Когда отступит тьма

Глава 19

Нож.

Эрика сжала его рукоятку и вытащила из петли для ремня, снова удивясь тому, какой он длинный, какой большой, примитивный и несомненно смертоносный.

Она вспомнила, как вышла с ножом в задний коридор своей галереи от силы десять часов назад. Тогда, узнав незваного гостя, была уверена, что не сможет поднять на него руку. Нанести рану своему брату? Даже при самозащите это было немыслимо.

Но тогда она еще не знала наверняка, что он убийца Шерри Уилкотт — и мистера Фернелла. Тогда он еще не привязывал ее к столу, не оставлял привязанную ждать полуночной казни. Тогда она еще не прошла через преисподнюю, не обрела новых цели и смысла жизни.

Теперь поднять на него руку она может. Может убить ради собственного спасения.

Эрика крепко сжала рукоятку. Тяжелая одышка сотрясала тело, словно спазмы боли.

Возле нее ударились об пол две ступни. Роберт спустился.

Лежа на боку, Эрика держала правую руку под ребрами, спрятанной. Бронза холодила сквозь тонкую ткань блузки.

Роберт, огромный, косматый, видимый силуэтом на фоне света луны, уставился на нее.

— Вот оно что, — негромко проговорил он. — Пыталась бежать. Но это совершенно невозможно. Это мойра. Знаешь такое слово? — Эрика сглотнула. Она знала. — Мойра, — продолжал Роберт. — Судьба. Справедливость. И…

— Смерть, — прошептала Эрика.

— Знаешь. — Казалось, Роберт доволен этим. — Не забыла.

«Как я могла забыть? — хотелось спросить ей. — Я преподала это тебе».

Роберт нагнулся к Эрике, схватил за левую руку и стал поднимать. Колено ее горело, но не сгибалось.

— Сейчас, — сказал он. — Сделаем это сейчас.

Вот-вот он увидит нож.

Это последняя возможность. Либо бей ножом, либо снова лежи на столе. Либо бей, либо умри. А она не хочет умирать.

Вскинув руку, Эрика направила нож вперед, потом сдержалась и остановила лезвие в полудюйме от ямочки, где кончается горло.

Она заглянула в глаза Роберту, подумала о мойре и других вещах, которые преподала ему. Многих вещах. Дурных вещах.

Нож задрожал. Эрика опустила руку.

Роберт почти нежно отобрал у нее оружие.

— Ты не способна на это, — спокойно сказал он, в его ровной интонации не звучало ни волнения, ни страха, ни облегчения.

Эрика покачала головой, слезы туманили ей глаза.

— Не могу причинить тебе вред, Роберт. Не могу.

— Потому что утратила присутствие духа.

— Нет. Потому что и так причинила тебе много вреда.

— Утратила присутствие духа, — повторил он, безжалостно, непреклонно.

Он сунул рукоятку ножа в закатанный рукав, оставив на виду лезвие, бронзовый треугольник, прилегающий к мускулистой руке. Достал из кармана комок ткани и, встряхнув, развернул его.

Это был шарф, ярко-красный, с вышитыми инициалами Э.С., белыми, изящными, праздничными.

Ее шарф. Подарок Эндрю, который ветер унес днем. Она не представляла, как он оказался у Роберта, и у нее не было сил спросить.

Роберт вытянул его, и Эрика догадалась, что он хочет стянуть ей шарфом руки — связать ее, как теленка перед убоем.

Со связанными руками она будет беспомощной, и будущее, за которое она так упорно сражалась, никогда не наступит.

Эрика повернулась к расселине. Она протиснется в нее, ускользнет, спрячется в пещерах. Может прийти помощь. Возможно всякое.

Но Роберт успел среагировать.

Он схватил ее сзади за плечо и притянул к себе, в окружающий его запах застарелого пота. Она стала извиваться, поворачиваться всем корпусом, пытаясь вырваться, и ее брат засмеялся.

— Бесполезно, сестричка. — Его негромкий голос обрушился на нее лавиной призрачного эха от стен. — Я уже взрослый и в прятки не играю.

Роберт завел ей руки за спину и принялся связывать их шарфом, она ощутила внезапную жгучую боль в запястьях, потом онемение в кистях рук.

— Отпусти меня, — тихо произнесла она бессмысленную просьбу.

В ответ он лишь еще туже затянул шарф и завязал его, как жгут.

После этого поднял лампу, окутавшую их трепещущим светом.

— Иди, — приказал Роберт, в голосе его не было и следа доброты.

Он вытолкал ее через расселину в основной коридор, она, хоть и сопротивлялась, не могла ни вырваться, ни заставить его замедлить шаги. Роберт неумолимо вел ее к тронному залу, где их обоих ждала смерть и судьба.

— Хватит, — сказал Эрл Кэшью. — Теперь они запомнили запах.

Коннор кивнул, рассеянно удивляясь, что собакам достаточно лишь поднести нос к грязной тряпке и запах запечатлеется в их обонянии. Аккуратно положил блузку обратно в конверт и отдал его сержанту.

— Ищите, девочки, — скомандовал Кэшью. — Найдите мне этого гада!

Три собаки засопели, острое чутье сразу же повело их к Стаффорду. Одна из них залаяла, другая попыталась броситься на попятившегося Эндрю.

Кэшью оттащил их за поводки.

— Не его! Нет, девочки, нет! — Бросил взгляд на Эндрю. — На этой блузке есть и ваш запах.

— Я брал ее в руки, — сказал Эндрю, потом лицо его помрачнело от внезапной тревоги. — Значит, блузка не годится? Они… они не могут искать кого надо?

— Годится вполне. — Кэшью сплюнул снова и ловко передвинул зубочистку из одного уголка рта в другой. — Мои девочки чистопородные, способны запоминать сразу два, три запаха. Даже когда запахи двух людей смешаны, могут отделять один от другого. — Одна собака потихоньку снова направилась к Эндрю. — Не его, я сказал! Ищите! Ищите!

