Рада замерла. Кого могло принести сюда посреди ночи? Денис бы не поехал, да и вряд ли он остался ночевать дома: у него был недоступен телефон, а он всегда отключает его в гостях у очередной дамы сердца. Она сглотнула. Если больше некому, значит это кто-то чужой. Машина остановилась около дома. Свет было выключать поздно. Рада лихорадочно подыскивала что-то тяжелое. На глаза попалась только початая бутылка виски. Девушка схватила ее двумя руками, и попыталась заглянуть под занавеску, чтобы увидеть, кто приехал. Хорошо, что ей пришло в голову угостить Пургу! К такой собаке подойдет только самоубийца.
— Ну-ну, тише, Пурга! Иди сюда, красавица! — раздался за окном знакомый голос, и лай стих.
Рада не поверила своим ушам. Она расправила плечи и вышла на крыльцо.
— Антон! — крикнула она. Глаза с трудом привыкали к темноте. — Ты что тут делаешь в час ночи?
— И тебе добрый вечер, — отозвался Тоха. Он сидел на корточках и чесал пузо разомлевшей собаке. — Я у тебя хотел то же самое спросить.
— В смысле?
— В смысле, что у тебя стряслось, что ты сбежала на дачу посреди ночи?
Антон выпрямился и удивленно уставился на Раду. Обвел взглядом ее фривольный наряд, голые ноги и остановился на полупустой бутылке в руках.
— Таааак, — протянул Антон. — Ты что, мать, совсем с ума сошла? А ну, марш в дом!
Он закрыл машину, включил сигнализацию и в два шага поднялся на крыльцо.
— Давай, давай! — подтолкнул он Раду. — Тут холодно.
Рада прошла на террасу и уселась на стул.
— Вот, прикройся, нимфа, — Тоха протянул ей плед. — Сейчас я сделаю крепкого кофе, кому-то не помешает протрезветь.
— Да я и не пьяная совсем, — она пожала плечами.
Первый испуг прошел, и она перешла в нападение:
— Я не маленькая девочка, я вполне могу побыть одна пару дней. Не понимаю, зачем тебе было сюда ехать? И как ты узнал, что я тут?
— Милая моя, — снисходительно начал Антон, закатав рукава черной рубашки и включив чайник. — Я знаю тебя с пеленок. И когда ты яро пытаешься убедить, что у тебя все хорошо, значит, надо как минимум вызывать пожарных. Мне нужен был компьютер, мой-то сломан. Денис сегодня ночует у девушки, сказал попросить у тебя. Он предупредил, что ты вернешься из института после десяти. Но вместо тебя я нашел записку, что ты смылась на дачу. Хотя погода не располагает для дачного отдыха. Мне стало дурно уже на фразе «все нормально», а уж когда ты еще добавила, что «все хорошо», я понял, что надо взять ноги в руки и бежать. И заметь, я не ошибся. Так что давай, выкладывай.
— Да ничего особенного, — она горько усмехнулась. — Скорее все, как обычно. Просто я никому не нужна.
— Нет уж, давай по порядку.
— Ладно. Но если ты хоть раз скажешь «я тебя предупреждал», я… я не знаю, что сделаю.
— Молчу-молчу, честно.
— В общем… Дело в Романове.
— Вот черт! Я так и знал…
— Тоха!
— Все, больше не буду. Он что, тебя бросил?
— Нет, скорее наоборот. Я совершенно случайно узнала, что у него есть невеста.
— Фига себе…
— Ага. И предложение он ей сделал примерно тогда же, когда у нас с ним все началось.
— Радка… Я даже не знаю, что тебе сказать. Я всякое про него думал, но на такое, честно, у меня даже фантазии не хватило. Ты очень переживаешь?
— Не знаю, — она сосредоточенно разглаживала ногтем фольгу от шоколадки. — Просто так мерзко мне еще никогда не было.
Антон налил в две кружки растворимого кофе, поставил одну перед Радой, и сел на диван. Несколько минут они молчали.
— Наверное, он сильно тебя задел, если ты решилась из-за него напиться, — наконец сказал Антон.
