Контрабанда, шпионаж и… любовь

Глава 12

Когда они доплыли до залива, было уже почти восемь часов. На берегу их ждала няня. Старушка прижимала руки к груди, и Георгия догадалась, что она молится. Выражение крайнего беспокойства сменилось на ее лице неописуемой радостью: няня заметила в лодке Чарльза.

Вытаскивая лодку на прибрежную гальку, мужчины оживленно переговаривались между собой. На этот раз им не было нужды таиться и хранить молчание. Они были вне себя от восторга, что им удалось вызволить своего хозяина из неприступной вражеской крепости.

Чарльз сначала заключил в объятия няню, а потом благодарно тряс руки всем по очереди. Каждый пытался рассказать ему, какие изменения произошли в поместье за время его отсутствия. Георгия стояла в стороне. Она услышала, как герцог что-то сказал Перегину, и они направились в пещеру. Вернулись друзья с двумя кожаными сумками, набитыми золотом, – должно быть, они спрятали их там, перед тем как отправиться за Чарльзом. Девушка смотрела, как герцог раздает каждому гребцу по десять гиней, и с горечью подумала: вот еще один долг, который она никогда не сможет погасить.

Ни слова не говоря, Георгия повернулась и быстро направилась к пещере. «В последний раз», – сказала себе она, идя по каменной галерее, потом по шаткой лестнице через пустой погреб в дом. Она не представляла, как будет платить людям, когда Чарльз вернется на корабль. Ведь ее контрабандная деятельность завершена.

Когда герцог, Перегин и Чарльз вошли в дом, Георгия, успев переодеться в муслиновое платье, накрыла стол к завтраку.

– Я голоден как волк, – заявил Чарльз. – Ну-ка, нянюшка, неси нам сюда все, что имеется съестного в доме. У меня такое ощущение, что я не ел целую вечность.

– Бедный мальчик! Я так и знала, что эти негодяи заставят тебя голодать! – возмущенно воскликнула няня и, шурша юбками, поспешила на кухню.

Чарльз сел к столу, и Георгия улыбнулась, заметив, что он, как само собой разумеющееся, занял место отца, пустовавшее с давних пор. Она вышла вслед за няней на кухню и вернулась с дымящимся кофейником в руках.

– Начните с кофе, – сказала Георгия. – Сейчас я принесу вам ветчину, которую мы с няней приберегли именно для такого случая. Мы приготовили ее три месяца назад и решили, что без тебя, Чарльз, к ней никто не притронется.

– И правильно сделали, – улыбнулся Чарльз, но тут же торопливо повернулся к герцогу: – Продолжайте, ваше сиятельство. Так что же натолкнуло вас на мысль спасти меня столь рискованным способом?

– Да, в самом деле, – поддержала его Георгия.

– Семь лет назад, в тысяча восемьсот втором году, – начал свой рассказ герцог, – во время короткого перемирия с Бонапартом наш полковой командир отправился во Францию и взял меня с собой. Неплохо бы выяснить, что замышляет Бонапарт, сказал он тогда. Наш премьер-министр и кое-кто из правительства были убеждены, что прекращение военных действий вызвано желанием выиграть время. Бонапарт хотел снарядить новые корабли и передислоцировать армию. Когда мы прибыли в Кале, нас дружески встретил мэр города и пригласил провести ночь в крепости. В то время там, конечно, не было военнопленных, а только гражданские заключенные. Помню, я спросил мэра, имеют ли они возможность дышать свежим воздухом.

«Тем, кто побогаче, разрешается погулять на крепостной стене четверть часа на рассвете и на закате», – отвечал он.

«Полагаю, на военнопленных распространяются те же правила?» – допытывался я.

«Да, – подтвердил мэр, – английские офицеры пользуются теми же привилегиями».

– Так вот откуда вы узнали! – воскликнул Чарльз.

