— На клетке ваш герб, — указал Пётр, и Врангель, взглянув на прутья клетки, стал кивать:
— Да, клетка наша… Выходит, — выпрямился он и стал свысока смотреть на голубку, столь верно высиживающую яйца. — Это она. Полагаете, я её похитил, предварительно спросив вас следить за моей женой?!
— Не совсем, — ответил Пётр и выдержал краткую паузу, внимательно глядя то на него, то на удивлённого Разумовского. — Кто мог птицу с клеткой выкрасть? Кто-то, кто знал, где находится эта клетка. Голубка жила в оранжерее, насколько помню.
— Да кто угодно, — усмехнулся Врангель. — Слуг, что ли, мало?!
— Все имели доступ к клетке? Где она хранилась? — спросил Пётр.
— Откуда мне знать? — всё больше раздражался Врангель. — Это было дело исключительно моей супруги. Вот отыщите её и её расспрашивайте!
— Я, по-вашему, должен отправиться в Петербург за вашей женой, — стал Пётр смотреть исподлобья, но сдерживать эмоции.
— Вы хотите обвинить меня в похищении вашей жены, потом являетесь сюда с этим голубем, с его яйцами…, — недоговорил Врангель, как Тико перебил:
— Это голубка с птенцами.
— Мне всё равно. Этот голубь от любовника, и я его сам уничтожу скорее, чем буду устраивать похищение какой-либо графини! — воскликнул Врангель. — А не вместе ли они бежали?
— Да, кстати, — вставил Разумовский и испуганно замолчал от обратившихся к нему резких взглядов.
— Я заберу голубя, — ответил Пётр, вернув взгляд к Врангелю.
— Везите его обратно барону, — усмехнулся тот сквозь зубы. — А жену мне верните. Она по закону принадлежит мне и обязана быть дома с детьми! Даже если последний и приблуда!
Он сорвался с места уже на грани эмоций, сдерживать которые не имел сил, и поспешно ушёл.
— Он прав…. уж простите, — развёл руками Разумовский…
Эту беседу и Пётр, и Тико вспоминали ещё долго. Они ушли вместе с клеткой, собрались в путь в Петербург и почему-то странное чувство тревожило обоих:
— Нет, — сидя в карете и придерживая подле себя клетку с голубкой, размышлял Пётр. — Не могла Иона оставить вот так детей. Не могла.
— Что-то здесь явно не так, но может оказаться и правдой. То, что они не замешаны в её исчезновении, я почти уверен. До истины там мы вряд ли докопаемся.
— Да, надо искать Габриэлу, возвращать ей Колумбину и там может как выйдем к Ионе, — не верил в такой исход Пётр, но выхода не находил иного.
Страх за любимую мешал ему совершать обдуманные поступки. Путь лежал в Петербург… Точно так же, как и для самой Ионы, бежавшей вместе с Габриэлой из дворца Разумовского.
Воодушевлённая предстоящей встречей с милым бароном Карлом Герцдорфом, Габриэла казалась окрылённой. Она не могла больше находиться в четырёх стенах под строгим надзором супруга и с мыслями о пропавшей голубке и картинах.
О картинах Иона сразу ей рассказала, как только покинули пределы Батурина. Габриэла была счастлива, что картины надёжно спрятаны. Оставалось только по возвращении их забрать. С голубкой Колумбиной всё было гораздо сложнее. Душа болела за неё сильнее, и Габриэла невольно постоянно о ней думала…
В простых одеждах, которые смогли в замке Разумовского выкрасть из прачечной, Иона и Габриэла шли по пока одинокой просёлочной дороге. Иона напевала, стараясь отвлечь подругу от грустных мыслей, и та с улыбкой слушала, а потом и сама уже подпевала знакомую русскую народную песню:
Если любишь так и купишь
Золото колечко,
Золото твоё колечко
Я прижму к сердечку.
Не шелохнётся молодчик,
Стоит у пенёчка,
Красну девицу целует
К сердцу прижимает.
Поживём, моя милая,
В любви хорошенько,
Нам покажется годочек
За один часочек.