Колдунья

ГЛАВА 23

Когда они вернулись домой, миледи спала. Элис и Хьюго на цыпочках прокрались мимо ее закрытой двери в спальню к Элис и велели Элизе позвать их, как только Кэтрин проснется. Милорд прошел прямо к бойнице и выглянул наружу. Элис вынула из волос ленточки и сбросила платье, открыв мягкие, соблазнительные плечи.

— Милорд, — тихо позвала она.

Хьюго оглянулся и холодно ответил:

— Не сейчас. Что это за парень пристал к тебе на поле?

Элис, казалось, не тронул отказ Хьюго.

— Да не знаю я этого парня, — отмахнулась она.

— Девушка, с которой я танцевал, та маленькая блондинка, уверяла, что это твой прежний возлюбленный. А его жена наговаривает на тебя невесть что. Якобы из-за тебя он потерял покой, ты приворожила его, теперь он не ест и не спит, думает только о тебе, а ее совсем не любит.

— А я-то тут при чем? — засмеялась Элис. — Хотя из твоих слов я поняла, что это, должно быть, Том из Ридейла. В детстве мы играли вместе. Но я не видела его десять лет! Он женился на какой-то мегере. Она кого угодно может оклеветать из-за того, что Том холоден к ней. Я тут не виновата.

— Нехорошо все это, — заметил Хьюго.

Он отвернулся и снова уставился в окно бойницы. Элис пожала плечами и отбросила назад волосы. На минуту она растерялась, затем подошла к нему, обняла за талию и прижалась к его спине.

— Нынче ночью, — тихо промолвила она, — нынче ночью, Хьюго, я позову к нам моих сестер и буду с ними забавляться. Я позову их, и они лягут со мной, станут ласкаться своими гладкими телами, и я получу бесконечное наслаждение.

Плечи Хьюго напряглись, она почувствовала его возбуждение, но он не оборачивался.

— А как же ты? — кокетливо продолжала Элис. — Нет, тебе, пожалуй, ничего не перепадет. Ни поцелуя, ни даже легкого прикосновения. Будешь лежать, словно скованный по рукам и ногам, и только наблюдать и облизываться, а они станут трогать меня своими нежными пальчиками, нежными губками и язычками. Ты будешь смотреть, как извивается мое тело под их неистовыми ласками, и слушать, как я кричу от удовольствия.

Хьюго вздохнул, желание уже охватило его, он наклонил голову и прислонился лбом к холодной каменной перемычке окна.

— Я разрешу им, и они свяжут меня, — фантазировала Элис. — Ты увидишь, какие муки я испытываю, доставляя им радость. Увидишь, как я пробую освободиться, порвать их страстные путы, когда они проникают во все мои отверстия, услышишь мои крики, я буду умолять их прекратить эту сладкую пытку.

Он повернулся в ее руках и крепко прижал к себе, уткнувшись носом в ее обнаженные плечи, вдыхая запах ее кожи и волос, но лицо его оставалось угрюмым.

— Там, на поле, была безобразная сцена, — сказал он. — Ты должна быть осторожней.

Элис раздраженно отпрянула.

— Ну что я могу поделать со сплетнями? Ничего! Все переменится, люди смирятся. Увидят нашего сына, привыкнут к тому, что я всегда рядом с тобой, что я госпожа в этом замке, госпожа во всем, кроме имени.

Милорд покачал головой — слова ее, судя по всему, его не убедили.

— Сегодня же вечером Кэтрин должна ужинать в зале, — заявил он. — Хватит с меня этих намеков, сыт по горло. Слишком много было опасных сплетен про колдовство и про то, что Кэтрин осталась одна, что ее отодвинули в сторону.

Пожав плечами, Элис подняла к нему голову и улыбнулась.

— Меня не интересует, кто там и что болтает, — уверенно произнесла она. — Важно одно: я жду от тебя ребенка, я здорова и сильна. Пусть болтают, что хотят, пусть думают, что хотят. Что бы ни говорили, это не имеет значения. Ты всегда защитишь меня, и твой отец тоже. Все эти старухи, которые шепчутся по углам, не могут мне навредить.

— От этого вред для всех нас, — резко возразил Хьюго. — Ты, Элис, просто дура, если считаешь, что находишься в безопасности. Каждое слово против меня, каждая фраза, порочащая мое имя, — это угроза миру и благоденствию всего края. Нынче чернь может взбунтоваться по любому поводу. В такие времена люди подозрительно относятся к колдовству, боятся его. Сейчас везде полно бродяг, монастыри закрываются, и монахи выходят на большую дорогу, повсюду выражая недовольство из-за потери своего пристанища. Произошли такие перемены, которых и предположить никто не мог. Маленькие аббатства, и мужские, и женские, исчезают, и в людях зреет недовольство — они привязаны к старой религии, к устоявшимся предрассудкам. Но мне не нравится, когда меня осуждают. Выезжая из замка, я хочу встречать улыбки. Мне приятно, когда мое имя вызывает уважение, когда хорошенькая девушка ласково улыбается и кокетливо приседает передо мной, а не убегает прочь от страха перед твоими чарами. Сегодня на поле ты нехорошо себя вела, Элис. Тебя перед всеми открыто назвали ведьмой, а ты не стала это отрицать.

