Колдунья

ГЛАВА 22

— Хочу зеленое платье, — лениво протянула Элис.

Они с Хьюго лежали в ее комнате, раскинувшись на высокой кровати. На стенах висели новые портьеры, подобранные в тон новому балдахину. В камине пылал огонь, распространяя приятный запах горящих сосновых шишек, к которым подбросили щепотку ладана. За окном медленно садилось солнце, окрашивая летнее небо золотыми полосами.

— Зеленое платье, шелковое, на лето, — пояснила Элис.

Хьюго взял прядку ее золотисто-каштановых волос и тоже лениво произнес:

— А ты девчонка не промах, недешево мне обходишься. На твои платья у нас ушло уж и не сосчитать сколько ярдов самой дорогой материи. Да и о чем вообще речь? Ты ведь не имеешь права носить шелковые платья.

Элис все так же лениво и негромко засмеялась.

— Твой подарок будет преддверием будущих изменений в моей жизни. Твой отец обещал мне кусок земли и денег, когда родится наш сын. И тогда я стану свободной землевладелицей.

— Правда? — удивился Хьюго. — Так значит, он пляшет под твою дудку? Я и не догадывался, что он раздает земли, прежде с ним такого не бывало. Даже Мег, его фаворитка, не получила от него ни клочка! Твою судьбу он принимает близко к сердцу.

Повернув к нему самодовольное личико, Элис ответила:

— Он любит меня, как свою дочь. И предложил мне сопровождать его на празднике последнего сенокоса. Хочу пойти туда в новом зеленом платье, которое видела вчера у одного торговца. Из чистого шелка, стоит целое состояние. Он принес показать его Кэтрин, но оно не подходит по цвету к крытой повозке. Тогда он показал мне, и я до смерти загорелась купить его, Хьюго!

— Настырная же ты девка, — хмыкнул он. — Клянусь, у тебя нарядов уже не меньше, чем у моей жены.

Элис вздохнула и поцеловала его в голое плечо. Совершенно обнаженный, он мирно вытянулся на ее постели; солнечный луч, пробивающийся через узкую бойницу, золотил его длинные ноги.

— Нет, — возразила Элис. — У Кэтрин больше. Ей от матери достались полные сундуки платьев. Да и ты всегда покупал ей чаще, чем мне.

— Будь я проклят, если это так, — заявил Хьюго. — За все годы, что мы с ней женаты, не чаще чем раз в год. А ты, Элис? Каждую неделю ты требуешь новое платье!

— А с какой стати у меня должно быть меньше платьев, чем у Кэтрин? — возмутилась она. — Ведь я нравлюсь тебе в новом платье больше, чем Кэтрин, правда? И тебе приятней раздевать меня, а не ее!

— Ну и сколько же у нее платьев? — притворно усталым тоном поинтересовался Хьюго.

— Двенадцать, — выпалила Элис.

Он перевернулся на живот, и она увидела его сияющие глаза и смеющийся рот.

— А у тебя сколько, моя маленькая ведьма? — спросил он.

— Одиннадцать! — торжествующе сообщила Элис. — И теперь мне хочется зеленое.

— И потом ты успокоишься? — усмехнулся Хьюго.

Сев на кровати, Элис отбросила назад волосы, залезла на Хьюго и улеглась у него на спине. Потом крепко прижалась к его нагим теплым ягодицам и легонько двинула бедрами вперед.

— Ты хочешь, чтобы я успокоилась? — промолвила она. — Стала всем довольной и толстой? Толстой и вечно усталой? И скучной вдобавок?

С каждым словом она толкалась бедрами все сильнее. Хьюго застонал и закрыл глаза.

— Ведьма, — пробормотал он тихо. — Ты и у мертвеца способна пробудить страсть.

Элис засмеялась и обеими руками обняла его за талию. Ее ладонь скользнула между его животом и измятыми простынями. Она нащупала его член и крепко сжала в пальцах. Хьюго снова застонал и попытался перевернуться.

— Не надо, — прошептала Элис ему на ухо. — Сейчас ты в моих руках, Хьюго. И я возьму тебя так.

Он боролся с ней лишь секунду, но ладонь Элис настойчиво держала его член, он опустил голову и всем телом прижался к постели, ощущая, как она работает сзади бедрами и как трудятся ее пальчики. Затем он содрогнулся, застонал и замер, распростершись на постели. Элис припала щекой к его потной лопатке и тоже застыла, лежа на его спине, как змейка, пригревшаяся на солнышке.

