Конец одиночества

Глава тринадцатая

В пятницу вечером, возвращаясь домой с работы, Флоренс увидела стоящий перед коттеджем автомобиль, и сердце ее невольно дрогнуло. Несмотря на все сказанное ею Норману в прошлую субботу, надежда на то, что он приедет сообщить о полном разрыве с Патрицией, не оставляла ее.

Но это не был автомобиль Нормана. Подъехав поближе, она увидела, что номер совсем другой. Флоренс всю трясло. Затормозив рядом с чужим автомобилем, она продолжала думать о Нормане, даже малейшая возможность увидеть его лишила ее последних остатков сил.

Надо же быть такой дурой, думала она. Норман полагает, будто стоит ему только поманить пальцем, как она тут же прибежит. Флоренс так и не поняла, каким образом он узнал, что ее можно найти у Джудит, но после его вопроса о Поле Армстронге не сомневалась в том, что это не простая случайность. Норман приехал с намерением вернуть ее любым путем. Он понимал: желаемого результата можно достигнуть, лишь пообещав бросить Патрицию, но Флоренс не верила в то, что ему захочется отказаться от жены — и от фирмы тестя! — только ради нее.

И все-таки она, как последняя дура, продолжала надеяться, что Норман говорил правду. Отвозя ее обратно к Джудит, он сказал, что собирается поговорить с Патрицией, как только та вернется домой. Ее с отцом ожидали в четверг, и вечером того же дня он позвонит Флоренс.

Должно быть, он просто рассчитывал на то, что его слова соблазнят ее провести остаток того уик-энда с ним, подумала Флоренс, не желая вспоминать о том, что весь вчерашний вечер провела в ожидании его звонка. Разумеется, он не позвонил, и она пыталась уверить себя в том, что ни в коем случае не рассчитывала на звонок, но преуспела в этом не больше, чем в отчете об их беседе перед Джудит, которая сразу почувствовала в ее рассказе фальшь.

В воскресенье утром Флоренс навестила Эвелин. Она страшно боялась рассказывать сестре о ребенке, но, как ни странно, Эвелин отнеслась к новости на удивление легко. Хотя, оставайся Флоренс в городе, вряд ли выказала бы подобное понимание. А в сложившейся ситуации сестра вполне могла позволить себе быть великодушной.

Разумеется, Флоренс ни словом не обмолвилась о встрече с Норманом и была особенно рада этому сейчас, когда окончательно вскрылась вся фальшь его заверений. Кроме того, можно было представить себе, что могла сказать Эвелин о человеке, обещающем развестись со своей искалеченной женой из-за ее сестры.

Вышедшая из автомобиля женщина явно ожидала возвращения хозяйки коттеджа. Подойдя поближе, она изобразила на лице высокомерную улыбку.

— Миссис Рэмфорд? — спросила женщина, подождав, пока Флоренс выберется из своей машины.

Та, уже подозревая, что видит перед собой жену своего родного отца, и с трудом сдерживая охватившее ее возбуждение, двинулась навстречу.

— Да, меня зовут Флоренс Рэмфорд.

— Как поживаете? — вежливо спросила женщина, не подавая, однако, руки. — А я тоже миссис Рэмфорд, хотя сомневаюсь, чтобы вы оценили различие. Можем мы войти внутрь?

Ее враждебность застигла Флоренс врасплох, хотя этого следовало ожидать. Ведь Гордон Рэмфорд приложил немало усилий для того, чтобы сохранить ее существование в тайне. Сама она уже решила, что после рождения ребенка переедет жить куда-нибудь в другое место. Переезд сюда был ошибкой, очередной ее ошибкой, никогда Флоренс не ощущала этого так сильно, как в данный момент.

— Почему бы и нет, — ответила она уже менее дружелюбно и, открыв ворота, пропустила гостью вперед.

Маргарет Рэмфорд, — если она действительно была той, кем себя называла, — выглядела на удивление молодо. В ее собранных в пучок светлых волосах не было заметно ни малейших следов седины, костюм не скрывал стройности фигуры, а туфли на высоких каблуках дополняли впечатление стильной элегантности. Вот только раздраженное выражение лица с несколько резкими чертами не слишком гармонировало с образом уверенной в себе светской женщины.

К счастью, угли в очаге еще тлели, сохраняя в комнате уютное тепло. Подкинув в камин пару поленьев, Флоренс включила свет и, довольная полученным результатом, повернулась к гостье.