— Да? А как насчет тебя? — возмутилась Элис, еле сдерживая гнев. — Это ведь ты готов на все ради моего колдовства, ты сам умоляешь меня пускать в ход свое искусство. Предлагаешь позвать моих сестер в новый дом и окрестить его шиворот-навыворот, чтобы уничтожить святость украденных тобой монастырских камней. Тебе подавай все удовольствия и без усилий с твоей стороны, Хьюго! По ночам тебе нужно колдовство, а при свете дня — святость. Ты не можешь подняться над толпой, выйти из ряда вон, ждешь их всеобщего обожания, когда едешь мимо на своей большой лошади.

— Ты ничего не понимаешь, — упрекнул он. — Несмотря на всю ученость, ты как была, так и осталась глупой девчонкой. Как ты думаешь, почему слова, сказанные против короля, означают смерть? Вовсе не потому, что кто-то решил отобрать у него трон. И не потому, что у него мало солдат. А потому, что в сплетнях и слухах кроется главная опасность! Смута начинается со слухов и нашептываний. А здесь шепчутся как раз о тебе.

Элис отошла от Хьюго к сундуку с платьями и вынула гребень.

— Тот, кто выделяется из толпы, всегда вызывает недовольство, — ответила она тихим сердитым голосом. — А я всю жизнь не похожа на других. Люди всегда мне завидовали и изумлялись, что у меня такие способности. Уж я как-нибудь выйду из этого положения. В замке меня любят, для твоего отца я как родная дочь. И в конце концов, я дама твоего сердца.

Он покачал головой, но промолчал.

Она подвинула к камину табурет и села к милорду вполоборота Несколько раз она пропустила пальцы сквозь густые пряди, распуская косички, потом стала расчесывать волосы, пока гребень не заскользил свободно и гладко. Все еще сердитый Хьюго вдруг поймал себя на том, что глаз не может оторвать от завораживающего зрелища, когда гребень снова и снова сквозит в ее густых, шелковистых, золотых волосах. Элис закрыла глаза и тихо напевала какую-то песенку. Хьюго прислонился спиной к стене, сложил руки на груди и бесстрастно наблюдал за ней. Но и с закрытыми глазами она остро чувствовала его присутствие и представляла, что пройдет еще несколько минут, и она даст ему выпить вина, куда подсыплет щепотку земляного корня. Минуло уже несколько дней с тех пор, как Хьюго в последний раз отведал этого безумного зелья. Она ощущала потребность — это было как покалывание и дрожь в кончиках пальцев — снова потянуть за ниточки и заставить любовника плясать, повинуясь ее воле и собственной похоти. О, на этот раз она вынудит его ползать за ней, умолять вкусить ее тела. Не открывая глаз, Элис улыбнулась. Она не позволит Хьюго называть ее глупой девчонкой и дурой, он заплатит за это своей мучительной страстью.

Стук в дверь напугал обоих, и она не успела начать свои сладострастные заклинания.

— Госпожа Элис! — раздался голос Элизы Херринг. — Миледи проснулась и зовет вас к себе.

Элис снова натянула на плечи платье, разгладила складки юбки и отбросила с лица волосы.

— Пойду сидеть с твоей женой, — сердито произнесла она. — Передам, что к ужину она должна спуститься в зал. Если она откажется, то подвергнет всех нас опасности, мы рискуем получить новое оскорбление.

Лицо Хьюго оставалось непроницаемым.

— Не думаю, что тебе на твоем месте подобает учить леди Кэтрин, как себя вести, — отчеканил он. — Можешь просто сказать, что я прошу ее спуститься. И твои желания здесь ни при чем.

Непреклонность Хьюго вывела Элис из равновесия.

— Сегодня ночью… — начала она.

— Я пересплю с тобой, когда захочу, — резко оборвал он, — сегодня или в другой день. И это никак не связано с твоими обязанностями по отношению к леди Кэтрин. Ты не должна заставлять ее ждать.

Элис кинула на него твердый взгляд, но Хьюго встретил его спокойно. В глазах милорда не было ни страха, ни любви. Потемнев от злости, она отложила в сторону гребень и отправилась к госпоже.

Леди Кэтрин возлежала в постели, откинувшись на мягкие вышитые подушки. После сна лицо ее было помято, глаза покраснели.

— Мне было так одиноко, — сообщила она сразу, без предисловий.

— Сочувствую вам, — отозвалась Элис, подавляя враждебность.