Наконец Хьюго потряс головой, словно человек, очнувшийся от глубокого сна, и перевернулся на спину со словами:

— О Элис, любовь моя.

Она улыбнулась и сказала так, будто ставила условие:

— Зеленое платье. И тесьма в тон, а также перчатки.

— Тысячу платьев, — согласился Хьюго, обнимая ее и целуя в шею. — Тысячу платьев, хоть зеленых, хоть серебристых, хоть королевского пурпура, хоть из чистого золота. Стоит тебе только пожелать.

Элис легла на спину и закрыла глаза. Хьюго поцеловал ее груди и положил голову ей на живот.

— А живот у тебя все еще маленький, — задумчиво произнес он.

Открыв глаза, она улыбнулась и ответила:

— А я все ждала, когда же ты заметишь!

— Что замечу? — не понял Хьюго, садясь на постели. — Что я должен заметить?

Она потянулась, как кошка.

— Как что? Кэтрин беременная и все толстеет, становится все ленивей, а я такая же стройная, как прежде.

Хьюго пожал плечами.

— Мне просто казалось, что у женщин беременность протекает по-разному. В чем дело, Элис?

— Я обманула тебя, — спокойно сообщила она. — И тебя обманула, и твоего отца. Я не беременна.

У Хьюго перехватило дыхание.

— Постой, как же это? — воскликнул он.

— Я обманула вас, — повторила Элис.

Он протянул руку и развернул ее голову к себе. Над его бровями резко проступили вертикальные морщины, углы рты мрачно опустились.

— Ты уверяла нас, что носишь моего сына, а на самом деле это неправда?

Элис кивнула; ей совсем не было страшно. Хьюго оттолкнул ее. Он встал с кровати, накинул на плечи камзол, подошел к бойнице и уставился вдаль, туда, где за рекой виднелись зеленые холмы.

— Но зачем? — спросил он, не оборачиваясь.

— Мора погибла, и я боялась, что вы обвините меня в колдовстве и прогоните, — пояснила Элис. — Кэтрин ненавидела меня с самого первого дня, и если б она узнала, что мы с тобой стали любовниками, она бы снова начала меня преследовать. А твоего отца больше всего волнуют внуки. Надо же мне было позаботиться о своей безопасности.

Повернувшись, он неприязненно посмотрел на нее и сказал:

— Ты интриганка. Ты просто пыталась завлечь меня.

Она села на постели, через голову надела рубашку и, завязывая на шее шнурки, направилась к нему.

— Ты сам себя завлек, — возразила она. — Твоя страсть ко мне завлекла тебя, и моя ложь здесь ни при чем.

Хьюго протянул руку и коснулся ее шеи. Под его пальцами билась жилка, мерно, неторопливо — Элис не ощущала тревоги.

— Так значит, ты не ждешь никакого ребенка, — заключил он, не скрывая разочарования.

Девушка улыбнулась, сверкая синими глазищами.

— Тогда его не было, но теперь есть! Теперь я беременна, как и говорила. В этом месяце случилась задержка, скоро я тоже стану толстой, как тебе нравится.

Лицо Хьюго потеплело, морщины на лбу разгладились.

— Наш сын родится в апреле, — сообщила Элис с несокрушимой уверенностью в голосе. — И я рада, что все так получилось, Хьюго. Во время нашей первой близости все было не так, вышло плохо. Ты спал с Кэтрин и снова вернулся к ней. Пока ты не принадлежал мне всей душой, не стоило зачинать нашего сына. Мне хотелось зачать ребенка в страстной любви.

— А ты уверена, что будет сын? — уточнил Хьюго, привлекая Элис к себе.

— Я знаю, что будет сын, — заявила она. — Он родится в то время, когда рождаются самые сильные и крепкие ягнята, когда стоит хорошая погода. Он родится в твоем великолепном новом доме, если ты поторопишься и отделаешь мне красивую комнату с деревянной панельной обшивкой и огромными светлыми окнами — они будут выходить на реку, и целый день в комнате будет солнце. Я подарю тебе сына, и в нем будет все лучшее, что есть в нас обоих: твоя смелость и мои таланты. Ты только подумай: лорд, который владеет тайнами магии! Он будет возвышаться все больше и больше, пока не станет величайшим властителем на земле.

Хьюго обнял ее еще крепче.

— Какой замечательный у нас будет мальчик! — обрадовался он.

Элис подняла голову, улыбнулась и добавила:

— И как далеко пойдет! А дочь, которая родится за ним, — только представь, за кого она может выйти замуж! Как высоко может взлететь наша семья с такими славными, удивительными детьми!