— Может быть, присядете?

— Я лучше постою, — после некоторой паузы заявила женщина. — Это не визит вежливости.

Поразмыслив, не стоит ли остаться в пальто, чтобы скрыть свою беременность, Флоренс решила не делать этого. Черт побери, ей нечего скрывать от этой женщины, сердито подумала она, снимая пальто и кладя его на спинку кресла.

— Как хотите. Что вам угодно?

— Что мне угодно? — Теперь голос гостьи звучал почти визгливо. — Будто вы этого не знаете.

— Не понимаю. Разве мое пребывание здесь имеет какое-нибудь отношение к вам? Во всяком случае, в настоящее время.

— Не понимаете? — Женщина явно выходила из себя. — Это я не понимаю, как у вас хватило наглости приехать сюда. Устроиться рядом с моим порогом… как будто я что-нибудь вам должна или обязана заботиться о вас и о вашем… ублюдке!

Невольно пошатнувшись, Флоренс ухватилась за ручку кресла. С самого начала было ясно, что вряд ли ей следует рассчитывать на теплые чувства Маргарет Рэмфорд, но столь откровенного антагонизма по отношению к своему нерожденному ребенку она все же не ожидала.

— Если вы испытываете ко мне подобные чувства, то не понимаю, зачем вы вообще пришли сюда, — процедила она сквозь зубы. — Я не просила у вас ничего. И не собираюсь просить. Как только родится ребенок, я уеду.

Казалось, Маргарет была озадачена этим заявлением.

— Тогда зачем вы вообще приехали?

— Честно говоря, не знаю, — призналась Флоренс. — Просто мне надо было куда-нибудь уехать. И тут мне в руки попали письма моего родного отца. Вот я и решила, что ему, возможно, захочется увидеться со мной. Теперь мне ясно, что это было глупостью с моей стороны.

Маргарет явно ничего не могла понять.

— Но какое все это имеет отношение к вашему приезду сюда? Меня не касается переписка ваших родителей, я гораздо больше интересуюсь вашими отношениями с отцом этого ребенка.

Флоренс взглянула на нее с недоумением.

— Что вы можете знать о его отце? — с пылом воскликнула она.

— Думаю, побольше, чем вы, — холодно ответила женщина.

— Вы… знаете… Нормана? — прошептала Флоренс, с ужасом думая, не совершила ли она еще одну ужасную ошибку. Может быть, эта женщина каким-нибудь образом связана с Патрицией?

— Кто такой Норман? — к облегчению Флоренс, спросила в свою очередь гостья.

— Кто такой Норман? — повторила она. — Мне кажется, будто вы сказали, что знаете его.

— Я не знаю никого по имени Норман, и если это ловкая попытка сбить меня с толку…

— Норман — отец моего ребенка! — яростно перебила ее Флоренс.

Теперь уже пришла очередь изумиться Маргарет, — если это была Маргарет, в чем уже начинали возникать серьезные сомнения.

— Это он вам так назвался? — прошептала она. — Употребил это имя?

Все это было выше понимания Флоренс. Опустившись в ближайшее кресло, она недоуменно тряхнула головой.

— Это его имя. Я знаю, что это его имя. Я хорошо знаю его самого… и его семью.

— Его семью?

Маргарет, казалось, просто испугалась, и Флоренс чуть было не сорвалась на крик.

— Да, — подтвердила она, — непонятно только, какое отношение ко всему этому имеете вы.

— Я его жена! — воскликнула женщина. — И зовут его не Норман, а Гордон. Гордон Рэмфорд!

Флоренс была рада тому, что сидит.

— Вы что, с ума сошли? Так зовут моего отца.

— Вашего отца! — Маргарет тоже рухнула в кресло. — Вы лжете!

— Извините, — развела руками Флоренс, — я понимаю, каким ударом это может быть для вас. Мне не хотелось, чтобы вы об этом узнали, но у меня не оставалось выбора.

Страшно побледнев, Маргарет вытащила из кармана платок и приложила его к губам, вызвав в Флоренс прилив невольной симпатии. Какой неожиданностью должно было оказаться для этой женщины известие о том, что у ее мужа есть дочь, которая старше их собственных детей.

— Может быть, чашку чаю? — предложила она, поднимаясь с кресла, но Маргарет только покачала головой.

— Кто вы такая? — наконец спросила она. — Вас ведь на самом деле зовут не Рэмфорд, не так ли?