Собаки ненадолго сбились с толку. Потом самая крупная, видимо, поняла, что из смешанных в ткани запахов нужен другой. Опустила нос, нюхая и фыркая с новым рвением, другие последовали ее примеру.

Кэшью пошел за сворой, ведшей его с дороги в заросли бурьяна. Коннор несколько секунд наблюдал на ними, потом повернулся к Эндрю. Как ни странно, ему не хотелось смотреть в лицо этому человеку.

— Вы изобличили себя, мистер Стаффорд.

В ответ Эндрю лишь неторопливо кивнул.

— Разве что, — добавил Коннор с чем-то близким к надежде, что у него есть какой-то выход, — вы можете объяснить, как эта блузка попала вам в руки…

— Не могу.

Коннор помолчал. Ему было неприятно то, что он собирался сделать. Конечно, Эндрю Стаффорд заслуживал наказания. Скрывал решающую улику в расследовании убийства. Причин сочувствовать ему не было. Мелкий человек, обманщик, преступник. Воплощающий в себе все, что ему, Коннору, следует ненавидеть.

Но его не вынуждали отдать блузку. Он сделал это добровольно. Сделал, чтобы спасти Эрику — убежденную, что муж не любит ее.

Коннору даже хотелось вернуть ему конверт, вести себя так, будто не видел его. Но тут были свидетели. Кроме того, он играет по правилам. Всегда по правилам.

— В таком случае, мистер Стаффорд, — неторопливо заговорил он официальным тоном, — я беру вас под арест. Очевидно, вы больше ничего не скажете, пока не посоветуетесь с адвокатом.

Эндрю удивил его легкой, слегка ироничной улыбкой.

— Понятно.

У обочины дороги собаки вновь уловили носящийся в воздухе запах и стали бегать полукругами, отыскивая след. Потом одна из них метнулась в сторону, другие последовали ее примеру, и все три ринулись к сухому дубу.

Они ненадолго остановились среди узловатых корней, скуля и фыркая, потом побежали дальше в глубь леса. Эрл Кэшью, разматывая длинные поводки, с пыхтением следовал за ними.

Коннор кивнул Ларкину и глубоко вздохнул.

— Отведи мистера Стаффорда в свою машину. — Ларкин стал вынимать наручники, но Коннор остановил его: — В этом нет нужды.

Эндрю признательно кивнул.

— Спасибо, шеф. Думаю, эта штука мне не понадобится.

Он достал из кармана пальто «кольт» сорок пятого калибра, изящно держа двумя пальцами.

— Незарегистрированный, само собой. Маленький сувенир прошлых лет. — И опять легко, иронично улыбнулся. — Мог бы запросто снять вас из него днем.

Коннор взял оружие, вспомнив, как Эндрю неожиданно подкрался сзади, когда он смотрел в бинокль на лачугу.

— Жалеете, пожалуй, что не сняли, — спокойно сказал он.

Эндрю лишь пожал плечами:

— Это не помогло бы ее вернуть.

Фраза была достаточно сдержанной, могла иметь для Магиннис с Ларкином только один смысл, и Коннор был за это благодарен.

Ларкин взял Эндрю за плечо, решительно, но не сильно.

— Пойдемте, мистер Стаффорд.

Коннор смотрел, как они поднимаются по длинному склону холма к шоссе. Эндрю шел, высоко подняв голову, словно восходящая на эшафот жертва.

— Вот так история, — негромко сказала Магиннис. — Знаете, это все дом. Грейт-Холл. Оттуда никогда не выходило ничего хорошего.

— Не знал, что вы суеверны, лейтенант. — Коннор заставил себя улыбнуться. — Пойдемте. Собаки взяли след.

Магиннис кивнула и побежала трусцой за Кэшью с собаками. Коннор сунул «кольт» во внутренний карман куртки и последовал за ней.

Холодный ветер резал ему лицо. Он бежал в облаках пара от собственного дыхания.

Возле дуба Коннор задержался. Ему стало любопытно, почему собаки останавливались здесь. Желтый луч его фонарика упал на замшелую кору. В глаза ему бросились инициалы, четкие буквы, глубоко вырезанные в мертвой древесине.

Э.Г.

Р.Г.

Эрика и Роберт Гаррисон. Сестра и брат играли в этой части леса.

Коннор побежал снова, следом за Магиннис, ориентировались они на звук шагов Кэшью. Деревья смыкались над ним. Голые ветви постукивали друг о друга под порывами ветра. Он подумал о стуке костей.

Звезды на небе были яркими, сверкающими, как бриллианты, ярче всех сверкала Полярная звезда. Полумесяц над лентой перистых облаков лил голубоватый свет на кучи сухих листьев.

Неподалеку от сосновой рощицы из темноты внезапно появились двое полицейских — Вуделл и Харт, они услышали лай собак и решили присоединиться к поисковой группе.

— По чьим следам они идут? — спросил Коннора бежавший рядом Вуделла. — Миссис Стаффорд?

Коннор покачал головой:

— Роберта.

Харт выругался.

— Так и знал, что это он. Надо было его забрать. — Потом вспомнил, кто решил оставить Роберта в лачуге. — Прошу прощения, шеф.

— Не за что. Ты прав. Я совершил несколько серьезных ошибок.

Коннор думал о Вики Данверз, раненой, потому что он отправил ее в опасное место без подкрепления, и служителе заправочной станции, Чарли Уиттейкере, погибшем из-за того, что Роберт был Оставлен на свободе, мог бродить и убивать.

Он поднырнул под низкую ветвь, ощутил поглаживание сосновой хвои по темени. Какое-то маленькое животное, видимое лишь несущимся темным пятном, метнулось в кусты. Втянул ртом воздух и ощутил холод на языке. Щеки его жгло. Губы потрескались.

