Королевское приглашение

МАЙ 1993

За исполнение главной роли в фильме «Прихожане» Кристина была выдвинута на соискание «Оскара», но «маленький золотой человечек» достался Джоди Фостер. С тех пор прошло два года. Знающие люди говорили, что новый фильм Кристины, «Женщины мафии», вполне вероятно, принесет ей желанную награду.

Ее роман с Бретом развивался неровно, однако окружающие воспринимали их как постоянную пару и всюду приглашали вместе. Они встречались не реже двух раз в неделю, за исключением тех случаев, когда Брет улетал по делам в Лас-Вегас, где находилась дирекция его фирмы, объединяющей тридцать пять ресторанов быстрого обслуживания под названием «Гамбургер гасьенда».

Кристина вошла в дом, неся на руках принцессу Шарлен. Им навстречу торопливо вышла Мэри Эбботт, и Кристина перепоручила дочь ее заботам. Двое телохранителей внесли багаж и несколько коробок с игрушками. Горничная Кристины, Мари-Клер, принялась распаковывать вещи.

Кристина прошла к себе в кабинет, плотно прикрыла дверь и связалась по телефону с Коста-дель-Мар, чтобы справиться о состоянии здоровья князя Генриха. Слава Богу, он чувствовал себя неплохо. Она вспомнила о Тедди Уорнер, которая потеряла отца, и решила позвонить ей на следующий день.

После этого она набрала номер Брета.

— Слушаю, — отозвался ее возлюбленный.

— Брет, — сказала Кристина, — я вернулась. Мне не терпится тебя увидеть. Нам нужно поговорить, дорогой.

— Кошечка, перезвони мне через десять минут, ладно? Я говорю по другому телефону, у меня важное дело.

Кристина прикусила губу. Брет ни разу не приехал в Косту: он отказался от приглашения на благотворительный бал и не счел нужным быть рядом с ней во время тяжелой болезни князя Генриха. Его целиком поглотила работа над новой дорогостоящей картиной, расходы на которую намного превысили смету. Кристина прекрасно понимала его проблемы, но ей было обидно, что он даже не подумал прервать ради нее какой-то телефонный разговор.

— Детка, ты меня слышишь? — спросил он.

Кристина глубоко вздохнула:

— Слышу. Позвоню через десять минут.

Однако когда она вторично набрала его номер, секретарь ответил, что мистер Томпсон только что вышел и не оставил никаких сообщений.

— Как вы сказали? — переспросила Кристина, не веря своим ушам.

Не успела она выслушать его разъяснения, как в дверь постучала горничная, сообщившая о прибытии гостя:

— К вам мистер Томпсон, ваше высочество.

Гнев Кристины мгновенно улетучился.

— Где он?

— Я попросила его подождать в гостиной, ваше высочество.

С бьющимся сердцем Кристина выбежала в коридор. Брет, как всегда, был непредсказуем. Может быть, за это она его и полюбила?

— Кристина, Кристина, — приговаривал Брет, нежно обнимая ее. — Господи, как я соскучился. Черт бы побрал весь этот кинобизнес. Я вкалывал по двадцать часов в сутки — и все впустую. Из-за этого даже не смог полететь с тобой в Косту. Боже мой, как я скучал!

Они снова обнялись, без всякого стеснения прижимаясь друг к другу.

— У меня сердце колотится как бешеное! — засмеялась Кристина.

— А мое сейчас и вовсе выскочит из груди.

— Мне без тебя было плохо.

— Так обними меня покрепче, — приказал он, ласково поглаживая ее волосы, но тут в гостиную вошла горничная, и Кристина отстранилась.

— Не могла дождаться, когда тебя увижу, — шепнула Кристина. — Там такое случилось… Брет, — она нервно засмеялась: к ней вернулись старые страхи, — я не та женщина, с которой нужно хитрить. Я хочу не гадать, а знать наверняка.

В его взгляде сквозила нежность:

— Что ты хочешь знать, дорогая?

— В последнее время ты часто заговаривал о женитьбе. Значит ли это, что ты собираешься сделать мне предложение?

Брет на мгновение остолбенел, а потом рассмеялся, запрокинув голову.

— Прости. Ох, Кристина, только принцесса могла додуматься первой завести такой разговор. Да, дорогая, я действительно собирался просить твоей руки. Между прочим, я уже летал в Нью-Йорк и в Амстердам, чтобы присмотреть для тебя кольцо. Хочу подарить тебе гигантский бриллиант — такой, который затмит драгоценности костанской короны. Как там они у вас называются — фамильные? династические? А что, я могу себе это позволить. Жить будем в Голливуде, здесь же и обвенчаемся. Отметим бракосочетание в отеле «Бель-эйр».

Кристина не сводила с него изумленного взгляда. Он говорил так серьезно и восторженно, словно впервые собирался идти под венец.

— Брет, — спросила она, — ты уверен? Ты все продумал?

— Конечно, уверен. Я тебя так люблю, дорогая. Обожаю каждую твою частичку.

— Но почему… я хочу сказать…

— Ничего не желаю слушать. — Улыбка Брета рассеяла все ее сомнения. — Малышка, я не хочу с этим тянуть.

Он привлек ее к себе и поцеловал долгим, страстным поцелуем. Кристину захлестнула волна счастья. Брет иногда забывал обо всем на свете, кроме своей работы, да и прошлое его отнюдь не было безоблачным, но Кристина не сомневалась, что он ее горячо полюбил.

— Тедди, у тебя правда все в порядке? — спросила Кристина, дозвонившись до Вандомского замка.

Они с Бретом всю ночь напролет занимались любовью после его неожиданного предложения, но Кристина не забыла, что собиралась позвонить Тедди Уорнер.

— Да, конечно, — ответила Тедди. — Просто я устала. Вначале была пресс-конференция, потом нужно было позвонить множеству людей, — у нее дрогнул голос.

— Как жаль, что я не могу быть рядом. Скажи, чем тебе помочь? Слова здесь излишни. Представляю, что было бы со мной, если бы мой отец… если бы с ним что-то случилось.

— Будем надеяться, с ним ничего не случится.

Они помолчали.

— Я собираюсь замуж, — призналась Кристина.

— Неужели? За Брета Томпсона? Кристина, это просто замечательно!

— Да, я ужасно счастлива. У него есть свои недостатки, но все же… — Кристина замолчала: ей вдруг показалось, что эти призрачные мечты вот-вот рухнут.

— Но все же миллионы девушек не находят у него ровным счетом никаких недостатков, — закончила за нее Тедди. — Я так за тебя рада! Честное слово.

Кристина поборола сомнения и принялась рассказывать Тедди о том, что сказал ей Брет и как складывались их отношения.

— Тедди, мы с тобой в последнее время редко видимся, но я всегда о тебе помню. Мы родственные души, верно?

Через два дня Брет преподнес ей кольцо. Идеальный солитер в двенадцать карат играл ослепительным желтоватым блеском, как маленькое солнце в оправе.

— Хочу, чтобы мы были счастливы, — шептал он, покрывая ее лицо поцелуями. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе было со мной хорошо. Это кольцо — только начало.

Кристина уткнулась ему в шею:

— Брет, я боялась, что после истории с Жан-Люком никогда не смогу полюбить.

— Теперь у тебя есть я… Любимая, — продолжал он, — мне нужно будет ненадолго слетать в Лас-Вегас. У меня назначена встреча с управляющими — будем думать, какие нам еще изобрести гамбургеры. Однако не позже пятницы я вернусь и вплотную займусь приготовлениями к свадьбе. Пусть у тебя будет самое шикарное платье, в кружевах, лентах, оборках, а к нему длинные белые перчатки, фата с цветами или что-нибудь в этом духе, — торопливо перечислял Брет, — в общем, что ты сама пожелаешь.

— Самое главное — чтобы у нас был настоящий медовый месяц, — со вздохом сказала Кристина. — Куда мы поедем, Брет?

— А куда тебе хочется?

— Я никогда не бывала на Дальнем Востоке. Там должно быть очень красиво. Цветущая сакура, гора Фудзи…

— Решено: отправляемся в Японию. Дорогая, я готов на все, лишь бы тебе было хорошо.

— Моя прекрасная, очаровательная принцесса, — глухо звучал в трубке голос Никоса Скуроса, звонившего по трансатлантической линии. — Слава Богу, я застал тебя дома.

— Что случилось, Никки? — У Кристины перехватило дыхание. — Это касается отца? Или Хьюстона Уорнера?

Кристину обуял страх.

— Милая Кристина, даже не знаю, с чего начать. Остается только надеяться, что это неправда.

— Никки, в чем дело? Если что-то случилось с отцом, я этого не переживу!

— Нет, моя девочка, твой отец в полном порядке, не слушается врачей и уже работает у себя в кабинете. Я говорил с ним не далее как сегодня утром. Нет, дело совсем в другом. Вопрос чрезвычайно щекотливый. Речь идет о Брете Томпсоне.

— В каком смысле? — не поняла она. — Что ты имеешь в виду?

На протяжении последних двух лет Никос много раз давал ей понять, что не одобряет их связь. Он явно ревновал ее к Брету, но тщательно скрывал это под маской доброжелательности.

— Из надежных источников мне стало известно, что этот человек не может на тебе жениться.

— Что?

— Он женат, дорогая моя. Как это ни прискорбно.

Кристина до боли сжала телефонную трубку.

— Не может быть. Кто тебе такое сказал? Никки, что за «надежные источники»? Это же ложь!

— Это чистая правда, Кристина. У меня возникли подозрения насчет Брета Томпсона, когда я впервые увидел вас вместе в Голливуде. Я обратился в частное детективное агентство и получил информацию о его прошлом. Нам не сразу удалось докопаться до истины…

— Как ты сказал? — закричала Кристина. — Ты нанял сыщика, чтобы шпионить за Брегом? Как ты смеешь вмешиваться в мою личную жизнь, Никос! И в жизнь близкого мне человека! Как ты смеешь…

В трубке слышалось потрескивание. Скурос звонил со своего греческого острова.

— Умоляю, не расстраивайся. Я пошел на это только потому, что мне небезразлична ваша семья. Если бы мы не обнаружили ничего предосудительного, я бы ни словом не обмолвился о слежке. Разве я позволил бы себе огорчать тебя без видимой причины? Но дело в том, что Брет Томпсон — как выражаются у вас в Америке? — очень скользкая личность.

— Говори прямо, Никки, — Кристина едва не рыдала. — Как он может быть женат? Он разведен. У него три дочки. Он сам мне рассказывал. У меня на руке его кольцо, Никки — огромный б-бриллиант.

— Когда-то он действительно развелся, дорогая, но на этом правда заканчивается. Как только его развод вступил в законную силу, он полетел в Лас-Вегас и женился на женщине по имени Ронна Сью Дрексел. Сейчас она входит в совет директоров его корпорации «Гамбургер гасьенда», а раньше позировала для «Плейбоя». Томпсон ее навещает по меньшей мере раз в месяц. Она выполняет его прихоти, причем весьма специфического свойства — видимо, другие женщины на это не соглашаются. По ее словам, он просил не разглашать тайну их брака, чтобы не разрушить его имидж. Жена согласилась: как-никак, он ее прекрасно обеспечивает.

— Входит в совет директоров? Позировала для «Плейбоя»? Выполняет его прихоти? — тупо повторяла Кристина, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. — Как же так, Никки? Ведь мы помолвлены, сегодня у нас пресс-конференция. Я…

— Поручи это мне, — мягко предложил Никос.

— Что… что ты собираешься делать?

— Заплачу его жене за молчание. По-мужски поговорю с Томпсоном. Заставлю его срочно оформить развод. Тебе нельзя больше попадать в грязную историю.

По щекам Кристины потекли горячие слезы.

— Никки, если его устраивает брак с этой женщиной, — пусть все останется как есть. Я порву с ним окончательно и бесповоротно. Но почему ты это сделал, Никки? Зачем? Ты не имеешь права лезть в мою жизнь.

— Кристина, я твой друг, — впервые его голос дрогнул.

— Дружба предполагает уважение к личной жизни! Друзья не нанимают сыщиков для слежки! Ты ревновал меня, признайся? Ревновал к Брету. Не хотел, чтобы я принадлежала ему. Только поэтому ты за ним шпионил.

— Кристина, милая, не все так просто…

— Наоборот, все очень просто! И вот что еще пришло мне в голову, Никос: если ты так поступил со мной, что же ты делаешь с другими людьми?

Кристина бросила трубку и без сил рухнула в кресло. С Бретом повторилось то же, что было у нее с Жан-Люком. Господи… Вдруг бы она вышла за него замуж?

После разговора с Кристиной Никос Скурос недовольно нахмурился. Вот стерва. Идиотка. А сколько гонора! Да если бы не ее красота…

Он взвешивал свои возможности в отношении Косты.

Огромный отель-казино под названием «Брейкере» на тысячу двести двухместных номеров плюс четыреста «люксов», из них двадцать отдельных апартаментов на верхних этажах. Один этаж будет полностью отведен под казино — такого же уровня, как в Лас-Вегасе. По соседству имеет смысл построить первый кондоминиум. И естественно, раскрутить сопутствующий бизнес: дорогие магазины, рестораны, кабаре, ревю и прочее. К нему в руки потекут миллиарды!

Дело оставалось за малым: получить правительственную лицензию. Если принц Георг выполнит свои обещания. Если князь Генрих будет больше заниматься своим здоровьем, нежели государственными делами. Если, если, сплошные «если», но чутье подсказывало Скуросу, что не пройдет и года, как он заложит фундамент небоскреба-казино.

Прервав его размышления, зазвонил телефон сотовой связи.

— Да! — рявкнул Скурос. — Да, да… — Он сменил тон. — Понимаю. Действуйте, как сочтете нужным. Нет, именно сегодня.

Положив трубку, он почувствовал учащенное сердцебиение.

Особняк в Малибу стоял на скалистом мысу, между двумя похожими строениями. Из окон открывался вид на песчаный пляж и голубую гладь Тихого океана. Вокруг дома тянулась открытая галерея из красного дерева; деревянная лестница вела прямо на берег. Дом оценивался в пять с половиной миллионов, хотя и уступал другим по величине.

Зажав под мышкой папку со счетами, из дома торопливо вышел Омар Фаид, располневший, стареющий актер-египтянин, который во время приема на «Олимпии» сидел за карточным столом вместе с князем Генрихом и Хьюстоном Уорнером.

День выдался теплый, но ветреный. До слуха Омара доносился рокот волн. Вдыхая соленый морской воздух, он направился к гаражу, где стояло его последнее приобретение — белый «порше-911».

Фаид вошел в гараж через боковую дверь, не придав значения тому, что она не заперта. «Порше» радовал глаз мощными, плавными очертаниями и приятным блеском.