Флоренс до боли закусила губу.

— Меня зовут именно так, я — Флоренс Рэмфорд.

Маргарет уронила руки на колени.

— Вы дочь Роджера? — спросила она еле слышно.

— Нет. — Лгать теперь уже не имело никакого смысла. — Я дочь Гордона. Роджер и его жена удочерили меня двадцать шесть лет тому назад.

— Я не имела об этом никакого понятия, — прошептала пораженная Маргарет.

— Я тоже, — с нескрываемой болью в голосе призналась Флоренс. — До тех пор, пока моя мать — моя приемная мать — не умерла и я не нашла ее переписки с отцом двадцатишестилетней давности. Очевидно, он и моя мать — и моя родная мать — встречались очень недолго. А когда, вскоре после моего рождения, она была убита, он организовал мое удочерение Роджером и Хелен Рэмфорд.

— Боже мой!

Маргарет была просто в ужасе от всего услышанного. Чувствуя, что должна хоть как-нибудь выступить в защиту своего отца, Флоренс сказала:

— Он… сообщил моим приемным родителям, что не знал о моем существовании до самой смерти матери. И, кроме того, написал, что вы не можете иметь детей, поэтому было бы жестоко… сообщать вам…

— Это… просто невероятно!

— Знаю. Позавчера я встретилась с вашей дочерью. — Флоренс поморщилась. — Впрочем, вы, разумеется, знаете об этом, миссис Рэмфорд, потому и пришли.

Видно было, что Маргарет все еще пытается разобраться во всем услышанном.

— Должна признаться, когда Барбара сообщила мне, что вы… — Теперь она явно выглядела смущенной. — Я тогда подумала… Но вас это не должно интересовать.

— Однако интересует. — Флоренс вновь заняла свое место. — Послушайте, я ведь рассказала вам о том, зачем приехала сюда. Расскажите, по крайней мере, зачем пришли вы? Вас… послал мой отец?

— Ваш отец? О Боже, не знаю, как вам это сказать, но… — она помедлила, — Гордон умер пять месяцев назад.

— Пять месяцев! — воскликнула Флоренс. Почти столько же, сколько она беременна. Она грустно улыбнулась. — Значит, я опоздала.

— Боюсь, что так, — теперь уже сочувственно подтвердила Маргарет.

— Хотя я его совсем не знала… — покачала головой Флоренс.

— Видите ли, я пришла сюда… — Маргарет на мгновение замолкла. — Если честно, то я пришла затем, чтобы избавиться от вас. А оказалось, что вы имеете гораздо больше прав на мою симпатию, чем любая из них.

— Любая из кого? — Флоренс нахмурилась.

— Любая из женщин Гордона, — бесстрастно пояснила Маргарет. — Не хочется вам этого говорить, дорогая, но ваша мать была далеко не единственной, кого соблазнил мой муж.

— И вы решили, что я…

— Вы должны простить меня, — покаялась Маргарет. — В последние годы мне пришлось очень тяжело. Казалось, что с возрастом… Но нет, в чем-в чем, а в этом Гордон никогда не менялся.

Флоренс посмотрела на нее в полном недоумении.

— Вы знали, что у него были другие женщины?

Маргарет только кивнула.

— Но… почему же вы тогда…

— Почему я не оставила его? — Маргарет пожала плечами. — Я его любила. А он всегда возвращался ко мне…

Флоренс нервно сглотнула комок в горле.

— А были ли… другие дети?

— Насколько мне известно, нет. — Маргарет уставилась куда-то в пространство. — Хотя, разумеется, за все эти годы было множество претензий. Поэтому-то я и подумала, что вы… — Помолчав, она сделала извиняющийся жест рукой. — Видите ли, Рэмфорды издавна были богатой семьей, поэтому всегда находились женщины, утверждающие, что Гордон соблазнил их и что дети, которых они носят… — Переполненная эмоциями Маргарет вновь замолчала. Потом, видимо собравшись с силами, продолжила: — Гордон неизменно отрицал это, а мне всегда хотелось верить в то, что он не лжет. Постоянную охоту за женщинами… еще можно было стерпеть. Но я твердо сказала ему, что, если узнаю о каких-нибудь детях от этих женщин, тогда…

— Но у вас ведь есть дети, — возразила Флоренс, чувствуя, что начинает жалеть эту женщину. Чем больше она узнавала о человеке, являвшемся ее отцом, тем меньше жалела о том, что никогда не знала его. Но Маргарет…

— Это дети приемные, — призналась Маргарет после некоторого молчания, и Флоренс почувствовала облегчение от того, что хотя бы кое-что в письмах ее отца было правдой.