Минуту оба молчали. Элис видела, как лицо Хьюго вспыхнуло огнем честолюбия. И он, и его отец страстно желали иметь сыновей, но нынешнее правление ясно продемонстрировало, какой вес в борьбе за власть имеют красивые женщины.

Наконец Хьюго взял себя в руки и вернулся в настоящее.

— Впредь никогда не лги мне, — предостерег он Элис. — Я выставлю себя глупцом, когда открою отцу правду, да и когда все в замке узнают об этом, тоже будет неприятно. Мне не нравится, когда ты так дразнишь меня. Больше не обманывай.

— Обещаю, — легко отозвалась Элис. — Мне необходимо было соврать, но теперь мне это не нужно. Мне ничего не угрожает. Ты любишь меня, и я в безопасности, верно? И что бы я ни делала, твоя любовь всегда останется со мной, разве не так, Хьюго?

Не выпуская ее из объятий, он прижался лицом к ее волосам и сказал:

— Это так. Что бы ты ни делала, моя любовь всегда останется с тобой.

— И для твоего отца я лучший собеседник и самый надежный друг, — удовлетворенно заметила Элис. — А теперь еще жду его внука. Сейчас мне действительно ничего не угрожает.

Хьюго нежно качал ее в своих объятиях, она казалась ему такой легкой, в его груди поднималась нежность, и в теле вновь просыпалось желание.

— Ничего не угрожает, — ласково повторил он. — Я с тобой.

Элис обняла его и прижалась к его большому телу. Ветерок, залетающий в узкое окно бойницы, нес с собой запах свежего сена и полевых цветов. Она закрыла глаза, улыбнулась и прошептала:

— Теперь я в полной безопасности.

— Но больше никогда не лги мне, — потребовал Хьюго; его обида еще не совсем улеглась. — Ненавижу обманщиц.

Следующий день был последним днем сенокоса, и Элис с Хьюго верхом поехали к высоким лугам между вересковой пустошью и рекой — посмотреть, как работают косари. К ним присоединилось больше половины замка: повара, слуги и служанки, военные со своими женами, мальчишки из прислуги и девчонки, занимающиеся в замке шитьем, пряжей, пивоварением или выпечкой хлеба. Даже старый лорд не усидел дома, велел оседлать своего старого приземистого боевого коня и отправился вместе со всеми, взяв с собой и Дэвида, который, сидя верхом рядом с ним в темном бархатном костюме, выглядел очень элегантно. Не менее сотни человек покинули замок, решив отдохнуть вне его стен. Поющая и смеющаяся толпа перешла через каменный мост у подножия замка и потекла в поля по другую сторону реки. Процессию возглавляли Хьюго на своем гунтере и Элис на новой чалой лошадке, одетая в новое зеленое платье.

Ее распущенные волосы лежали на плечах и на спине с красиво вплетенными зелеными и золотистыми ленточками, что было вызовом моде, введенной при дворе новой королевой, поборницей благопристойности. Позолота в лучах солнца сверкала, как настоящее золото, а зеленые ленточки так и летали вокруг головы, играя с ветерком. На руках у нее были новенькие светло-зеленые кожаные перчатки для верховой езды, отороченные зеленой тесьмой, а на ногах — такие же новые светло-коричневые кожаные сапожки. Чалая кобылка, которую Хьюго недорого купил на торгах в Эпплби, была смирной, и Элис держалась в седле уверенно. Гордо вскинув голову, она с улыбкой поглядывала по сторонам, словно эти плодородные поля и поющие люди принадлежат ей. Когда Хьюго наклонился к ней и что-то тихо произнес, она засмеялась так громко, будто давала всем понять: молодой лорд делится своими секретами только с ней одной.

Кэтрин осталась в замке вместе с Рут, Марджери, горсточкой слуг, парой поварих и несколькими стражниками.

— Она отказалась с нами ехать, — сообщила Элис Хьюго. — Говорит, что очень устала. Она всегда говорит, что устала, что бы ей ни предложили! Без нее будет лучше.

Хьюго не скрывал своей озабоченности.

— До родов три месяца, — заметил он. — Если она сейчас не поднимается с постели, каково же будет в октябре?

— Станет совсем как мешок с картошкой, — ехидно ответила Элис. — Хватит, Хьюго! Она устала и хочет отдыхать, не можешь же ты силой заставить ее ехать с нами. Вечерком, когда вернемся, посидишь с ней, поделишься впечатлениями. Да и что для нее хорошего, если ты вытащишь ее из спальни на жаркое солнце, когда она так раздобрела и быстро утомляется?