Показались собаки, неуклонно идущие на двадцатифутовых натянутых поводках, Кэшью, бегущий за ними.

— Мои девочки взяли хороший след! — произнес он театральным шепотом, не оборачиваясь. — Теперь вашему парню никуда не деться!

Коннор больше не хотел ошибаться.

— Двигайтесь помедленнее и не шумите. Этот человек вооружен.

Кэшью остановил собак.

— Черт побери, что же сразу не сказали?

После этого продвижение стало неспешным. Собаки, предупрежденные какой-то телепатической связью с хозяином о необходимости тишины, перестали поскуливать и повизгивать. Не раздавалось ни звука, кроме потрескивания веточек под ногами да хриплого дыхания пятерых людей и трех собак.

Потом деревья поредели, и в лунном свете показался небольшой каменистый холм. Вокруг него валялись булыжники, оплетенные побуревшей травой.

Роберт спрятался там? Притаился среди камней?

Коннор, взяв Кэшью за руку, остановил его.

— Сидеть, девочки, — приказал тот, быстро натянув поводки. Собаки опустились на ляжки, тяжело дыша.

С края поляны Коннор осветил фонариком лесную подстилку и камни. Ничто не шевелилось, лишь поразительно притихшие собаки дрожали всем телом в инстинктивном стремлении продолжать поиск.

— Кэшью, — прошептал Коннор, — спустите собак с поводков.

— Чтобы они нарвались на пулю? Да?

— Лучше пусть они, чем мы.

— Мои девочки…

— Вы говорили о твердой ставке — какая бы она ни была, я удвою ее.

— Даже двойная оплата не возместит потерю чистокровной собаки.

— Если придется, возмещу потерю из своего кармана. Спускайте.

Кэшью стал возиться с ошейниками. Собаки, хоть и дрожали от азарта, были хорошо воспитаны и не двигались, даже когда ошейники оказались сняты. Потом Кэшью похлопал самую крупную по дрожащему крестцу — «Искать!» — и все три мгновенно бросились по следу, приходя в неистовство.

Коннор наблюдал, как они носились, принюхиваясь, среди разбросанных камней, пока не сошлись в одной точке.

Они стояли, опустив морды, тяжело дыша, всем своим видом выражая торжество и разочарование.

Не раздалось ни единого выстрела. Если Роберт был там, то мертвый или без сознания.

Коннор прошел мимо Кэшью, оставшегося в безопасности среди деревьев. И зашагал по поляне, Магиннис, Харт и Вуделл следовали по пятам.

Камни были скользкими, шаткими, и Коннор по пути к ждущим собакам несколько раз оступался.

Потом остановился, луч его фонарика, пройдя между собаками, высветил узкое отверстие в земле.

Он подошел поближе, рискнул взглянуть. То был карстовый провал, идущий вертикально вниз.

Роберт там, внизу. Эрика тоже. Он спрятал ее под землей.

Остальные трое подошли к нему.

— Что это, черт возьми? — прошептала Магиннис.

Одна из собак, которую, видимо, звук шепота подстрекнул нарушить тишину, негромко, беспокойно заскулила.

— Вход в пещеру, — ответил Коннор, — или в целую систему пещер.

— Точно. — Харт широко раскрыл заблестевшие глаза. — Пещеры Барроу. Дед рассказывал мне про них. По его словам, вход туда в давние времена закрыло оползнем. Я не знал, верить ему или нет.

— Ну вот, теперь знаешь, — сказал Коннор и большим пальцем включил рацию. — Тим? Слышишь меня?

— Слышу, шеф.

— Мы нашли то, что искали. Это сеть подземных пещер. Повторяю, подземных пещер. Чтобы войти в них, нужно спуститься на десять — пятнадцать футов. У тебя нет веревки в машине?

— Нет, шеф, не должно быть.

Коннор глянул на Магиннис.

— У вас?

— Веревки? Нет.

Харт и Вуделл тоже покачали головами.

Коннор напряженно задумался. Нужна веревка или что-то наподобие — связанные ремни, одеяла или…

— Кэшью, — позвал он оставшегося в темноте человека. — Идите сюда. И захватите поводки.

Эрика противилась, упиралась на каждом шагу, но ее усилия не могли даже замедлить движения. Роберт, подталкивая, вел ее боковым проходом к тронному залу, лампа в его правой руке широко раскачивалась, обдавая известняковые стены волнами света.

Прямо впереди показалось отверстие, ведущее в грот. Эрика стала сопротивляться сильнее. Если б только она могла вырваться…

В зале свет лампы упал на стол, Эрика увидела ремни, свисающие вываленными языками, брызги крови на древесине и на полу и с неистовым яростным криком взбунтовалась против власти брата над ней, всем своим существом отказываясь снова ложиться на этот стол, принимать предопределенную Робертом участь.

Ее поворот всем телом застал Роберта врасплох, хватка его ослабла, Эрика почувствовала это и вырвалась.

Выход был близко, но достичь его она не смогла. Роберт по-тигриному быстро оказался у нее на пути, в одной руке он по-прежнему держал лампу, другая молниеносно взлетела к ее челюсти.

Удар отбросил Эрику в сторону, больное колено едва не подогнулось, она зашаталась, и он толкнул ее на стол.

Эрика упала на покатую столешницу, прижав к ней собственной тяжестью связанные руки, дышала она тяжело, голова кружилась.

— Глупая мерзавка!

Роберт выхватил из рукава нож, бронза засверкала, острие устремилось к ее лицу и замерло в дюйме от переносицы. За лезвием маячило его лицо, бородатое, раскрасневшееся, обрамленное косматыми каштановыми волосами, губы растянулись, обнажив в оскале желтые зубы.

— Перестань сопротивляться. Это конец. Неужели не понимаешь? Конец!

И Эрика, цепенея, поняла, что он прав.