В комнате было нечем дышать. Окна выходили на восток и на двор замка, и днем в помещении было довольно темно, несмотря на то что на золотисто-голубом небе светило солнце. Кэтрин распорядилась подбросить в камин побольше дров; на столе ярко горели свечи. В воздухе стоял густой запах какой-то кислятины. Рассыпанные по полу ароматные травы высохли. В шкафу был страшный беспорядок: тарелки с засахаренными фруктами, горшочки с кремами и бальзамами, пузырьки с духами, лежащий на боку кубок, какие-то прилипшие к полке объедки и пустой кувшин из-под эля.

— Мне приснился дурной сон, — пожаловалась миледи. — Будто Хьюго бросил меня и уехал в Лондон. Бросил ради королевского двора и политики. — Она слегка всхлипнула. — Как и мой отец.

Присев на кровать, Элис взяла пухлую и влажную руку госпожи.

— Не расстраивайтесь, — успокоила она. — Никуда он не уехал и уезжать не собирается. Вам надо думать о ребенке. Для него нехорошо, если вы будете все время плакать. Ваш муж здесь, он спокоен и счастлив. У него и в мыслях нет вас покидать. К тому же Генрих — король добрый и благородный. И с Хьюго при дворе ничего плохого не случилось бы.

Лицо миледи покраснело, капля пота скатилась между пышными грудями под рубашку.

— У меня болит спина, — капризно протянула она. — Ужасно ломит.

— Вы весь день так и пролежали в постели, Кэтрин? — спросила Элис, стараясь скрыть раздражение.

Миледи кивнула.

— Если откажетесь от прогулок, — продолжала Элис, — то совсем растолстеете и будете постоянно чувствовать себя разбитой… и, разумеется, все у вас будет болеть. Давайте я помогу вам подняться.

— Я не могу ходить, — нетерпеливо пояснила Кэтрин. — Я хромаю. У меня болят лодыжки и коленки. Ноги постоянно ноют. Ты просто не понимаешь, Элис. Я оказалась слишком старой для вынашивания ребенка. У меня нет больше сил. — Она засопела носом, снова всхлипнула и повторила: — У меня нет больше сил.

Наклонившись, Элис погладила ее лоб, отводя назад прилипшие к щекам пряди каштановых волос.

— Не желаете принять ванну? — предложила она. — Я прикажу, и вам принесут ванну с горячей водой, я положу в нее лекарственные травы, которые снимут усталость. Помою вам голову, а вы наденете перед ужином красивое платье. И вам станет гораздо легче. Хотите?

Кэтрин подставляла лицо ласковой ладони Элис.

— Да, — согласилась она, как ребенок, который старается угодить взрослому. — Хорошо. Вели принести ванну.

Элис отправила служанку с наставлениями: немедленно притащить в спальню леди Кэтрин самую большую ванну и задрапировать ее тончайшими тканями; простыни для заворачивания и для вытирания должны быть тщательно просушены. Сама Элис пошла к себе за сухими цветами и вербеновым маслом для ванны, которое хранила поближе к огню — для запаха.

Когда она вернулась в свою комнату, Хьюго дремал на кровати, положив пыльные сапоги прямо на покрывало. Услышав скрип двери, он лениво открыл один глаз, но даже не пошевелился.

— Что ты делаешь? — поинтересовался он. — Кэтрин хорошо себя чувствует?

— Капризничает, — ответила Элис. — Надеюсь, горячая ванна немного ее успокоит. Она говорит, что все покинули ее, оставили на весь день одну. Она так и не одевалась и даже не умывалась сегодня. Я сделаю ей ванну, вымою голову и помогу одеться к ужину.

— Угу, — промычал Хьюго.

Потом потянулся и снова закрыл глаза. Новое покрывало было все испачкано грязью с его сапог.

Секунду Элис в нерешительности постояла перед ним; ей было обидно. «Все в этом замке делают, что пожелают, — подумала она. — Хьюго лежит и мечтает о глупенькой белокурой крестьянке. Кэтрин принимает ванну, когда захочет. Только мне приходится бегать между обоими». Не проронив ни звука, она взяла травы и масло и отправилась обратно в комнату госпожи. Элиза сопровождала ее, придерживая перед ней двери.

Огромная ванна уже стояла перед камином, задрапированная красивой тканью и до краев наполненная водой, от которой шел пар. Элиза положила рядом травы и масло и, повинуясь кивку Элис, помогла госпоже выбраться из постели.

Ноги Кэтрин стали еще хуже. Кожа вокруг коленок и лодыжек побелела и распухла. Большой живот выступал вперед, выставив торчащий пупок. Пронизанные синими венами груди туго налились. Соски опухли, потемнели и напоминали синяки. Руки тоже опухли, и обручальное кольцо глубоко врезалось в палец. Элис взяла ее ладонь и спросила:

— Здесь вам больно?

Кэтрин кивнула.

— Кольцо стало мне тесным. Чувствую, как пульсирует кровь.

Держа руку госпожи, Элис обхватила ее за широкую талию и помогла опуститься в ванну. Кэтрин погрузилась в воду и вздохнула от удовольствия, как выброшенный на берег кит, который наконец вернулся в родную стихию. Затем знахарка обратилась к Элизе:

— Принеси свою лютню и спой нам что-нибудь.