Сенокос был последним в этих владениях, и Хьюго готовился потрудиться, поскольку сам должен был сделать окончательный прокос. Для него специально оставили узкую полоску ярко-зеленой травы. Свита из замка рассыпалась по краям поля, служанки и слуги уже расстилали скатерти, выгружали большие кувшины с элем и доставали буханки хлеба и мясо. Намечались танцы, и в углу поля настраивали инструменты с полдюжины музыкантов, от них шел такой шум, будто от стаи кошек. Косари и их жены собрались на жаре задолго до полудня — ждали события. Они нарезали зеленых ветвей и сложили из них шалаш, куда поместили кресло для старого лорда. Ему помогли сойти с лошади и отвели в тень, а в это время Дэвид уже бегал по полю, отдавая распоряжения для праздника и стараясь ничего не упустить.

Для Хьюго заранее приготовили остро наточенную косу, и управляющий, ответственный за сенокос, стоял вместе со своей женой, одетый во все самое лучшее, и собирался передать косу молодому лорду. Хьюго спрыгнул с лошади и бросил поводья мальчику, а сам помог спуститься Элис. Рука об руку они направились к крестьянину и его жене; Элис ступала по длинным рядам свежескошенной травы, вдыхала сладковатый, пьянящий запах полевых цветов и ароматного сена. Новое зеленое платье приятно шуршало по стерне. Она повернула голову к солнцу и вышагивала с таким видом, будто шла по собственному полю.

— Сэмюэл Нортон! — радостно приветствовал Хьюго управляющего, когда они приблизились.

Мужчина стащил с головы шляпу и низко поклонился. Его жена присела в глубоком реверансе. Когда она выпрямилась, лицо ее было белым. На Элис она не смотрела.

— Доброе сено уродилось, — весело продолжал Хьюго. — Прекрасный урожай в этом году. Благодаря тебе, Нортон, мои лошади горя не будут знать.

Тот что-то забормотал. Прислушиваясь, Элис подалась вперед. И только она это сделала, как жена управляющего вздрогнула и непроизвольно отступила назад. Элис сразу остановилась и задала ей прямой вопрос:

— В чем дело?

Крестьянин покраснел и пояснил:

— Жена не совсем здорова. Ей не надо было приходить, но она настояла. Ей очень хотелось повидать вас, милорд и леди Кэт… — Он осекся и невнятно добавил: — Она плохо себя чувствует.

Женщина снова присела и начала пятиться назад, подол ее лучшего воскресного платья зашуршал по скошенной траве.

— Что такое? — небрежно обронил Хьюго. — Вы больны, миссис Нортон?

Белая как полотно женщина открыла рот, но не издала ни звука. Она только переводила взгляд с мужа на Хьюго и обратно. Однако на Элис она так и не взглянула.

— Простите ее, — торопливо проговорил крестьянин. — Понимаете, она нездорова, с женщинами это бывает, никогда не догадаешься, что у них на уме… Просто бешеные становятся. Сами знаете, какие они бывают, милорд, эти бабы. Жена думала повидать леди Кэтрин. И мы не ожидали…

Благостное настроение Хьюго мгновенно улетучилось.

— Чего это вы не ожидали? — зловеще нахмурился он.

— Нет-нет, ничего, милорд, — снова забеспокоился Нортон. — Мы не хотели никого обижать. Просто жена приготовила для леди Кэтрин подарок… счастливый талисманчик, в общем, женские глупости. Ну вот, она и надеялась увидеть госпожу и подарить, значит. И больше ничего.

— Я передам ей, — вмешалась Элис; она шагнула вперед и протянула руку; складки зеленого шелка заструились вокруг. — Дай мне свой подарок для леди Кэтрин, и я передам ей. Я ее самая близкая подруга.

Миссис Нортон вцепилась в небольшой мешочек, висящий на поясе.

— Нет! — воскликнула она с неожиданной энергией. — Я сама занесу его в замок. Этот пояс — реликвия, освященная святой Маргаритой в помощь женщинам при родах, а молитва святой Фелицате поможет родить мальчика. Он уже дюжину раз сослужил мне добрую службу. И леди Кэтрин обязательно должна получить его. Вам нужно иметь его, милорд Хьюго, для вашего сына. Я приду в замок и вручу его самой миледи.

— Дай его мне! — раздраженно потребовала Элис. — Я передам его леди Кэтрин вместе с твоими пожеланиями.

Она протянула руку, но миссис Нортон отпрыгнула назад, словно видела перед собой опасного зверя. Из толпы людей, мужчин и женщин, донеслось шипение — так шипит кошка, почуявшая опасность.