Усевшись за руль, Омар повернул ключ зажигания.

Ему в глаза ударила нестерпимо яркая вспышка, проникшая в мозг и в сердце. Машина вместе с водителем превратилась в пылающий столб, пробивший крышу. Чудовищной силы взрыв разрушил гараж до основания.

В замке Тедди встречал принц Жак. Он еще раз выразил ей свои соболезнования, однако в его тоне сквозила некоторая настороженность.

— Тедди, для нас сейчас тоже настало нелегкое время — ты, наверно, это понимаешь. Болезнь моего отца отразилась на положении в стране. Но мы будем рады, если ты погостишь у нас подольше. — Он помолчал. — Скажи, что именно ты надеешься здесь найти?

Она вспыхнула. Со дня гибели Хьюстона Уорнера прошло чуть более недели. На борту «Олимпии», незадолго до той страшной трагедии, она сгорала от желания вновь увидеть Жака, но теперь ей казалось, что это было сто лет назад. Все ее мысли устремились к покойному отцу.

— Сама не знаю, — честно ответила Тедди.

Жак помрачнел:

— Ты считаешь, что виновников гибели мистера Уорнера надо искать здесь, в Коста-дель-Мар?

— У меня нет готового ответа. Я совсем запуталась. Знаю только, что я не могу ни есть, ни спать, потому что все время думаю о нем… о его последних мгновениях. Меня мучают кошмары, Жак. Я вскакиваю по ночам в холодном поту.

— Обстоятельства его исчезновения действительно остаются неясными, — задумчиво произнес Жак.

— Почему он погиб? Это не самоубийство, я уверена на сто процентов. Меня преследует ощущение, что его душа не обретет покоя, если я не добьюсь правды. — У нее на ресницах дрожали слезы. — Твоя страна так прекрасна, Жак, я храню о ней самые светлые воспоминания. Но теперь, когда пришла беда… — Тедди разрыдалась.

Жак обнял ее за плечи — совсем не так, как это делал своевольный юноша пять лет назад. Сейчас в нем чувствовалась готовность отвечать за свои слова и поступки.

— Постоянно держи меня в курсе дела, — сказал он.

Тедди подняла на него глаза. Она заметила, что у Жака на лбу пролегли морщины.

— Обязательно, — пообещала она.

Тедди поселилась в Вандомском замке. Ей было трудно ориентироваться в запутанных лабиринтах внутренних помещений; она часто плутала по коридорам и анфиладам, прежде чем попасть к себе. Габриелла поведала ей, что в укромных уголках замка время от времени обнаруживаются старинные изделия и бесценные предметы мебели, о существовании которых никто не подозревал.

Тедди напряженно пыталась извлечь из глубин памяти рассказы отца о Коста-дель-Мар. Черт возьми, она все это пропускала мимо ушей!

Ей вспомнилось, как за ними следил какой-то человек. Если даже это не было игрой воображения, едва ли здесь прослеживалась какая-то связь с Костой, внушала себе Тедди. Как ни крути, ее отец был видной фигурой — президентом промышленной корпорации. Не исключено, что за ним следили конкуренты.

Тедди решила наметить план действий. Если права Кристина и смерть Хьюстона была связана с костанской политикой, тогда надо опросить как можно больше народу. Она с нетерпением ждала первого донесения от частного детектива.

На следующее утро она отправилась в гавань, чтобы поговорить с членами экипажа «Олимпии», которая стояла на рейде Порт-Луи. Однако начальник порта отказался пропустить ее на яхту без разрешения Скуроса.

Тедди нашла маленькую таверну у причала. Вместо столиков перед входом стояли пустые бочонки под холщовыми тентами. Что-то заставило Тедди войти внутрь. Она оказалась в прохладном полутемном зале с грубыми каменными стенами и деревянными балками.

Заказав себе вина и сыра, она попросила молодого официанта-француза подать ей знак, когда в таверне появится кто-нибудь из Матросов с «Олимпии». Уговор тут же скрепили банкнотой в двадцать долларов.

Минут через сорок ее терпение было вознаграждено. В таверну вошли двое загорелых парней. Один из них, одетый в белоснежную форму с золотым галуном, по просьбе официанта присел к ней за столик.

— Меня зовут Марсель Милле, я стюард с «Олимпии», — представился он. В его произношении ощущался сильный французский акцент.

Тедди назвала свое имя и, объяснив, что хотела бы узнать обстоятельства гибели отца, попросила Марселя припомнить какие-нибудь подробности того вечера.

— Что я могу припомнить? Мы ничего не знали. Только слышали, будто кто-то упал за борт, а потом была ужасная сумятица, un chahut[7].

Тедди огорченно вздохнула:

— Может быть, ваши товарищи что-нибудь видели?

— Non[8], — покачал головой стюард.

Поблагодарив его, Тедди попросила, чтобы он пригласил к ее столику своего спутника, но и тот отвечал столь же уклончиво.

— Нас уже опрашивал мсье Скурос, только никто ничего не видел. Ваш отец в ту ночь заказал бутылку вина. Может, он был… как это сказать… навеселе?

— Это исключено! Отец никогда не пил больше одного бокала.

— Кто знает? Люди всякое болтают. Такое случалось не раз.

— Что? На «Олимпии»?

— О нет, мадемуазель, на других судах или, к примеру, в Бермудском треугольнике.

Обескураженная, Тедди прождала еще два часа, но все впустую. Наконец она вышла из таверны и побрела по мощеной улице, раздумывая, как быть дальше. Неужели члены экипажа действительно ничего не знают? Или им приказано молчать? Если так, то приказ мог исходить только от Никоса Скуроса. В конце концов, ее отец погиб во время пребывания на его яхте, и Никос, возможно, не хотел лишних пересудов.

Тедди пришло в голову, что принц Жак сможет организовать для нее встречу с представителями официального следствия, которые допрашивали матросов.

Узкая улица поднималась в гору. Тедди медленно шла мимо дорогого косметического салона, расположенного в старинном деревянном здании. Сквозь витрины можно было разглядеть фигуры парикмахеров и косметологов, склонившихся над клиентками. В числе постоянных посетительниц этого салона были Мелани Гриффит и Катрин Денев.

Самое подходящее место для встреч светских сплетниц, подумала Тедди; такой шанс нельзя упускать.

— Мадемуазель Тедди! — Ей навстречу семенила владелица салона, узнавшая прославленную теннисистку. — Вы оказали нам огромную честь… Одна из наших клиенток сегодня не смогла прийти, поэтому сейчас свободен наш лучший парикмахер. Его часто приглашают в замок: он причесывает обеих принцесс. Мсье Адриан Мариво будет счастлив вас обслужить. Это мастер высочайшего класса.

— В таком случае я охотно доверю свою голову мсье Адриану Мариво, — благосклонно улыбнулась Тедди.

Она решила сделать химическую завивку. За то время, что Мариво будет колдовать над ее волосами, Тедди надеялась вытянуть из него полезную информацию.

Парикмахер оказался на редкость словоохотливым. Через несколько минут он уже посвящал ее в костанские новости: кто приобрел виллу на побережье, какие знаменитости появлялись в этом сезоне на пляже, кого с кем видели в обществе.

— Наверно, всех сейчас занимает один вопрос: кто сменит князя Генриха на троне. — Тедди начала издалека.

— Mais oui[9], несомненно! Этим озабочена буквально вся страна, — с готовностью подтвердил Мариво. — Но, naturellement[10], престол займет принц Жак. Кто же еще? Он не хочет управлять страной и поэтому совершает безрассудные поступки — участвует в гонках, идет на риск, словом, искушает судьбу. Но со временем он угомонится, вы согласны? Он еще молод… видимо, так написано ему на роду.

Болтливый куафер священнодействовал с цветными бигуди и химическими составами.

— Я вижу, к вам сходятся все новости, — сказала Тедди. — Для вас не существует тайн.

Польщенный, Мариво кивнул в знак согласия.

— Значит, вы слышали и о том, что с яхты Скуроса исчез человек… мой отец. Что об этом говорят люди? Не возникло ли каких-нибудь подозрений? Буду признательна вам за любые сведения.

— Ах Тедди! — Руки, которые только что порхали над ее головой, замерли в воздухе. — Ходят слухи, что Хьюстона Уорнера столкнули за борт. Конечно, это всего лишь домыслы…

— Столкнули за борт, — эхом повторила она.

Ей и раньше это приходило в голову, а теперь она услышала то же самое из уст постороннего.

— Oui, mademoiselle[11]. Один из наших мастеров причесывал Алисию Белькури, которая служила кастеляншей на «Олимпии». Я невольно подслушал ее рассказ. Она говорила так: «Открываю я бельевой шкаф, и что я вижу? Контрабандную взрывчатку! Вот так сюрприз!» Но тут ее застукал пассажирский помощник капитана, она до смерти перепугалась и сделала вид, что ни сном ни духом не ведает, что это такое.

Тедди подняла голову и в упор посмотрела на парикмахера:

— Вы ничего не путаете?

Тот пожал плечами.

— А с какой стати ее спешно перевели с «Олимпии» на личный остров Скуроса в Эгейском море? Пф! — типично по-французски фыркнул он. — Вот она здесь, делает прическу — и вот ее нет. Сослана в Грецию, с глаз долой. Чтобы не болтала лишнего.

Через два дня Тедди получила первое донесение от частного детектива Фредерика Ламарше.

— Если на яхте и было совершено преступление, — добавил от себя Ламарше, — то злоумышленник позаботился о том, чтобы не оставить никаких следов. Но я должен сообщить вам кое-какие побочные детали, мисс Уорнер.

— Что такое?

— Я восстановил до мелочей времяпрепровождение вашего отца в тот роковой день. Меня заинтересовала игра в бридж. Партнером мистера Уорнера был князь Генрих, а противниками — Никос Скурос и Омар Фаид.

— Да, знаю, я проходила мимо их стола. Что здесь особенного?

— На прошлой неделе Омар Фаид был найден убитым, мадемуазель. Кто-то подложил бомбу в его автомобиль.

— Не может быть!

— Об этом сообщило агентство «Ассошиэйтед пресс». Я позвонил в Калифорнию и связался с полицией Малибу. Говорят, это дело рук профессионала. Убийца использовал маленькую пластиковую бомбу невероятной мощности. Она взорвалась либо при включении зажигания, либо от детонатора с дистанционным управлением. Типичный почерк террористов.

— Н-не понимаю, — запинаясь, сказала Тедди. — Кому это понадобилось? Зачем?

Детектив покачал головой.

— Ответ может дать только тот, кто заказал убийство Фаида. Вдумайтесь, мадемуазель. За карточным столом сидели четверо. Из них двое погибли при невыясненных обстоятельствах.

Тедди затрясло.

— Но мой отец никогда прежде не встречался с Фаидом, иначе я бы об этом знала.

Она поделилась с Ламарше тем, что услышала от парикмахера, и детектив согласился сделать попытку разыскать Алисию Белькури, но тут же оговорился:

— Впрочем, не стоит себя обнадеживать. Весь остров принадлежит Скуросу. Его население, включая прислугу, отрезано от мира.

— Как в средние века, — заметила Тедди.

Детектив кивнул.

— Хорошо, что вы это понимаете, мадемуазель Уорнер. То же самое справедливо и в отношении Коста-дель-Мар. Взять хотя бы институт монархии. Вы привыкли, что в Америке высшие государственные посты выборные; в княжестве они передаются по наследству. Династия Беллини владеет огромным состоянием — здесь и античные статуи, и картины старых мастеров, я уж не говорю о фамильных драгоценностях. Ежегодный доход правящего семейства составляет более семидесяти пяти миллионов костанских долларов.

— Да… догадываюсь.

— Согласитесь, это серьезный повод для зависти и соперничества. В княжестве есть человек, который поглощен одной мыслью: занять престол. Поговаривают, что он привлек на свою сторону весьма влиятельные силы.

Тедди нахмурилась:

— И кто же это?

— Принц Георг, младший брат князя Генриха. Этого деятеля нельзя сбрасывать со счетов. Ему стукнуло шестьдесят, но он еще полон сил. С детства терпеть не может брата. Мне удалось поговорить кое с кем из его слуг. По их сообщениям выходит, что Георг ведет тайные дела с Никосом Скуросом.

— С Никки? — изумленно переспросила Тедди.

— Ничего определенного сказать не могу. Я пока не знаю, имеет ли это хоть какое-то отношение к гибели вашего отца. В каждом карликовом государстве кипят бурные страсти. Вполне возможно, эти две смерти — простое совпадение. Нельзя забывать, что у вашего отца могли быть крупные неприятности…

— Нет, — твердо сказала Тедди. — Это исключено.

Теперь нужно было сообщить Жаку обо всем, что она узнала. Тедди набрала внутренний номер, который дал ей Жак, но его секретарь ответил, что принца в замке нет. Посидев некоторое время в раздумье, Тедди отправилась пройтись по саду.

Однако тягостные мысли не отступали. Неужели отца и в самом деле убили? Она остановилась у фонтана, всматриваясь в искрящиеся струи. Папа, — шептала Тедди одними губами, — я узнаю, как ты погиб. Чего бы это ни стоило.

Тут ее осенило… Она решила позвонить Ламарше.

Тедди переоделась к обеду и поспешила в столовую, надеясь увидеть там Жака, пока не соберутся все остальные.

Ее расчет оправдался. Принц разговаривал по телефону. Хотя дверь была открыта, Тедди постучалась перед тем как войти.

Жак помахал ей рукой и быстро закончил разговор.

— Тедди, ты сегодня прелестно выглядишь. Тебе идет голубой цвет.

— Жак, можно тебе кое-что сказать?

— Конечно.

Он встал и прикрыл дверь. Тедди растерялась, не зная, с чего начать.

— Садись, пожалуйста, — пригласил Жак. — В этом зале раньше помещалась Малая библиотека. Это было излюбленное место моего деда. Видишь, на стене под стеклом до сих пор сохранилась его коллекция трубок. Тедди, почему ты так волнуешься? Что-нибудь случилось?

Тедди присела на краешек обтянутого парчой стула.

— Да, по-видимому, что-то случилось, но у меня нет полной уверенности. До меня дошли жуткие слухи. Я не нахожу себе места.

Жак подвинул стул и сел рядом с ней.

— Рассказывай, Тедди. У меня тоже было предчувствие…

Тедди поведала Жаку все, что узнала от парикмахера, не утаив, что Хьюстон в течение нескольких лет собирал информацию о Коста-дель-Мар, и, наконец, сообщила, что экипаж «Олимпии» уклоняется от прямых ответов. Но больше всего принца потрясло известие о гибели Омара Фаида.

