Когда отступит тьма

Глава 17

Доверие не входило в число добродетелей Эндрю Стаффорда. После того как много лет обманывал людей, которые ему доверяли, он не верил никому.

Возможно, Роберт планировал засаду, возможно, нет. Эндрю предполагал худшее.

В полумиле от поворота к обрыву Барроу-Фоллз он перевел рычаг переключения передач «феррари» в нейтральное положение и заглушил двигатель. Ориентируясь в свете подфарников и сиянии луны, съехал по склону холма на сотню ярдов, затем свернул в лес и поставил машину в сосновой рощице.

Роберт, если уже был на месте и лежал в засаде, не услышал бы, как приехал Эндрю.

С пола возле пассажирской дверцы он взял сумку, захваченную из домика для гостей. Повесил ее на плечо, потом сложил вдвое большой пакет, взятый из стального ящика, и сунул в боковой карман пальто.

Выходя из машины, Эндрю закрыл дверцу мягко, беззвучно.

К открытому пространству вела тропинка, но он по ней не пошел. Стал красться по лесу, время от времени останавливался, прислушивался, нет ли преследования. Но слышалось только бесконечное шипение водопадов где-то вдали за деревьями.

Когда оно стало таким громким, что заглушило почти все другие звуки, Эндрю опустился на колени и снял сумку с плеча.

В ней лежали оптическая труба ночного видения с сильным увеличением и мощный световой амплифайер, позволяющий видеть ночью как днем. Прибор в нижней части трубы был способен посылать инфракрасный луч на четыреста пятьдесят футов, улучшая видимость в сложных условиях.

Эндрю не пользовался этой трубой с той январской ночи, когда наблюдал за лачугой Роберта, стоя на коленях в холодном подлеске. В перчатках обращаться с ней было неудобно, пришлось повозиться, чтобы навести ее на резкость и отрегулировать яркость.

В окуляр было видно зеленоватое пятно, тусклое, нечеткое, так как густые сосны заслоняли почти весь лунный свет. Но когда Эндрю включил прибор, послав в лес невидимый луч, он увидел неожиданное обилие деталей.

И улыбнулся. Его противник умен, возможно, даже гениален на свой извращенный манер, но в технологических достижениях ничего не смыслит. У него нет такой игрушки, поэтому в темноте он будет слеп. И преимущество над ним обеспечено.

Сумка мешалась. Эндрю бросил ее и пошел к водопаду, держа трубку в левой руке, а заряженный пистолет в правой. Шел он медленно, считал шаги. Через равное количество их останавливался, оглядывался по сторонам, подносил окуляр к глазу и описывал полный круг на месте, озирая зеленый мир.

Шипение водопада перешло в негромкий рев. Деревья редели. Эндрю пригнулся, двигаясь вперед чуть ли не на четвереньках. На теннисном корте он любил проникаться яростным упорством ягуара, теперь ему требовались другие свойства этой кошки из джунглей — хитрость, бесшумность, ловкость. Он должен был слиться с ночью.

На краю подступающей к водопадам поляны Эндрю снова посмотрел в окуляр. Расходящийся веером инфракрасный луч медленно двигался среди пушистых ветвей сосен и остролиста, мерцающих, словно расплавленный металл, образующих причудливые пятна чистого света. Это был совершенно иной способ видеть мир, представлявшийся странно красивым. Это…

Ага, вот.

Эндрю прижал окуляр плотнее к глазу.

Роберт, пятнышко более яркого света со смутными человеческими очертаниями, лежал в кустарнике примерно в ста ярдах, поджидая намеченную жертву.

Эндрю осторожно положил пистолет и стал вращать правой рукой диск наводки на резкость, фигура на темно-зеленом фоне становилась видна все отчетливее.

Теперь Эндрю ясно видел Роберта или по крайней мере его светящийся силуэт. Он лежал ничком среди низких кустов неподалеку от поляны. С этого наблюдательного пункта мог беспрепятственно видеть ведущую к водопадам тропу. И мог стрелять из своего укрытия, снять каждого, кто будет к нему приближаться.

Эндрю опустил трубу. Эта штука стоила пятьсот долларов. Он считал, что ее цена окупилась.

И поднял пистолет.

Даже с этого расстояния он, пожалуй, мог бы попасть в цель с помощью своего прибора ночного видения.

Но, разумеется, стрелять не станет. Потому что Роберт не выполнил один пункт их соглашения. Не привез Эрику.

Если он сейчас погибнет, ее, возможно, так и не удастся найти.

Этот гад требовался Эндрю живым, но безоружным. Надо заставить его говорить.

Эндрю облизнул губы, потрескавшиеся на сухом, холодном воздухе. Поединок для него в новинку. Он создан для более цивилизованного обхождения. Хоть и рисковал свободой при обделывании темных делишек, жизнь на карту не ставил ни разу. И делать это теперь — ради не денежного куша, а женщины, которая ненавидит его, изменяет ему, способна даже выдать его полиции, узнав о шантаже ее брата, — рисковать всем ради Эрики внезапно показалось ему безумием.

