момент, запечатлеть в памяти каждую деталь — дурацкая детская привычка. Но было ощущение, что больше такого не будет. Сердце сжалось от боли. Неужели мои предчувствия меня не обманывают?

Такое бывает. Сегодня — смех, объятия, завтра — пустота. Чужие друг другу люди. Идешь по улице, встречаешься с кем-то взглядом, и в голове, словно осколки разбитого зеркала, вспыхивают обрывки воспоминаний: его любимый чай, непереносимость жары, восхищение моими платьями… Ты помнишь все эти мелочи, эти детали, которые когда-то составляли вашу общую историю. А потом взгляд разрывается, и вы снова чужие. И от этого становится еще больнее. Но это все лирика. Надо жить здесь и сейчас, ловить момент, наслаждаться или делать вид.

Париж сиял, словно драгоценный камень, усыпанный тысячами огней. Мы с Артемом шли по набережной Сены, держась за руки. Легкий ветерок играл с моими волосами, донося до меня аромат цветущих каштанов. Вид мерцающей Эйфелевой башни захватывал дух, но я не могла отделаться от чувства тревоги. Рука Артема в моей руке казалась чужой, холодной. Он что-то рассказывал о предстоящей встрече, но слова его казались пустыми, словно он говорил по заученному тексту. Я кивала, изредка вставляя ничего не значащие реплики, мои мысли были далеко. Я ловила себя на том, что наблюдаю за ним, ища в его взгляде, в его жестах подтверждение своим подозрениям. Но он был безупречен, галантен, внимателен. И от этого становилось еще хуже. Эта безупречность казалась мне маской, за которой скрывалось что-то неизвестное, пугающее. Каждая улочка, каждый дом, каждый фонарь — всё казалось пропитанным этим чувством неясной тревоги. Даже красота Парижа не могла рассеять туман сомнений, который сгущался в моей душе. Я сжимала руку Артема, пытаясь почувствовать его тепло, его близость, но ощущала лишь холод и пустоту. И этот проклятый аромат лаванды, едва уловимый, но такой навязчивый, словно незримое напоминание о моих страхах.

— Посмотри, какая красота! — воскликнул Артем, указывая на Эйфелеву башню, мерцающую в сумерках. — Как думаешь, стоит подняться?

— Конечно, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал бодро. Но внутри все сжималось от тревоги.

Мы купили билеты и стали подниматься на лифте. Артем обнял меня за плечи, но в этом жесте не было привычной теплоты.

— Знаешь, Адриана, — сказал он, глядя куда-то вдаль. — Иногда мне кажется, что мы слишком разные. Как эти огни внизу — яркие, но разрозненные.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, стараясь не выдать своего волнения.

— Ничего конкретного, — отмахнулся он. — Просто мысли вслух. Париж… он такой вдохновляющий. Заставляет задуматься о многом.

На смотровой площадке он вдруг стал необычайно внимательным, делал фотографии, показывал мне достопримечательности. Но в его глазах была какая-то отстраненность.

— А помнишь, как мы познакомились? — спросил он вдруг, обнимая меня за талию.

— Конечно, помню, — ответила я, прижимаясь к нему.

— Кажется, это было в другой жизни, — прошептал он, и его голос, прежде такой теплый и родной, теперь казался чужим, словно доносился из далекого, заснеженного края.

Мир вокруг меня покачнулся. Эйфелева башня, прежде казавшаяся символом романтики, превратилась в бездушную железную конструкцию, устремленную в безразличное небо. Внутри меня что-то оборвалось, словно лопнула струна, натянутая до предела.

— Ты что-то хочешь мне сказать? — спросила я, с трудом сглотнув комок, подступивший к горлу. Голос предательски дрожал.

Он отвел взгляд, словно не в силах выдержать мой вопрошающий взгляд. Его пальцы нервно теребили край пиджака. Казалось, он боится произнести слова, которые уже готовы сорваться с его губ.