– Конечно, я уточнил потом у полковника Гудвина, придерживаются ли сейчас французы заведенного распорядка. Но я припомнил и другое. Когда мэр вывел нас на крепостную стену, я долго стоял и смотрел, как бушует внизу море и волны разбиваются о скалы. Тогда я подумал: «Отсюда можно только на крыльях улететь – больше никак не убежать, если, конечно, ты не верхолаз».

– А что вас натолкнуло на эту мысль? – спросила Георгия.

– Не знаю, – пожал плечами герцог. – Вероятно, все наши поступки предопределены, а мысли существуют для того, чтобы рано или поздно можно было извлечь из них пользу.

– Еще какую пользу! – воскликнул Чарльз. – Как мне вас отблагодарить, сэр?

– Не стоит благодарности, – улыбнулся герцог. – Теперь, когда наше предприятие успешно завершилось, я хочу сказать, хотя, возможно, вы мне и не поверите, что наслаждался каждым мгновением.

– И каждое из них казалось вечностью, – подхватила Георгия. – Когда я увидела человека, высунувшегося из окна крепости, я сначала не узнала Чарльза и каждую секунду ждала, что французы откроют огонь.

– Даже в самом страшном сне им не могло присниться, что пленнику удастся сбежать по крепостной стене, – горячо поддержал ее Чарльз. – Все остальные подходы к замку тщательно охраняются.

В столовую вошла няня, держа в руках самое большое блюдо, какое только нашлось в доме, – на нем возвышалась целая гора яичницы с ветчиной. И внимание Чарльза сразу же переключилось на еду.

– На вертеле жарятся четыре жирных голубя, – объявила старушка. – Сына садовника я послала в деревню за бараньей ногой.

– За одной ногой? – воскликнул Чарльз. – Да мне и четырех не хватит!

– А кто будет за все это платить, хотелось бы знать? – проворчала няня. – Когда вас не было дома, мистер Чарльз, мы себе таких лакомств не позволяли.

Фыркнув, няня стремительно вышла из комнаты, а Чарльз рассмеялся.

– Ну и язычок у нашей нянюшки, – сказал он Георгии. – Я так и жду; что она поставит меня в угол за какую-нибудь провинность.

– Тебя никогда так не наказывали, как меня, – заметила Георгия. – Ты всегда ходил в любимчиках.

– Чему тут удивляться. Я был очаровательным ребенком.

– Потому я и таскала тебя за вихры. И если ты будешь продолжать, я сделаю сейчас то же самое.

Так они смеялись и поддразнивали друг друга, пока Георгия не почувствовала на себе пристальный взгляд герцога. Она смутилась, и слова замерли у нее на устах.

– Между прочим, – проговорил Чарльз с набитым ртом, – наши люди научились довольно прилично грести. Помнится, раньше они не могли так четко держать ритма. Хорошо, что у них была возможность практиковаться, а то бы нам не избежать пуль.

– Вы действительно считаете, что это хорошо? – голос герцога прозвучал сурово.

Чарльз взглянул на него:

– Простите, сэр. Я, кажется, сказал глупость.

– Ваша сестра рисковала жизнью, перевозя через Ла-Манш контрабандные грузы, – продолжал герцог.

– Если бы я был дома, я бы ей этого не позволил, – поспешил вставить Чарльз.

– Полагаю, что и вам пришлось бы заниматься тем же самым. Однако это не освобождает вас от ответственности за ваших людей, вынужденных нарушать закон и неоправданно рисковать своей жизнью и свободой.

– Я не хотел вмешивать Георгию в это дело, – оправдывался Чарльз. – Так уж получилось… позвольте мне объяснить вам, сэр, что произошло.

– Я все знаю, – сухо произнес герцог. – Отныне вы можете быть спокойны – ваше признание уничтожено.

– Как?! – воскликнул Чарльз. – Вы хотите сказать, что заставили мою мачеху уничтожить его? О! У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность!

– Кстати, хочу заметить, что вы, очевидно, не помнили себя, когда писали признание, – не унимался герцог.

– Вы правы, – покраснел Чарльз.

– Ну, все хорошо, что хорошо кончается, – вмешался в разговор Перегин. – Перестань придираться к юноше, Трайдон. Давай лучше решим, когда мы поедем в Лондон. Я бы с удовольствием отдохнул, прежде чем пускаться в обратный путь.