— Барбара и Вилл близнецы, которых мы взяли, когда им было по шесть месяцев. — Она опять помолчала и, сохраняя достоинство, добавила: — Я от природы была не способна дать Гордону детей, которых, как мне кажется, он так желал…

После ухода Маргарет Флоренс долго сидела, раздумывая над тем, что сказала ей эта женщина. Теперь, когда уже не нужно было сохранять лицо, она не смогла сдержать слез, хотя и не была уверена в том, по кому именно плачет, — по отцу или по своим утраченным иллюзиям.

Как ни странно, тот факт, что встреча с отцом потеряла актуальность, доставил ей облегчение. Разумеется, Флоренс сожалела, что он умер, хотя его роль в ее жизни была чисто номинальной. В общем, предчувствия, одолевающие ее со времени приезда в Блумзбелл, оказались верными, и ей ужасно захотелось поскорее уехать куда-нибудь.

Надо отдать Маргарет должное, та выказала по отношению к ней поразительное понимание. Прекрасно осознавая, что всю жизнь невольно препятствовала мужу в его желании иметь детей, она отнеслась к Флоренс с большим уважением. Похоже, в дочери мужа Маргарет разглядела что-то от него самого и была готова поддержать эту память о нем. Разделят ли мнение матери ее сын и дочь, дело другое, к тому же Флоренс не была уверена в том, что ей хочется выяснять это.

Маргарет многое ей объяснила. Например, причину, по которой Роджер Рэмфорд покинул родительский дом. По всей видимости, отец Роджера и Гордона был таким же любителем женщин, каким стал его младший сын, и чаша терпения старшего переполнилась после того, как, спустя всего лишь шесть месяцев после смерти матери, папаша привел в дом другую женщину.

В те дни Рэмфорды были самыми богатыми землевладельцами в округе, но времена менялись. Поддержание традиционного образа жизни требовало все больших расходов, фермы продавались одна за другой, и ко времени смерти Джона Рэмфорда владения сократились до угрожающе малых размеров. В настоящее время Вилл управляет ими самолично, начав еще при жизни отца, а Барбара последние три месяца провела за границей, где изучала современные методы ведения сельского хозяйства.

Маргарет также объяснила, почему Гордону так легко удалось оставить ее в неведении. После отъезда Роджера в отношениях между братьями образовалась трещина, а со смертью отца они прервались окончательно. До тех пор, пока Маргарет не имела причин усомниться в соблюдении мужем данного им слова, она готова была принимать его объяснения за чистую монету. А к тому времени, как ей стало ясно, что у необычного поведения Роджера имеются свои, вполне веские причины, было уже слишком поздно пытаться что-либо исправлять.

Флоренс не могла не понимать, что никогда не узнает, какие чувства испытывал отец к ее матери, если, конечно, вообще испытывал таковые. Из всего услышанного ею можно было понять, что Гордон не был способен поддерживать длительные отношения с какой-либо женщиной, включая собственную жену. Да, Флоренс еще повезло, что ее вырастили и воспитали такие любящие и заботливые люди, как Хелен и Роджер.

Теперь она была рада тому, что узнала обо всем только после смерти приемных родителей. Роджер Рэмфорд был прав в том, что держал все это от нее в секрете. Ее естественное желание повидаться с родным отцом явилось бы для него ужасным ударом. И не меньшим ударом для нее самой: при живом муже Маргарет Рэмфорд вряд ли была бы столь любезна с ней. Человек, которого Флоренс искала, существовал только в ее воображении.

В последующие пару дней она пришла к решению, что до рождения ребенка придется оставаться на месте. В конце концов, Флоренс просто некуда было ехать, и, как бы ей ни хотелось скрыться поосновательнее, она обязана была позаботиться о себе и о своем еще не рожденном ребенке.

Как-то ей позвонила Маргарет, предложив посетить Пейнтон-Хаус, но у Флоренс не было никакого желания поддерживать отношения с семьей отца. Она не считала детей Маргарет своими братом и сестрой. К тому же, несмотря на все любезное отношение, вряд ли они с женой отца могли стать по-настоящему дружны.