— Только не в ваши руки! — К миссис Нортон полностью вернулся дар речи, и голос ее звучал визгливо и резко. — В чьи угодно, но только не в ваши! Это святая реликвия, спасенная в сгоревшем аббатстве. Монахини хранили ее ради блага тех, кто выходит замуж. Ради блага женщин, которые ожидают детей, зачатых в браке, от своих мужей, на супружеской постели. А не для таких, как вы!

— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — задыхаясь, крикнула Элис.

Она еще раз потянулась к небольшому мешочку, который миссис Нортон сжимала в руке. Теперь девушка хорошо его рассмотрела. Это был кошелек из бархата, посередине весь вытертый от бесчисленных поцелуев женщин, молившихся о благополучных родах. Она помнила его по своей жизни в монастыре, он хранился в позолоченной шкатулке возле алтаря. Когда женщина с большим животом приходила в церковь, она могла обратиться к какой-нибудь монахине и попросить поцеловать его. И как бы ни была женщина бедна, отказа никому не было. Элис поймала себя на том, что глаз не может отвести от золотой вышивки на кошельке. Она помнила, что эту вышивку сделала сама матушка аббатиса. «Моя матушка», — подумала Элис. Неожиданная боль пронзила ее сердце и вызвала волну гнева.

— Да ты сама знаешь, кто ты? — возмутилась она. — Воровка, вот ты кто! Эта вещь принадлежит монастырю, она не предназначена для сенокосов. А ну-ка, отдай!

— Ведьма! — выпалила миссис Нортон.

Она быстро отскочила, и Элис не успела выхватить у нее кошелек.

— Ведьма! — снова прозвучало то же слово, уже тише, но достаточно громко и отчетливо.

Толпа косарей и всех остальных замерла в гробовом молчании. На мгновение Элис показалось, что мир вокруг застыл, словно она превратилась в разрисованный кусок стекла в хрупкой освинцованной раме. Ничто не шевелилось, не двигалось, остановилось само время, умерли все звуки. Нет, не следовало миссис Нортон произносить это слово, как не следовало и Элис слышать его. Косарям, жителям деревни, обитателям городишка и людям из замка не следовало держать это слово в голове. Элис не знала, как реагировать, чтобы отвести от себя эту неожиданную опасность, выросшую из невинного утра.

Тут вперед вышел Хьюго.

— Нортон, — тихо промолвил он, как бы намекая, что надо делать.

— Прошу извинить меня, милорд, — быстро догадался управляющий.

Он подхватил за локоть жену и скорым шагом потащил через поле. Подойдя к первой попавшейся женщине, он остановился и толкнул жену к ней, хрипло отдавая какие-то приказания. Обе женщины согласно кивнули и, словно две крысы, убегающие от косы, засеменили прочь. Затем Нортон направился обратно, красное лицо его было в ярости.

— Проклятые бабы, — бормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Хьюго даже не улыбнулся.

— Вам надо быть поосторожней, мистер Нортон, — заметил он. — С такой языкатой женой легко схлопотать обвинение в клевете. Ее слова слишком серьезны, ими нельзя так легко разбрасываться. И благородная дама не заслужила подобного приема.

Управляющий промолчал, однако лицо его оставалось твердым.

— Мне кажется, ты еще не был представлен госпоже Элис, — продолжал Хьюго уже мягче. — Она лучшая подруга моей жены, у моего отца она исполняет обязанности секретаря. А сегодня я пригласил ее сопровождать меня. Вместе с ней мы откроем танцы.

Нортон покраснел, как обожженный кирпич, и не знал, куда глаза девать от стыда. Элис высокомерно смотрела на него, в ее взоре сверкали гнев и вызов. Он согнулся пополам в глубоком поклоне. Элис выдержала паузу и только потом протянула руку. Он с явным неудовольствием принял ее, чмокнув воздух в нескольких миллиметрах от пальцев. Она чувствовала, как дрожит его твердая, мозолистая рука. Затем Нортон выпрямился.

— Мы прежде уже встречались, — храбро заявил он. — Я знавал вашу матушку, вдову Мору. И вас тоже знал, когда вы были совсем маленькой, вы часто играли в грязи в переулке.

Элис смерила его холодным взглядом.

— Тогда ты должен знать, что Мора не была моей матерью, — отчеканила она. — Моя настоящая мать, благородная дама, погибла при пожаре. А Мора была мне кормилицей и приемной матерью. Она уже умерла, а я вернулась туда, где мне и надлежит быть, — в замок. — Элис обернулась к Хьюго и весело защебетала: — Пока вы делаете прокос, я посижу в тени с его светлостью. Принесите мне пучок сена и букет полевых цветов.