Миледи оперлась головой о край ванны. Элис сложила одну из простыней в плотный квадрат и подоткнула ей под голову и под твердую белую шею.

— Вот так, — сказала она. — Так вам будет удобней.

Леди Кэтрин закрыла глаза, но губы ее все еще дрожали.

— Я так устала, — пожаловалась она, — так устала.

Зажав в горсти размякшие, пропитавшиеся водой травы, Элис мягкими, круговыми движениями стала растирать ей плечи. Кэтрин вяло подняла одну руку, потом другую, чтобы удобней было тереть и мыть ее. Элис с маслом помассировала каждый палец и осторожно потянула на себя обручальное кольцо; оно сидело туго и не поддавалось. «Придется, видимо, вызывать кузнеца, — подумала Элис, — который как-нибудь распилит его и снимет».

Ворча, Кэтрин наклонилась вперед — большой живот мешал ей, — и Элис стала тереть ей спину. Потом она зашла с другой стороны и по очереди подняла и вымыла обе ноги. Мышцы казались мягкими и рыхлыми на ощупь. Лодыжки так сильно опухли, будто там было растяжение связок, и обе коленки тоже. Элис сильно сжала их, но Кэтрин почти ничего не почувствовала. Пальцы Элис оставили темно-красные пятна.

Настроив лютню, Элиза тихонько напевала. Миледи, закрыв глаза, лежала на спине, Элис держала в руках ее распухшую белую ногу, растирала подошву и ощущала, как поднимается вверх и струится из пальцев ее целебная сила. Она улавливала внутреннюю неуравновешенность Кэтрин, расстройство в ее теле, что-то нездоровое, что-то такое, что отравляло ее организм. Она подняла и помассировала другую ногу, предварительно помазав маслом.

Закончив с ногами, Элис встала у изголовья ванны и начала осторожно поливать водой густые каштановые волосы Кэтрин, потом намылила ей голову, добавила масла и легонько потерла, обращая особое внимание на макушку и на виски, и наконец промыла волосы чистой водой.

И совершилось почти чудо: только что Кэтрин сидела в ванне с лицом недовольного ребенка, а тут вдруг щеки ее порозовели, глаза заблестели, словно искусные руки Элис вернули ее к жизни. Когда Элиза кончила петь, Кэтрин вполголоса промурлыкала несколько строк, махнула рукой и распорядилась:

— Спой еще раз!

Фамильярно подмигнув Элис, Элиза снова взяла в руки лютню и повторила песню от начала и до конца. Госпожа глубоко вздохнула от наслаждения.

— Вода уже почти остыла, — заметила Элис. — Пора вылезать, Кэтрин, иначе вы можете простудиться.

Элиза отложила лютню и открыла дверь подошедшей служанке. Затем девушки расправили нагретые простыни и обернули миледи.

— Уберите все здесь, — приказала Элис служанке и Элизе.

А сама уложила Кэтрин на кровать и тщательно, досуха вытерла ей лицо, руки и плечи, сопровождая это легкими похлопываниями. Потом расчесала ее густые каштановые волосы и разбросала их вокруг головы, чтобы они скорей высохли и не спутались.

Кэтрин, раскрасневшаяся и распаренная, напоминала разрисованную статую. Элис опустила полог и полностью задернула кровать. Пришли мужчины и забрали ванну.

Когда они удалились, переругиваясь и расплескивая воду, в комнате стало совсем тихо. Элис снова подняла полог, и Кэтрин увидела камин, где потрескивали и пылали ярким пламенем дрова, распространяя приятный запах благовоний, которые принесла Элис. Миледи заулыбалась и закрыла глаза.

Распахнулась дверь, и в комнате появился Хьюго. Он приблизился к кровати и положил руку на талию Элис, хотя она и отшатнулась в сторону.

— Как вы себя чувствуете, миледи Кэтрин? — ласково обратился он к супруге.

Веки Кэтрин задрожали, глаза открылись. Увидев мужа, она так и засияла от радости и воскликнула:

— Хьюго! Как долго тебя не было со мной!

— Я совсем забыл о своем долге перед тобой, — вздохнул он. — Я оставил тебя, и тебе пришлось самой заботиться о себе и о ребенке, и вот Элис говорит, что ты не выполняешь необходимого моциона.

Посмотрев на Элис, миледи улыбнулась и ответила:

— Она очень хорошо за мной ухаживает.

— И у нее просто удивительные руки, правда, Кэтрин? — спросил Хьюго.

Элис бросила на него быстрый взгляд. Он улыбался, и в этой улыбке чувствовался какой-то странный жар. Она сразу поняла, что его терзает похоть. Она напряглась и снова попыталась отойти в сторону. Но Хьюго продолжал все так же улыбаться, хватка его усилилась.

— О да, — согласилась Кэтрин. — Она терла мне ноги и спину, массировала голову. Она одними пальцами может излечить человека, ее прикосновения — просто чудо.