— Адриана, помнишь тот апрельский день, когда мы встретились? Дождь, ты в ярко-желтом плаще… Ты была похожа на солнечный лучик, внезапно пробившийся сквозь тучи… — Его голос дрогнул, и он замолчал, с трудом сдерживая слезы. — Но время оно меняет все. Меняет нас.

Он сделал глубокий вдох и, наконец, выпалил:

— Ри, я понял, что больше не люблю тебя.

Слова ударили меня наотмашь, словно пощечина. Мир вокруг померк. Я не верила своим ушам. Этого не могло быть. Этого просто не могло быть.… И кто ещё боится ответственности? Вроде бы я, а оказалось, что боялся ответственности Тёма.

— Я… я не понимаю, Артем… — пролепетала я, чувствуя, как слезы начинают жечь глаза.

— Просто… между нами все кончено. Особенно теперь… — Он поспешно сунул мне в руки сложенный вчетверо листок пергамента. — Прочти потом…

Не прощаясь, он развернулся и быстро зашагал прочь, растворяясь в толпе. А я осталась стоять, ощущая, как сердце разбивается на тысячи осколков. Париж, город любви, превратился для меня в город невыносимой боли. Слёзы хлынули из глаз, размывая все вокруг. Я зажала рот рукой, пытаясь заглушить рвущиеся наружу рыдания. Боль была такой сильной, что казалось, еще немного — и я просто рассыплюсь на части.

Дрожащими пальцами я достала телефон и набрала номер Софьи. Только она, моя лучшая подруга, могла меня понять, только ей я могла рассказать о своем горе.… Только она могла помочь мне собрать разбитое сердце. Софья, моя парижская отдушина, лучик солнца в этом серо-дождливом городе, легко согласилась на вечернюю прогулку. Ей, улыбчивой блондинке, вечно витающей в облаках модных показов и шумных вечеринок, чужда была моя нынешняя тоска. Но, увидев меня, Софа тут же посерьезнела.

— Ада, что случилось? — в ее голосе слышалось настоящее беспокойство. — На тебе лица нет!

— Артем… он… бросил меня, — прошептала я, с трудом сдерживая слезы. Протянула ей коробку, внутри которой лежал сложенный листок, пропитанный ядом предательства.

Софа, нахмурившись, развернула послание. Пока она читала, я смотрела на огни вечернего Парижа, которые теперь казались мне насмешкой, издевательским напоминанием о моем разбитом счастье.

"Знаешь, котенок… любимая…", — начала читать Софа, и ее голос становился все тише, словно она сама не верила словам, написанным на бумаге. Каждое обещание, каждое нежное слово, теперь звучало как издевательство, как плевок в душу. "Буду любить… самая счастливая… дочку хочу такую, как ты…" Дальше — словно удар под дых. "Что-то в душе надломилось,.. разлюбил… сердце свое, я другой отдам…"

У меня закружилась голова. Слезы душили, не давая дышать. Я закрыла лицо руками, сдерживая рыдания. Софа дочитала до конца, и в ее глазах вспыхнул гнев.

— Подожди… Артем Лебедев? Который встречается с Пелагеей?!

Пелагея. Наша общая подруга. Роковая красотка с темными, как ночь, волосами и глазами, в которых таилась опасность. Сердце сжалось от боли и предательства. Вот, значит, как…

— И давно они вместе? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

— Месяца два, — ответила Софа, все еще не веря своим ушам. — Пелагея говорила, что ее избранник собирается сделать ей предложение…

Горькая усмешка исказила мои губы. Вот, значит, зачем ему понадобилось кольцо. Может быть тогда купить себе кольцо? Раз уж от него я его не получила. В качестве моральной компенсации? За измену? За разбитое сердце? За предательство? Мысль пульсировала в висках, смешиваясь с болью и отчаянием.

— Ну что ж, — произнесла я, с трудом сдерживая слезы. — Значит, пора начать новую жизнь. Жизнь, в которой нет места лжи и предательству. Жизнь, в которой я, наконец, буду счастлива.