Ясно дав всем понять, что ее слова для молодого лорда звучат как приказ — так любовница распоряжается своим возлюбленным, — она повернулась на каблуках и пошла по мягкой стерне через поле туда, где в тени сидел старый лорд. Идти ей пришлось довольно долго, и к каждому ее шагу было приковано внимание косарей и обитателей замка. Подол нового платья стелился по скошенной траве. Зеленый — цвет весны, цвет роста и развития… а также цвет колдовства и черной магии. Элис уже пожалела, что на ней платье этого цвета, но держала осанку и улыбалась всем, кто встречался на пути. И куда бы ни падал ее взгляд, люди опускали глаза, отворачивались и начинали смущенно переминаться. Она пересекала поле, как молодая и злая собака в стаде овец. Люди сторонились ее, словно осмотрительные старые животные.

Но сплетничать они не перестали. Элис слышала их тихий неприязненный шепот, совсем тихий, как дуновение ветерка, шевелящего нескошенную траву.

— А где леди Кэтрин? — вдруг спросил кто-то сзади и довольно громко. — Где жена лорда Хьюго? Пусть из замка на праздник последнего сенокоса приедет госпожа, а не какая-то потаскуха!

Элис продолжала высоко нести голову, глаза все так же твердо отвечали на встревоженные взгляды, улыбка все так же играла на губах. Но ей не удалось вычислить ни одного человека, который бы что-то говорил в ее адрес. В пустых лицах не было ничего, кроме страха. Не было среди них ни одного, кого она могла бы назвать своим очернителем, обвинить в злословии. Ее взор стремительно перебегал с одного угрюмого лица на другое, но шепот неизбежно умолкал раньше. Ее платье под мышками увлажнилось. И, подходя к навесу, в тени которого сидел лорд Хью, она чуть не споткнулась, торопясь, будто преступник, ищущий в храме убежища. Вдруг Элис остановилась как вкопанная: для нее под навесом не оказалось места, кресла были только для старого лорда и для Дэвида.

— Уступи мне место, Дэвид, — без обиняков обратилась она к управляющему. — Я утомилась на солнце и хочу сесть.

Была секунда, даже полсекунды, когда казалось, что он откажет ей.

— Пусть девушка сядет, — раздраженно произнес милорд. — Она носит в утробе моего внука.

Дэвид неохотно поднялся и встал за креслом своего господина.

— Что там у вас случилось? — поинтересовался его светлость.

Элис спокойно сложила руки на коленях и теперь хранила неподвижность и невозмутимость.

— Деревенские сплетни, — пояснила она. — Они завидуют мне, те, кто знал Мору. Они не могут понять, как это я жила с ней в грязной хибарке и вдруг оказалась здесь. Складывают небылицы про колдовство и сами себя пугают. Эта жирная старая мегера, миссис Нортон, вбила в голову, что я околдовала молодого лорда и заняла место Кэтрин. Пыталась меня оскорбить.

Его светлость кивнул, глядя, как Хьюго снимает толстый дорогой камзол и подает его хорошенькой девушке с золотистыми волосами. До их навеса долетел его довольный смех. Управляющий Нортон подал Хьюго косу, тот закатал рукава белой рубашки, поплевал на ладони и взялся за косовище. От толпы донесся неровный гул одобрения. В этот год Хьюго приобрел всеобщую любовь: всем, кто работал на строительстве его нового дома, он хорошо платил, ну и жена его наконец забеременела.

— Странно, что слово «ведьма» никак от тебя не отстанет, — заметил старый лорд.

Он не отрываясь смотрел, как Хьюго работает. Юная девушка с камзолом в руках, мистер Нортон и другие косари медленно шли за ним, болтали и смеялись. Настроение у всех было приподнятое. Музыканты уже наигрывали какую-то визгливую мелодию, сопровождаемую гулким барабанным боем, и один из них затянул песню.

Элис молчала.

— Нехорошее словечко навесили на тебя, — безразличным тоном добавил милорд. — Это все плохо выглядит. И не только для тебя, но и для меня, и для Хьюго тоже.

— Все сплетни и чепуха, — отмахнулась Элис.

— Может, они узнали про испытание? — услужливо предположил Дэвид. — Или про сон, в котором Элис видела себя с Хьюго? Или им кажется подозрительным, что девушка так образованна — это необычно для той, что выросла в деревенской лачуге. Может, причина — странная, неожиданная гибель старухи знахарки? До меня доходили слухи, что она была ведьмой и утонула, спасаясь от погони.