Да. Конец.

Спасения нет. Если она побежит, он ее догонит. Если станет сопротивляться, одержит верх. Если спрячется, отыщет.

У нее не осталось ничего, ни выбора, ни выхода.

Будущим был нож в его руке. И только.

— Хорошо, Роберт, — прошептала она таким тихим, опустошенным голосом, что он показался ей чужим. — Хорошо.

Он пристально смотрел на нее несколько секунд, затем кивнул, явно довольный тем, что больше она не доставит ему хлопот. Медленно попятился, поставил лампу на тот каменный столик, где стояла другая, и пошел в глубь зала.

Какое-то время Эрика была не способна ни думать, ни шевелиться. Потом повернулась на бок и посмотрела на него сквозь какую-то дымку.

Роберт стоял на коленях у шкафчика, низко нагнувшись к чему-то лежащему на полу, скрытому от нее его корпусом и косо падающими тенями. Ножа, рассеянно отметила она, уже не было в его руке. Но он не оставался безоружным. За пояс его брюк возле бедра был засунут револьвер. Она даже не видела его раньше.

Он может застрелить ее в любой миг. Но, разумеется, не застрелит. Она жертва какому-то неизвестному богу, которого Роберт хочет умилостивить. Она не может быть осквернена. Она должна быть чистой. Чистой…

— Ты не добьешься своего, Роберт, — негромко сказала Эрика, слова казались ей липкими, будто тесто. — Я не та, кто тебе нужен.

— Та. Замолчи.

Он возился с лежащей в темноте вещью.

— Нет. — Говорить было трудно. Язык распух и плохо повиновался. — Я не… не партенос.

— Не говори ерунды.

— Это правда. Ты говорил, что я никому не смогу отдаться. Что я… литой металл. Холодный камень. Но теперь это не так. Я переменилась. Я взрослая. Тебе нужен кто-то не от мира сего. Я уже не такая, Роберт, не такая.

Роберт встал, повернулся, и Эрика увидела, что на нем та самая маска, которую она распознала на ощупь в темноте, стилизованная под античную.

Бычья морда. Угловатая, странная, с искаженными пропорциями, слишком большими глазами под громадными надглазьями, с нарисованным краской ртом.

От углов маски поднимались рога, не деревянные, а отростки оленьих, обладателя их Роберт, должно быть, выследил и убил. Тонкие, изогнутые, гладкие, мерцающие в оранжевом свете лампы.

Человек-бык. Минотавр. Образ, зловеще уместный здесь, в этом каменном лабиринте.

— Ты не переменилась, — сказал Роберт из-за маски, голос его звучал приглушенно, потусторонне. — Не могла перемениться.

— Посмотри на меня. Как следует посмотри. Увидишь.

Роберт с видимой неохотой сделал шаг, другой, склонился над ней, она уставилась в глазные прорези маски и встретила его мерцающий взгляд.

И он понял. Эрика уловила в его глазах проблеск осознания, внезапное уразумение того, что она уже не та, какой была.

— Я посвящена в таинства, Роберт, — прошептала она, избрав предмет, который брат ее наверняка мог понять. — Я, как посвящаемые в Элевсине, прошла через лабиринт в темноте. И переродилась.

Роберт молча замер. На какой-то миг Эрика была уверена, что убедила его.

Потом с резким движением плеч, с рефлективной дрожью отрицания он отвернулся.

— Нет.

— Роберт…

— Нет!

Он вернулся к шкафчику, достал оттуда чашу и поставил на пол возле стола.

В эту чашу хлынет кровь, когда бронзовый нож рассечет ей горло.

— Ты не добьешься своего, — настаивала она. — Только ухудшишь положение дел.

— Ухудшу? — Роберт издал смешок, похожий на бычье фырканье. — Что может быть хуже? Хуже, чем то, что они устраивают мне ежедневно и еженощно? Хуже этого?

Он схватил Эрику за плечи, нагнулся, заслоняя маской все пространство.

— Слышала бы ты их, сестричка. Слышала бы слова, которые они произносят, ужасные слова, колкости и угрозы, насмешки и проклятия — и это почти не прекращается, куда я ни бегу, они находят меня и не оставляют в покое…

Эрика почувствовала себя снова двенадцатилетней, в нью-хемпширской школе, прижимающей к уху телефонную трубку, слушающей, как братишка говорит, подавляя рыдания, о задирах, которые дразнят и преследуют его, называют слабаком и гнусным типом, бьют, устраивают жестокие проделки, «…и никогда не оставляют меня в покое, сестричка, ни на минуту, никогда!».

— Кто, Роберт? — спросила она, глядя на бычью маску и представляя себе за ней того мальчика. — Кого ты слышишь?

— Сама знаешь. Они твои — и ее. Твои и Матери.

— Матери?..

Этого она не поняла.

Маска резко приблизилась, резная древесина коснулась ее лица.

— Не притворяйся наивной, лживая дрянь!

Он пришел в ярость. Эрика слышала его хриплое дыхание, видела зловещий блеск его глаз.

— Роберт. — Голос ее был мягким и утешающим, голосом рассудка, неспособного сейчас воздействовать на него. — Того, что ты слышишь… в реальности нет.

— Наоборот. Это единственная реальность. Глубочайшая. Древнейшая истина.

Брат внезапно отстранился, вокруг нее появились пространство и воздух, и, когда отошел, она издала дрожащий вздох.

— Другие называют это мифом. Но мы знаем, что к чему. — Человек в маске животного говорил негромко, и Эрика видела его таким, как, должно быть, ему хотелось: жрецом, шаманом, священником, следующим древнейшей стезей. — Миф просто-напросто наилучшее представление о непостижимом, конечное выражение бесконечного неведомого. Миф реален. И они — они реальны, чересчур реальны, — те, кто меня мучает. Я знаю их, и они меня знают.