— Омар убит? — Его взгляд увлажнился. — Знаешь, когда мне исполнилось четыре года, он подарил мне пони. Я катался на этой лошадке, пока не вырос… Мне не давало покоя… у меня давно возникали подозрения насчет Никоса Скуроса, но доказать я ничего не мог. Отец только сердится, когда я пытаюсь поделиться с ним своими сомнениями. Он всегда считал, что Никос Скурос спасает нашу страну от финансового краха, и даже прочил его в мужья Кристине.

— Но как странно, что Никос… — Тедди не договорила; она не могла представить, чтобы этот учтивый, обходительный грек обагрил руки кровью.

Лицо Жака застыло.

— Мне известно, что он стремится контролировать наши государственные дела и скупает костанскую недвижимость. Но у меня нет доказательств его преступных намерений.

— Понимаю, — вздохнула Тедди. — Слухи — это еще не доказательства. Но поверь, Жак, гибель моего отца была не случайной. Сейчас я совершенно уверена, что это результат злого умысла. Однако на следующей неделе мне придется уехать — надо готовиться к открытому чемпионату США. Отец был бы огорчен, если бы я пропустила эти соревнования.

— Тедди, я начну собственное расследование! Прежде всего возьму письменные показания у членов экипажа «Олимпии», а потом, если ты не возражаешь, отправлю Фредерика Ламарше в Калифорнию расследовать дело об убийстве Омара Фаида.

У Тедди свалился камень с души. Она знала, что не имеет формального права допрашивать команду «Олимпии» или вторгаться в хитросплетения костанской политической структуры. У Жака совсем другие возможности. Она собралась изложить ему свой план дальнейших действий, но вовремя остановилась, чтобы он ей не препятствовал.

— Я тоже буду держать ухо востро, — только и сказала она.

— Будем действовать сообща, — согласился Жак.

Они посмотрели друг на друга. У Тедди застрял ком в горле. Она вспомнила, как они занимались любовью на катере. С тех пор минуло пять лет, но ей показалось, что у нее до сих пор горит кожа от солнечных лучей и от объятий Жака.

— Тедди, что с тобой?

— Ничего.

Они не могли оторвать глаз друг от друга.

— Это правда?

— Не беспокойся обо мне, прошу тебя, — Тедди смущенно отвернулась.

Убранство столовой поражало своим великолепием. Чего стоили одни золотые подсвечники! За длинным столом сидели шестеро: Тедди, Габриелла, Жак, советник князя Анатоль Бретон со своей почтенной супругой и, наконец, сам князь Генрих, еще не вполне оправившийся после болезни, но внимательный и сосредоточенный.

На следующей неделе Жак улетал в Буэнос-Айрес для участия в гонках. За столом шел оживленный разговор о предстоящем этапе «Формулы-1».

— Моя новая машина дает мне все шансы на победу, — утверждал Жак. — В техническом описании двигателя сказано…

— Довольно! — резко перебил князь Генрих. — Неужели мы даже за обедом должны обсуждать гонки за смертью?

Жак покачал головой:

— Мы говорили не о смерти, а о соревнованиях «Формулы-1».

— Не желаю больше об этом слышать.

— Это заблуждение, что гонки всегда сопряжены с опасностью! — не удержался Жак. — Требуется только хорошая реакция, точный расчет и надежный двигатель.

— Хватит! — прикрикнул Генрих и повернулся к Тедди; выражение его лица смягчилось. — В каких турнирах вы собираетесь участвовать в ближайшее время, Тедди?

— В сентябре проводится открытый чемпионат США, — с готовностью ответила Тедди, не оправившись от смущения после неловкой сцены между отцом и сыном и желая разрядить повисшее в воздухе напряжение.

До самого конца обеда Жак мрачно молчал. Как только позволили приличия, он извинился и вышел, отказавшись от кофе.

К Тедди подсела принцесса Габриелла. На ней было изящное платье персикового оттенка, а на пальце сверкал огромный бриллиант — подарок Клиффа.

— Ты когда-нибудь бывала в Техасе? — спросила принцесса. — Если окажешься в тех краях, непременно приезжай к нам в гости на ранчо. Клифф почти каждый месяц устраивает грандиозное барбекью. Он подарил мне ковбойскую шляпу-стетсон и потрясающие ботинки из змеиной кожи.

— Мне нравится стиль «вестерн», — сказала Тедди.

— К сожалению, в Коста-дель-Мар он неуместен. Между прочим, в сентябре я буду в Нью-Йорке. У меня намечен совместный проект с Кенни Лейном, а потом банкет: издательство «Краун» заключило со мной договор на публикацию книги. Считай, что ты приглашена, Тедди, тем более что в это время ты как раз будешь в Нью-Йорке.

Потом Габи увлекла ее в уютную нишу, где они устроились в креслах лицом друг к другу. Здесь их беседа стала еще более доверительной.

— Ты ведь знакома с Клиффом Фергюсоном, правда? — тихо спросила Габриелла. — Что ты о нем думаешь, Тедди?

— По-моему, он очень славный человек, — ответила Тедди, еще не зная, куда заведет этот разговор.

— Так и есть. — Принцесса покусывала губы. — Я счастлива, что он сделал мне предложение. Но иногда мне становится не по себе. Он такой… стопроцентный американец.

Тедди не могла сдержать улыбку:

— О, да! А тебе не кажется, что это одно из его достоинств?

— Понимаешь, мне не с кем поделиться своими сомнениями. Друзья меня осуждают. Даже моя секретарша выразила недоумение. Для них он недостаточно рафинирован. Все только пожимали плечами, когда услышали, что я собираюсь половину времени проводить в Техасе.

Тедди сочувственно кивнула. Ей на глаза уже попадались газетные заголовки: «Принцесса и свинопас».

— А тебе самой хочется жить в Техасе? — спросила Тедди.

— Да, как ни странно, сельская жизнь пришлась мне по душе. Я полюбила уединение, долгие прогулки. На ранчо есть изумительное круглое озерцо, где мы с Клиффом… — Габи осеклась и покраснела. — Тедди, я всю жизнь на виду, даже в замке при мне неотлучно находятся слуги и телохранители. Только на ранчо я поняла, как прекрасно иногда побыть в одиночестве: пройтись по лесной дороге, покататься верхом.

— Ты увлекаешься верховой ездой?

— А что в этом удивительного? В юности я немного занималась конным спортом, а теперь научилась ездить, как принято на Диком Западе. Пару месяцев назад впервые в жизни заарканила бычка! — Габи просияла от гордости, но быстро посерьезнела. — Однако отец настаивает, чтобы я проводила большую часть года в Коста-дель-Мар. Он все время погружен в свои мысли, и, кажется, я знаю, что его тревожит. Он собирается отречься от престола.

Тедди затаила дыхание.

— Жак до сих пор не дал согласия править страной, — продолжала Габи. — Кроме гонок, ему ни до чего нет дела. Потому-то отец сегодня так рассердился. Кристина прочно связала свою судьбу с Голливудом, так что отец возлагает надежды на меня.

— На тебя?

Габриелла подалась вперед и сжала руки Тедди.

— У меня нет желания управлять княжеством! Господи, я для этого совершенно не гожусь! Клифф — человек отнюдь не европейского склада. У него в Америке сеть магазинов, не говоря уже о его любимом ранчо. Он никогда не согласится бросить это все, чтобы перебраться в Косту. Помимо всего прочего, здесь есть группировки, которые всегда меня ненавидели. Неужели я должна пожертвовать жизнью ради княжества? Наверно, ты осуждаешь меня за такие мысли, но я ничего не могу с собой поделать. Я люблю нашу страну, но хочу жить по-своему.

Весь вечер Тедди просидела как на иголках. Ей удалось дозвониться до Ламарше только ближе к полуночи.

— Мне нужно попасть на борт «Олимпии», — заявила она детективу.

— Извините, мадемуазель Уорнер, но это скорее по моей части, — возразил он. — Владения Скуроса надежно охраняются, а кроме того…

— Я придумала, как обойти охрану: позвоню его секретарю — он очень услужлив — и скажу, что забыла на борту кое-что из вещей: ракетку, тренировочный костюм, побрякушки. Пожалуюсь, что в день исчезновения отца была не в себе и теперь не знаю, где именно оставила вещи, но оказавшись у себя в каюте, возможно, вспомню. Думаю, он мне не откажет.

— Даже если удастся пройти сквозь кордон охраны, люди Скуроса будут следить за каждым вашим шагом — им, видимо, есть что скрывать.

— Надо хотя бы сделать попытку, — не отступала Тедди. — Расскажите мне, как выглядит взрывчатка.

Ламарше помедлил с ответом, потом глубоко вздохнул.

— Я вижу, вас не остановишь. Только усвойте одну заповедь: вы не должны привлекать к себе внимание необычными или подозрительными действиями, понимаете? Сделайте вид, что вы растеряны и еще не вполне оправились от переживаний — тогда, возможно, что-нибудь получится.

После этого разговора Тедди допоздна засиделась над книгой. Около половины третьего ночи ей захотелось чего-нибудь съесть. Она натянула джинсы и футболку, зашнуровала кроссовки, заплела завитые волосы в тугую косу и пошла длинными запутанными коридорами, гадая, в какой стороне находится кухня.

Где-то совсем рядом раздалась пронзительная трель телефонного звонка. Тедди вздрогнула от неожиданности. Перед ней возник принц Жак.

— Служба безопасности не дремлет, Тедди! Мне только что донесли о твоих перемещениях.

— Ой! — отпрянула она. — Я замышляла не дворцовый переворот, а всего лишь небольшой набег на кухню. Но если это запрещено…

— Нет-нет, — сказал Жак. — Я провожу тебя: здесь недолго заблудиться.

Они спустились вниз по лестнице, долго шли какими-то холлами и коридорами и наконец очутились перед массивной деревянной дверью. Жак распахнул ее, включил свет, и Тедди увидела, что перед ними буфетная с мраморными столешницами, всевозможной утварью, самыми современными электроприборами и огромными морозильными камерами.

Жак рассмеялся, видя ее изумление.

— Обеды на двести пятьдесят персон — в замке не редкость. Когда мой отец короновался на власть, он первым делом приказал переоборудовать кухню. — По лицу Жака пробежала тень. — Давай-ка посмотрим, чем здесь можно поживиться.

Они вошли в одну из морозильных камер, словно в комнату. На решетчатых пластиковых полках была расставлена всевозможная снедь, от мороженных шербетов до сочного ростбифа.

— Что ты выбираешь? — спросил Жак.

У Тедди разбежались глаза, но эти деликатесы почему-то ее не привлекали.

— Хочешь, я поджарю нам омлет? — предложил он.

Тедди расхохоталась:

— Разве ты умеешь готовить?

— В детстве я частенько сюда забегал. Одна из кухарок брала меня под крылышко и учила всяким кулинарным премудростям. Я был ее любимцем. Тебе с сыром? Со свежими шампиньонами? Как насчет лука и чеснока?

— Мне с сыром и шампиньонами, — попросила Тедди.

Омлет по-французски таял во рту. Жак хозяйничал за столом, подливая в бокалы охлажденное «шардонне».

— Рад служить, мадемуазель, — шутливо поклонился он, надев на голову поварской колпак.

Пока они с аппетитом поглощали омлет, Жак говорил о гонках.

— Ты не представляешь, какое это ощущение — мчаться быстрее всех. Кажется, что ты срастаешься с машиной и с ветром. Ничто не может с этим сравниться. Признаюсь тебе, Тедди, гонки — это наркотик.

— Наркотик?

— Кто пристрастился, тот по доброй воле не бросит. Это вроде кокаина. Так и тянет все время увеличивать дозу. Говорю по опыту. Я теперь себе не принадлежу. И отец это замечает.

— Но ведь ты — принц. На тебя возлагают совершенно определенные надежды, — осторожно сказала Тедди.

Жак перестал жевать и резко отодвинул тарелку.

— Возможно, когда-нибудь мне доведется принять на себя управление страной. Но только не сейчас! Я к этому не готов. Власть маячит передо мной как неприступная крепость, которую я не могу взять.

— Разве у тебя есть выбор? — не отступала Тедди. — Я хочу сказать…

Их беседа была прервана появлением поваров, которые пришли готовить завтрак. Тедди ахнула, взглянув на часы:

— Жак, уже почти шесть! Через час у меня тренировка.

— Я провожу тебя.

Возвращаясь теми же лабиринтами коридоров, они встречали заспанных горничных, которые тактично отводили глаза. Вдруг Жак остановился:

— Тедди, — быстро проговорил он, — ты тоже считаешь, что гонки — это моя блажь?

Этот прямой вопрос застал ее врасплох. Тедди знала, что одно ее неосторожное слово может навсегда встать между ними преградой.

— И ты, и я — мы оба занимаемся тем, к чему лежит душа, — сказала она.

Жак кивнул. Наверно, слова Тедди оказались созвучны его мыслям.

У порога ее спальни он взялся за ручку двери и долгим взглядом посмотрел ей в глаза.

— Тедди, Теодора, — от его шепота у нее замерло сердце. — Ты такая красивая. Я все время думал о тебе.

— Почему же ты не позвонил? — так же шепотом спросила она.

— Это ты не сочла нужным мне перезвонить. Я просил мистера Уорнера передать тебе…

Тедди на миг захлестнула обида на отца, но Жак не стал дожидаться ее ответа.

— Я совершил ошибку. Надо было проявить настойчивость. Но, Тедди, мы оба были так молоды, а меня испугало наше чувство. Я не знал, как с этим жить. Наверно, тогда я еще не перебесился. Я был недостоин тебя.

— Ну и ну, — вырвалось у Тедди, — ты был недостоин меня! Слышал бы это кто-нибудь! Кстати, уж не возомнил ли ты, что теперь мы — подходящая парочка? Сейчас я бы не смогла… быть твоей любовницей. Больше никому не удастся сделать из меня игрушку. Даже принцу…

Жак коснулся ее щеки кончиками пальцев.

— Разве я предложил тебе стать моей игрушкой, Тедди? Я многое позволял себе, это ни для кого не секрет. Но теперь все стало иначе. — Он наклонился и бережно поцеловал ее в губы. — Скоро ты улетишь в Нью-Йорк. Если разрешишь, я тебе позвоню, но не только для того, чтобы обсудить наше расследование.

— Хорошо, — выдохнула она.

Жак еще раз поцеловал ее на прощанье и ушел.

Тедди закрыла за собой дверь. Сквозь шторы пробивались лучи костанского солнца. Ее переполняло счастье. Жак не забыл прошлого. Она ему небезразлична!

Море было неспокойным. Катер, высланный за Тедди с «Олимпии», покачивало на волнах. Она сидела на корме, подставив лицо ветру, и внушала себе, что все пройдет как задумано. Ведь Скурос находился далеко за пределами Коста-дель-Мар.