Но он все равно на это пойдет.

И бесшумно пополз, медленно приближаясь к своей жертве.

Коннор по пути к заправочной станции услышал жужжание сотового телефона.

— Да? — рявкнул он, поднеся трубку к уху.

— Шеф, это Макартур. — Дежурный сержант повышал голос, перекрывая неподобающий смех и веселые голоса. — У меня для вас хорошая новость.

— Давай говори.

— Вики кончили оперировать, врачи думают, что все обойдется.

Коннор сделал глубокий вдох.

— Шеф? Алло?

— Да-да, Дейв. Понял. Это… это как раз то, что я хотел услышать.

— Она еще не пришла в себя, поэтому не назвала напавшего…

Коннор уже знал, кто ранил ее.

— Это пусть тебя не волнует. Миллер связался с ее родными?

— Отыскал их в конце концов. Они уже выехали. Будут у постели Вики, когда она очнется.

— Замечательно. — Коннор услышал в трубке новый хор радостных возгласов. — И вот что, Дейв, скажи ребятам, чтобы не так шумели. Неприятно будет выписывать им повестки в суд за нарушение тишины.

Макартур засмеялся с беззаботным облегчением.

— Скажу, шеф.

Коннор выключил телефон. Ощутил на лице что-то непривычное и понял, что это улыбка.

Хоть что-то завершилось удачно.

Через несколько секунд он снова включил телефон и набрал номер.

— Магиннис, — послышался голос в трубке.

— У Вики все хорошо, — без предисловий сказал Коннор.

Пауза, и он понял, что в ней содержалось все, чего Магиннис не могла сказать никому.

Когда ее голос послышался снова, звучал он негромко и странным образом по-детски.

— Вы уверены?

— Макартур разговаривал с кем-то из больницы. Она выкарабкается. И родные уже едут к ней.

— Слава Богу…

Дрожь в голосе при этих словах была самым сильным проявлением эмоций, какое только Коннор слышал от Марджи Магиннис.

Потом она заговорила снова, голос ее, если не считать прерывистых вдохов, звучал деловито.

— Ищеек еще нет, но они уже в пути. Со мной Харт, Вуделл и сержант Ларкин. Нужна какая-нибудь вещь с ее запахом.

Коннор коснулся пальцами кармана куртки, где лежала лента в пластиковом пакете.

— Я везу такую вещь. Скоро буду там.

— Поняла. И спасибо вам, Бен. За последние данные.

Данные. Коннор, холодный профессионал, улыбнулся этому слову.

— Не за что, лейтенант.

Он выключил телефон. Впереди приближалась заправочная станция. Недолгий душевный подъем у Коннора кончился, и он сосредоточился на предстоящем деле.

У обочины стоял пустой «бьюик» Элдера. Коннор проехал мимо него на станцию и остановил машину, не заглушая мотора.

Выходя, он достал пистолет. Ощущение оружия в руке согнало с его лица последние следы улыбки. Расслабляться не время. Вики жива, но и человек, чуть не убивший ее, тоже.

Коннор огляделся. Заправочная станция была погружена в темноту, прожектора в зоне обслуживания не горели.

— Шеф, его здесь нет.

Это был голос Элдера. Он стоял возле островка обслуживания, помахивая поднятой рукой.

Коннор быстро подошел к нему.

— Сзади смотрели?

Элдер кивнул.

— Смотрели всюду. Станция закрывается в восемь часов. Так написано на двери.

— Где телефоны?

— Там. — Элдер указал на две будки у края площадки. — Оба работают. А кому же он звонил?

— Эндрю Стаффорду. — Коннор достал большой фонарик с широким, ярким лучом. — Они должны были условиться о встрече. Раз Роберт без машины, встречаться им нужно где-то поблизости.

Овал света скользнул по асфальту к будке кассира.

— Может, Эндрю подобрал его раньше, чем я подъехал, — сказал Элдер. — И они укатили куда-то вдвоем.

— Может быть. Но… подождите. — Луч фонарика замер на темном глянцевитом пятне неподалеку от места, где стоял Элдер. — Видите?

Элдер пожал плечами.

— Масляное пятно.

— Не думаю, что это масло.

Коннор подошел поближе, луч света сузился и стал ярче. Он разглядел несколько длинных, неровных пятен, все еще влажных.

У ближайшего он опустился на колени, коснулся его пальцем. Оно было густым, липким, и на поднятом пальце оказался красный след.

— Кровь, — сказал Коннор. — Много крови.

Сердце у него бешено заколотилось. Сначала он не понимал почему. Потом сообразил, что думает об Эрике. Мог Роберт привезти ее зачем-то сюда? Может, она пыталась бежать, а он выстрелил в нее из револьвера Вики или пырнул ножом. Может…

«Возьми себя в руки!» — приказал он себе. И медленно поднялся.

— Тогда где потерпевший? — спросил Элдер. — Ушел пешком?

— После такой потери крови не мог уйти. И посмотрите на эти пятна.