— Так кто же они? — прошептала она.

— Конечно же, фурии, Эрика, — ответил Роберт, словно это было самым очевидным на свете. — И они жаждут крови.

Коннор связал вместе три поводка. Их общей длины было достаточно, чтобы протянуться от ближайшего дерева на опушке до дна лаза. Хотя нейлоновые шнуры толщиной в четверть дюйма были обтрепанными и грязными, он считал, что они выдержат вес человека.

От диспетчера поступило сообщение, что «скорая помощь» обнаружила Пола Элдера и везет его в медицинский центр. Один человек из полиции штата и двое шерифских людей выехали к местонахождению Коннора, но появятся не раньше чем через десять минут.

Коннор, поскольку находился рядом с пещерами, не хотел ждать так долго. Он беспокоился, что опять действует поспешно, совершает ту же ошибку, что с Вики Данверз, когда его личное чувство возобладало над профессиональным суждением.

Рисковать своей жизнью он имел право. Но жизни тех, кто рядом с ним, — другое дело.

Коннор принял решение.

— Узлы надежные? — спросил он у Вуделла, который обвязывал концом поводка ствол дерева.

Вуделл кивнул, стоявший возле него на коленях Харт сказал:

— Рэй настоящий бойскаут, шеф.

— Оба останетесь на посту с лейтенантом Магиннис, будете охранять выход на тот случай, если появится Роберт и попытается бежать. Пока не приедет подкрепление, вниз не спускайтесь.

— Шеф, — возразил Вуделл, — это никуда не годится.

Харт принял его сторону:

— Вам нужна поддержка. Этот сукин сын псих. Спуститесь один, так…

— Я не спрашиваю вашего мнения. Оставайтесь на посту.

Коннор отошел, прежде чем они успели снова запротестовать. Видимо, они правы, возможно, это безумие соваться в темные пещеры, когда никто не прикрывает тебя сзади. Ну и пусть.

Если предстоят еще потери, то его повезут в больницу — или в морг. Его и никого больше.

— Бен.

Голос Магиннис. Он повернулся и увидел ее стоящей прямо у себя за спиной, с непонятным выражением лица.

— Бен. Это не Нью-Йорк. И вы на сей раз не против Кортеса с Лоумаксом.

Коннор недоуменно приоткрыл рот. Кортес, Лоумакс — как она могла узнать о них? Как могла…

— Вам нет необходимости браться за это дело одному, — добавила Магиннис, впервые обратясь к нему мягким тоном. — Мы с вами. До конца.

— Даже после того, что случилось с Данверз?

По ее лицу пробежала тень и тут же исчезла. Пожав плечами, она спокойно сказала:

— Это было профессиональным суждением.

— Вы собирались писать жалобу.

— Забудьте об этом. Так что, хотите быть героем или спуститься с компанией в эту чертову дыру?

Напряжение Коннора немного ослабло.

— Если вдуматься, то небольшая компания будет очень кстати.

— Тогда составим ее. — Магиннис, не снимая перчаток, хлопнула в ладоши. — Рэй, Тодд, идите сюда.

Вуделл с Хартом тут же подошли.

— Значит, так, — сказал Коннор. — Лейтенант Магиннис убедила меня изменить планы. Харт, ты останешься на посту один. Кто-то должен охранять вход. Вуделл, спустишься со мной и лейтенантом Магиннис в пещеры.

— Черт, — сказал Харт. — Рэю всегда везет.

— Не ворчи. И будь начеку.

У края отверстия Коннор сунул за пояс фонарик, направив луч вниз. Эрл Кэшью сидел неподалеку на корточках, успокаивая неугомонных собак.

— Мои девочки хотят спуститься с вами, — сказал он с кривой, озорной улыбкой.

Коннор улыбнулся в ответ.

— Они и так уже хорошо поработали.

Потом одним движением взял нейлоновый шнур в обе руки и опустил ноги в отверстие.

Перебирая руками, он спускался. Туго натянутый шнур дрожал от его тяжести, но нейлон не рвался, и узлы не развязывались.

Ниже, ниже. Сердце его сильно заколотилось, когда он оставил залитый лунным светом мир позади.

Глянув вниз, он увидел белую известняковую пыль, плавающую в свете фонарика. Ощутил ее вкус во рту.

Пол был близко. Коннор разжал руки и спрыгнул. Тут же выхватил пистолет на случай нападения. Луч фонарика осветил известняковую клетушку.

Она была пустой, с гладкими от дождей стенами, если не считать одной вертикальной складки, оказавшейся расселиной, ведущей в более просторное помещение или в туннель.

Магиннис уже спускалась вслед за ним. Когда Вуделл достиг дна, клетушка показалась набитой битком.

Коннор указал фонариком на расселину:

— Сюда. Говорите тихо.

И пошел первым, освещая путь.

«Эрика, — подумал он, — мы идем».

Магиннис с Вуделлом последовали за ним, а наверху собаки, подняв головы, завыли в унисон, хор первобытных стенаний вздымался сквозь холодный воздух к белой улыбке луны.

— Слушай.

Роберт прошипел это слово. Свет лампы трепетал на бычьей маске, но не достигал его глаз.

Сквозь удары сердца Эрика услышала слабый высокий вой, похожий на волчий и необычный.

— Это они, — произнес Роберт. — Те трое.

Фурии. Вот кого он имеет в виду.

Эрика, разумеется, знала о них — трех ужасающих сестрах, которые неутомимо преследовали преступников, доводя их до безумия. С крыльями, как у нетопырей, с собачьими головами, шипящих, как змеи, пронзительно вопящих и лающих в бешеной злобе. Фурии, хотя сосуществовали с богами классической Греции, появились на свет раньше их. Они представляли собой отголосок доолимпийской религии, порождение богини земли и луны в самую мрачную ее эпоху, когда она правила как божество смерти и крови.

И для Роберта она реальны.