– Пойду, приготовлю вам постели, – быстро сказала Георгия.

Она чувствовала, что не в состоянии больше сидеть за столом, где унижают ее брата. Конечно, в какой-то степени он заслуживает упрека, и герцог прав, называя вещи своими именами. Но в то же время Георгия понимала – если бы она не была замешана в этой истории, он не обошелся бы с Чарльзом столь сурово.

Георгия выходила из столовой, когда в дверях появилась няня. Она несла блюдо с жареными голубями. Чарльз, забыв про свое смущение, громко вскрикнул от восторга. Старушка только этого и ожидала – она обожала кормить своих детей, как их называла, и в особенности любимца Чарльза.

– Я приготовлю постели в комнате для гостей, – сказала Георгия няне. – Перед обратной дорогой джентльменам необходимо отдохнуть.

– Вы можете не торопиться, Георгия. Я думаю, мы не уедем раньше четырех, – вмешался Перегин. – Успеем и доехать засветло, и провести в городе приятный вечерок.

Георгию как ножом по сердцу ударили его слова – «приятный вечерок!» И будто этого еще было недостаточно, Чарльз нетерпеливо добавил:

– Вы разрешите мне поехать с вами? Я должен завтра же утром доложить в адмиралтействе, что меня выручили из плена, и сообщить о своем намерении вернуться на корабль.

– Ну разумеется, – отозвался герцог. – Вы обязаны обо всем доложить как можно скорее.

Это было невыносимо. Георгия выбежала из столовой и поднялась на второй этаж. Спальни для гостей были уютны и чисто прибраны. Белоснежные простыни благоухали лавандой, которую они с няней каждый год собирали. Георгия проверила, есть ли в фарфоровых умывальниках вода, а в мыльницах мыло, и направилась в свою комнату.

Прикрыв за собой дверь, она бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Все кончено. Через несколько часов они уедут, и она никогда больше не увидит герцога. Он вернется в водоворот светской жизни, а она останется одна и будет, как и прежде, бороться с нищетой, решать бесконечные проблемы управления поместьем и изо дня в день думать, чем же ей заплатить людям. Но все это пустяки по сравнению с тем, что герцог заберет с собой ее разбитое сердце. До чего же глупо она влюбилась! Но разве можно избежать любви?

С первого взгляда она поняла, что он не похож на других мужчин. Она вспомнила, какое впечатление произвел герцог, когда увидела его впервые. Спокойный, уверенный голос, облик благородного и сильного человека подсказывали ей уже тогда, что он вошел в ее жизнь раз и навсегда и что она никогда не сможет забыть его.

Она отчетливо помнила каждый день, проведенный вместе, и до сих пор чувствовала на своей щеке его губы, ощущала теплое прикосновение его рук.

«Я люблю его!» Она теперь так часто произносила слова признания, что должна была уже к ним привыкнуть, но всякий раз от этих слов у нее сладко сжималось сердце, а к горлу подступал комок.

Георгия долго лежала без движения, потом медленно поднялась и, сняв со шкафа чемодан, начала укладывать в него наряды, привезенные из Лондона. Она упаковала все – и элегантный дорожный костюм кораллового цвета, и изящное платье из газа, и пеньюары, отделанные тончайшим кружевом, и шелковые туфельки, такие крошечные, что вряд ли пришлись впору кому-нибудь еще.

Наконец со вздохом сожаления сняла с себя платье и положила поверх остальных. Затем заглянула в гардероб и пересмотрела свои старые, ветхие платья. Какими убогими они показались ей по сравнению с изысканными творениями мадам Бертин!

А в ней уже проснулась женщина – и ей не хотелось остаться в памяти герцога одетой в жалкие обноски. Георгия снова облачилась в платье из легкого белого муслина, украшенное тонкими синими лентами и широким голубым поясом. Оно так изумительно шло к ее голубым глазам.