Коннор снова навел луч фонарика на асфальт, ярко осветил длинные красные мазки.

— Тело волокли, — сказал он.

Элдер, сощурясь, посмотрел вниз.

— Данверз была брошена там, где упала. Почему Роберт изменил образ действий на этот раз?

Коннор не знал.

Эндрю подкрался поближе к Роберту сзади. Его теперь было ясно видно невооруженным глазом. Он лежал на животе, раскинув ноги, склонив голову набок, чтобы смотреть вдоль длинного ствола дробовика или винтовки.

Странно, что за все это время Роберт ни разу не менял позы. Хотя он сумасшедший. Должно быть, способен всецело сосредоточиться на ожидании, как другие психопаты часами пялиться на голую стену.

Дальше следовала рискованная задача. Эндрю нужно было прыгнуть на Роберта и прижать его к земле, прежде чем он успеет повернуть длинный ствол и выстрелить.

Но сначала предстояло пересечь опасный участок земли почти без растительности.

Водопады находились близко, холодные порывы ветра доносили мельчайшую водяную пыль. Эндрю слышал яростное шипение белого каскада, падающего по каменным выступам с высоты двести футов в ручей.

Шипящий рев был громким, но все же не заглушал отдающихся в ушах ударов сердца.

Эндрю положил трубу ночного видения, ставшую теперь помехой, растянулся ничком на мерзлой земле. И пополз.

До Роберта пять ярдов. Как быстро он мог бы покрыть такое расстояние на корте, вытянув руку с ракеткой навстречу стремительно летящему мячу. Интересно, что сказали бы его многочисленные побежденные противники, увидев его сейчас медленно ползущим по ломкой траве с дрожащим пистолетом в руке.

Три ярда.

Эндрю вспомнил о ссоре с Эрикой, когда она разузнала о его прошлом. Побелев от гнева, Эрика объявила, что их брак — ложь и лицемерие. Он настаивал, что она ошибается. «Как мне доказать, что я вправду тебя люблю? — выкрикнул он, цепляясь за нее. — Хочешь, чтобы я умолял тебя? Ползал?»

Ну, вот он и ползет ради нее.

Один ярд. При желании он мог бы, вытянув руку, коснуться башмаков Роберта. А Роберт так и не менял позы, не оглядывался, ничего не слышал.

Эндрю крепко сжал пистолет. Медленно, медленно приподнялся, готовясь прыгнуть.

Хоть бы стук сердца не отдавался так сильно в ушах. Хоть бы пот не затекал в уголки глаз, не туманил зрение.

Прыгнул Эндрю, не успев осознать, что готов к прыжку. Тело словно бы рванулось вперед, время странным образом замедлилось, восприятие обострилось с кинематографической яркостью, каждая деталь была ясно видимой, укрупненной.

Он видел оружие в руках Роберта — не винтовку, а одноствольный дробовик, — часть лица его в профиль, щеку, более впалую, чем ему помнилось, прыщи на челюсти.

Челюсть. Гладко выбритая челюсть.

У Роберта борода.

Эндрю грузно упал на свою жертву и понял.

Это не Роберт. Какой-то парень. Прыщи на лице. Тусклый блеск смерти в глазах.

Труп. Приманка.

Откуда-то из окружающей темноты раздался голос Роберта:

— Брось пистолет!

— Так, — задумчиво произнес Элдер, — что же мы имеем? Следы убийства, но без трупа. Может, жертвой был Эндрю Стаффорд? Они с Робертом встретились здесь, поссорились?

Коннор покачал головой:

— Думаю, на это не было времени. — Он сосредоточился, пытаясь вызвать в воображении сцену, в которой не участвовала бы Эрика. — Может, кто-нибудь подъехал позвонить по телефону, и Роберт его убил.

— Сомневаюсь, чтобы здесь было много подъезжающих после восьми часов. Это не самое оживленное место шоссе.

Коннор взглянул на темный лес, далекие огни какой-то заброшенной фермы, пустую дорогу.

— Пожалуй, вы правы.

— Чарли говорил мне, что здесь ему очень тоскливо.

— Кто он такой?

— Служитель. Работает в вечернюю смену.

Они переглянулись.

Элдер нахмурился.

— Надеюсь, что нет, — сказал он, отвечая на невысказанное предположение.

— Когда, вы сказали, станция обычно закрывается?

— В восемь.

Коннор глянул на часы.

— Сейчас без четверти девять. Если Чарли задержался, он мог быть еще здесь, когда появился Роберт. Проверили замки?

— Как-то не подумал.

Коннор зашагал, обходя кровь.

— Пойдемте.

Дверь в будку кассира находилась сбоку. Когда Коннор взялся за дверную ручку, она легко повернулась.

— Чарли бы не ушел, не заперев. — От тупого ужаса голос Элдера звучал подавленно. — Он надежный парень. Не особенно умный, но добросовестный.

Коннор вошел первым, держа оружие наготове. В будке было пусто — ни Чарли, ни следов борьбы. В ящике кассы были какие-то деньги. Элдер сосчитал их, пока Коннор заглядывал под стойку.