— Я не напивалась, в этой бутылке почти столько и было. Просто это первая измена в моей жизни. Самое противное, что изменяют не мне, а со мной. Потому что когда изменяют тебе, ты — жертва, а когда с тобой, ты — шлюха.
— Перестань! Никогда не смей так себя называть! Ты вообще ничего не могла знать.
— Наверное. Но неприятно же, когда тебя так воспринимают. Есть же ведь причины, по которым меня не рассматривают как невесту.
— А может, он влюбился в тебя? И забыл обо всем?
— Сам-то веришь в это? Во-первых, он не забыл сделать ей предложение, а во-вторых, когда я его разоблачила, попросил меня не о любви, а о том, чтобы я ей не донесла.
— Вот урод! Врезать бы ему разок по самым…
— Прекрати. Это ничего не решит. Дело не в нем.
— А в ком?
— Во мне, пожалуй, — Рада протянула Антону шоколадку и развернула одну себе. — Как-то все глобально не складывается. Для меня измена — это самое страшное, понимаешь? Хотя откуда вам, мужикам, знать, у вас все мысли в одном месте.
— Откуда мне знать? Я тебе скажу. Во вторник я узнал, что Лида переспала с Вероновым. Застал ее в гримерке у него на коленях. Мило, не правда ли?
— О, Господи… Я даже не знала… А почему ты ничего не рассказал?
— А как я мог рассказать, если вы с Денисом в один голос меня предупреждали на счет нее? Не хотел выставить себя идиотом.
— Да брось, все забывают о здравом смысле, когда влюбляются.
— Самое интересное, что я даже не был в нее влюблен. Просто симпатичная девушка… Мне хотелось настоящих отношений, найти кого-то, кто будет понимать, поддерживать. Хотел в ней видеть светлого чистого человека, но не увидел всего остального.
— Да уж, светлые волосы — это не всегда светлые помыслы. Иногда это просто перекись водорода, — улыбнулась она.
— Вот видишь, как только у тебя появилась возможность перемыть кому-то кости, настроение сразу улучшилось.
— Тебе очень было плохо от ее измены?
— Скорее от самого факта измены, чем от того, что это была именно она. Я… Просто я так никогда не смог бы поступить.
— Я знаю.
— Откуда, интересно?
— Потому что ты — самый надежный человек на свете. Я ведь поэтому в детстве в тебя влюбилась. Ой, зря я вспомнила, — Рада с досадой потерла лоб. — Это глупо.
— Ничего страшного. Ты была маленькая, а я с тобой всегда возился, вот и все. Тебе просто так казалось.
— Нет, не казалось! И я была не маленькая, когда призналась тебе! Мне как раз исполнилось восемнадцать лет. Ты сам мне на последнем звонке говорил, что я превратилась в настоящую женщину.
— Я не помню такого, но скорее всего, я просто хотел тебя поддержать. Рада, прекрати поднимать эту тему.
— А почему, интересно? — взвилась она. — Я понимаю, ты щадил мои чувства тогда, но теперь-то можешь рассказать, чем я тебя не устроила?
— Рада, перестань!
— Почему «перестань»? Почему ты просто не можешь ответить мне честно? Почему вообще никто не желает со мной считаться? Давай, я тебе помогу: «Рада, ты не вышла физиономией, о какой любви могла идти речь?» Или так: «Рада, ты толстая, побойся Бога, куда ты лезешь?» Или вот еще: «Рада, я люблю стройных фигуристых блондинок, а ты вызываешь у меня отвращение!» Это же так просто: взять и сказать правду!
— Что ты несешь! Все совсем не так…
— А как еще? Просвети меня. Я отлично помню, в какой ужас ты пришел от одной мысли, что нравишься мне.
— Да, я пришел в ужас! Но не потому, что ты тут наговорила, а потому, что ты мне всегда была как младшая сестра! Я учил тебя плавать, защищал от мальчишек, мазал тебе коленки зеленкой, выгораживал перед взрослыми. Да одна мысль о том, что между нами может что-то быть, была дикой!
— Но ведь я выросла! Я ведь перестала быть ребенком с разбитыми коленями. Неужели я настолько уродлива, что ты не мог хоть чуть-чуть подумать обо мне… по-другому?