— Надо спешить, — прошептал он. — Они напали на мой след.

Нескрываемый ужас в его голосе было жутко слышать. Все его тело охватила дрожь, плечи подергивались, руки тряслись, и, видя брата таким, Эрика ощутила влагу в уголках глаз.

— Никак не отстают. Отыскали меня — даже здесь. — Внезапно он шагнул к ней. — Ты привела их ко мне. Ведьма. Чародейка. Колдунья. Ты, конечно, ты.

Эрика хотела отрицать, но не могла найти слов, и в этом не было смысла, потому что Роберт уже отвернулся.

Он присел на корточки у шкафчика, лихорадочно порылся в нем, достал венок.

— Твои дьявольские собаки хотят остановить меня. Они знают, что если я принесу подобающую жертву, то буду очищен и прощен. Тогда они лишатся своей добычи.

Трясущимися руками он надел на голову венок, корону из сухого бурьяна. Царственное украшение для приношения священной жертвы.

Эрика глянула в прорези маски, где тускло поблескивали глаза, и в последний раз попыталась убедить брата.

— Роберт, я не та, за кого ты меня принимаешь. Прошу тебя. Я не та.

Но поняла, что он не может ее услышать. Он слышал только приводящие в исступление голоса в голове, голоса, которые довели его до убийства Шерри Уилкотт — и теперь еще одного.

Коннор пролез в расселину и оказался в известняковом коридоре, тянущемся в обе стороны. До этого он ни разу не бывал в пещерах. Он всю жизнь провел в большом городе. Знал метро и лестничные колодцы, но не такие места.

В душе у него боролись два чувства — ужас и благоговение. Коридор был причудливо красив: известняковые колонны, похожие на тающие ледяные статуи, множество сталактитов, свисающих с потолка, будто толстые моховые пряди, узоры ржавчины красных и оранжевых оттенков. На минуту он превратился в мальчишку, читающего о Томе Сойере в пещере с индейцем Джо.

Но был и страх, инстинктивный ужас перед миром без солнца, без ветра. Тесными пространствами, где нет света, кроме слабого, дрожащего луча фонарика, с влажным запахом гниения. Он как-то присутствовал при эксгумации трупа, из открытого гроба пахло точно так же.

Клаустрофобия стискивала грудную клетку. Ему приходилось заставлять работать легкие.

Появились Вуделл и Магиннис, Коннор повернулся к ним, благодарный обоим, что находится не один в этом подземелье.

— В какую сторону? — прошептал Вуделл.

В какую? Все трое принялись водить фонариками, лучи расходились и перекрещивались, расширялись и сужались.

Вуделл обнаружил знак первым.

— Вот.

На стене возле расщелины была нарисована красная поблескивающая стрела, указывающая вправо от Коннора.

Коннор коснулся ее, она слегка размазалась под его пальцами.

— Губная помада, — прошептал он. Но не добавил, что того оттенка, которым пользуется Эрика.

Вуделл повернулся вправо, готовясь идти, но Магиннис удержала его.

— Стрела может указывать направление, в котором миссис Стаффорд пошла, или обратный путь, — сказала она негромко.

Коннор кивнул. Одинокая стрела была неоднозначным указателем.

— Надо найти еще одну — сказал он. — Тогда станет ясно, на верном ли мы пути. А пока что… — Он заколебался всего на секунду. — …Нам надо разделиться. Вы пойдете вдвоем направо. Я налево. Если что-то обнаружите, сообщите мне по рации. Если я обнаружу, сообщу вам.

Магиннис нахмурилась.

— Не нравится мне это, Бен. Вы будете один.

Коннор и сам был не в восторге от этой идеи, тем более что он боялся темных, тесных мест, но обсуждать это не было времени.

— Идите, — приказал он.

Магиннис хотела добавить еще что-то, но с заметным усилием сдержалась. И, поводя фонариком, пошла с Вуделлом в том направлении, куда указывала стрела.

Коннор быстро зашагал по темному туннелю в противоположную сторону.

Роберт достал из шкафчика глиняную банку с жидкостью и корзинку. Руки его сильно дрожали, и, пока он шел к столу, жидкость расплескивалась.

— Им не остановить меня, — настойчиво бормотал он себе под нос. — Не остановить, не остановить, я скоро освобожусь от них, я буду свободен.

Эрика почувствовала, как на блузку ей плеснула холодная жидкость, потом еще раз, еще. Роберт окроплял ее водой, наверняка взятой из лесного родника. Очищал перед закланием.

С плеском воды мешалось постукивание сухих зерен. Ячменных, из корзинки.

То были символы древней религии — зерно и вода, плоть и кровь живой земли. Эрика взглянула на брата и на миг перестала быть женщиной конца двадцатого века; она была девушкой времен Агамемнона, распростертой на алтаре, застывшей в ожидании смерти, а над ней склонялся жрец в ритуальной маске, освещенный светом пламени под известняковой крышей.

Из корзинки высыпались последние зерна. Из банки стекли последние капли.

Роберт хотел отставить банку, но впопыхах выронил. Банка разлетелась фонтаном керамических осколков, напоминающих цветочные лепестки. Он как будто не заметил этого.

— Не остановить, — проскулил Роберт.

Он запустил руку в корзинку, вынул ее, и Эрика увидела бронзовый блеск ножа.

Она попыталась заговорить, но во рту у нее пересохло, горло перехватило, и оттуда не могло выйти ни слова.

Нож, мерцая, устремился к ней, и она была уверена, что это ее последний миг, — но лезвие лишь отхватило несколько прядей волос. Роберт положил их на раскрытую ладонь.

Тяжело дыша, со струящимся из-под маски потом он поднес отрезанные волосы к фитилю лампы.

Эрика отдаленно вспомнила, что предание волос жертвы огню тоже является частью древних обрядов, однако не могла припомнить ее смысла.