Две бутылки вина — как мертвому припарки! Душа — в клочья, сердце — вдребезги. Париж, мать его, город любви! Ха! Скорее, город разбитых иллюзий. Ювелирные магазины блестят, как глаза у жадной вороны. А мне хоть бриллиантами обвешайся — толку ноль! Пустота внутри, как в прошлогоднем гнезде. И тут — бац! — вижу его! Шарф! Розовый шарфик, с красивыми узорами, словно созданный для меня! К демонам кольцо! Хочу шарф! Магазин встретил нас презрительными взглядами продавщиц. Ну да, две слегка подвыпившие девушки, распевающие хиты про разбитую любовь, — зрелище не для слабонервных. Я и сама бы на себя так посмотрела.

— Дамы, простите, — процедила блондинка с выбеленными волосами и лицом, похожим на маску, — вам лучше покинуть данный магазин.

— Мы, вообще-то, купить у вас товар хотели, — с достоинством ответила Софа.

— Это Dior, — презрительно скривилась продавщица. — Тут нет места неидеальным. Dior — только для идеальных.

Фыркнув, я потянула Софу к выходу. К черту Dior! К черту идеальных! Найдем что-нибудь для обычных, неидеальных девушек с разбитыми сердцами.

— Зачем ты меня вытащила?! — возмутилась Софа. — Я хотела купить у них сумку и пальто! Чтоб они задохнулись!

— Софья Павловна, — мягко сказала я, — я знаю, что ты хорошо зарабатываешь, но это не повод разбрасываться деньгами, чтобы кому-то что-то доказать. Надо ценить себя, Соф.

— И кто мне это говорит?! — Софа вдруг осеклась, поняв, что перегибает палку. — Ой, Ри, прости… я не нарочно…

— Соф, все нормально. Мы выпили две бутылки вина, — я попыталась улыбнуться. — Не будем обсуждать, какая я дура, что не видела, как Артем мне изменяет.

— Блин, я не это имела в виду! — Софа сжала мою руку. — Адриана, он изначально был таким! Он никогда не был принцем!

Я молчала, разглядывая мостовую. Каждый камень казался символом моего разбитого счастья. Артём действительно никогда не был принцем, но я любила его, любила его так сильно, что сердце замирало, я ведь хотела стать ответственнее, выйти замуж, завести настоящую семью и быть за кого-то в ответе.

— Смотри! — воскликнула Софа.

Я подняла голову, за ее спиной была небольшая лавка, заваленная шарфами всех цветов радуги. И среди них — он. Не такой милый и плюшевый, как диор, но такой который олицетворял моё внутреннее состояние. Темно-зеленый, в клетку, именно такой который защитит от холода, зачем нам этот розовый диоровский, оставим его идеальным.

— Софа, смотри, какая прелесть! — прошептала я, чувствуя, как в груди робко шевелится огонек надежды. Может, Париж все-таки подарит мне сказку?

Маленькая лавочка, притаившаяся среди парижских улиц, манила клетчатым зеленым шарфом, словно маячок. Дверь тихонько звякнула колокольчиком, и мы оказались в уютном царстве шарфов, галстуков, перчаток и беретов. На каждом изделии красовалась крошечная брошка в форме лисы.

— Mon chéri дамы, bonjour! — раздался мелодичный голос. — Что привело двух прелестных девушек в мою скромную лавку в столь поздний час?

Перед нами стоял статный седоволосый мужчина, худой, с пронзительными голубыми глазами. Мне показалось, что они сверкнули каким-то странным сиянием, но я тут же отмахнулась от этой мысли. Перепили, наверное, с Софой…

— Bonjour, месье Лаур, — Софа, заметив табличку с именем, решила блеснуть своими познаниями в французском. — Мы хотим шарф на удачу.

— Шарф на удачу? — месье Лаур задумчиво погладил свою седую бороду. — Когда-то я и правда продавал такие шарфы, перчатки и ещё пара милых безделушек. Но зачем они вам, mesdemoiselles? Удача — дама капризная, непредсказуемая. Она приносит перемены, а таким очаровательным девушкам, ценящим стабильность, это ни к чему.