Гидравлический подъемник доставил Тедди на борт.

— Вы очень пунктуальны, мисс Уорнер.

На нижней палубе стоял пассажирский помощник капитана, мощный, темноволосый мужчина огромного роста. Тедди почему-то вспомнились фильмы про мафию. На его белой форме выделялась именная бирка: «Демис Пападопулос».

— Через пару дней мне нужно возвращаться в Нью-Йорк, — сообщила Тедди, — но я вспомнила, что в каюте осталось кое-что из моих вещей. В частности, маленькая подвеска, которая дорога мне как память.

Взгляд черных глаз сверлил ее, как бурав, и она зачастила:

— Я была так убита горем… Забыла обо всем на свете. Разумеется, никому из обслуживающего персонала не пришло бы в голову присвоить мои вещи, просто у меня есть привычка засовывать разные мелочи куда попало. Потом сама не могу вспомнить.

Демис кивнул и повел Тедди на верхнюю палубу, где располагалась ее каюта. На яхте почти никого не было, за исключением нескольких матросов. По пути Тедди обратила внимание на обилие дверей с табличкой: «Служебное помещение». Только теперь она поняла, что сделала глупость. Бессмысленно было возвращаться на яхту. Если даже представить, что Пападопулос оставит ее одну, она понятия не имела, где искать то, что не давало ей покоя.

Пассажирский помощник стоял на пороге каюты, скрестив руки на груди, пока Тедди с притворным старанием обшаривала все закутки. Она держала наготове кулон в виде теннисной ракетки и при первом удобном случае сделала вид, что нашла его в цветочном горшке.

— Слава Богу! Эта вещица так много для меня значит! Мне вручили ее на открытом первенстве США, — тараторила Тедди, но Пападопулос не обращал на нее внимания: он что-то говорил по-гречески в миниатюрный радиотелефон.

Закончив разговор, он извинился:

— Небольшое недоразумение в пассажирской службе. Мне придется ненадолго спуститься в трюм. Каюта, в которой останавливался ваш отец, дальше по коридору. Можете на всякий случай заглянуть туда. Я пришлю стюарда вам в помощь.

Тедди кивнула. Как только Пападопулос скрылся за углом, она выскочила в коридор, чтобы успеть заглянуть в подсобное помещение до прихода стюарда.

Ее взору открылись аккуратные стопки дорогого постельного белья и коробочки душистого английского мыла. Но на одной из полок зияло пустое место, как будто оттуда извлекли содержимое.

Скользнув глазами сверху вниз, Тедди увидела на полу кусочек проволоки и черный с красным обрывок бумаги. Она нагнулась, чтобы поднять и то, и другое. На клочке вощеной бумаги сохранились буквы «…сти…». Ей вспомнилось, как в юности она вместе с отцом решала кроссворды из «Нью-Йорк таймс». Эти буквы могли быть частью слова «пластик».

— Мисс Уорнер, что вы здесь делаете?

Тедди подпрыгнула как ужаленная. Сзади стоял пассажирский помощник. Она инстинктивно сжала в кулаке свои находки.

— Я подумала, что мою ракетку могли засунуть в этот стенной шкаф. Горничная говорила, что на борту есть несколько ракеток, вот мне и пришло в голову, что мою, как видно, перепутали с другими. А она изготовлена на заказ и стоила немалых денег.

— Вам никто не давал разрешения открывать эту дверь.

— Ой, извините, пожалуйста, — Тедди пустила в ход все свое очарование. — Но стюард так и не пришел, что же мне было делать?

— Господин Скурос не допускает визитов на яхту в свое отсутствие и не терпит любопытных. Сейчас вы пройдете ко мне в кабинет. Я буду задавать вопросы и потребую прямых ответов. Возможно, нам придется задержать вас на борту до прибытия господина Скуроса из Нью-Йорка.

Тедди охватила паника. Неужели она попала в плен? Похоже, что так.

— Нет! — воскликнула она. — Вы этого не сделаете! Полиция знает, где меня искать, если я через полчаса не вернусь в замок.

Когда Тедди ступила на борт катера, у нее подкашивались ноги. Опасная авантюра оказалась небезуспешной. У нее в кармане лежали трофеи — проволока и клочок бумаги.

— От чего оторвана эта бумажка? — спросила она у Фредерика Ламарше, который согласился встретиться с ней вечером в баре небольшого отеля у самой эспланады.

Детектив внимательно изучил обрывок и поднял глаза на Тедди.

— Похоже, это фрагмент обертки пластиковой бомбы, какими пользуются террористы.

Тедди побледнела.

— А проволока?

— Как знать? Возможно, от бомбы, а возможно, и от какой-то корабельной снасти. Однако клочок бумаги кажется мне более перспективной находкой. Попытаюсь выяснить, каким путем он попал на яхту и под чьим именем заключалась сделка. — Лицо детектива стало строгим. — Мадемуазель, вы проникли на яхту и сумели выбраться. На этот раз вам повезло, но постарайтесь больше не испытывать судьбу.

Принц Жак остановился в отеле «Плаза де Майо», в самом центре Буэнос-Айреса, поблизости от правительственных зданий.

Телефонная линия работала из рук вон плохо. Жак почти кричал, прижимая трубку к уху:

— Тедди? Это ты?

— Да… Никос Скурос… на борту его яхты…

— Постой, ничего не слышно. Давай я перезвоню.

— …пластиковые бомбы.

Действительно она произнесла эти слова или ему послышалось? Жак положил трубку, потом набрал номер коммутатора в замке и попросил вновь соединить его с Тедди.

Она рассказала ему, что произошло на борту «Олимпии».

— Тедди, — простонал Жак, — это же безумие! Обещай больше ничего не предпринимать — слышишь, ничего! — до моего возвращения.

— Но разгадка уже совсем близко, Жак, я это чувствую. Теперь надо поговорить с самим Скуросом. Я спрошу его…

— Не смей! — закричал Жак.

В трубке слышалось только потрескивание. Он понял, что Тедди обиделась.

— Ради всего святого, Тедди, — продолжал Жак, взяв себя в руки, — пойми, даже если ты докажешь, что на яхте были взрывчатые вещества, это будет невозможно связать с гибелью твоего отца. Мне понятно твое нетерпение, но не спеши обвинять кого-то одного, особенно если дело касается близкого друга моей семьи. Этих сведений недостаточно. Через несколько дней я вернусь, и мы все обсудим.

Жак чувствовал, что Тедди совершенно подавлена.

— Ладно, — глухо ответила она.

— Тедди, — умолял Жак, — не сердись, прошу тебя. Ты действовала бесстрашно. Я горжусь тобой, ты смелая.

— Это не имеет никакого значения. Мне нужно установить истину.

— Мы все выясним, поверь мне. Я не стану здесь задерживаться. Остерегайся Никки Скуроса. Тедди… я боюсь за тебя.

Над пыльной тренировочной трассой в Сан-Исидро стоял оживленный гвалт; в воздухе плыл запах шашлыков. Из трейлеров и фургонов, сплошными рядами припаркованных возле боксов, торговали всевозможными напитками и закусками, от кока-колы до деликатесов аргентинской кухни.

Принц Жак, в новом красном комбинезоне с эмблемой фирмы Скуроса, шагал по автодрому, с трудом сдерживая злость. При транспортировке морем его машина получила повреждения; пришлось вызывать заводского механика для устранения неисправностей.

Жак с завистью смотрел на автомобили соперников, проносившиеся мимо. Ему не терпелось выйти на трассу, но на ремонт требовалось не менее суток. Разговор с Тедди тоже не прошел для него бесследно. Никки Скурос. Этот ловкач едва ли пошел бы на грязное дело, но у него столько приспешников…

Рядом притормозил другой «феррари» из команды Скуроса. За рулем сидел Поль Бельмондо, сын знаменитого киноактера. Жак направился прямо к нему:

— Дай пройти пару кругов, хочу размяться, — попросил он.

Бельмондо кивнул. Все гонщики Скуроса проявляли доброжелательность к Жаку — его участие обеспечивало команде дополнительную рекламу.

Через несколько минут Жака, успевшего надеть шлем и перчатки, уже пристегивали ремнями. Выехав на трассу, он сделал несколько кругов, затем обошел «Ямаху В-12» Стефано Модены и «Макларен-хонду» Герхарда Бергера. Спидометр показывал 110, 120, а потом и все 130 миль в час. Сжимая руль, Жак отдался пьянящему чувству скорости.

Вот что такое жизнь — настоящая, полная жизнь!

Слева появился красно-белый «макларен». Его пилот нахально теснил машину Жака, почти прижимаясь к крылу «феррари». Когда этот наглец успел выйти на трассу? Почему его до сих пор не было видно?

Нажав на акселератор, Жак рванулся вперед.

Послышался скрежет металла по металлу. Его «феррари» потерял управление и на полной скорости врезался в заграждение из мешков с песком.

От сильнейшего удара автомобиль перелетел через барьер, дважды подпрыгнул и завалился на бок. Это было последнее, что помнил Жак.

Потом он услышал крики: кто-то звал его по имени. В ноздри ударил отвратительный, нестерпимый запах. Жак дернул головой.

Открыв глаза, он увидел, что лежит в грязи на автодроме. Вокруг толпились Бельмондо, Бергер и с десяток механиков. Над Жаком склонился врач, который совал ему под нос тампон с нашатырным спиртом.

— Что за мерзость? — грубовато сказал Жак, отталкивая руку врача.

— Ваше высочество, не делайте резких движений. У вас сотрясение мозга. Вы были без сознания.

— Я в порядке, — отрезал Жак, борясь с тошнотой и головокружением.

Ему удалось подняться. Он с трудом доковылял до трибуны и рухнул на жесткое деревянное сиденье. То, что он увидел, не поддавалось описанию. Машина, в которой он только что мчался по трассе, превратилась в груду искореженного металла, над которой клубился черный дым. Жак понял, что его вытащили из машины за мгновение до взрыва. У него перед глазами возникли несчастные обожженные дети, которых он видел в ожоговом центре. Закрыв лицо руками, он разрыдался.

Прошло лето. Тедди так и не удалось узнать ничего нового о гибели отца.

Она вернулась в Штаты для участия в «US Open», но теперь мир выглядел для нее не таким, как прежде. Она снова и снова прокручивала в памяти редкие встречи с Жаком, вспоминая каждый жест, каждое прикосновение. Жак сказал, что боится за нее. Это кое-что значит! Может быть, он собирался сделать ей предложение? Или просто хотел возобновить их роман? Она терзалась сомнениями, ожидая его звонка, оставляла для него записки на гостиничном коммутаторе и без конца напоминала портье, что поступившие на ее имя сообщения должны быть переданы ей немедленно.

Наконец Жак позвонил из Бразилии. Спросил, чем она занимается, и услышал в ответ, что она тренируется на корте, посещает бассейн и ходит за покупками. Никаких развлечений.

— Это хорошо, — сказал он.

В разговоре наступила неловкая пауза. Они хотели многое сказать друг другу, но не знали, как начать. Чтобы только прервать молчание, Тедди спросила о погоде.

— Прохладно, но солнечно. Небо синее.

Между делом Жак сообщил ей, что получил легкую травму.

— Ничего страшного. Я бы о ней и не вспомнил, если бы газетчики угомонились.

Жак пожелал ей успеха и сказал, что ему пора идти. Он с приятелями собирался поужинать в ресторане, а потом заглянуть в дискоклуб.

— Буду думать о тебе и молиться, чтобы Бог послал тебе удачу, — пообещала Тедди, размышляя про себя, с какими девушками будут веселиться гонщики.

— Я тоже буду о тебе думать.

Из трубки донеслись чужие голоса, и Жак торопливо распрощался, сказав, что позвонит через три дня, когда выиграет гонки — если, конечно, к этому времени починят двигатель.

В ту ночь Тедди долго лежала без сна.

Она с легкостью преодолела четвертьфинал, а потом и полуфинал. Но почему-то после этого ее охватила невыразимая печаль.

Отец, — мысленно говорила она, — я выиграла. Но без тебя это совсем не то.

Приняв душ, Тедди сидела у себя в номере и сушила волосы ручным феном.

Людей, к которым она испытывала искреннюю привязанность, можно было пересчитать по пальцам. В спортивном мире ее окружали сотни знакомых, но близкой подругой стала только Джамайка.

Ей вдруг захотелось услышать голос Жака. Можно было просто снять трубку и набрать номер… но Тедди отказалась от этой мысли, чтобы не уподобляться толпам назойливых поклонниц.

Оставалась только Джамайка, которая сейчас училась в Мичиганском университете, на первом курсе юридического факультета. Тедди отыскала записную книжку и набрала номер квартиры в Энн-Арбор, которую Джамайка снимала вскладчину с двумя однокурсницами.

— Тедди! — радостно закричала Джамайка в трубку. — Как прошли полуфиналы? Что слышно из Косты? Удалось что-нибудь узнать? Как ты поживаешь? Ты ведь теперь совсем одна… Господи, я так рада тебя слышать, у меня даже мысли путаются!

— У меня все в порядке, Джейми. К сожалению, ничего существенного узнать не удалось.

Тедди в общих чертах рассказала подруге, как провела время в Коста-дель-Мар. О гибели Омара Фаида она умолчала.

— Ты жила в замке? — Джамайка потеряла дар речи.

— Да, конечно… Вообще-то я хотела тебе рассказать кое-что интересное.

— Например?

— Например: я, кажется, влюбилась.

— Да-а-а? В кого же?

Тедди коротко рассмеялась:

— Ты не поверишь.

— Тедди, неужели это тот, о ком я подумала? Не хочешь ли ты сказать, что это он? Принц Жак?

— Никому не говори, Джейми. Ни одной живой душе. Он еще не знает, что я его люблю. Для меня самой это неожиданность. Сейчас он в Южной Америке. Представляешь, я все эти годы о нем думала. Он говорит, что тоже не забывал меня.

— Тедди, — предостерегающе сказала Джамайка, — Тедди, ты витаешь в облаках.

— Понимаю, в это трудно поверить, но клянусь тебе, он ясно показал, что я ему небезразлична. Джамайка, если бы ты знала, какой он красивый! Кажется, мне наконец-то повезло.

— Послушай себя со стороны, — назидательно изрекла Джамайка. — Что он тебе ясно показал? Может, он сделал тебе предложение руки и сердца?

— Пока нет…

— Тедди, все мы читали в журналах, какой образ жизни ведет принц Жак. Вокруг него вьются десятки женщин — манекенщицы, герцогини, эта англичанка — как там ее? Всех их нужно занимать разговорами. Думаю, он каждой ясно показывает, что она ему не безразлична.