Даже через одежду Элис ощущала, что Хьюго пылает как в лихорадке. Вокруг нее сгущалась опасность, клубилась по углам комнаты и подкатывала все ближе, как дым горящего леса.

— Мне лучше оставить вас вдвоем, — заявила она. — Пойду распоряжусь, чтобы ужин вам подали сюда.

— Нет, — отрезал Хьюго, не отрывая глаз от порозовевшего, спокойного лица жены. — Знаешь, Элис, мне пришла в голову мысль понаблюдать, как ты массируешь мою супругу этим своим маслом.

Миледи широко распахнула глаза, но промолчала.

— Так делать не подобает… — начала было Элис.

— Сделаешь, — перебил Хьюго. — Ты всегда делала то, что мне хочется. А сейчас мне хочется именно этого.

Он снял с Кэтрин простыню и откинул в сторону. Миледи, довольная его вниманием после нескольких недель пренебрежения, лежала неподвижно, выставив перед его блуждающим взором свое обрюзгшее, бледное тело с раздутым животом.

— Я нравлюсь тебе? — робко промолвила она.

— Да. — Хьюго опустил руку на холм ее живота и добавил: — Но больше всего мне нравится вот это.

Он обернулся к знахарке, которая застыла в нерешительности, и поторопил:

— Давай же, Элис, начинай. Это был приказ.

Медленно подойдя к столу, она плеснула на руки лавандового и миндального масла и потерла ладони друг о друга, разогревая пальцы. Она лихорадочно соображала, как убежать, как спастись от них, как выбраться из этой комнаты и оказаться в безопасности галереи, где остальные дамы сидели вокруг огня и болтали о происшествии на сенокосе. Огибая кровать с другой стороны, она быстро посмотрела на Хьюго. Его темные глаза сверкали. Казалось, сейчас он способен на что угодно. Элис ощущала угрозу так же ясно, как струйку дыма от искры, запалившей стог сена.

Осторожно и мягко она начала втирать масло в белые, пухлые плечи Кэтрин и в ее руки. Миледи приподняла голову, подставив толстую шею, закрыла глаза и лежала неподвижно.

Слегка посмеиваясь, Хьюго направился к двери. Элис услышала, как щелкнул замок, когда он повернул ключ, потом донеслось шуршание сбрасываемого камзола. Когда Хьюго снова появился у кровати, рукава его рубахи были закатаны, а в пригоршнях блестело масло.

— Я стану делать то же, что и ты… глядишь, и сам научусь твоему искусству.

Его голос был подобен шелесту шелка. Элис чувствовала, как нарастает его похоть, и старалась на него не смотреть.

Он тоже массировал плечи и шею Кэтрин, и ее соски затвердели.

— Теперь немного пониже? — весело предложил Хьюго.

Мягкими и осторожными касаниями Элис стала поглаживать ниже, там, где начинались пышные груди. Хьюго в точности повторял все ее движения. Кэтрин слегка выгнула спину, ее живот поднялся, и груди подвинулись к их ладоням.

Лорд усмехнулся. Рука его уверенно направилась вниз; Элис увидела, как ее любовник накрыл мягкую грудь своей жены, и прошептала:

— Сейчас мне лучше уйти.

Она не могла отвести взор от его рук, уверенно ласкающих грудь Кэтрин. Та вздыхала от удовольствия, глаза ее были закрыты.

— Делай, что делаешь, Элис, — скомандовал Хьюго. — Давай-давай.

Он озорно улыбался, глядя прямо в напряженное, встревоженное лицо девушки. Она осторожно погладила верхнюю часть груди Кэтрин.

— Я приказываю тебе, слышишь? — тихо произнес Хьюго.

Ладонь Элис скользнула вниз, дотронулась до мягкого соска, и тот отреагировал на это приятное прикосновение, мгновенно отвердев. Кэтрин тихо застонала и пробормотала:

— Еще.

— Давай же, сделай это, — потребовал Хьюго.

Он потянулся через Кэтрин, взял другую руку Элис и положил ее на вторую грудь миледи. Почувствовав прикосновение, Кэтрин улыбнулась, ее лицо расплылось от удовольствия и в тусклом свете свечи казалось даже красивым. Элис нежно, круговыми движениями поглаживала горячие груди Кэтрин, ладонями потирала соски и вдруг ощутила потребность прижать их крепче, теребить это теплое, раздувшееся тело, щипать, разглаживать эту только что вымытую кожу, видеть, как госпожа извивается под ее ладонями, как растет ее возбуждение.

— Я должен признаться вам, миледи, что я спал с Элис, — вдруг сообщил Хьюго.

У девушки перехватило дыхание, и она замерла, но Кэтрин не отвлеклась на слова супруга, она закинула голову назад, груди ее толкались вверх, отвечая на ласки, ее охватило жадное чувственное желание.

— Я не смог ей противиться, — ласково продолжал Хьюго. — Она такая аппетитная, ни одна самая опытная шлюха с ней не сравнится.