— Семьдесят три доллара, — сказал Элдер. — Чарли должен был забрать их из кассы перед уходом.

— Вы сказали, что осматривали заправку сзади. Машины там нет?

— Нет. Пусто. — У Элдера этот вопрос вызвал недоумение, потом он догадался. — Роберт угнал машину Чарли. Вот к чему вы клоните. Убил Чарли и угнал его машину.

— Думаю, так. Случайно, не знаете, какая у него машина?

— Нет.

— Где у вас рация? — Элдер протянул ее, и Коннор нажал кнопку передачи. — Центральная, это шеф Коннор. Мне нужно выяснить, зарегистрирована ли какая-то машина на имя Чарли… э-э…

— Уиттейкера, — подсказал Элдер.

— Чарли Уиттейкера, жителя округа.

Диспетчер подтвердила прием, и, пока она вводила запрос в компьютер, рация молчала.

В задней части будки была дверь, незапертая. Коннор открыл ее и включил свет. Большая лампочка неярко осветила кладовую.

Среди метел, ведер и пустых канистр стояли ржавый шезлонг и ломберный столик. Шезлонг был отодвинут назад словно второпях. Столик был завален автомобильными журналами, валявшимися раскрытыми в беспорядке.

— Чарли любит машины? — спросил Коннор.

Элдер кивнул.

— Ничем больше не интересуется. Целыми днями смотрит, как они проезжают.

— Значит, после того как выключит свет снаружи и в будке, он входит сюда. Сидит здесь какое-то время, листая журналы.

— Странно, что не поехал сразу домой.

— Он живет один?

— Пока что с родителями.

— Вот, может, ему и захотелось побыть в одиночестве. Потом он слышит снаружи чьи-то шаги или голос говорящего по телефону. Идет взглянуть, кто там. Но перед тем как выйти отсюда, выключает свет, чтобы не насторожить появившегося.

Коннор повел Элдера обратно в будку. Несмотря на положение дел, он чувствовал в глубине души облегчение, так как на асфальте была кровь не Эрики.

— По пути Чарли заходит сюда, — сказал Коннор, — и берет в темноте дробовик.

— Дробовик? Этот маменькин сынок в жизни не брал в руки оружия.

— Загляните под стойку.

Элдер наклонился, заглянул и увидел подставку для ружья, которую Коннор заметил раньше. Выругался.

— Глупый мальчишка. Вооружился и вообразил себя Клинтом Пекервудом. — Измерил подставку ладонями. — Наверняка дробовик или винтовка.

— Дробовик. Я видел в кладовой коробку патронов.

— В прежнее время я бы заметил такую вещь.

— Может, мне просто повезло.

Элдер хмыкнул:

— Может, я просто состарился.

Из рации послышался голос диспетчера, сообщавшей результаты поиска в базе данных.

— В округе проживает всего один Чарльз Уиттейкер, ему принадлежит «хонда» восемьдесят четвертого года выпуска. — Она назвала регистрационный номер и добавила: — Никаких нарушений за ним не числится.

— Объяви розыск этой машины. По всему округу.

— Ясно, шеф.

— Машина может быть угнана, угонщик может быть вооружен и опасен, может иметь при себе заложника.

— Поняла.

— Пусть никто не рискует. Передай это сообщение всем патрульным, шерифу и дорожной полиции. Больше не должно быть происшествий, как… в общем, действовать надо осторожно. Все понятно?

— Да, шеф.

Коннор выключил рацию. Его трясло. Этот разговор живо напомнил случившееся — разговор с Данверз по радио, его решение, потом ее отчаянный код девяносто девять, ее бездыханную, окровавленную, острое чувство вины.

Сделав над собой усилие, он отбросил эти мысли и продолжил воссоздание картины преступления.

— Чарли вышел наружу. — Коннор направился в боковую дверь, Элдер за ним. — Свернул за угол и пошел к телефонам. — Дошел до кровавых луж и указал на стоящие в пятидесяти ярдах две телефонные будки. — Потом столкнулся с Робертом.

— И этот гад выстрелил в парня, — договорил за него Элдер.

Что-то в голосе старшего заставило Коннора попристальнее взглянуть на него. Строгое, морщинистое лицо Элдера побледнело от страдания.

— В чем дело, Пол? — мягко спросил он.

— Теперь я понимаю, что вы испытывали, когда нашли Данверз.

Коннор не сразу понял, о чем речь. По словам Элдера, что, не оплошай он возле лачуги, Роберт не совершил бы такого.

Чувство вины. Коннор не обладал монополией на него в эту ночь.

— Вашей вины здесь нет, — прошептал он, но Элдер лишь отвернулся.

Эндрю несколько секунд не шевелился, не мог принять никакого решения.

— Выбрось пистолет, — сказал Роберт уже не так громко. — Зашвырни. Подальше.

Черт его побери. Голос почти скучающий.