Тедди обиделась и замолчала. Джамайка продолжала:

— Извини, что испортила тебе настроение, но надо смотреть на вещи трезво. Пусть даже принц Жак писаный красавец, но он живет в урагане страстей. С какой стати он вдруг должен остепениться? И вообще, как ты представляешь ваши дальнейшие встречи? Он мотается по всему свету, участвуя в гонках, а потом сидит у себя в замке; ты летаешь с турнира на турнир, тебе даже дух перевести некогда.

Сжимая трубку, Тедди боролась с нарастающим раздражением. Джамайка действительно испортила ей настроение.

— Алло, Тедди, ты на меня не сердишься? — спохватилась Джамайка.

— Нет, что ты.

— Я хотела как лучше. Слушай, приезжай как-нибудь на выходные ко мне в Энн-Арбор. В Мичигане такие мужики — закачаешься! Студенты, аспиранты, доктора наук — у меня полно знакомых.

— Как-нибудь приеду, — неохотно согласилась Тедди и сменила тему.

Она рассказала Джамайке, как проходили матчи «US Open» и как поживают их общие знакомые.

Потом Тедди поужинала у себя в номере, уставившись в телевизор, и совсем расстроилась. Джамайка убеждала ее, что у Жака сотни подруг, каждой из которых он признается в «серьезных» чувствах. Ей невольно вспомнилось, как Жак добился от нее, чего хотел, и сразу бросил. Не исключено, что он поступит точно так же и в этот раз. Вполне возможно…

На следующий день в половине десятого Тедди вышла из здания Национального теннисного центра, направляясь к открытым кортам. Там ее ждал спарринг-партнер Мануэль Муньос.

Утро выдалось теплым и почти безоблачным. В голубой вышине белели дорожки от самолетов — неподалеку находился аэропорт Ла-Гуардиа. Воздух вибрировал от резкого стука теннисных мячей и пронзительных выкриков.

— Тебе посылка, Тедди, — сказал Мануэль, вручая ей пакет размером с обувную коробку. — Была оставлена на твое имя у портье.

— Наверно, доставили новые кроссовки, — предположила Тедди.

Мануэль пожал плечами. Они положили сверток на траву у входа на корт.

Через два часа Тедди позволила себе передышку. С нее градом лил пот, мышцы приятно ныли. Мануэль работал как заведенный.

Выходя с площадки, Тедди захватила пакет.

По дороге к раздевалкам им на глаза попалась тележка торговца прохладительными напитками.

— Постой минутку, я куплю нам с тобой по «дайет-пепси», — сказала Тедди. — Да и пачка печенья не помешает.

Они направились к столикам под яркими тентами, как раз напротив того корта, где тренировалась Габриэла Сабатини. Сегодня вечером Тедди предстояло встретиться с ней в финале; она хотела еще раз понаблюдать за соперницей.

Устроившись под ярко-красным тентом, Мануэль взял из рук Тедди посылку и потряс, приложив к уху.

— Кроссовками тут и не пахнет, — объявил он. — Наверно, подарок от неизвестного поклонника.

— Ха-ха! Раз ты такой специалист — открывай! — сказала Тедди, снимая целлофановую обертку с пачки печенья.

Мануэль поставил коробку к себе на колени, чтобы размотать пластиковую ленту.

— Странно, — сказал он. — По-моему…

Из коробки вырвался ослепительный огненный столб. Взрыв швырнул Тедди на землю.

— Мануэль! Мануэль!

Тедди захлебывалась слезами. Она порывалась подбежать к окровавленным останкам, которые кто-то уже успел накрыть одеялом, но ее удержали.

У нее застучали зубы. Колени подогнулись.

Пакет был адресован ей.

— У нее нервный шок, — сказал кто-то из толпы. — Принесите одеяло.

Тедди осторожно усадили на траву. Она знала Мануэля восемь лет. Он ездил с ней на все соревнования. В прошлом году он женился. Тедди тупо качала головой, не в силах осознать всего, что произошло. К ней бежали репортеры, на ходу щелкая затворами фотокамер.

— Тедди! Тедди! — кричали со всех сторон. — Ты не пострадала? Как ты думаешь, кому понадобилось…

Она молча смотрела перед собой.

Пакет был адресован ей. Мануэль погиб вместо нее.

— Назад, все назад, кому сказано! Ну, пеняйте на себя, шакалы чертовы! — раздался грубый, властный голос.

Репортеры бросились врассыпную. Тедди с трудом подняла голову и увидела рядом с собой мужчину в дешевых синих брюках и бесформенном клетчатом пиджаке, с кобурой и парой наручников у пояса. На кармане выцветшей рубашки поблескивал золотой жетон.

— Лейтенант Пирсэнт, полицейское управление Нью-Йорка, — представился он. — А это мой напарник, лейтенант Марчетто. Пройдемте в здание клуба, нам необходимо побеседовать.

Тедди провели в тесный кабинет, увешанный графиками предстоящих соревнований.

— Расскажите нам, что здесь произошло, мисс Уорнер, — сказал Пирсэнт. — Все по порядку, пожалуйста.

Озноб бил ее еще сильнее. Наверняка это случилось из-за того, что она обманным путем проникла на «Олимпию». Тедди не могла взять себя в руки.

— Мануэль принес на тренировку пакет. Он сказал, что получил его у портье. Пакет был оставлен на мое имя… Зачем я позволила ему вскрыть?.. Я разворачивала печенье… — сбивчиво говорила Тедди, смахивая слезы.

— Мисс Уорнер, подумайте, прежде чем ответить: кто мог желать вашей смерти?

Тедди застыла. Яхта. Пассажирский помощник, который не спускал с нее глаз и в открытую угрожал ей. Вряд ли он знал о ее находках. До поры до времени Тедди не собиралась рассказывать об этом никому, даже полицейским детективам.

— Не знаю… я не уверена, — жалобно простонала она; от ужаса ее затошнило. — Я не первая. Омар Фаид точно так же…

— Фаид? — быстро переспросил Пирсэнт.

— Мы вместе гостили на яхте у Никоса Скуроса. Но это еще ничего не значит. Не знаю, кому понадобилось меня убивать, я всего лишь спортсменка.

Допрос длился два часа. Детективы задавали одни и те же вопросы, каждый раз формулируя их по-другому. За окнами слышался ропот толпы: журналисты не расходились.

— Что мне им сказать? — спросила Тедди.

Пирсэнт был мрачнее тучи.

— Полагаю, вам сейчас придется дать пресс-конференцию. Отвечайте на вопросы коротко и уклончиво, мисс Уорнер. Никаких имен, никаких гипотез — говорите, как вам жалко Мануэля, вот и все.

Тедди последовала его указаниям. Через десять минут Пирсэнт выступил вперед:

— Все, пресс-конференция окончена. Не видите, девушка устала! Да и вам пора строчить свои бредни, идите, оболванивайте публику.

— Тедди, вам не страшно? — уходя, спросила какая-то женщина.

Тедди уничтожила ее взглядом:

— Вы так ничего и не поняли?

Взяв Тедди за локоть, Пирсэнт повел ее обратно в кабинет.

— Итак, мисс Уорнер, — сказал он, — не притрагивайтесь ни к каким пакетам или конвертам. Сейчас же смените отель. Сообщите мне, где вы остановитесь, и я пришлю саперов, чтобы они обыскали ваш номер. До окончания турнира мы приставим к вам круглосуточную охрану, а потом советую нанять телохранителей.

Тедди покорно позволила полицейским сопровождать ее в отель, выписала чек за проживание и перебралась в другую гостиницу. Организаторы турнира не сочли нужным перенести финальный матч. Вечером Тедди должна была играть с Сабатини или отказаться от борьбы.

Когда ее номер был тщательно проверен саперами, Тедди осталась одна. Она разделась и только теперь с ужасом заметила, что ее блузка и шорты забрызганы кровью Мануэля. К горлу подступил спазм. Она еле успела добежать до ванной.

В конце концов она заставила себя подойти к телефону и позвонить жене Мануэля, Кэти Муньос. Полиция уже известила ее о гибели мужа. Кэти не могла говорить, ее душили рыдания.

— Я сделаю для тебя, что смогу, — пообещала Тедди, с трудом произнося слова. — Сегодня же позвоню своему агенту, Рассу Остранду, и мы учредим фонд памяти Мануэля. Он это заслужил.

Она повесила трубку, несколько раз глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться, и позвонила Жаку в Бразилию. Но когда на другом конце провода раздался его голос, выдержка снова ей изменила:

— Жак, произошла ужасная трагедия! Убит Мануэль, мой спарринг-партнер, но бомба предназначалась мне!

— Я знаю. По телевидению уже показали репортаж. Я сразу бросился тебе звонить, но в отеле ответили, что ты выехала.

Тедди рассказала Жаку обо всем, что случилось в этот день. Он не скрывал своего ужаса.

— Mon Dieu[12], Тедди, — повторял Жак, — дело зашло слишком далеко. Кому это понадобилось, как ты думаешь?

Тедди умолкла в нерешительности.

— Я немедленно вылетаю, чтобы быть с тобой, — воскликнул Жак.

— Ни в коем случае, — слабо возразила Тедди. — А как же гонки?

— К началу заездов успею вернуться. Тедди, — у Жака дрогнул голос, — я боюсь за тебя.

В финале Тедди проиграла. Она не смогла оправиться после трагедии с Мануэлем. Сабатини была в прекрасной форме. Ее мощные удары приносили ей очко за очком. Но когда Тедди уходила с корта, зрители поднялись со своих мест и принялись скандировать ее имя. Все знали, что утром она заглянула в лицо смерти. Сабатини обняла ее за плечи.

У входа в раздевалку Тедди попала в кольцо репортеров. Со всех сторон к ней тянулись микрофоны.

— Мануэль был прекрасным теннисистом, — сказала она. — Он оставался моим надежным другом на протяжении восьми лет. Сейчас мой поверенный в делах занимается созданием фонда Мануэля Муньоса. Я сделаю все возможное, чтобы помочь его семье. Полиция Нью-Йорка ведет расследование.

— Тедди! Тедди! Кто теперь будет вашим спарринг-партнером? Кто возьмет на себя обязанности вашего тренера?

— Пока не могу точно сказать, — ответила Тедди, стараясь говорить ровно.

— Тедди, мы тебя любим! — выкрикнул чей-то голос.

— Мы с тобой!

У нее потекли слезы.

Прямо с самолета Жак помчался к Тедди в отель, хотя было только пять часов утра.

— Жак… Жак… — она бросилась ему на шею.

Его лицо и руки покрывал глубокий загар.

— Тедди. — Жак, казалось, волновался не меньше, чем она. — В самолете все время крутили новости. Я несколько раз просмотрел эту кошмарную видеозапись.

Они долго стояли обнявшись.

— Не могу поверить, — хрипло прошептал Жак. — Ты цела и невредима, Тедди. Слава Богу. Ты не представляешь, что я пережил.

Он крепче прижал ее к себе. Они опустились на кровать.

— Хочу просто чувствовать, что ты со мной, — вырвалось у него. — Больше мне ничего не нужно.

Жак нежно гладил ее по голове, время от времени вытирая с ее лица слезы.

— Если бы ты погибла, я бы тоже не стал жить, — шепнул он.

— Мне так тебя не хватало, — сквозь рыдания проговорила Тедди.

— Я тоже не находил себе места.

— А Джамайка говорит, что я все выдумала.

— Тедди, родная, никому не верь. Ты ничего не выдумала. Вот я, рядом с тобой, живой, настоящий.

Жак сорвал с себя одежду; Тедди всем своим существом устремилась ему навстречу, осязая упругую плотность его мышц. Сейчас в целом мире остались только они двое. Их тела двигались в такт. Волны наслаждения захлестнули их почти одновременно.

— Боже мой, ведь я мог тебя потерять, — сказал Жак, уткнувшись ей в плечо. — В Аргентине… Тедди, я никому не рассказывал… машина, на которой я выехал на трассу, потерпела аварию. Это был шок. Мне всегда казалось, что со мной такого не может быть. Я чудом не сгорел заживо. Потом я уговорил товарищей по команде и наших соперников держать язык за зубами, но боюсь, что эта история все-таки просочится в газеты.

— О Жак, — выдавила Тедди.

— Раньше я считал, что гонки — моя судьба. Теперь у меня не осталось такой уверенности. Может быть, надо попробовать себя в другом деле.

Тедди понимала, как трудно далось ему это признание.

В предрассветных сумерках она испытала незнакомое ощущение надежности и покоя. Предчувствие не обмануло: Жак полюбил ее, пусть даже он сам себе в этом еще не признался.

Любовь пришла к ним обоим. Что же дальше?

Жак держал в объятиях задремавшую Тедди. Прислушиваясь к ее ровному дыханию, он не мог отделаться от страшных мыслей.

Выходит, Никки Скурос — убийца? Неужели он нанял киллера? С него станется. А может быть, убийства организовал совсем другой человек? Кто станет следующей жертвой? Кому выгодно затянуть петлю вокруг княжеской семьи? Загнать Генриха в угол? Вынудить его ослабить государственную политику? Или даже отречься от престола? Но в чью пользу? Остается предположить одно…

— Жак, не могу поверить, что ты здесь, — сквозь сон шепнула Тедди.

Он улыбнулся и осторожно поцеловал ее. Было уже десять часов.

Тедди натянула трикотажный джемпер и расчесала волосы. В утреннем свете ее загорелая кожа излучала золотистый блеск.

— Сегодня ты отдохнешь в отеле, — распорядился Жак, — а я пойду в полицию, мне надо кое-что выяснить.

— Без меня ты никуда не пойдешь, — сказала Тедди, продолжая одеваться. — Это Америка, Жак. Здесь женщины не прячутся за мужскую спину.

В полиции их встретили более чем сдержанно, но Жак связался с госдепартаментом в Вашингтоне и, используя дипломатические каналы, добился своего. Им даже разрешили взглянуть на фотографии разрушенного взрывом гаража Омара Фаида. Тедди содрогнулась при виде этих снимков.

— Муньос тоже погиб от взрыва пластиковой бомбы, ваше высочество, — сказал лейтенант Пирсэнт, переводя взгляд с Жака на Тедди и обратно. — В обоих случаях поработали профессионалы — они действовали наверняка.

— Понимаю.

— Как вы считаете, кому было бы выгодно убрать их обоих — сперва Фаида, а затем Тедди Уорнер?

— Не имею представления.

— Вот хреновина… Ох, прошу прощения, ваше высочество, и у вас тоже, мисс. — По долгу службы полицейский детектив прежде общался с людьми совершенно иного склада. — Но должна же быть причина. Как я понимаю, судьба свела их на этой чертовой посудине, на яхте «Олимпия», так?