Шарф на удачу? Что за чушь! Фыркнув, я потребовала показать нам эти волшебные шарфы. Какие там последствия, мне было все равно! Через пять минут перед нами лежала радуга из шелка: малиновый, черный, золотистый и мой — зеленый в клетку. Софа, недолго думая, схватила розовый, а я — свой, зеленый.

— А что означают расцветки? — полюбопытствовала я, разглядывая свою добычу.

— Шарф вашей подруги сулит неожиданную, головокружительную влюбленность, — с загадочной улыбкой произнес месье Лаур. — А ваш шарф поможет преодолеть почти все ваши страхи. И не только. Остальное узнаете во время носки.

Заплатив за шарфики по двенадцать евро (двенадцать! За кусочек ткани с историей!), мы отправились на поиски качелей, мечтая окунуться в детство и обсудить странного продавца. Шарфы на удачу.… Как будто в жизни мало неожиданностей! Если бы я знала, ни за что бы ни купила эту зеленую клетчатую штуку.

— Нет, ну ты слышала? Головокружительная влюбленность! — Софа фыркнула. — И зачем мне это? Только что вырвалась из отношений, где меня не ценили, а тут — на тебе, влюбленность!

— Да брось ты, Соф, байки все это! Маркетинговый ход, чтобы шарфики продавались, — отмахнулась я. — Кто ж откажется от красивой истории?

— Это точно, — согласилась подруга. — Я бы у него еще и перчатки купила, если бы он сказал, что они помогут мне сдать на права с третьего раза.

— Тебе, Софа, даже твой мужик не помог сдать на права, а ты на перчатки надеешься! — рассмеялась я, и Софа, заразившись моим смехом, тоже расхохоталась.

На душе было легко и беззаботно. Пока мы не увидели… белую лису.

— Ты тоже это видишь? Белая лиса. В центре Парижа! Софа мы явно перепили — прошептала я, наблюдая, как животное грациозно приближается к нам.

— Либо нам надо меньше пить, — ответила Софа, щурясь, — либо парижские крысы стали белее снега и обзавелись лисьими хвостами.

Мы уже достали телефоны, чтобы запечатлеть это чудо, как вдруг лиса молниеносным движением схватила мой зеленый шарф и бросилась наутек.

— Софа, за ним! — закричала я. — Мы обязаны догнать этого белого поганца!

И вот две русские девушки, позабыв о парижском шике и элегантности, неслись по улицам вслед за белой лисой, требуя вернуть украденное. Прохожие, наверное, сильно удивлялись, наблюдая за этой сценой. Впрочем, нас это мало волновало. Шарф на удачу? Похоже, удача уже начала действовать…

Внезапно лис, словно споткнувшись о невидимую преграду, остановился у небольшой кофейни. Он обернулся, посмотрел на нас своими умными, лукавыми глазами и небрежно махнул пушистым хвостом в сторону входа, будто приглашая внутрь. Немая сцена достойная пера самого абсурдистского драматурга!

— «Кофейня мадам Дювалье», — прочитала я вывеску, чувствуя, как усталость борется с любопытством. — Не поздно ли для кофе? Впрочем, в Париже разве бывает поздно для чего-нибудь?

Софа, почесав затылок с таким видом, будто пыталась нащупать там ответ на вселенские вопросы, изрекла:

— Да вообще-то пять утра, так что уже можно.

И, пожав плечами, она направилась к двери, из которой струился умопомрачительный аромат свежезаваренного кофе. Аромат, который мог бы соблазнить даже самого стойкого кофе-аскета и заставить его забыть обо всех диетах, режимах и прочих жизненных ограничениях. Он вился в воздухе, густой и обволакивающий, с нотками шоколада, корицы и чего-то неуловимо волшебного, словно обещающего не просто чашку кофе, а маленькое, личное чудо в предгрозовой тишине парижского утра. Мы переглянулись с Софой, и в глазах у обеих мелькнуло одинаковое выражение — смесь недоумения, усталости и непреодолимого желания хоть на минутку окунуться в этот теплый, ароматный оазис. Лис, словно довольный собой, растворился в предрассветных сумерках, оставив нас наедине с призывно мигающим светом кофейни мадам Дювалье.