Она знала только, что это предпоследняя стадия ритуала. За ней должна последовать смерть.

Запястья медленно задвигались под ее спиной, затерлись о завязанный узлом шарф. Она изогнулась на столе. Надо сражаться, что-то делать, выиграть время, хотя бы несколько секунд. Но не могла найти сил.

Роберт повернулся к ней. Она увидела бычью морду, увенчанную рогами.

Эрика ждала, сила воли ее совершенно иссякла.

Левая рука Роберта потянулась к ней. Грубые кончики пальцев, твердые как камень, сжали ее лицо. Она застонала.

И медленно, с трепетной осторожностью, Роберт запрокинул ей голову, чтобы открыть для ножа горло.

Коридор был длинным, прямым, и Коннор шел быстро, замедляя шаг лишь для того, чтобы обходить сталагмиты и подернутые пленкой лужи, кишащие какой-то своей жизнью. В пещерах было теплее, чем наверху, и он взмок от пота.

На каждом перекрестке он освещал фонариком стены, ища очередную стрелу, и не находил.

Коннор уже готов был решить, что Эрика пошла в другую сторону и он просто теряет время, как вдруг увидел красное пятно, более яркое, чем ржавчина, в нескольких ярдах впереди на стене.

То была стрела, нарисованная на углу бокового хода, указывающая в ту же сторону, что и первая.

Он вгляделся в глубь длинного коридора и смутно рассмотрел вдали отсвет лампы. Он шел из другого коридора или какого-то грота.

Коннор схватил рацию и, убавив громкость, шепотом заговорил:

— Магиннис? Слышите меня? Марджи?

Ответом было только потрескивание.

Сигналы рации блокировали толстые каменные стены.

Возвращаться и искать Магиннис с Вуделлом времени не было. Приходилось действовать одному.

«Хотите быть героем, — спросила его Магиннис, — или спуститься с компанией в эту чертову дыру?»

Он не хотел быть героем. Но выбора у него, похоже, не было.

Коннор выключил фонарик и сунул его в карман, полагаясь на янтарный отсвет как на ориентир. Взял обеими руками револьвер и пошел по коридору, молясь, чтобы не опоздать.

Наконец наступила последняя стадия, кульминационный пункт ритуала, и страх Роберта внезапно улетучился.

Он одержал верх. Мстительницы, преследовательницы, эринии, фурии Матери уже не могли его остановить.

Наконец он будет избавлен от причиняемых ими жутких страданий. Они хотели крови и получат ее, но не его кровь, а Эрики.

И когда ее артериальная кровь захлещет в чашу из-под его ножа, он окунет туда руки и получит прощение.

Он очистится — душой и телом, — избавится от скверны, от миазмов, и никакой туман, никакая мерзость не будут окружать его.

Роберта охватила звенящая эйфория. Торжество пело в его сердце. Он произнес из-под маски единственное слово:

— Мойра.

Он всю жизнь провел в рабстве у этого слова и его смысла. Он хорошо его знал. Не испытывал к нему ни любви, ни ненависти. Мойра была для него тем же, что логос[13], мировой порядок для святого Иоанна, что карма для тех, кто пытался проникнуть в ее тайны.

Это слово и обозначаемое им понятие придумали греки. Они понимали, как тесно переплетаются между собой судьба и справедливость, справедливость и смерть. Подобно Ахаву они проникли сквозь тонкий покров очевидного и узрели скрытый космический смысл.

Неизбежность. Вот что, в сущности, представляет собой мойра. Не больше и не меньше. Вселенная опутана сетью неизбежности, все заключено в эти тугие, непроницаемые тенета.

Не существует никакой свободы. Не существует выбора. Невозможно бороться с судьбой. Справедливости нельзя избежать. И смерти…

Избежать смерти тоже нельзя. Никому.

Даже боги смирялись с неизбежностью. Никто из людей не мог ей противостоять. Ни мистер Фернелл. Ни Шерри Уилкотт. Ни Эрика. Ни он сам.

Ничто из этого — здесь и сейчас — не было избрано. Нож и очистительная вода, ячмень и венок из травы, оцепеневшая на столе Эрика… все это было предопределено, у него просто хватило ума понять, что должно быть сделано, и делать это без жалоб.

Роберт посмотрел сквозь прорези в маске на беспомощную Эрику.

Чему быть, того не миновать.

Пора.

Нож поднялся, бронзовое лезвие заблистало — и отразило на своей зеркальной поверхности человека.

Смутно видимый силуэт у входа в зал.

Коннора.

С воплем ярости и отчаяния Роберт выпустил Эрику и повернулся, выхватил левой рукой из-за пояса револьвер охотницы и выстрелил шесть раз, израсходовав все патроны.

Коннор услышал вопль Роберта, увидел, как он повернулся, заметил взявшийся невесть откуда револьвер и мгновенно оценил возможность поразить свою цель, не задев Эрику.

Надежды было мало. Эрика находилась слишком близко к Роберту, и даже если стрелять предельно метко, пуля могла срикошетить от кости.

А он прекрасно знал, что может наделать рикошетная пуля.

Пока эти мысли пролетали у него в голове, человек в маске успел завершить поворот и навести оружие.

Яркая вспышка, гром выстрела, крошки известняка обдали брызгами лицо Коннора, когда он вжался в стену, затем еще один выстрел, третий, четвертый, пятый, шестой, грохот пальбы эхом раскатывался по пещерам, в воздухе появились перистые пылевые облачка.

На миг Коннор вновь очутился в своей нью-йоркской квартире, в перестрелке с Кортесом и Лоумаксом, пули пролетали мимо него в темноте.

Стрелял Роберт наверняка из «смит-и-вессона» Данверз, отобранного у нее в лесу. Шестизарядного, раздалось шесть выстрелов, значит, барабан должен быть пуст.

Надо действовать быстрее, пока Роберт не успел его перезарядить.