— Не надо, прошу тебя…
— А почему не надо? Я ведь должна знать, что со мной не так! Почему я не нравлюсь нормальным мужчинам, таким, как ты? — Рада встала и бросила плед на пол, оставив только белую сорочку с алой отделкой. — Смотри, что не так?
Она уперлась руками в бока и повернулась кругом.
— Рада, я тебя умоляю, прикройся, — тихо сказал Антон.
— Не прикроюсь, пока ты не скажешь, что со мной не так. Почему я тебе не нравилась?
— Господи, да что на тебя нашло! — Антон покачал головой и стал внимательно разглядывать рисунок на кружке.
— Нет уж, не смей опускать глаза!
В девушку словно бес вселился, щеки горели, сердце колотилось почти в самом горле, но старая обида отчаянно толкала в спину. Она взяла руку Антона и положила себе на бедро.
— Вот тут слишком толстая, да? Или тут? — она провела его рукой по своему животу. — Или, может, у меня некрасивая грудь?
— Рада! — заорал Антон и отдернул руку. — Что ты творишь?!
— Вот видишь! Даже сейчас ты можешь на меня только злиться! — обида поднималась в ней, скрутила желудок, перехватила дыхание, пока, наконец, не достигла глаз. Первая капля оставила соленую дорожку на щеке. Антон глубоко вздохнул.
— Что ж ты у меня за дурочка такая! Ну, не плачь. Иди сюда, — он усадил ее на диван и обнял за плечи.
Она уткнулась носом в его ключицу и всхлипнула.
— Ревушка… Ну кто тебе сказал, что ты толстая? Ты замечательная, ты красивая, ты женственная.
— Но тебе-то не нравится, — пробурчала Рада в его рубашку.
— Все мне нравится. Я не хотел тебе говорить, но тогда, после твоего признания… Я был в шоке, конечно, но никак не мог выбить все это из головы. Ты поцеловала меня, и я почувствовал… То, что не должен был, то, что не хотел чувствовать. И сам испугался этого. Наверное, даже своей реакции испугался больше, чем твоих чувств. Ты была мне как сестра, но после этого вечера я вдруг стал обращать внимание… — Антон замялся, — на твое тело. Меня стали раздражать твои свидания. Так что знай, что ты самая настоящая красавица.
— Правда? — Рада подняла лицо и посмотрела ему в глаза.
— Правда, — серьезно сказал он.
— Это хорошо, — сказала она и довольно улыбнулась, погладив его по щеке. — Может, даже скажешь, что я соблазнительная?
— Да.
— Что «да»?
Антон сглотнул.
— Соблазнительная. Слушай, я тебя в последний раз прошу: не надо. Ты играешь и тешишь самолюбие за мой счет. А я не железный. И Денис — мой лучший друг…
— Здесь нет Дениса. И я не играю.
— Рада, пожалуйста, — тихо сказал Антон, глядя на ее полураскрытые губы.
Она перехватила его взгляд, провела языком по губам и подвинулась так близко, что почувствовала на своем лице его дыхание. Господи, как долго она этого ждала! Будь она проклята, если позволит ему отвертеться!
— Рада, я больше не могу, — выдохнул Антон, и поцеловал ее.
На нее нахлынуло все разом: радость, спокойствие, облегчение, нежность. От него пахло кофе, одеколоном и тем самым его запахом. Запахом его кожи, разогретой на солнце, когда они в детстве рядом загорали. Еще девчонкой она впитывала в себя этот запах, и сейчас, ощутив его так близко, вдохнув его, она почувствовала необыкновенную эйфорию. Рада на миг оторвалась от его губ и судорожно вздохнула. Запустила пальцы в его волосы на затылке, и снова впилась в него поцелуем.
Она в одну секунду все поняла. Это он. Это всегда был он, и она ждала его. Теперь все словно сложилось в нужную картинку. Все было так, как должно было быть. И радость от понимания наполнила ее. Не было никакой детской влюбленности. Она любила его.
Антон гладил ее по спине, ласкал ее язык своим, и она выгнулась, стараясь крепче прижаться к нему. Не отрываясь от нее, он гортанно застонал. Рада привстала с дивана и села на Антона верхом. Он сжал ее ягодицы и стал целовать шею. Все ее тело болезненно налилось, отяжелело и стало очень чувствительным. Антон снова застонал.