В окна проникали жаркие солнечные лучи. Георгия решила не надевать накидку из тафты, оставив руки и шею открытыми, и спустилась в сад. Она отправит наряды леди Каррингтон и вместо благодарственного письма приложит большой букет роз из своего сада – чудесные цветы скажут красноречивее всяких слов.

В доме стояла полная тишина. Няня, должно быть, суетится на кухне, готовя что-нибудь вкусненькое своему обожаемому Чарльзу, а герцог с Перегином отдыхают. Девушка незаметно проскользнула мимо дверей их спален. Солнце припекало вовсю. Войдя в розовый сад, Георгия старалась держаться в тени деревьев. Набрав полную охапку роз, она новым взглядом обвела усадьбу, где провела почти всю свою жизнь, и подумала, какая судьба ее ожидает. Через несколько лет Чарльз женится, приедет сюда с молодой женой, и ей не останется места ни здесь, ни где бы то ни было еще. Няня наконец-то устранится от дел – она так часто мечтала переехать в маленький домик на краю деревни.

Впереди ее, кроме одиночества, ничего не ждало: она никому по-настоящему не нужна. Мамы давно нет, а няня, хоть и любила ее, но не так сильно, как Чарльза. На мгновение она даже пожалела, что ей нельзя больше заниматься контрабандой и испытывать страх, совершая опасные переправы через Ла-Манш. По крайней мере, это вносило разнообразие в ее монотонную жизнь. Лучше уж испытывать ужас, чем вообще ничего…

Но Георгия тут же отбросила всякую жалость к себе. Нет, это огромное счастье, что к ней пришла любовь! Она все равно бы предпочла всем сердцем любить герцога, даже зная, что будет испытывать одни только страдания, чем никогда не встретиться с ним. Георгия представила, как он вернется в Лондон, к веселой и нарядной толпе, окружающей принца, как женщины опять примутся расставлять ему ловушки и заигрывать с ним, а он – леди Каррингтон призналась в этом – будет отвечать некоторым из них взаимностью. До чего же она им завидовала!

Еще вчера Георгия считала себя хорошенькой, а кое-кто даже называл ее красавицей. Но сейчас, вспомнив изящных и искушенных светских дам, поняла, до чего же она жалкая и беспомощная. И в самом деле, что в ней привлекательного? Георгия горько рассмеялась при мысли о том, что посмела вообразить себя ровней этому блестящему светскому джентльмену.

Печальная и задумчивая, с огромным букетом роз, она вернулась через раскрытое французское окно в гостиную, полагая, что там никого нет, и неожиданно увидела, стоящего возле камина, герцога.

– Я думала, что вы спите, – удивленно пробормотала Георгия.

– Я не могу спокойно отдыхать, прежде чем не выполню одного важного дела, – ответил герцог.

– Вы собираетесь уехать раньше?

– Я хочу поговорить с вами.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. В своем белом платье, с охапкой благоухающих цветов в руках, Георгия представляла собой изумительное зрелище – в эту минуту любой художник посчитал бы за счастье написать ее портрет. Наконец она положила цветы на стол и сказала:

– Я сорвала эти розы для леди Каррингтон. Не могли бы вы передать букет со словами моей благодарности? Я прошу вас также отвезти ей платья.

– Вы хотите вернуть ей туалеты? – удивился герцог.

– Ее сиятельство дала их мне, преследуя вполне определенную цель, – ответила Георгия, не отрывая глаз от цветов. – Теперь эта цель достигнута, и мне бы не хотелось держать у себя в доме то, на что не имею больше никаких прав.

– Кто-кто, а вы на эти наряды имеете все права. Если бы не ваша помощь, его высочество был бы уже мертв.

– Это не моя заслуга. Вы продумали все до мелочей и спасли его жизнь.

– Но я бы не стал следить за графом, если бы вы не сказали мне, что именно этого человека вы перевезли через Ла-Манш. Георгия, вы заслужили самую искреннюю благодарность.

– Я не заслужила вашу благодарность, – возразила девушка. – Напротив, я в долгу у вашего сиятельства за то, что вы спасли Чарльза. До сих пор не верится…

– Чарльз – счастливчик, – заметил герцог, – и я дал ему это понять весьма недвусмысленно.