Засмеявшись каким-то горловым, задыхающимся смехом, Кэтрин ответила:

— Ты можешь получать удовольствие там, где хочешь, Хьюго. Ты ведь мужчина. Ты господин. Ты должен иметь все, что пожелаешь.

— Я ухожу, — резко заявила Элис.

Она повернулась к двери, но Хьюго опередил ее. Он преградил ей путь, и она остановилась перед ним, яростно сверкая глазами. Прежде Элис никогда не видела у Хьюго такой бесшабашной и мерзкой улыбки.

— Вернись, Элис, — велел он.

Секунду она колебалась, и тогда он мягко взял ее за плечи и повернул обратно к растянувшемуся на кровати пышному телу. Кэтрин с улыбкой открыла глаза; казалось, она готова проглотить Элис. Девушка содрогнулась — частью от отвращения, а частью и от растущего и совершенно ненужного желания. Она попалась в ловушку и теперь потакала похоти Хьюго и его капризам, а ведь прежде сама загоняла его в такую же ловушку.

Он легко подтолкнул ее к кровати со словами:

— Дотронься до нее, Элис. Прикоснись к моей жене еще раз. Можешь погладить ее, даже ущипнуть или шлепнуть. Мне кажется, тебе очень хочется шлепнуть ее. И она будет совсем не против. Кэтрин это любит.

Он снова подтолкнул Элис, она наклонилась и провела скользкой, масляной ладонью от толстой шеи миледи вниз к ее жирной груди. Та тихо застонала и протянула к ней руки.

Проворные пальцы Хьюго пробежали по спине девушки, развязывая и быстро распуская шнуровку платья. Протестуя, она выпрямилась, но Кэтрин, не открывая глаз и все еще улыбаясь, поймала ее руку и снова притянула к своей теплой мягкой груди.

— Натирай же, — промолвила она. — Натирай сильнее, слышишь, Элис?

Гнусно усмехнувшись, как усмехаются испорченные мальчишки, Хьюго еще сильнее обнял Элис за талию и с едва слышным шорохом потянул за шнуровку. Зеленый корсаж с широкими рукавами упал на пол. Хьюго спустил вниз белоснежную полотняную сорочку, обнажив руки и грудь Элис. Она издала негромкий негодующий возглас.

— Это мое платье, — напомнил Хьюго. — Новое зеленое платье. Я подарил его, чтобы иметь возможность снимать, мы об этом с тобой договаривались.

Он распустил шнурки верхней юбки и бросил дорогую парчу на пол. Потом развязал шнурки зеленой шелковой нижней юбки, и она кольцом свернулась у ног Элис. Девушка стояла в спущенной по пояс тонкой сорочке, склонившись над кроватью, Кэтрин держала ее руки, а за талию крепко ухватил Хьюго.

— Полезай на кровать, — скомандовал он и легонько подтолкнул ее, а когда она не послушалась, толкнул сильнее. — Я не шучу. У тебя нет выбора, госпожа Элис.

В его голосе звучала недвусмысленная угроза. Против воли она забралась на кровать и легла рядом с Кэтрин. Та повернула к ней довольное лицо и проворковала заплетающимся от желания языком:

— Какая ты хорошенькая, Элис. Хьюго, сними с нее рубашку. Раздень ее, слышишь?

Одним быстрым движением милорд сорвал с ее бедер рубашку. Кэтрин протянула к ней руки и подтащила к себе поближе.

— Я не смогу вам вставить, миледи, — хрипло произнес Хьюго. — Это было бы вредно для ребенка и для молока тоже. Но надеюсь, удовольствие я вам доставлю.

Кэтрин засмеялась счастливым, радостным смехом.

— Ты нарочно привел сюда свою содержанку? — шутливо упрекнула она его. — Хьюго, какой же ты нехороший! Привел ко мне свою наложницу, чтобы она ласкала меня своими серебряными пальчиками.

— Да, такой вот я нехороший, — усмехнулся милорд.

Они общались так, словно заигрывали друг с другом, исполняя некий утонченный ритуал. Элис между ними вся дрожала и, когда пахнущее благовониями влажное тело Кэтрин придвинулось к ней, отпрянула.

— Она соблазнит и святого, как думаешь, Кэтрин? — приглушенным голосом спросил Хьюго. — Ты ведь не станешь винить меня, что я не устоял перед искушением?

Он взял Элис за волосы и оттянул ее голову назад. Потом прижал губы к ее губам, и она почувствовала, как его язык бесстыдно лезет ей в рот; Кэтрин со жгучим вниманием наблюдала за этим долгим жадным поцелуем. Элис ощутила внутри нарастающее возбуждение и не поверила своим ушам, услышав тихое восторженное хихиканье миледи.

Наконец Хьюго отпустил ее.

— Видишь, Кэтрин, — сказал он, — я ничего от тебя не скрываю, у меня нет от тебя тайн. Ты моя супруга и госпожа! А это моя наложница.