Бездумно повинуясь, Эндрю бросил пистолет, словно подкову, оружие полетело в темноту и с глухим стуком исчезло.

— Замечательно. Ты моя марионетка, Эндрю. Буду дергать тебя за веревочки и наблюдать, как ты дрыгаешься. Мы поменялись ролями, не так ли?

— Роберт, — прохрипел Эндрю, понимая, что нужно говорить, договариваться, выкручиваться, — мы заключили сделку.

— Боюсь, я плохой бизнесмен.

И тут Эндрю охватил слепой страх, самый сильный в его жизни. Не стоило приезжать, не стоило пытаться спасти Эрику; он не создан для этого, он не герой, сейчас бы только уползти и спрятаться.

— Привез конверт? — спросил невидимый в темноте Роберт.

Будь этот псих на открытом пространстве, он разглядел бы его в трубу ночного видения. Значит, прячется за чем-то, за деревом или густыми кустами.

— Привез, спрашиваю?

Как ответить? «Да» — Роберт может застрелить его и забрать предмет своих желаний. «Нет» — может дать ему еще немного пожить. Даже несколько секунд казались неимоверно важными, важнее всего на свете.

— Нет, — ответил он.

— Лжешь.

Роковой выстрел близился. Эндрю это чувствовал. Надо что-то предпринимать.

Реакция у него быстрая. Если резко откатиться от приманки, броситься к ближайшим деревьям, укрыться за ними…

Да, верно, именно так и надо поступить.

Но он не мог пошевелиться в тисках страха, превратился в неподвижную, дрожащую, беспомощную массу.

— Ты привез его, — сказал Роберт.

Он близко, почти рядом, от силы в двадцати футах. Но где? На поляне сплошная тьма, луна скрылась за тучами. Ничего не видно.

— Ты любишь жену, — негромко продолжал Роберт, — и не сделал бы ничего способного осложнить ее положение. Покажи конверт.

Эндрю по-прежнему не мог шевельнуться, не мог думать.

Он считал себя жестким. Преступник должен быть жестким, а он был преступником много лет, продавал паи несуществующих кондоминиумов, сбывал поддельные произведения искусства претенциозным дилетантам. Считал себя безжалостным. Взять хотя бы, как он разделывался со злополучными противниками на теннисном корте — черт возьми, к концу второго сета они просили пощады. Считал себя умным, достаточно умным, чтобы оставить в дураках такого помешанного сукина сына, как Роберт Гаррисон, чтобы защищать все углы, предвидеть все подачи.

И во всех случаях ошибался.

Выстрел, внезапный, ужасающий, и покойник под Эндрю наконец изменил позу, когда пуля вошла в него с отвратительным мягким звуком.

Эндрю увидел появившуюся на воротнике его пальто рваную дыру.

— Делай, что говорю! — пронзительно выкрикнул Роберт.

Эндрю, ненавидя себя, заплакал.

Руки его копались в кармане пальто, силясь вытащить толстый, сложенный конверт. Беззвучные рыдания сотрясали плечи. Он был ничтожеством. Представлял собой слезливую тварь. Генри, раболепный управляющий банка, увидя его сейчас, поразился бы. У Эндрю в ушах зазвучал негромкий комментарий управляющего: «Это мистер Стаффорд. Один из наших лучших клиентов. И жалкий, трусливый слабак, вам не кажется?»

— Быстрее, — произнес своим безжалостным тоном Роберт.

Наконец конверт вылез из кармана. Эндрю развернул его непослушными пальцами. Слезы застилали ему глаза. В глубине горла раздавались странные бульканье и писк. В тех редких случаях, когда думал о смерти, он наделял ее каким-то величием. Представлял себе совсем не такой.

— Достань то, что внутри.

Роберт хочет удостовериться, что в конверте блузка. Что ж, логично. Он приготовил приманку. И должен не исключать вероятности, что его противник окажется не менее хитрым.

А когда увидит блузку, убедится, что она та самая…

Тогда все будет кончено. Он умрет, лежа на трупе, неспособный ни пошевелиться, ни придумать какую-то стратегию, ни хотя бы настроиться на возвышенную мысль.

И ведь все это делалось ради Эрики. С какой стати? Сейчас она ничего не значит для него. Он даже не может зрительно представить себе ее лицо и вспомнить голос. Наверное, он ее любил, но любовь — отвлеченное понятие, теоретическое, нереальное.

Реальность — это каждое трепетное дыхание, громкие удары сердца, слышимые сквозь шум водопадов, пленку пота, облегающую его, будто вторая кожа.

Эндрю неуклюже разорвал конверт, полез внутрь и вынул скомканную розовую ткань. Развернувшись, она превратилась в женскую блузку с длинными рукавами, расстегнутую, покрытую засохшей кровью и красными отпечатками пальцев.

— Отлично, Эндрю. Сперва ты выкопал ее, как учуявшая собака, а теперь принес своему хозяину. Я очень доволен.

Все. Эндшпиль.

Губы Эндрю шевельнулись, и он обрел дар речи:

— Почему ты не сжег блузку, не сжег все ее вещи?