– И все-таки вы были с ним слишком строги, – нахмурившись, сказала Георгия. – Он еще слишком молод и хочет взять от жизни все, часто забывая о последствиях.

– Похоже, вы не только привыкли за него думать, но и брать на себя ответственность за его поступки.

– И все же не нужно было так отчитывать его, – не соглашалась Георгия.

– Мне кажется, если бы ваш отец был жив, он сказал бы ему то же самое. Правда, с Чарльза все как с гуся вода. В данный момент его занимает только одно – как бы улестить меня, чтобы получить разрешение править фаэтоном. А я ломаю голову в поисках благовидного предлога, чтобы ему отказать – жалко лошадей.

Георгия рассмеялась:

– Чарльз неисправим. Он и ребенком был точно такой же – никто не мог на него подолгу сердиться. Сначала он искренне раскаивается в своем проступке, а через секунду уже о нем забывает.

– Самое подходящее место для вашего Чарльза – военный флот. У него такой характер, который наверняка пришелся бы по вкусу покойному адмиралу Нельсону. Когда-нибудь из Чарльза получится неплохой адмирал.

Георгия снова рассмеялась:

– Вы заглядываете слишком далеко вперед. Тем более для меня Чарльз всегда останется маленьким мальчиком, даже когда превратится в зрелого мужчину.

– А какой вы представляете в будущем себя?

Улыбка тотчас погасла на лице Георгии.

– Я не понимаю, что именно вас интересует.

– А мне кажется, прекрасно понимаете, – возразил герцог. – Но почему мы с вами разговариваем, стоя в разных углах комнаты? Подойдите сюда, Георгия.

Она поспешно сказала:

– Простите, но у меня нет времени долго говорить с вашей светлостью, у меня слишком много дел.

– И дела не могут подождать?

– Я должна написать письмо.

– Не нужно убегать от меня, – остановил ее герцог.

Георгия собиралась было возразить, но тут же опустила глаза.

– Если вы не хотите подойти ко мне, тогда я подойду к вам.

И герцог решительно направился к девушке.

Чувствуя, что он стоит теперь совсем рядом, Георгия не смела поднять глаза на него и продолжала разбирать цветы.

– Мне кажется, – спокойно сказал Трайдон, – пришло время поговорить о вашем муже.

– О моем муже?

– Да. Этот вопрос меня очень беспокоит.

– Не нужно говорить о нем…

– Нет, нужно. Что за чертовщина? Похоже, никто не знает, где он сейчас находится. Чарльз, так тот вообще заявил, что никогда ничего о нем не слышал!

– Я вышла замуж, когда Чарльз был в море, – поспешила объяснить Георгия. – Поэтому он ничего и не знает о моем замужестве.

– Неудивительно, – откликнулся герцог. Затем, выдержав значительную паузу, он неожиданно спросил: – Скажите мне, Георгия, вами когда-нибудь обладал мужчина?

Глаза Георгии расширились. В памяти ее тут же возникло злое лицо лорда Ревенскрофта. Она резко повернулась к герцогу, кровь прилила к ее бледным щекам.

– Нет! Нет! – пылко воскликнула она. – Как вы можете о таком спрашивать?

Губы герцога тронула легкая улыбка. Он взял ее руку и осторожно снял с безымянного пальца обручальное кольцо.

– Тогда оно вам ни к чему, не правда ли? – мягко произнес он.

Почувствовав прикосновение его пальцев, Георгия вздрогнула и выдернула руку. Но было уже поздно – обручальное кольцо осталось у герцога.

– Это вы неплохо придумали, – продолжал он. – И меня смогли провести. Правда, я все же догадался, что вы водите за нос окружающих.

– А как вы догадались?

– Я слишком хорошо знаю, как ведут себя замужние дамы.

Георгия вспыхнула:

– Я придумала мужа, чтобы защитить себя от друзей мачехи. Но сейчас, благодаря вам, я могу быть сама собой.