Миледи взяла вялую руку Элис и снова положила себе на грудь.

— Ласкай же меня, — приказала она. — Ласкай, как ласкала раньше.

— Я не стану это делать, я вам не игрушка! — возмутилась Элис.

Она старалась говорить твердо, но ее голос звучал слабо, от твердости осталось одно только раздражение. Она чувствовала, как ее сила уходит, эти двое высасывали из нее всю силу. Она отодвинулась, пытаясь освободиться от железной хватки Кэтрин, но Хьюго уже вскочил на кровать позади нее и подвинул обратно. Его руки протиснулись под ее талией и стали ласкать ее грудь. Элис сразу узнала эти ладони, теребящие отвердевшие соски. А руки Кэтрин уже были на ее животе, пальцы миледи бегали, слегка пощипывая и лаская ее кожу.

— Не надо, — еле слышно пробормотала Элис.

Хьюго понял, что она уже уступает. А в ней нарастало желание уступить, отдаться обоим, позволить делать с собой все, что угодно. Словно они были двумя богатыми, избалованными детьми, а она — их новой игрушкой, которой они могли забавляться, а могли и сломать. Она была для них ничего не стоящей вещью, ничтожеством, которое они могут раздразнить, обидеть и оттолкнуть. И если эти двое заиграются так, что сломают ее, разорвут на куски своими жадными ртами и сильными пальцами, это будет справедливо. Она получит сполна то, что заслужила.

— Не надо, — тихо повторила Элис.

Радуясь, что она поддается, что уже согласна на все, Хьюго засмеялся и нежно прошептал:

— Ах ты, шлюшка моя. Думаю, Элис, тебе самой интересно, как низко ты можешь пасть.

Он подтолкнул ее вперед, его твердый член уперся ей в спину. Она перегнулась через большой живот Кэтрин, уткнулась носом в ее жирные груди и кончиком языка стала ласкать соски. Язык Элис покрылся тонким слоем масла со сладким, пикантным привкусом. Ей казалось, что она попала в какой-то кошмар опьяняющих, тошнотворных, новых для нее вкусовых ощущений и запретных эмоций.

Прикосновения девичьего языка заставляли Кэтрин содрогаться от наслаждения, она крепко обняла Элис и притянула к себе. Потом взяла ее руку и опустила себе между ног. Передергиваясь от противоречивого чувства отвращения и похоти, Элис нащупала густые волосы на лобке миледи, а ниже — глубокую, скользкую, сочащуюся жидкостью щель. Ее ноги между бедер тоже увлажнились и стали липкими.

Кэтрин учащенно дышала. Руки ее все настойчивей двигали ладонью Элис, она изогнула спину и со стонами ввела в себя ее пальцы. Не в силах совладать с отвращением и желанием, девушка тихо охнула. Она была зажата между Кэтрин и Хьюго. Кэтрин корчилась и изгибалась под ней, а Хьюго атаковал сзади. Оба играли с ней, как две злобные кошки с мышью. И в то же время Элис испытала огромный прилив желания, ей было мучительно приятно лежать между ними, ощущая, как рука Кэтрин то елозит по ее груди, то, вызывая ужас и восхищение, — между ног. Хьюго терся о ее спину твердым и скользким от ее влаги членом, готовым проткнуть насквозь, затем встал сзади на колени и яростно вонзил в нее член. И в ту же секунду Кэтрин схватила Элис за руку, завертела задом, толкая ее пальцы в свою горячую и влажную плоть, и вдруг засунула в себя чуть ли не всю ее ладонь.

Издавая сладострастные стоны, Кэтрин и Хьюго ритмично и в унисон дергали бедрами, как опытные любовники, которые хотят достичь кульминации одновременно. Элис, сама возбужденная собственным желанием, внезапно обезумела, крутилась и извивалась между ними, но Хьюго уже ослаб и успокоился, член его съежился и отпустил ее.

Кэтрин откатилась в сторону, дыша глубоко и легко, она порозовела и обмякла. Хьюго шумно вздохнул и уткнулся лицом в подушку. Элис молчала, она не была удовлетворена, внутри все клокотало от ярости. Пальцам руки было больно — Кэтрин чуть не сломала их, яростно всовывая в свою дыру. Тело пылало и ныло от боли, между ног было мокро, и ей хотелось еще.

Она посмотрела на одного, потом на другую: оба довольно улыбались. На нее не глядели, им было все равно, неудовлетворенное, болезненное желание Элис их нисколько не трогало. И чувства Элис их не волновали. У нее осталось лишь ощущение, будто она только что предавалась грязному разврату. Кэтрин подтянула на себя одеяло, лицо ее обмякло, она насытилась, расслабилась и теперь быстро уснула.

В горящем камине что-то тихо щелкнуло, в комнате пахло приятным ароматом лимонной вербены. Все трое — две обнаженные беременные женщины и полуодетый молодой лорд — лежали неподвижно. Лорд и его жена крепко спали.