Коннор метнулся в проем, оглядывая пещеру поверх ствола своего «смит-и-вессона», готовый стрелять в этого гада, убить…

— Я бы не стал, — произнес Роберт настолько громко, что Коннор расслышал его слова сквозь звон в ушах.

Роберт стоял у дальней стены, прижимая к себе Эрику. Оружие валялось на полу, но в правой руке Роберта был нож, лезвие касалось туго натянутой кожи на горле Эрики.

Коннор замер.

— Бросай оружие, шеф. — Роберт смахнул с лица маску, она повисла на плече, рога отбрасывали на стену громадные, искаженные тени. — Бросай, или она умрет.

— Бен, — прошептала Эрика, чуть заметно покачивая головой, — он все равно убьет меня.

Коннор подумал, есть ли возможность снять Роберта так быстро, чтобы он не успел полоснуть ножом.

Нет. Пулю необходимо всадить в мозг, это мог бы сделать снайпер из спецподразделения. А он просто-напросто патрульный полицейский, проведший много лет за письменным столом.

Разжав руку, Коннор выпустил револьвер. Оружие лязгнуло о каменный пол.

Эрика застонала и завертела за спиной связанными запястьями.

— Теперь отфутболь его ко мне, — сказал Роберт.

Коннор легонько пнул пистолет, он, вертясь, заскользил по полу и замер на полпути между ними.

Роберт нахмурился. Он, разумеется, хотел бы, чтобы оружие оказалось поближе к нему.

Коннор посмотрел ему в лицо, красное от безумного возбуждения, блестящее от пота, и понял: Роберт думает, что мог бы легко убить Эрику — всего лишь провести ножом, но есть вероятность, что противник бросится к револьверу и, опередив его, схватит оружие.

Используя Эрику как щит и заложницу, он мог не подпускать Коннора к себе.

Роберт сделал шаг вперед и встретился с Коннором взглядом, нож твердо прилегал к нежной коже под челюстью Эрики, Коннор вгляделся в его глаза, ища там хотя бы искру разума, но находил только беспросветную бездну.

— Все кончено, — услышал он собственный голос и отдаленно удивился, что говорит спокойно, ясно. — В этих пещерах есть и другие полицейские. Они должны были слышать выстрелы. И сейчас идут сюда. Даже если ты проберешься мимо них, выход из пещер охраняется. И ты опознан. Блузка Шерри Уилкотт в нашем распоряжении. Нам известно все. Тебе не спастись.

Пустые пещеры глаз Роберта на миг осветились веселым блеском безумия.

— Не будь так уверен, — ответил он, и язык его прошелся по губам, выскользнув из-за желтых зубов, будто ящерица. — Твои полицейские найдут этот зал в лабиринте пещер не так уж быстро. К тому времени, как они появятся, я надежно спрячусь. Здесь тысяча ходов. Есть и другие выходы. Я могу спрятаться, и меня никто не найдет. Могу убежать и не попасться. — Сделал еще шаг. — Я ведь умнее твоих друзей. Умнее вас всех, вместе взятых.

Роберт рассматривал угрозу ареста как интеллектуальное соперничество.

— Я знаю, что ты умен, — сказал Коннор, пробуя другой подход. — Но все-таки боишься.

Роберт фыркнул.

— Тебя?

И снова шагнул вперед, толкая перед собой Эрику. Боковым зрением Коннор видел ее бледное красивое лицо, он не мог отвести взгляда от пустых глаз Роберта.

Еще один шаг, и этот безумец сможет дотянуться до пистолета, тогда конец.

— Нет, — ответил Коннор. — Не меня. Ты постоянно в страхе. Потому что отчасти до сих пор маленький мальчик, видящий, как гибнет мать.

— Бен, — прошептала Эрика, — не надо.

Коннор едва расслышал ее. Внимание его было сосредоточено на лице Роберта.

— Ты так и не преодолел этого, верно? Это ее вопли ты слышишь по ночам, ее лицо видишь при мысли о богине, которой поклоняешься…

— Заткнись! — рявкнул Роберт.

Его рука еще крепче стиснула нож. Коннор заговорил мягче:

— Я не собираюсь обвинять тебя ни в чем. Вот что тебе нужно понять, Роберт. Послушай. — Дальнейшие слова давались трудно, и спокойствие в голосе Коннора сменилось мучительной взволнованностью. — Я лишился той, кого любил. Винил в этом себя. До сих пор виню. Думаю… думаю, с тобой происходит то же самое.

Роберт не отвечал, не шевелился. Коннор позволил себе надеяться, что пронял его.

— Ты твердишь себе, что повинен в смерти матери, — продолжал он, понизив голос до шепота. — Это терзает тебе душу. Я знаю, что да. Знаю, каково это. — «Услышь меня, — молил он стоящего перед собой человека, — услышь, что я тебе говорю, пожалуйста». — Бессонные ночи, кошмары — все это мне знакомо.

По-прежнему ни ответа, ни перемены выражения лица.

— Но тут нет твоей вины, Роберт. Ты был всего-навсего ребенком. Ты не должен принимать на себя вину.

Роберт пристально смотрел на него несколько долгих секунд, потом улыбнулся, скупо, печально, многозначительно.

— Не должен? — Он бросил быстрый взгляд на Эрику. — Скажи ему, сестричка.

Эрика заколебалась. Ее лицо вдруг на миг стало для Коннора лицом Карен, каким он видел его, сидя подле нее на кровати, держа ее окровавленную руку.

Нож прижался плотнее, потекла струйка крови, и Роберт прошипел:

— Скажи!

Эрика закрыла глаза. Голос ее был тихим и отчужденным, голосом сомнамбулы:

— Ты не так все представляешь себе, Бен. Совершенно не так. Кейт с Ленорой не убивали друг друга. Мы убили их. Мы вдвоем. Роберт и я.