Этот бессмысленный вопрос был всего лишь отвлекающим маневром, Роберт удивил его тем, что стал отвечать:

— Потому что они представляют собой освященные жертвоприношением реликвии. Например, блузка. До той ночи она была обыкновенным куском ткани. Шерри наверняка купила ее на распродаже за четырнадцать долларов. Но помазанная кровью жертвы, блузка стала более священной, чем Туринская плащаница или обломок Святого Креста. Понимаешь?

— Нет.

— Разумеется, тебе не понять.

С этими словами Роберт поднялся, он был еще ближе, чем думал Эндрю, в десяти футах, огромным, как колосс, с револьвером в руке.

Прятался он за холмиком мерзлой земли на краю ложбины. Эндрю даже не видел этого холмика. Укрытие было идеальным.

Ствол револьвера слегка опустился и оказался наведенным в грудь Эндрю.

— Теперь твоя кровь осветят эту реликвию новым омовением, — прошептал Роберт.

Эндрю выпустил из рук блузку и ждал, глядя на смерть сквозь слезы, не желая умирать так жалко, скуля, как побитая собака.

Роберт улыбнулся:

— Прощай.

И тут поляну внезапно залил белый лунный свет.

Револьвер не выстрелил.

— Смотри, Эндрю. — Улыбка Роберта стала шире, глаза вспыхнули блаженным безумием. — Твоя холодная повелительница сняла вуаль облаков, чтобы видеть твою смерть.

Роберт на миг запрокинул голову, глядя на выплывающий из-за туч полумесяц.

То, что сделал Эндрю, не было итогом ясной мысли или расчета. Им руководил инстинкт.

Он изогнулся, одним движением схватил дробовик, вырвал его из рук мертвеца и навел на холмик.

Палец его лег на спуск. Он успел подумать, что если ружье не заряжено, ему конец.

Мир раскололся от грохота.

Эндрю отбросило назад, он растянулся на земле в полной уверенности, что ранен, окровавлен, его последняя возможность упущена, потому что Роберт выстрелил первым, а потом понял, что его отбросило отдачей дробовика.

Сквозь перезвон колоколов в ушах откуда-то послышался мучительный стон.

Роберт был ранен.

— Слышали?

Коннор кивнул в ответ. Отрывистый хлопок, далекий, но отчетливо донесшийся.

— Похоже, дробовик, — сказал он.

— Такой же, как у Чарли.

— Едем.

Коннор сел за руль своей машины. Когда заработал мотор, Элдер уселся рядом.

Ночную тишину разорвал второй выстрел.

— В восточной стороне, — сказал Коннор.

И потянулся к микрофону, но Элдер уже взял его, и когда машина, визжа покрышками, вынеслась на шоссе, старик с привычным сочетанием настоятельности и спокойствия просил подкрепления.

Эндрю перезарядил ружье и выстрелил по холмику второй раз. Больше патронов не было. Он бросил его и покатился в кусты, среди буйства кружащихся теней.

Ему требовалось другое оружие, и он смутно представлял, где искать его — пистолет, который выбросил, — только сможет ли найти…

Ползком по кустам. Куманика колет лицо. Кровь на щеках. Шипение водопадов громче, чем раньше, невозможно громкое, сокрушительный рев, но, разумеется, он слышит не водопады, это гул в заложенных от грохота ушах.

Элдер повесил микрофон и тут, видимо, вспомнил, что уже не начальник полиции.

— Извините, шеф, — чуть ли не застенчиво сказал он. — Похоже, я присвоил ваши полномочия.

— Оставьте. Вы сообразили быстрее, чем я. И больше не мелите ерунды о том, что состарились.

— Сейчас я себя чувствую значительно омолодившимся.

Подкрепление выехало, из центра города мчались две машины. Встреча их с Коннором и Элдером должна была произойти через три-четыре минуты.

Коннор опустил боковое стекло, не обращая внимания на поток холодного воздуха, он прислушивался, не раздастся ли еще выстрелов, но ничего не доносилось.

— По поводу этого досье, — сказал он.

Элдер хмыкнул.

— Прочли его, да?

— Просмотрел. Взял эту вырезку. — Коннор достал из кармана сложенный листок и отдал Элдеру. — Насколько я понимаю, вы считаете, что виновны они. Оба.

Элдер развернул вырезку, глянул на нее. Коннор знал, что он смотрит на заголовок «Наследник Гаррисона стал жертвой несчастного случая во время купания» и большую черно-белую фотографию под сгибом. Фотографию двух опечаленных людей, обнявшихся перед накрытым простыней телом на берегу пруда.

Он вспомнил подпись под ней: «Ленору Гаррисон, вдову Дункана Колина Гаррисона, утешает семейный врач Кейт Уайетт».

— Да, шеф, — сказал Элдер. — Я считаю, в его смерти виновны они.

Вот он. Пистолет. Пятно блестящего металла в лунном свете.

Эндрю с довольным рычанием схватил оружие и направил на холмик.