— Выходит, что так.

— Мне нужно допросить Скуроса.

— Могу дать вам номер телефона, по которому вы сможете с ним связаться. Впрочем, не думаю, чтобы он пошел вам навстречу — ведь он не американский подданный, — усомнился Жак.

— А «Интерпол» на что?

Жак попросил разрешения позвонить. Пирсэнт жестом указал на пустой кабинет, где стоял телефонный аппарат. Через пару минут Жак уже разговаривал с князем Генрихом.

— Отец, у меня дурные вести. Мне необходимо с тобой поговорить. Кто-то пытался убить Тедди Уорнер.

— Sacristi[13]! — вскричал Генрих. — Боже милостивый!

— Как ты себя чувствуешь? — встревожился Жак, слыша, что отец закашлялся. — У тебя хватит сил выслушать эти известия?

— Да, да, не сомневайся.

Жак рассказал отцу всю правду.

— Так или иначе концы сходятся к Никки Скуросу, — подытожил он. — У меня не осталось никаких сомнений. И Тедди, и Омар были на его яхте. Хьюстон Уорнер — тоже. Пойми, на борту произошло нечто такое, что касалось всех троих. Как по-твоему, что это могло быть?

Князь Генрих долго молчал. Жак даже подумал, что связь прервалась.

— Жак, — с трудом произнес князь после тягостной паузы. — Это настоящая трагедия.

— Еще бы! Тедди чудом осталась в живых. Трое погибли. Отец, тебе что-нибудь известно?

— Не могу с уверенностью сказать.

— Важны любые сведения, — умолял Жак, — даже самые незначительные. Что объединяло этих людей? Случайности быть не могло.

Генрих прочистил горло.

— В тот вечер я, вопреки обыкновению, позволил себе выпить вина, — сказал он. — Едва ли смогу воспроизвести все в деталях. Я был крайне огорчен… Разговор зашел о государственных делах, о том, что в недрах монархии зреет предательство. Имен я не называл. Ну, может быть, за исключением одного или двух. Я подозревал, что некто берет взятки за незаконную продажу недвижимости и создание оффшорных корпораций, но доказательств у меня не было.

Жак нетерпеливо покачал головой:

— Ну, хорошо, ты назвал какое-то имя. Что за этим последовало?

— Я сидел за карточным столом напротив Хьюстона Уорнера — он был моим партнером; мы играли против Фаида и Никки Скуроса. Кстати, все пили вино. Но Тедди Уорнер поблизости не было. Возможно, она один раз прошла мимо. Но теперь я ни в чем не уверен.

Жаку показалось, что на него давит невыносимая тяжесть.

— Отец, я давно подозревал Никки Скуроса. Но почему ты никогда не рассказывал мне про этого министра?

— Потому что за государство пока еще отвечаю я, а не ты, — ответил Генрих. — Мы идем с этим человеком бок о бок вот уже четверть века. Я не имею права погубить его одним неосторожным словом.

— Это Анатоль Бретон? — Голос Жака зазвенел.

— Он мой друг, — сказал Генрих.

— Он твой враг! Он предатель! — взорвался Жак. — Отец, я решил пропустить завтрашний этап. Дело слишком серьезное. Сегодня же вылечу домой и займусь им вплотную. Ты проявил излишнюю снисходительность; теперь нашей стране грозит опасность. — В его тоне звучало осуждение.

— Я люблю Косту, — медленно произнес Генрих. — Я готов отдать за нее жизнь.

— Ты не одинок, — сказал Жак.

Защелкали вспышки фотокамер. Все головы повернулись ко входу. В дверях банкетного зала появились обе принцессы: Кристина в открытом платье из красного шифона и Габи в желтом вечернем костюме, с причудливым золотым ожерельем на шее.

Издательский банкет был устроен в ресторане «Ле Шантильи». Здесь присутствовали видные литераторы и самые авторитетные редакторы издательства «Даблдей». В числе приглашенных был и Кенни Лейн со своими неразлучными друзьями: Сидом и Мерседес Басс и Альфредом Таубменом с супругой.

Организатором банкета выступила Бетти Прэшкер, главный редактор издательства «Краун». Ей принадлежала идея заключить договор с Габриеллой на публикацию книги о секретах ювелирного мастерства. Рассекая толпу, Бетти величаво плыла к дверям, чтобы встретить принцесс. Она участливо осведомилась о здоровье князя Генриха, с которым была лично знакома.

Они заговорили о кошмарном случае с Тедди Уорнер, потом об издательских делах. Кристина извинилась и отошла в сторону. Тедди заранее позвонила ей и предупредила, что не приедет на этот банкет. Кристина огорчилась; она и так пребывала в самом мрачном настроении. Пузырьки шампанского покалывали горло. Она взяла второй бокал, и жизнь показалась ей чуть более сносной.

Брет Томпсон. Эта рана еще не зажила. Как он мог? Наглый лжец, отъявленный негодяй. Кристина знала, что не сможет его простить. Хоть бы он подавился своими гамбургерами. Хоть бы эта бесстыжая бабенка обобрала его до нитки. А Скурос? Тоже хорош! Как он посмел вмешиваться в ее дела?

Кристина со скучающим видом переходила от одной оживленной группы к другой и в конце концов опять оказалась рядом с Габи. Сестра хотела познакомить ее с другом Клиффа, известным хирургом из Далласа.

— Техасец? В ковбойской шляпе? Такие не в моем вкусе, — передернула плечами Кристина. — И вообще надо вначале навести справки о его прошлом. Кто был женат более одного раза, тот мне не подходит.

— Вот я, например, был женат только один раз. Рассмотрите, пожалуйста, мою кандидатуру, — раздался сзади приятный мужской голос.

Кристина вздрогнула и обернулась; она узнала Уилла Кэмдена, совладельца агентства «Криэйтив Артистс». Когда-то они уже встречались.

— Почему вы решили, что для вас имеется вакантная должность? — язвительно спросила она.

Уилл предпочел не замечать ее сарказма. Он внимательно посмотрел на нее приветливыми серыми глазами и предложил:

— Принцесса Кристина, не согласитесь ли присоединиться ко мне? Давайте присядем в нише у окна, там не так шумно. Я принесу нам с вами по бокалу шампанского.

У Кристины не было никакого желания флиртовать. Она воспользовалась его предложением только для того, чтобы под благовидным предлогом избавиться от общества сестры.

После обмена банальностями разговор зашел о Брете Томпсоне. Кристина поболтала шампанское в бокале, сосредоточенно глядя на поднимающиеся пузырьки, а потом сделала один большой глоток.

— Разве вы не знаете? Мы с Бретом расстались. По обоюдному согласию.

Уилл ничего не ответил. Прочтя в его взгляде неподдельное сочувствие, Кристина выложила ему все начистоту Она поймала себя на том, что Уилл стал первым человеком, которому она смогла поведать историю своего неудачного романа. Ей сразу стало легче.

— Представляете? — с горечью спросила она.

Уилл кивнул:

— К счастью, вам вовремя открыли правду.

— Да, но подозреваю, что отнюдь не бескорыстно. — Кристина смотрела на свой бокал. — Все равно я не выйду замуж за Никки. Не хочу больше связывать свою судьбу с другим человеком. Иногда мне хочется… сама не знаю, чего мне хочется.

Уилл ответил не сразу.

— Кристина, прошу вас, поймите меня правильно. Мне сорок два года; в моей жизни, как у всех, есть свои сложности, но я, по крайней мере, научился открыто выражать свои чувства — настолько, насколько мужчина может себе это позволить.

Кристина недоверчиво подняла на него глаза и встретила все тот же внимательный, сочувственный взгляд. Кэмден продолжал:

— Я хочу, чтобы мы были друзьями, Кристина. Пока не говорю о большем. Как только вы пожелаете, наши отношения прекратятся. Но меня привлекает ваш характер, и мне бы очень хотелось узнать вас поближе.

— Чтобы мы были друзьями? — переспросила она. — У меня никогда не было друзей среди мужчин. Сомневаюсь, что это возможно.

Габриелла и Кенни Лейн воспользовались этой встречей, чтобы поговорить о делах.

— В преддверии вашего бракосочетания мы должны поразить весь свет, — убеждал ювелир. — Надо создать романтическую серию: к примеру, украшения для подвенечного наряда. Кроме того, моя интуиция подсказывает, что пришло время начать выпуск именных духов. Я прощупал почву в Париже и нашел специалиста из фирмы «Ланком», который берется разработать для нас самый изысканный аромат, цветочный и вместе с тем слегка терпкий.

Габи пришла в восторг:

— Назовем их «Принцесса Габриелла».

— Или просто «Габи». Это коротко, броско, романтично; такое название будет однозначно ассоциироваться с вами. Что вы на это скажете?

После обсуждения первоочередных шагов Габи со вздохом посмотрела на часы:

— К сожалению, мне пора возвращаться в отель, Кенни. Клифф будет звонить из Бостона.

— Тогда утром позавтракаем вместе и обсудим все остальное, — сказал Лейн.

Воспользовавшись пейджером, Габриелла подала сигнал телохранителю и шоферу. Ее воображение целиком захватили мысли о новых духах. Она уже размышляла над дизайном причудливого флакона…

Телохранитель Пьер сопровождал ее через вестибюль к выходу. У тротуара поджидал лимузин с включенным двигателем. Вдруг откуда-то выскочил незнакомый человек и бросился прямо к ней. Раздался приглушенный хлопок, и Пьер упал.

Габриелла истошно закричала. Нападавший схватил ее за локоть, чтобы втолкнуть в лимузин. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь понять, что с Пьером Тот, падая, успел перевернуться на бок и выхватил пистолет. Грянул выстрел, и нападавший неловко осел на землю. Лимузин сорвался с места и умчался прочь.

— Как вы сказали? Подверглась нападению террористов? — князь Генрих пытался нащупать в кармане нитроглицерин.

— Ваше высочество, принцесса Габриелла не пострадала, — успокаивал его пресс-атташе. — У нее лишь царапина на левой руке и нервное потрясение. Телохранитель ранен в плечо; его состояние стабилизировалось. А вот шофера так и не нашли. Возможно, его убили террористы.

— Кто организовал нападение? — Генрих принял таблетку, и боль в сердце мало-помалу утихла.

— Полиция Нью-Йорка считает, что это дело рук костанских экстремистов. Если бы не мужество телохранителя, могло бы быть гораздо хуже.

— Можете идти, — сказал князь Генрих. — В ближайшее время прошу меня ни с кем не соединять.

После ухода пресс-атташе князь Генрих вытер со лба капли пота.

Исчезновение Хьюстона Уорнера. Убийство Омара Фаида. Посылка с бомбой для Тедди Уорнер. Теперь настал черед его дочери.

Князь тяжело поднялся с кресла и медленными шагами направился к высокому стенному шкафу. Сняв с полки какую-то книгу, он дотронулся пальцем до небольшой выемки на деревянной поверхности.

Перед ним почти бесшумно открылась потайная дверь. Генрих ступил в хранилище без окон, обшитое листовой сталью, и щелкнул выключателем. На потолке загорелись ряды ламп.

Здесь в ящичках стеллажей хранились фамильные драгоценности династии Беллини: знаменитый «Йеменский алмаз» в пятьдесят карат, оправленный в платину, бриллиантовые тиары, ожерелья из бирманских рубинов и многое другое.

Генрих приблизился к самому дальнему стеллажу и извлек из верхнего ящичка какой-то предмет, завернутый в шелковую ткань.

Это была костанская корона. Генрих надевал ее при вступлении на престол; до этого так же поступали его отец, дед, прадед.

Старый князь развернул корону и благоговейно поднес ее к глазам.

Осталось недолго, — сказал он себе, опускаясь на единственный стул. — Теперь осталось совсем недолго.

Не прошло и десяти минут, как князь уже расхаживал по своему кабинету. Вызвав секретаря, он приказал ему обеспечить немедленное возвращение обеих принцесс. Жак был уже на пути в Коста-дель-Мар.

После утреннего обхода врачи постановили, что состояние Габи «не внушает опасений». У ее палаты неотлучно дежурили двое охранников, присланных по распоряжению госдепартамента.

Клиффа Фергюсона заставили предъявить водительские права и визитную карточку.

— Габи! Слава Богу, ты цела и невредима! Дорогая, когда мне сообщили, я сразу прыгнул в самолет и примчался к тебе.

На нем, как обычно, был деловой костюм безупречного покроя, а на ногах — неизменные ковбойские сапоги. В руках он держал огромную охапку алых роз, из-за которой его лица почти не было видно.

— Здравствуй, Клифф.

Габи села в постели. У нее было перебинтовано левое предплечье; голова слегка кружилась от успокоительного. Клифф опустил цветы на столик и подхватил ее на руки.

— Ох, Клифф. — У нее перехватило дыхание. — Не знаю, как я жила без тебя.

— Теперь я с тобой. Больше я тебя не оставлю. Я не мог поверить… Габи, эти люди так просто не отступятся. Они наверняка рассчитывали получить за тебя выкуп.

Габи широко раскрыла глаза:

— Выкуп?

— Ну конечно. Родная, они могли потребовать за тебя многие миллионы, причем это вовсе не означает, что они собирались оставить тебя в живых.

Габи еще никогда не видела Клиффа в таком состоянии. Он раскраснелся, глаза горели гневом.

— Они бы не посмели… — робко предположила она.

— Ты же знаешь, сколько в мире происходит похищений. Начав открыто путешествовать по свету, ты превратилась в легкую мишень.

— Но я не могла не пойти на этот прием.

— Понимаю. Но ты ведь не такая, как все остальные. Ты — принцесса. Люди видят в тебе не женщину из плоти и крови, а символ богатства и власти — а это многим ненавистно.

Габриелла покачала головой и почувствовала, как палата снова поплыла у нее перед глазами.

— Я хочу, чтобы мы обвенчались при первой же возможности, — продолжал Клифф. — Устроим свадебный ужин прямо на ранчо; я постараюсь как можно меньше времени проводить в разъездах. На «Джакаранде» ты будешь в безопасности. Найму для тебя дополнительную охрану, введу патрулирование на всей территории…

— Нет, — твердо сказала Габриелла.

— Как это «нет»? — удивился Клифф. — Габи, ты еще не совсем пришла в себя. Это не шутки. Пойми, тебе грозит опасность.

Габи села на больничной кровати.

— Я сама знаю, что это очень серьезно. Но ты-то, Клифф, отдаешь себе отчет в том, что говоришь? Не хочешь ли ты, чтобы я забросила свое дело? Не иначе как ты собираешься упрятать меня за колючую проволоку. Отец намеревался поступить со мной точно так же, только в Коста-дель-Мар, а не в Техасе.