– Для меня вы всегда такой и оставались, Георгия. И может быть, нам не стоит больше притворяться, что между нами ничего не произошло? Вы меня достаточно помучили. Не передать словами, как я страдал при мысли, что вы недосягаемы для меня, ибо принадлежите другому.

Розы выпали из рук Георгии. Она обернулась и удивленно посмотрела на герцога.

– Вы из-за меня страдали?… – чуть слышно прошептала она.

– Еще как! Когда-нибудь я расскажу вам об этом. Видите ли, Георгия, я считал свою любовь контрабандной.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Внезапно весь мир наполнился золотистым сиянием, и теплая волна, подхватив Георгию, понесла ее далеко-далеко. Но она отвернулась от герцога, и видение мгновенно исчезло.

– Вы просто смеетесь надо мной, – сдавленным голосом произнесла она. – Уезжайте поскорее в Лондон, вас там ждут.

– Меня никто нигде не ждет, – возразил герцог. – Кроме, смею надеяться, одного человека.

– Кого же? – невольно вырвалось у нее.

– Вас!

– Этого не может быть! Неужели вы сами не понимаете? Вокруг вас столько женщин и…

– …и я герцог, – закончил он за нее, улыбнувшись. – Поверьте мне, я унаследовал титул совершенно случайно, сам того не ожидая.

– Вы смеетесь надо мной, – повторила Георгия. – Разве вы не видите, что мы живем с вами в совершенно разных мирах?

– Вы не раз могли убедиться, что довольно часто они пересекаются. Прошлой ночью, когда, невзирая на все доводы, решил взять вас с собой в опасное плавание, я подумал: если нам и суждено погибнуть, то мы погибнем вместе.

Она взглянула на него, и он увидел в ее глазах слезы.

– Вы, правда, так подумали? Я чувствовала то же самое. Когда сидела в лодке, а вы стояли у крепости и смотрели на стену, я решила, что если что-нибудь с вами случится, то не стану жить.

Герцог с невыразимой нежностью заглянул в ее глаза.

– Тогда почему, любимая моя, – нежно спросил он, – ты споришь со мной? Я люблю тебя, слышишь?

– Но вы… вы не можете меня любить! – воскликнула Георгия. – Я ничего не могу предложить вам взамен. Мне чужд мир, в котором вы привыкли жить, – мир принцев и герцогов, балов и званых вечеров. Я простая девушка из небогатого поместья.

– Для меня ты самая очаровательная и прекрасная на всем белом свете, – сказал герцог. Он мягко привлек ее к себе и обнял. – Ты такая хрупкая и ранимая и в то же время такая сильная и смелая, – продолжал он. – Чего же мне еще желать?

– Вы ошибаетесь, – проговорила Георгия, тщетно пытаясь высвободиться из его объятий. – Вокруг вас столько женщин. Вы подумали о них?

– Я не хочу ни о ком думать, кроме тебя, глупышка, неужели ты не понимаешь, что с нами произошло?

Георгия глубоко вздохнула, и герцог прильнул губами к ее губам. Ее охватило чувство восторга, которое разгоралось все сильнее и сильнее, пока ей не почудилось, что они слились воедино и уносятся вдвоем в неведомую волшебную страну. Герцог крепко прижал ее к себе, и Георгия поняла, что никогда больше не будет одинокой и никому не нужной…

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Георгия услышала слова Трайдона:

– Думаю, не стоит убеждать тебя в том, что и герцог все-таки обыкновенный мужчина.

Георгия тихо рассмеялась и хотела спрятать лицо у него на груди, но он остановил ее.

– Подожди, – нежно промолвил он. – Ты мне еще не сказала, почему выходишь за меня замуж. Я хочу услышать наконец от тебя слова признания. Я так долго ждал их, что боялся уже никогда не услышать. Скажи мне, Георгия, дорогая.

Тихо, так тихо, что герцогу пришлось наклонить голову к самым ее губам, Георгия прошептала:

– Я люблю тебя, Трайдон. Люблю всем сердцем…