Роберт не издавал ни звука.

Мертв?

Если нет, то скоро будет.

— Дункана Гаррисона убили они, — сказал Коннор, перекрывая голосом шум двигателя. — Ленора и Кейт. Жена и семейный врач. Вы так считаете?

— Конечно.

— Но доказать это невозможно.

— Да и какой смысл доказывать? Оба были уже давно мертвы, когда я написал тому эксперту в Балтимор.

— Тогда зачем было писать?

Элдер пожал костлявыми плечами:

— Любопытство. У вас никогда не возникало желания докопаться до сути дела независимо ни от чего?

Коннор вспомнил о мерзавцах полицейских в Нью-Йорке. Кивнул:

— Это чувство мне знакомо. Однако…

Неподалеку раздалось стаккато выстрелов, явно пистолетных.

— Черт, — пробормотал Элдер. — Прямо-таки маленькая война.

Коннор увеличил скорость до семидесяти пяти миль в час.

Как будто бы какое-то движение вдоль холмика. Эндрю в слепой ярости навел обеими руками пистолет, подался вперед вместе с ним и трижды выстрелил, каждый выстрел отдавался в плечах, над холмиком взлетели три мерцающих фонтанчика пыли.

Затем лихорадочное переползание к новому укрытию, поближе к цели. Лежа на животе, Эндрю выстрелил еще два раза.

«Подберись еще ближе. Вперед!»

Пригибаясь, Эндрю побежал к груде валежника в ярде от ложбины и, сделав еще два выстрела, израсходовал обойму.

Ствол пистолета был горячим, две последние гильзы поблескивали неподалеку в лунном свете.

Съежась за валежником, Эндрю нашарил в кармане пальто запасную обойму и непослушными руками кое-как перезарядил пистолет.

Потом снова воззрился на холмик в слабой надежде увидеть крадущегося к нему Роберта и всадить в этого сукина сына все семь пуль.

Там не было никого.

Убит? Этот поганец убит?

Эндрю очень хотелось этого.

Внезапно он опомнился.

Нет, Роберт не должен умереть, иначе будет утрачен ведущий к Эрике след. Если она еще жива, где-то содержится пленницей, то будет медленно умирать, и ее никогда не найдут.

Подавленный страхом, он забыл о ней, забыл обо всем.

Стыд придал ему дерзости. Эндрю бросился к холмику, провоцируя Роберта открыть огонь.

На краю ложбины он глянул вниз.

Пусто.

Роберт исчез.

Сбавив скорость, Коннор приблизился к боковой дороге.

— Свернуть сюда?

— Это тупик, — ответил Элдер. — В той стороне только ферма Оулдемов.

Коннор продолжал путь. После трех стаккато стрельба прекратилась. Израсходовано шесть или семь патронов. Он подумал о перестрелке в своей квартире. Где-то в этих лесах тоже разыгрывалось сражение. И он знал, кто в нем должны быть противниками: Роберт и Эндрю. Видимо, их встреча прошла не так, как намечалось.

Усилием воли он сосредоточился на другой, давней ночи насилия.

— Ленора с Кейтом убили друг друга в Грейт-Холле, — сказал он. — Это не просто ссора любовников.

Элдер с мрачным видом кивнул.

— Они были участниками преступного сговора. И, как мне кажется, возненавидели друг друга. Чувство вины способно привести к этому. Но и разойтись не могли. Их связывали общая тайна и общая алчность.

Алчность. Да, она могла быть мотивом. Во всяком случае, мотивом Кейта.

— Расскажите о Кейте Уайетте, — попросил Коннор, снова замедлив ход и высматривая другую боковую дорогу.

— Ну, он был видным мужчиной. Рослым, стройным, нравился всем женщинам. Самым привлекательным холостяком в Барроу. В семьдесят втором году, когда доктор Брэддок отошел по старости от дел, стал местным врачом общей практики. Ему было тридцать два года, на год больше, чем Леноре.

— А Дункану было пятьдесят три.

Кивок.

— Старый муж, молодая жена. Может, между ними когда-то и существовала любовь, может, и нет. Во всяком случае, как мне кажется, Ленора после рождения двух детей пустилась во все тяжкие. Ей хотелось развлечений. Хотелось быть влюбленной девушкой, а не полнеющей матерью семейства. И тут подвернулся доктор Уайетт.

— У них завязался роман.

Коннору было неприятно последнее слово, неприятно сознание греховной общности между ним и Кейтом.

— Должно быть, хотя они держали это в тайне. По-моему, ей хотелось иметь молодого любовника, а он хотел заполучить деньги. Гаррисоновское состояние. И они вместе придумали способ.

— Это несложно, — сказал Коннор. — У врача есть доступ к фармацевтическим препаратам.

— В том числе и цианиду.

— Вскрытие показало, что Дункан завтракал.

— Съел омлет. — Элдер издал неприязненный смешок. — Который любящая жена сдобрила белым порошком.

— Разве он не умер бы от этого сразу же?