— Ничего подобного, — запротестовал Клифф. — Продолжай заниматься любимым делом, сколько душе угодно. Ты добилась больших успехов, дорогая. У тебя талант, этого никто не станет отрицать. Мы построим для тебя мастерскую прямо возле дома. Я найму ювелиров, которые будут…

Габи не сводила с него встревоженного взгляда. Она уже не мыслила себя вне бизнеса: ей нравилось не только создавать новые украшения, но и ездить по разным городам и странам, встречаться с людьми, выступать по телевидению, присутствовать на показах мод, давать интервью для прессы. У нее появилось чувство независимости, уверенности в себе. Ей удалось наконец-то вырваться из Косты, а Клифф хочет связать ее по рукам и ногам.

— Нет, — твердо сказала она. — Я не собираюсь жить за изгородью «Джакаранды». Как тебе только пришло в голову мне такое предложить?

— Не говори глупостей…

— Это не глупости. Жизнь в таких условиях ничем не отличается от жизни за оградой замка. Та же самая тюрьма. Как ты не понимаешь?

— Жизнь у меня на ранчо — это, по-твоему, тюрьма? — Клифф не на шутку рассердился. — Мне оскорбительно такое слышать, Габриелла. — Он вскочил со стула и смотрел на нее сверху вниз. — Пожалуй, я пойду. Нам обоим надо немножко остыть. Обдумай то, что я тебе сказал.

— Мне нечего обдумывать. Я не собираюсь ломать свою жизнь из-за этого дурацкого происшествия. — Габи в сердцах сорвала с пальца кольцо и швырнула его на стол. — Забирай! Я не стану это носить!

— Оставь у себя, — побледнев, ответил Клифф. — Наденешь, когда успокоишься.

— Ни за что!

Клифф повернулся и вышел из палаты. Габи обессиленно опустилась на подушки и заплакала.

— Изумительные розы! — воскликнула принцесса Кристина.

— Прикажи их убрать. — Габи смотрела на сестру покрасневшими глазами.

— Это еще почему? — изумилась Кристина. — Габи, в чем дело? Почему ты плачешь?

— Все кончено, — воскликнула Габи. — Я думала, мы с Клиффом поженимся, но он… он заставляет меня поставить крест на всем, чего я добилась, — и все из-за этих проклятых террористов. Но я никогда на это не пойду.

Кристина рассмеялась.

— Не слушай его. Он потерял голову от страха за тебя. Ты сама знаешь: с отцом случается то же самое. Пережди самое трудное время — и все образуется. Если хочешь, чтобы мужчина тебя понимал, надо его воспитывать.

Габи широко раскрыла глаза:

— Вот как ты рассуждаешь, Кристина? Значит, я должна его воспитывать? Немудрено, что все твои любовные истории закончились крахом.

— Немудрено, что у тебя до сих пор вообще не было ни одной любовной истории, — в тон ей ответила Кристина, но вовремя опомнилась. — Ладно, хватит об этом. Прекрати бередить себе душу. Нельзя же разрывать помолвку только потому, что Клифф стремится тебя защитить. Любой на его месте предложил бы то же самое.

Габи упрямо нахмурилась:

— Я не сделаю ни шагу назад. С какой стати? Мне стоило огромных трудов добиться нынешнего положения. Я только-только почувствовала свою самостоятельность и ни за что не поступлюсь ею — даже ради Клиффа. Именно это я ему и сказала.

Зазвонил телефон. Габи устало протянула руку.

— Да?

Телефонистка сообщила, что с принцессой будет говорить князь Генрих.

Через несколько часов позвонил Клифф Фергюсон.

— Габи, как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Получше?

— Точно так же…..

После его ухода у Габриеллы все время текли слезы.

— Габи, я так тебя люблю, — в отчаянии сказал Клифф. — Ужасно, что мы поссорились. Но надеюсь, ты меня поймешь.

— Я тоже люблю тебя, — ответила она, — но жизнь на твоих условиях для меня неприемлема. Я не хочу ни от кого зависеть.

— Габи, моя любимая, — простонал он, — мне нужно только одно: чтобы ты была в безопасности.

— Мне тоже нужно только одно: жить своей собственной жизнью, — прошептала Габриелла и повесила трубку.

На следующее утро Габи отдала кольцо секретарше и приказала отослать его Клиффу, а затем переоделась в бежевый брючный костюм, который ей доставили из отеля.

Медсестра помогла ей сесть в кресло-каталку; в сопровождении четырех телохранителей они спустились на лифте в конференц-зал, где должна была состояться пресс-конференция. Габриелла содрогнулась, увидев огромное скопление газетчиков и телерепортеров.

Один из телохранителей остановил кресло перед микрофонами; Габи медленно поднялась и начала читать заранее составленное заявление для прессы.

— На меня было совершено нападение. По мнению полиции, его организовала международная террористическая группировка, — внятно произносила она. — В настоящее время нельзя с уверенностью сказать, какие цели преследовали нападавшие. Отныне я буду более тщательно планировать свои передвижения, но не позволю себя запугать. Я верю, что Господь оградит меня от зла.

Коротко ответив на три-четыре вопроса, Габи заметила перед собой журналиста со значком телеслужбы «Си-Эн-Эн».

— Ваше высочество! — настойчиво выкрикнул он.

— Слушаю вас.

— Ваше высочество, можете ли вы подтвердить слухи о разрыве вашей помолвки с Клиффом Фергюсоном?

Габриелла растерялась: она не ожидала подобного вопроса.

— Мои отношения с Клиффом Фергюсоном — это сугубо личное дело.

В зале поднялся невообразимый галдеж.

— И все-таки, ваше высочество, это правда или нет?

— Персонал клиники утверждает что разрыв был окончательным. Что вы на это скажете, ваше высочество?

Габи взяла себя в руки.

— Сейчас неуместно обсуждать мою личную жизнь.

— Но ведь вы отослали Фергюсону кольцо. Это так? Почтовые служащие подтверждают наши сведения, — пронзительно выкрикивала корреспондентка газеты «Нью-Йорк пост».

Побелев, как полотно, Габи едва удержалась на ногах.

— Пресс-конференция окончена.

Клифф Фергюсон вернулся в Техас на личном самолете. Разрыв с Габи был для него тяжелым ударом.

Упрямица. Подвергает свою жизнь опасности. Ради чего? В деньгах они не нуждаются. Славу она тоже вкусила полной мерой. Что за глупость? Что за безрассудство? Больше он ни о чем не мог думать.

Он въехал в ворота ранчо, миновал ручей, вдоль которого они с Габриеллой катались верхом, потом круглое озерцо, где они купались обнаженными, а потом занимались любовью на теплом песке. У конюшни Клифф притормозил. Здесь стояла Нимфа, любимая лошадь Габриеллы…

У него на глаза навернулись слезы.

Со стороны искусственного катка к нему бежала заплаканная Ребекка.

— Папа! Я смотрела новости — Габриеллу чуть не убили! Папа, а правду говорят, что она тебе отказала?

Клифф кивнул.

— Но почему? Почему? — Ребекка плакала в голос.

— Не знаю, доченька. Так уж получилось, — с трудом произнес он. — Пойдем-ка в дом. Ты обедала? Я попрошу миссис Хендерсон что-нибудь приготовить.

— Не хочу есть. Папа, я ничего не понимаю, — Ребекка обливалась слезами. — Почему она так поступила? Мы же ее любили. Я думала, она будет мне вместо мамы. Папа, не отпускай ее…

— Не горюй, малышка моя. — У Клиффа разрывалось сердце. — Я ее огорчил. Хотел оградить ее от опасности, а сделал только хуже. Она обиделась, что я хочу запереть ее в четырех стенах… Прямо не знаю…

— Так позвони ей! — закричала Ребекка. — Сейчас же! Она тебя простит, вот увидишь. Папа, — умоляла она, — если ты ее любишь и она тебя тоже, разве можно просто так разойтись в разные стороны? Так не бывает!

— Не знаю, что и сказать…

— Позвони ей немедленно! — Ребекка потащила его к телефону.

— Нет, — воспротивился Клифф. — Пойми, Бекки, это не просто ссора из-за пустяка. Габи — принцесса; она живет в другом мире. Монаршие особы вечно у всех на виду, над ними постоянно висит угроза — как над нашим президентом. Это значит, что я могу в одночасье потерять все, что мне дорого.

— Папа, ну пожалуйста! — захлебывалась слезами Ребекка.

Но Клифф молчал.

Самолет княжеской семьи нырнул в воздушную яму.

Тедди потуже затянула ремень безопасности. Ее то и дело бросало в жар, все тело сотрясал кашель. Она так и не оправилась после гибели Мануэля. Неудивительно, что после того страшного дня ее лихорадило.

Она решила прервать свои выступления и лететь с Жаком в Косту. Надо было довести дело до конца. Жак заверил, что в Порт-Луи она будет в полной безопасности. Сейчас позади них сидел грубовато-самоуверенный офицер полицейского департамента Нью-Йорка.

— Тедди, у меня такое чувство, что ты напряжена, как пружина, — заметил Жак.

— Так и есть. Я была на волосок от смерти. — У нее перехватило дыхание. — Жак, я хочу поговорить с Никосом Скуросом без посредников, чтобы видеть его лицо. Других доказательств мне не нужно.

Жак заговорил медленнее, чем обычно:

— Тедди, ты не понимаешь, с кем мы имеем дело. Никос Скурос — сама галантность. Все считают его добрейшим человеком, неспособным ни на какое зло. Никто не поверит, что за этой личиной прячется хладнокровный убийца.

— Ненавижу его! — Тедди сжала кулаки. — Он убил моего отца — чужими руками. Скорее всего, его приказ выполнил этот жуткий тип — пассажирский помощник.

— Наверно, ты права. — Жак помолчал. — Но нам потребуются доказательства, а раздобыть их будет невероятно трудно. Придется действовать с величайшей осторожностью.

— Понимаю.

— Кажется, — задумчиво произнес он, — у меня есть план.

Пилот притушил огни в салоне, и они попытались вздремнуть, однако принц Жак беспокойно ворочался, так и не найдя удобного положения.

Жак, Габи и Кристина — все они должны были безотлагательно прибыть в Косту, но принцессы, по настоянию брата, полетели на «Конкорде». Жак ничего толком не стал им объяснять: он не хотел, чтобы они все втроем оказались на борту одного самолета.

Сейчас он старался отогнать от себя эту мысль. Ему было предельно ясно, что означает приказ отца всем троим срочно вернуться домой. Жак покосился на Тедди. Она прислонилась головой к иллюминатору; на одном плече лежала золотистая коса. Ее веки слегка подрагивали во сне, отчего она показалась Жаку по-детски беззащитной.

Он полюбил ее.

Все его сомнения развеялись в тот самый миг, когда он услышал, что бомба предназначалась ей. Тогда он понял, что не сможет без нее жить. У него было множество женщин, кому-то из них даже удалось затронуть его чувства, но ни одну он не любил.

Тедди — американка, звезда тенниса, ее карьера в самом расцвете. Если она выйдет за него замуж, ей придется расстаться с большим спортом. Жак не сомневался, что из нее, как в свое время из его матери, княгини Лиссе, а также из голливудской кинозвезды Грейс Келли, вышедшей замуж за князя Монако Ренье, немедленно сотворят икону. Ее вознесут на пьедестал, окружат почестями, сделают символом костанской монархии. Как воспримет это Тедди, привыкшая идти своим путем? Смирится ли она с необходимостью всегда быть на виду, терпеть постоянное присутствие телохранителей, удовлетворять чужое любопытство?

Даже Жаку, воспитанному в замке, подчас приходилось нелегко. Имеет ли он право обрекать ее на такую жизнь, скованную ограничениями? А самое главное — любит ли она его?

— Я уже скучаю по Клиффу, — сказала Габи, глядя в иллюминатор «Конкорда».

У нее задрожали губы. Далеко внизу простиралась синева Атлантики.

— Через месяц ты о нем и не вспомнишь, — с напускным безразличием отозвалась Кристина, которая до сих пор не могла прийти в себя после истории с Бретом.

Габи покачала головой:

— Нет, ты ошибаешься. Ну почему, почему им понадобилось устраивать это проклятое похищение? Только из-за этого Клифф… то есть мы с ним… — она запнулась.

— Все забудется.

— Разве тебе легко было забыть Жан-Люка? А Брета Томпсона? Ты же собиралась за него замуж, а потом ни с того ни с сего запретила упоминать его имя.

Кристина поежилась. Она не рассказала ни одной живой душе, что Брет собирался стать двоеженцем. Об этом знал только Никки. И вот теперь еще Уилл Кэмден. Ее новый друг.

— Мужчины, — презрительно фыркнула она. — Их для меня больше не существует. Разве что Уилл Кэмден. И то это не любовь, а всего лишь дружеские отношения.

Стюард подал изысканные закуски и шампанское. Кристина в задумчивости пригубила игристый напиток.

— Как ты думаешь, почему отец срочно вызывает нас домой?

— Боюсь, ему стало хуже.

— Нет, — возразила Кристина, — нам бы сообщили. Здесь что-то другое. Не иначе как речь пойдет… о короне.

Габи тихо охнула. Сестры углубились в свои мысли.

— Мне нужно встать на ноги в Голливуде, — неуверенно произнесла Кристина. — Я откажусь.

— Думаю, тебе ничего и не предложат, — с излишней резкостью сказала Габи.

Тедди отвели те же самые апартаменты в Вандомском замке. Она поймала себя на том, что вошла сюда, словно в родной дом. Здесь, рядом с Жаком, она чувствовала себя в безопасности.

— Завтра поговорим с Бретоном, — известил ее Жак. — А сегодня отец просил меня и сестер явиться к нему для конфиденциальной беседы. Ты не обидишься?

— Что ты, конечно нет, — тихо сказала Тедди.

Втайне она даже обрадовалась, что сможет спокойно отдохнуть. У нее нестерпимо стучало в висках; однако она твердила себе, что сейчас не время болеть.

Нажав кнопку звонка, Тедди вызвала горничную и попросила распаковать чемоданы, а потом приготовить ванну. Улыбаясь про себя, она отметила, что неплохо иногда пожить по-королевски.

Готовясь к разговору с сыном и дочерьми, князь Генрих явственно почувствовал тяжесть прожитых лет. Ему исполнилось без малого три четверти века. Для его страны эти годы не были безоблачными.

Князь Генрих назначил беседу в своем любимом Большом кабинете, украшенном портретами его предков и тяжелыми фолиантами в сафьяновых переплетах.

Кристина нервно ерзала на стуле. Рядом с ней устроилась Габи. Жак остался стоять. Все ощущали серьезность момента.