— Господи, Рада, что ты со мной делаешь, — прошептал он.
— Я еще только начала, — улыбнулась она и заерзала.
— Ооо… — выдохнул он. Она почувствовала, как по его телу прокатилась волна дрожи.
Антон провел рукой по лицу, взял Раду за плечи и посмотрел ей в глаза.
— Послушай, ты уверена в том, что тебе это нужно? Я… я не хочу обидеть тебя. Мы не должны…
— Тош, мы взрослые люди. И я уверяю тебя, что мне ничего сейчас так не нужно, как это. Мне нужен ты. Перестань относиться ко мне как к младшей сестре лучшего друга. Я женщина, я здесь, с тобой, и я хочу тебя.
— Тогда вставай.
— Почему?
— Я не хочу, чтобы это было здесь, вот так, второпях.
Они пошли в спальню. Рада выключила верхний свет и зажгла лампу на прикроватной тумбочке.
— Предпочитаешь полумрак? — спросил Антон.
— А вдруг при свете ты испугаешься и сбежишь? — отшутилась Рада.
— Никогда не говори о себе плохо. Не смей. Даже в шутку, — серьезно сказал Антон.
Рада не знала, за что взяться, расправила одеяло, и взялась за подол сорочки.
— Подожди, я сам, — Антон нежно провел по ней рукой. — Я хотел снять ее с тебя с тех пор, как только увидел в твоих руках.
— Долго же ты решался!
— Я не позволял себе думать об этом. Но все равно думал.
— А еще о чем ты думал?
— А еще я думал, что если Романов увидит тебя в ней, мне придется его убить.
— Антон!
— К черту Романова. Иди сюда, женщина!
Антон поцеловал ее, и стянул сорочку. Рада стояла перед ним почти голая.
— Ну что? — спросила она, пока он молча разглядывал ее.
— Ты очень красивая. И тут, — он провел рукой по бедру, — И тут, — погладил живот, — и особенно тут, — он накрыл ладонью ее грудь.
Она обняла его за шею и притянула к себе для поцелуя. Антон торопливо расстегнул и снял рубашку. Рада прижалась к нему грудью, и от соприкосновения с его горячей кожей у нее побежали мурашки. Она подошла к кровати и залезла под одеяло.
— Только не прячься и не говори, что холодно, — сказал Тоха, вынимая ногу из штанины.
Она откинула одеяло и демонстративно медленно спустила и сняла с себя последний предмет белья. Ей было немного страшно и неловко, но меньше всего она хотела отпугнуть парня своей зажатостью. Антон замер, стоя на одной ноге с носком в руках.
— Ну ты даешь! — сказал он удивленно.
— Ага. Ты и половины всего обо мне не знаешь, — довольно улыбнулась она и кокетливо потянулась.
— Ну, держись, — Антон стащил боксеры и залез на кровать, всем видом демонстрируя серьезность своих намерений.
Рада нервно сглотнула, украдкой скосив взгляд вниз. Конечно, в познавательном плане она ничего нового для себя не увидела, но все же живьем и вблизи все выглядело чуть более… устрашающе, чем она рассчитывала. Чтобы Тоха не заметил ее страха, она пылко прижалась к нему и, закрыв глаза, поцеловала. По идее, ей следовало бы предупредить Антона, что ему выпала честь стать ее первым мужчиной. Но Рада знала Тоху много лет, и представляла себе, как он себя поведет. Одно дело просто переспать с младшей сестрой лучшего друга, хотя и на это ему было сложно решиться. А уж если выяснится, что придется эту самую сестру друга лишать девственности, тут он точно испугается и пойдет на попятный. Кто-кто, а Антон был главным в мире специалистом по занудству и здравому смыслу.
Ясное дело, будет немного больно. Но она-то не из робкого десятка, может и потерпеть. Ведь есть шанс, что Антон даже не догадается. Много чести ему будет знать, что кроме него она никому не понравилась. Рада закинула ногу ему на поясницу, чтобы казаться раскованнее.