— Я задавал этот вопрос доктору Кондреку из Балтимора. Он ответил, что время токсичной реакции может быть разным. Дункан успел дойти до пруда и начать утреннее купание. Действие яда, должно быть, началось приступом боли — ужасной боли. Он наглотался воды и пошел ко дну. Его обнаружили на дне Тертл-Понда лежавшим лицом в грязи…

Элдер умолк, и Коннор догадался, что Пол тоже представляет себе внезапное конвульсивное содрогание, панические взмахи рук, отчаянную попытку доплыть до берега, затем роковой приступ боли и слабости. Смерть в воде, тело человека, опускающееся в наслоения песка, словно забытая на берегу игрушка.

Леноре оставалось только изобразить подобающую скорбь, а Кейту позвонить в «скорую помощь» и сказать, что он ничего не смог поделать. Его первоначальный диагноз сердечного приступа и последующего утопления ничего не подозревающий коронер мог только подтвердить, ему в голову не пришло бы проводить лабораторные анализы, необходимые для обнаружения цианида.

— Выждав мало-мальски пристойное время, — снова заговорил Элдер, — Кейт перебрался к Леноре. Потом они объявили о помолвке. Люди болтали, но сплетни не заходили особенно далеко. Никто не подозревал убийства.

— Кроме вас.

— Да, я подумал, что странно, как быстро оказался там Кейт Уайетт. Раньше «скорой помощи». Будто ожидал вызова. Или уже был там, ждал на случай непредвиденных осложнений в последнюю минуту. К тому же он был странным типом. Я, знаете, навел кое-какие справки.

— И?

— Он был хоть и семейным врачом, но не Маркусом Уэлби[12]. Больше походил на хиппи, «ребенка-цветка». За несколько лет до того был в Сан-Франциско на празднестве любви. На людях бывал одет прилично, но дома наряжался в шелковые халаты или комбинезоны парашютистов, какие носили вьетконговцы. В помещении круглый год расхаживал босиком — нелепая идея, которую он почерпнул в каком-то журнале. Вам знаком этот тип людей?

— Конечно.

— Словом, у меня были сомнения. Но никаких конкретных улик. Я не мог действовать официальным путем.

— И вы ничего не предпринимали, пока не получили возможности действовать неофициально, ни перед кем не отчитываясь.

— К тому времени Леноры с Кейтом уже не было на свете, и то, как они погибли, только усилило мои подозрения. Семейные ссоры могут быть ожесточенными, но люди этого социального класса обычно не палят из пистолетов друг в друга.

— Кто из них выстрелил первый? Известно кому-нибудь?

— Должно быть, Кейт. Кажется, я даже знаю, как это произошло. Видите ли, Ленора стала пьяницей. Слонялась в ночной рубашке по дому в любое время дня и ночи, много болтала. Кейт, наверное, испугался, что она выдаст их обоих. Возможно, схватил пистолет, чтобы припугнуть ее, заставить замолчать, но дело дошло до потасовки, и пистолет выстрелил. Мне это видится так.

— Кейт выстрелил в нее почти в упор, — сказал Коннор, представляя себе эту сцену. — А она отняла у него пистолет.

— Да. Странно, как ненависть придает силы даже людям со смертельной раной.

Коннор знал об этом. В раздевалках нью-йоркского управления полиции рассказывали много историй о преступниках, которые с тремя-четырьмя пулями внутри продолжали наступать, подхлестнутые яростью и адреналином.

— Она вышла за ним в гостиную, — продолжал Элдер, — всадила пулю в его смазливую рожу, потом повалилась на него, и в таком положении они вместе умерли.

— На глазах у детей. Роберта… и Эрики.

— Они были забрызганы кровью. Значит, находились в гуще событий. Когда я нашел их, забившихся в стенной шкаф на втором этаже, то подумал, вынесут ли они это. Вырастут нормальными или…

— Эрика все-таки вынесла, — сказал Коннор. — А брат ее — нет. Это его погубило. Свело с ума.

— Это… и, может быть, еще кое-что.

— Что же?

— Можно только догадываться, что он и его сестра услышали в тот вечер. Что узнали о Кейте с Ленорой и об их тайне. Эта мысль не дает мне покоя после нашего визита в лачугу. Его разглагольствования, религиозная заумь, которую он нес. Представляете, как они могут быть связаны с той историей?

Коннор не представлял.

— Скажите.

— Богиню, на которой так помешан, он, насколько я помню, сравнивал с паучихой, убивающей своего самца. Говорил, что она воплощение женского принципа, подлинного могущества в мире, универсальной утробы. И каким именем называл ее?

— Мать… — прошептал Коннор.

Элдер кивнул.

— Психиатр мог бы сделать из этого какой-то вывод, вам не кажется? По-моему…

Свет фар на боковой дороге. Сворачивающая на шоссе машина.

Коннор инстинктивно свернул к ней, поймал ее в свет своих фар — «хонда», несущаяся с большой скоростью.

Он передвинул рычажок на приборной доске, и на крыше его машины завыла сирена.