Солнце в поле пекло немилосердно, но Элис в тени зеленого дерева дрожала так, будто ей было невыносимо холодно.

— Я жду от Хьюго ребенка, сына, — твердо заявила она. — Я всего лишь вторая, кого он смог оплодотворить. И если с Кэтрин и ее ребенком что-нибудь случится, тогда мой станет вашим единственным внуком, милорд. Не думаю, что нам с вами прилично уподобляться черни и обсуждать всякие сплетни про колдовство, магию и подобную чушь. Мы с Хьюго любим друг друга, и я — мать его будущего сына. Если какая-нибудь старая дура, как эта ваша миссис Нортон, желает устраивать сцены и портить всем праздник, почему мы должны позволять ей это, вместо того чтобы мирно отдыхать и радоваться?

Старый лорд кивнул.

— Не удивлюсь, если твоя беременность будет долгой, Элис, ведь этот ребенок — твоя защита от всех бед. По моим подсчетам, месяцев тринадцать будет?

Девушка улыбнулась и с готовностью кивнула.

— Значит, Хьюго рассказал вам. Я уже извинялась перед ним за свою ошибку. Это нередко бывает. Мне так хотелось от Хьюго ребенка, что я неправильно истолковала некоторые симптомы. Но теперь я вполне уверена. Скоро вы увидите, как быстро я начну полнеть. Но такой толстой, как леди Кэтрин, надеюсь, не стану.

— Ну ты и стерва, — усмехнулся старый лорд. — Не тронь Кэтрин. Сыновей не бывает много. Места хватит для вас обеих.

Хьюго дошел до конца прокоса, наклонился и подхватил пучок скошенной травы и тонких душистых полевых цветов. Белокурая девушка выбежала вперед с его камзолом и помогла ему одеться. Он повернулся к ней, обнял одной рукой за плечи, от души расцеловал в обе щечки и заткнул пучок цветов в вырез ее платья. Девушка наклонилась, прижимаясь к его руке и улыбаясь. Она была молода и красива, на ней было ее лучшее платье ярко-синего цвета с очень глубоким прямоугольным вырезом, в котором была хорошо видна ее пышная белая грудь.

— Судя по всему, цветов вам сегодня не достанется, госпожа Элис, — обронил Дэвид.

— Я заставлю Хьюго принести мне еще, — беспечно ответила она.

Затем встала, повернулась к мужчинам спиной и, продолжая улыбаться, вышла на яркое солнце. На свежескошенной траве расстилали белые скатерти, косари сгребали граблями сено в длинные ряды, чтобы оно быстрей сохло под свежим ветерком. Кувшины с элем были открыты, люди уже тянули глиняные кружки и наполняли их до краев. Элис спешила по полю к Хьюго, специально выпятив вперед свой плоский живот. Она улыбалась, будучи уверенной в своей власти над ним. И когда совсем приблизилась, девушка с цветами, торчащими в лифе, извернувшись, высвободилась из беззаботного объятия Хьюго и отступила назад, избегая смотреть на Элис, а потом и вовсе куда-то исчезла.

— Элис, — мрачно произнес Хьюго.

— Ты разбрасываешься моими цветами, — кокетливо отозвалась она.

Милорд наклонился к куче сена и выхватил пучок, смешанный с полевыми цветами.

— Держи, — довольно грубо буркнул он. — Это тебе, а сейчас я буду открывать танцы.

— Со мной? — уточнила Элис.

Лицо лорда оставалось мрачным.

— Поскольку ты здесь вызвала целую бурю, которую мне пришлось успокаивать, то сначала я станцую с тобой, а потом с каждой девушкой, которая участвует в празднике, — тогда все будут довольны.

Никак не выдав обиды, Элис продолжала улыбаться. Она взяла протянутую руку Хьюго, и вместе они направились к музыкантам. Позади уже выстраивались другие пары. Но все они двигались неохотно, будто по обязанности, против воли, не отказываясь танцевать лишь потому, что боялись ослушаться.

Сделав шаг назад, Элис встала лицом к Хьюго, ожидая, когда заиграет музыка, и вдруг обмерла. Из-за плеча Хьюго в толпе зрителей выглядывало чье-то лицо, до боли знакомое.

Это был Том, на его руке висела женщина грубоватой внешности.