Кэтрин спустилась к ужину в большой зал в своем бледно-розовом платье; пухлая, как пудинг, с распущенными по плечам волосами, она была весела и румяна, улыбалась и очень хотела есть. Они вошли в большой зал рука об руку с Хьюго, и присутствующие дружно приветствовали их одобрительными криками. Заняв свое прежнее место, Элис высокомерно поглядывала на дам, как бы предупреждая: той, которая осмелится насмехаться над ней, сильно не поздоровится.

— С возвращением, — не удержалась неугомонная Элиза.

Элис холодно посмотрела в ее сияющие глазки и спокойно произнесла:

— Я очень рада разделить с тобой трапезу… и с остальными тоже. Главное, помните: я жду от Хьюго ребенка, нашего сына; каждая из вас отдала бы за это свое годовое содержание. Не забывайте и о том, что, когда Кэтрин снова сляжет, я буду сидеть рядом со старым лордом, ведь я у него любимица. Так что для всех вас я не просто Элис, а госпожа Элис. Мое положение может меняться, но даже в худшие времена оно так высоко, что вам и не снилось.

Дамы уткнулись в свои тарелки и хлебали суп молча. Элис не стала больше нарушать надолго повисшую тишину. Она наблюдала за Хьюго. Как давно это было, когда она сидела здесь рядом с Морой, не отрывая взора от его спины, и страсть ее была так сильна, что ей казалось, она сейчас не выдержит и умрет. Теперь она разглядывала его плечи, эту шею и затылок с безмолвной ненавистью.

— Что же вы ничего не кушаете, госпожа Элис? — обратилась к ней Рут.

Элис опустила глаза в тарелку. Суп уже успел остыть, в нем плавали толстые куски сала. Она сделала глоток вина: в оловянной чаше оно имело металлический привкус. Управляющий Дэвид проследил, чтобы место ей сервировали оловянной посудой, как и остальным дамам. Стеклянные бокалы ставили только на главный стол, а она теперь утратила право сидеть там.

— Я не голодна, — коротко ответила Элис. — Попрошу Хьюго, он распорядится прислать мне что-нибудь в комнату.

Она поднялась и направилась прямо к главному столу, к старому лорду.

— Мне надо покинуть ужин, — прошептала она ему на ухо. — У меня что-то болит внутри и немного подташнивает. Мне лучше уйти к себе.

Он посмотрел на нее добродушно, но его улыбка свидетельствовала о том, что мысли Элис для него — открытая книга.

— Ну что ты такая завистливая, ведьмочка? — тихо промолвил он. — Ты же здесь вторая после Кэтрин. Мы всегда тебе говорили об этом. Вернись на место, ешь и пей из оловянной посуды. Когда-нибудь она снова не спустится к ужину, и ты будешь царить здесь. Но когда она хочет сидеть с нами, ты должна занять свое место, то, которое положено тебе по статусу.

Элис бросила быстрый взгляд на Хьюго. Тот слушал, как кто-то из глубины зала, напрягая голос, рассказывает анекдот. Поняв его соль, молодой лорд откинул голову назад и громко расхохотался.

— Нет, — отрезал его светлость, проследив за ее глазами. — Мое решение обжалованию не подлежит. Хозяином здесь остаюсь я, Элис. Иди и сядь, где тебе велено.

Девушка улыбнулась ему самой обворожительной улыбкой.

— Хорошо, милорд. Просто я не хотела своим нездоровьем портить веселье и радость нашим дамам. Но если вы так желаете, конечно же, я посижу с ними.

Лорд Хью окинул взором кислые физиономии дам и резким лающим голосом рассмеялся — они изо всех сил старались услышать, что это Элис с ним обсуждает.

— Господи, Элис, делай что угодно, — снисходительно разрешил он. — Так и быть, пощадим веселье и радость этой компании. Иди к себе, но в следующий раз ты останешься с этими глупыми курицами.

Сделав реверанс, Элис покинула зал через завешанную гобеленом дверь. Уходя, она успела посмотреть на Элизу, поймала ее взгляд и вспомнила свой первый обед в замке, когда ей сообщили, что никто не имеет права покидать свое место раньше господ.

— Дела у меня сейчас получше, чем тогда, — мрачно произнесла Элис.

Поднявшись по ступенькам, она вошла в дамскую галерею, подвинула кресло поближе к огню и села.

— Сейчас мне лучше, чем у Моры в хибарке.

Она подбросила в огонь еще одно полено и теперь наблюдала, как летят вверх искры.

— Я всем показала, кто я такая, — рассуждала она. — Поначалу я была никем, а теперь все обращаются ко мне «госпожа Элис», и у меня двенадцать собственных платьев. Новых платьев у меня не меньше, чем у самой Кэтрин.

Тишина в комнате давила.

— Я всем показала, кто я такая, — повторила она.

Минуту она молчала, глядя на огонь, затем негромко добавила:

— Теперь они считают меня содержанкой Хьюго. И сегодня я действительно стала его содержанкой. И все об этом знают.