— Подожди, подожди, — зашептал Антон, оторвавшись от ее губ. — Ох, ты ж…
Тут он уткнулся в ее шею губами, бормоча что-то нечленораздельное, потому что в этот момент она сильно охватила его ногами, выгнув спину и запрокинув голову назад.
— Нет, стой, погоди…
— Что-то не так? — спросила Рада, с трудом открыв затуманенные глаза.
— Дай… отдышаться… — Антон перекатился на бок. — У тебя… защита есть?
— Нет, кажется…
— Ну, ты даешь! Я сам чуть не забыл, — он сел на кровати и задумчиво потер лоб. — Не помню, чтобы меня когда-нибудь так накрывало.
Раду охватила паника.
— Ты что, уходишь?
— С ума сошла? Если, конечно, ты сама не передумала…
— Нет! — поспешно воскликнула она.
— Тогда сиди и жди, — Антон улыбнулся и вышел из комнаты.
Она откинулась на подушку, стараясь унять гонку сердечного стука. Через мгновение Антон появился в дверях и извлек из бумажника серебристый пакетик.
— Слушай, я пойму, если ты сейчас откажешься, — снова начал он.
— Зато я не пойму, если откажешься ты, — отрезала она. — Сколько можно делать из меня хрустальную сахарницу!
— Просто я не хочу, чтобы потом ты жалела…
— Значит так. Если ты сейчас же не вернешься в кровать и не сделаешь свою мужскую работу, клянусь, я в таком виде выйду из дома и найду того, кто сделает.
— Тогда, боюсь, у меня и правда нет выхода, — улыбнулся Антон.
В первое мгновение Раде показалось, что она никак не может вдохнуть. Болезненное давление никак не прекращалось, она закусила губу и попыталась податься навстречу, вцепившись ногтями в его плечи. Только не останавливайся, давай же, не останавливайся! От боли защипало в носу, и глаза наполнились слезами. Внезапно все прекратилось.
Антон опирался на руки и всматривался в ее лицо.
— Господи, Рада… — прошептал он. — Ты … Это что — первый раз?..
— Ну и что? — воинственно спросила она.
— Почему ты мне не сказала?
— Чтобы ты, как обычно, сбежал? Давай, беги, мне не привыкать, — безразлично ответила она и отвернулась, чтобы он не увидел слез.
— Рада, милая, не плачь!
— А что мне, смеяться что ли? Даже это у меня не выходит по-человечески.
— Я никуда не уйду. И не сбегу. Мы все сделаем, как надо. Доверься мне. Надо только чуть-чуть подождать, — Антон устроился поудобнее, стараясь перенести вес на руки, чтобы ей не было тяжело.
— Мне жутко стыдно, — прошептала Рада, шмыгнув носом.
— Зря, — сказал Антон. — По-настоящему стыдно было мне в детском саду, когда я от страха описался на новогоднем утреннике.
— Помню-помню эту историю. Только почему-то мне кажется, что ты ее придумал, чтобы поддержать меня в трудную минуту. Потому что обычно я выполняю обязанности всенародного посмешища.
— Да ладно тебе.
— Нет, ты вспомни! Я ведь только недавно рухнула перед деловым бомондом. А о детстве и говорить страшно! Чего только стоит случай, когда я тайком ездила купаться и потеряла в пруду трусы. А на велосипеде в забор? А когда подо мной треснуло сиденье стула, и я провалилась в этот круг? И застряла? Я думала, Саня Баронов задохнется от смеха. Ты, кстати, один тогда не смеялся. Представляю, каких нечеловеческих усилий тебе это стоило.
— Нечеловеческих усилий мне стоило не оторвать Сане уши, потому что именно он тогда ножовкой подпилил сиденье снизу.
— Саня?! Я его найду и убью, я клянусь тебе! Пусть только… — Рада вдруг судорожно втянула воздух от мгновенной резкой боли. Она не сразу поняла, что произошло. — Ты что, уже?..
— Вот видишь, ничего страшного.
— Вроде… — она прислушивалась к новым ощущениям. — Ну и опыт у тебя, наверное! Могу себе представить, какой строй невинных девушек прошел через твою…
— Нет, ты просто невыносимый субъект! — вздохнул Антон и заставил ее молчать поцелуем.