Элис и бровью не повела. Глаза ее равнодушно скользнули по лицу Тома, она и намеком не дала понять, что узнала его, на губах играла все та же широкая безразличная улыбка, предназначенная для всех. Но Том вдруг отбросил руку жены и направился прямо к танцующим. На лице Элис была маска беззаботного веселья, она покачивала головой, как бы внимая музыке, а ногой отбивала ритм. Том, не спрашивая разрешения, упрямо и неумолимо приближался.

— Элис! — крикнул он.

Хьюго так и крутанулся на месте. Том, вставший прямо за его спиной, даже не взглянул на своего господина, даже шляпы перед ним не снял. Он не обращал на Хьюго внимания, словно перед ним был не лорд, а столб в поле. Он видел одну только Элис, удивительно красивую в новом зеленом платье и с зелеными и позолоченными ленточками, вплетенными в золотисто-каштановые волосы.

— Элис, — повторил он.

Та будто только что заметила его. Она склонила головку к плечу, словно разглядывая некое странное явление природы, и наконец с любопытством откликнулась:

— Да?

Сглотнув слюну, Том сбивчиво и торопливо заговорил:

— Я уведу тебя отсюда. Я заберу тебя, Элис. Заберу тебя отсюда. Я слышал, какие о тебе ходят сплетни… тебе опасно здесь оставаться. Я заберу тебя прямо сейчас.

Откинув голову назад, девушка засмеялась; смех ее был чист и хрупок, как звон бьющегося стекла. Потом повернулась и с улыбкой посмотрела на Хьюго.

— Кто этот человек? — спросила она. — Местный дурачок или просто грубиян? За кого он меня принимает?

Том побледнел, словно она ударила его.

— Элис, — снова начал он, перейдя на хриплый шепот.

Нахмурившись, Хьюго хлопнул его по плечу и сказал:

— Ты мешаешь танцевать. Давай шагай отсюда.

Но Том, казалось, не почувствовал хлопка, не услышал своего господина и не обратил внимания на его реплику. Его взгляд был прикован к красивому, равнодушному лицу девушки.

— Я хочу спасти тебя, Элис! — В его голосе звучало отчаяние. — Тебя назвали ведьмой, и тебе угрожает опасность. Я заберу тебя, увезу далеко отсюда, чего бы мне это ни стоило.

— Том! — позвала его жена резким, приказным тоном.

— Кто он такой? — обратился Хьюго к Элис. — Какой-то твой дружок?

Она обернула к нему сияющее невинное лицо и пожала плечами.

— Сама не знаю. Мы с ним незнакомы.

— Я заберу тебя, — продолжал твердить Том. — Я не подведу. Я брошу ферму и жену, даже детей брошу. Я спасу тебя, Элис. Тебе не нужно оставаться в замке с этими людьми, с их пороками. Я увезу тебя далеко отсюда. Я прикопил немного денег. Мы найдем где-нибудь небольшую ферму, и я сделаю все для твоего удобства. Ты будешь мне, как законная жена! Я буду верен тебе, буду заботиться, я жизнь за тебя отдам! — Он запнулся, помолчал и тихо продолжил: — Ты снова станешь порядочной женщиной, Элис. Ты же была доброй девочкой, и я тогда любил тебя. Ты и сейчас добрая. Ты снова станешь моей возлюбленной.

Не потеплевшим ни на мгновение взглядом, с нескрываемым изумлением Элис уставилась на Тома. Она смотрела даже не на него, а сквозь него, будто перед ней не живой человек, а соломенное чучело или вообще никого. На ее губах блуждала все та же улыбка.

— Не пойму, о чем ты болтаешь, мужлан, — холодно произнесла она. — Поди прочь, я впервые тебя вижу.

— Элис! — воскликнул Том и осекся.

Он никак не мог поверить, что подруга его детства, его детская любовь, может так глядеть сквозь него, словно он сделан из чистого стекла. Словно он для нее ничто, пустое место. Словно никогда для нее ничего не значил. Бесконечно долго длилась эта минута; в ее лице ничто не шевельнулось, не изменилось, оно оставалось все таким же надменным и равнодушным, только глаза сияли, как прежде.

Резко повернувшись на каблуках, Том бросился прочь, подальше от этого пустого улыбающегося личика. Он пробился сквозь толпу, перепрыгнул через калитку в самом углу поля, и только его и видели.

Снова раздался беспечный смех Элис. Она помахала рукой музыкантам, которые, наблюдая за происходящим, играли кто в лес, кто по дрова, умолкая один за другим.

— Чего же мы ждем? Давайте танцевать! — весело крикнула она. — Танцевать, танцевать!