Генрих обвел детей пристальным взглядом. У каждого из троих были свои недостатки, но в их жилах текла кровь Беллини. Кому, как не им, отвечать за судьбы княжества?

— Хорошо, что все вы смогли вовремя приехать, — начал старый князь. — Габриелла, — обратился он к старшей дочери, — ты была рядом со мной, проявляя преданность и доброту, с тех самых пор, как умерла ваша мать; благодаря твоим успехам в области прикладного искусства на Коста-дель-Мар обратились взоры всего мира.

— Спасибо, отец, — прошептала Габи.

— А ты, Кристина, дочь моего сердца, показала миру, что в княжеском семействе не иссякает актерский талант. Ты с достоинством перенесла неудачное замужество: значит, ты повзрослела. Это отрадно.

Глаза Кристины наполнились слезами.

— Ты, Жак — мой единственный сын. У меня на глазах ты превратился из бездумного сорванца в зрелого человека, не боящегося ответственности.

Побледнев, Жак с благодарностью кивнул.

Наступило молчание. Князь Генрих тщательно взвешивал каждое слово.

— Передо мной стоит сложная задача, — сказал он наконец с тяжелым вздохом. — Через полтора месяца я собираюсь отречься от престола.

Это известие, услышанное от самого князя, повергло в замешательство всех троих. Кристина, самая порывистая, подбежала к отцу и бросилась ему на шею.

— Нет! Не может быть! Как же мы без тебя? Ты… ты… папа, ты не болен?

Генрих прижал се к груди. По его лицу пробежала судорога.

— Врачи следят за моим здоровьем. Они говорят, что я проживу еще много лет, если не буду переутомляться. Но в это трудное время страну должен возглавить сильный и волевой человек. Слабеющему старцу не место на троне Коста-дель-Мар. Здесь нужен молодой, энергичный монарх, который полон сил и решимости вывести княжество из нынешнего кризиса.

Принц и принцессы переглянулись, осмысливая эту речь.

Первым заговорил Жак:

— Ты уже сделал свой выбор, отец?

Генрих кивнул:

— Мой выбор пал на тебя, Жак.

Кровь снова отхлынула от лица Жака. Слова давались ему с трудом.

— Это высокая честь, но я не уверен…

— Ты должен быть абсолютно уверен! — с несвойственным ему пылом перебил Генрих. — Ты должен ощущать уверенность всем сердцем! — Он поднялся с кресла, не сводя взгляда с сына. — Коста-дель-Мар требует силы. Мужества. Свежих мыслей. Я прожил долгую жизнь; мое поколение должно уступить дорогу молодой поросли. Я сделал все, что мог, я боролся, но не сумел…

Он пошатнулся.

— Отец! — Жак бросился к нему и усадил в кресло.

Нервное напряжение не замедлило сказаться на состоянии князя Генриха.

— Сейчас князь отдыхает, мы дали ему успокоительное. У него слабое здоровье, но если он будет себя беречь, то проживет долгие годы, — поделился с принцем и принцессами лейб-медик, доктор Бланше. — Однако волнение для него губительно.

Собравшись в Малой библиотеке, сын и дочери князя отпустили секретарей и телохранителей. Они долго молчали, еще не опомнившись после беседы с отцом.

— Ты должен взять на себя управление страной, — заявила Кристина брату. — У тебя не остается другого выхода. Отец назначил своим преемником тебя.

Жак подавленно молчал.

— Жак! Скажи хоть слово! — взмолилась Габи.

Жак не сводил глаз с портрета своего прадеда и думал: неужели тому было столь же мучительно сделать свой жизненный выбор?

Все давно полагали, что перст отца укажет на него.

Рассудком он и сам понимал, что это осознанный выбор.

Но он не чувствовал в себе решимости сменить отца на престоле. За это придется заплатить дорогой ценой. Может быть, лет в сорок у него созреет желание править; но сейчас?..

— Мне нужно подумать до утра, — сказал он вслух и медленно вышел в коридор.

Жаку не спалось. Расхаживая по комнате, он пытался сосредоточиться. Он любил свою страну. Он любил свой народ. У него перед глазами до сих пор стояло незабываемое зрелище, которое открылось ему с балкона клиники: толпы подданных, поющие костанский гимн.

Жак не сомневался, что народ пойдет за ним — но это доверие придется оправдывать. На его плечи ляжет тяжелое бремя: вывести государство из трясины долгов, расквитаться с врагами. Скурос… Анатоль Бретон… А вдруг Бретон — вовсе не предатель?

Когда время уже близилось к полуночи, Жак отправился в бассейн. Проходя бесконечными сводчатыми коридорами, окидывая взглядом парадные портреты эпохи Возрождения и живописную лепку в стиле рококо, принц чувствовал, что Вандомский замок встречает его, как старый друг.

На темном ночном небе осколками бриллиантов поблескивали звезды. Тяжелая луна была наполовину скрыта дымкой облаков.

Приближаясь к бассейну, Жак услышал всплеск. На шезлонге у бортика белела футболка с надписью: «US Open, 1992».

Он сбросил купальный халат и, нырнув в прохладную воду, в считанные мгновения поравнялся с Тедди.

— Жак… — Она повернулась к нему и отвела с лица пряди мокрых волос; очки для плавания придавали ее лицу испуганно-удивленное выражение. — Вот уж не думала, что кому-то еще захочется окунуться в бассейн в такое время.

— Мне нужно было о многом подумать, — сказал Жак.

— О, извини. Если я тебе мешаю, то немедленно уйду к себе.

— Нет, не уходи. Я даже рад, что ты здесь.

Они несколько раз проплыли бассейн из конца в конец, стараясь не уступать друг другу и поочередно вырываясь вперед. Потом Тедди поднялась по лесенке, обтерлась полотенцем и опустилась в шезлонг. Жак не спешил выходить из воды. Приятная усталость всегда успокаивала его и помогала прояснить мысли.

После того как он наконец присоединился к Тедди, они некоторое время сидели молча. Тишину нарушало лишь едва слышное урчание водяных фильтров.

— Отец собирается отречься от престола и сделать меня своим преемником, — без всяких предисловий сообщил Жак.

Тедди ахнула.

— Значит… ты будешь князем? Главой государства?

— Совершенно верно. Так предначертано судьбой. Тебя это удивляет?

— Не то чтобы удивляет… просто это… — Тедди сжала руки на коленях. — Жак, это ведь очень серьезное решение, правда?

— Да, Тедди. Оно повлечет за собой большие перемены. Огромные перемены.

Тедди поежилась от налетевшего ветра.

— Жак, это тебе по плечу. Ты нужен своей стране.

Он взял с бортика бассейна несколько больших махровых полотенец и бережно укутал Тедди.

— Вот так, — тихо сказал он. — Тедди, окончательное решение остается за мной, но, поскольку дело касается и тебя, я хотел прежде поговорить с тобой.

В темноте ее глаза казались совсем черными. Жак не смог угадать их выражение. Тедди так же негромко спросила:

— О чем?

— Не знаю, согласишься ли ты принять такой образ жизни. — Жак обвел рукой древние стены Вандомского замка.

Глаза Тедди расширились от изумления. Она похолодела:

— В каком смысле?

— В том смысле, Тедди, что я…

Вблизи бассейна показался охранник. Луч его фонаря прорезал тьму. Офицер церемонно поклонился Жаку и Тедди. Когда он скрылся из виду, Жак шепотом спросил:

— Тедди, ты согласна выйти за меня замуж?

У Тедди отчаянно заколотилось сердце; перед глазами словно вспыхнул стоцветный фейерверк.

— Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж? Я не ослышалась? — с трудом шевеля губами, переспросила она.

— Могу повторить. — Впервые за все время Жак улыбнулся.

Тедди недоверчиво покачала головой; по щекам покатились крупные слезы.

— Но ведь я — американка.

— Дорогая моя Тедди. Прекрасная, чудная, милая Тедди. Наверно, я хочу слишком многого, но я так тебя люблю.

Она слабо рассмеялась, с трудом различая сквозь слезы его силуэт.

— Выходит, я буду…

— Моей принцессой. А потом — княгиней.

— Просто не верится. Я всю жизнь любила тебя. А теперь ты… мы с тобой… так не бывает!

Жак склонился над ее шезлонгом и легко поднял Тедди на руки. Она обняла его за шею и доверчиво прильнула к нему.

— Тедди, на первых порах тебе придется трудно, но ты привыкнешь, да и Габи с Кристиной помогут.

Она не стыдилась своих слез:

— Я так долго мечтала о тебе.

— Не плачь, — прошептал Жак, смахивая с ее щек слезы кончиками пальцев. — Отныне ты будешь жить в Косте. Страна от этого только выиграет! — Он тихонько рассмеялся. — Думаю, народ полюбит тебя гораздо сильнее, чем меня. Тедди, ты всегда будешь для меня единственной любовью — на всю жизнь!

Обнявшись, они пошли к замку.

— Дорогая, — сказал Жак, — я понимаю, что нам предстоит принять много трудных решений. Например, как быть с твоей теннисной карьерой? Я не вправе лишать тебя любимого занятия.

— Жак, теннис для меня действительно много значит, но я столько лет стучала по мячу, что пора уже остановиться. Возможно, займусь организацией открытого чемпионата Коста-дель-Мар, — размышляла она вслух. — Или открою теннисную академию.

— Утром сообщим отцу, — Жак вернулся к более насущным проблемам, — а через несколько дней официально объявим о помолвке. Тедди, не знаю, отдаешь ли ты себе в этом отчет, но ты станешь национальным достоянием Коста-дель-Мар.

Рано утром, до завтрака, Жак повел Тедди в западное крыло замка, где находились личные апартаменты князя Генриха. Через несколько минут мажордом распахнул перед ними дверь в огромную спальню. Князь Генрих, откинувшись на подушки, сидел в постели, накрытой темно-зелеными шелковыми покрывалами.

— Доброе утро, отец, — негромко произнес Жак. — Надеюсь, ты хорошо отдохнул.

Тедди присела в глубоком реверансе. Ее бросило в краску.

— Доброе утро, сын, — кивнул старый князь, переводя удивленный взгляд с Жака на Тедди.

— Отец, я пришел сообщить о своем согласии принять на себя управление страной, — официальным тоном объявил Жак. — А также, пользуясь случаем, прошу твоего разрешения на вступление в брак с Теодорой Уорнер.

Князь Генрих издал облегченный вздох и широко улыбнулся.

— Сын мой, — произнес он, — ты принес мне радостные, очень радостные вести. Что касается вас, Теодора, могу сказать, что вы станете желанным членом нашей семьи. С легким сердцем благословляю вас на брак. Дайте-ка старику вас обнять.

Генрих прослезился.

— Благодарю вас, ваше высочество, — Тедди была глубоко взволнована.

Она приблизилась к старому князю, чтобы тот мог прижать ее к груди.

Потом Генрих повернулся к сыну.

— Жак, выбери для Тедди подходящее кольцо, а я преподнесу ей в качестве свадебного подарка фамильную тиару «Принцесса».

Знаменитую бриллиантовую тиару, изготовленную в форме двух переплетающихся сердец, прислала в дар династии Беллини королева Виктория; с тех пор ее по традиции надевали супруги правящих монархов, включая княгиню Лиссе.

— Дорогая моя, — мягко сказал князь, — вы станете носить ее во время официальных церемоний. Уверен, это украшение будет вам к лицу. Добро пожаловать; наши владения открыты для вас… как и наши сердца, принцесса Теодора.

Князь Генрих пожелал, чтобы Жак сначала короновался, а затем, примерно через месяц, сочетался браком с Тедди.

— Я тебя люблю, — шепнул Жак, провожая ее до дверей.

— Я тебя тоже.

Жак обнял ее и поцеловал — нежно и ласково. Тедди прижалась к нему. Ей была необходима его поддержка, его забота. Она страшилась этой новой жизни.

— Ни о чем не беспокойся, — приободрил Жак, чувствуя ее неуверенность.

— Легко сказать! У меня уже поджилки трясутся.

— Вот-вот! — засмеялся он. — А я так — всю жизнь! Теперь ты понимаешь? Ну, ничего, вместе нам все будет нипочем. Тедди, ты не представляешь, сколько для меня значит твое согласие. С тобой мне будет в тысячу раз легче.

— Со мной? Я ведь не умею держаться, не знаю этикета — в Америке меня никто этому не учил. Какой тебе от меня толк?

— Ты нужна мне такой, какая есть, Златовласка.

Тедди отдала бы все на свете, чтобы иметь возможность поделиться своей радостью с отцом… Она так и не смогла примириться с мыслью, что его уже нет в живых.

У нее всегда была при себе фотография, на которой они с отцом были сняты после ее победы в Уимблдоне. Сейчас, вглядываясь в смеющееся лицо Хьюстона Уорнера, она шептала:

— Папа, ты представляешь: я выхожу за него замуж! Это такое счастье, просто невозможно поверить!

Ей показалось, что она слышит строгий голос отца: «А как же теннис?» Тедди поднесла фотографию к глазам.

— Теннис я по-прежнему люблю, — одними губами сказала она, — но в спорте нельзя жить вечно. Буду играть два-три турнира в год… Папа, ты же знаешь, я могу очень многое сделать для тенниса, но отныне это будут наши с Жаком общие усилия. Только вообрази: я стану княгиней!

Тедди показалось, что Хьюстон слегка кивнул. У нее брызнули слезы. Она убрала фотографию и только сейчас ощутила сильный озноб.

Пошарив в ящике комода, она извлекла свой любимый спортивный джемпер с изображением плюшевого медвежонка, который отец подарил ей на день рождения. С трудом попадая в рукава, она натянула его через голову.

Ей определенно нездоровилось. Она забралась в постель, укрылась всеми покрывалами, а потом придвинула к себе телефон.

— Джамайка, это ты? — для верности спросила Тедди, набрав знакомый номер в Энн-Арбор. — Джейми, ты не поверишь. Я и сама не верю, но это правда…

Габриелла делала новые наброски у себя в комнате, когда позвонил Жак и попросил разрешения зайти к ней на пару минут.

— Конечно, заходи, — сказала она. — Жак, что-нибудь случилось?

— Нет, все в порядке, — ответил ей брат.

Не прошло и пяти минут, как он появился на пороге. Габи остановилась посреди комнаты как вкопанная, не сводя с Жака изумленного взгляда — он сообщил ей, что женится на Тедди Уорнер.

— Ты как-никак моя старшая сестра, — покраснел Жак, — вот я и решил сказать тебе первой.

— О, это просто замечательно!

Едва совладав с собой, Габриелла опустилась в кресло, словно придавленная страшной тяжестью. Она всегда относилась к Тедди с симпатией; но эта новость поразила ее в самое сердце, обнажив ее собственную боль. Она остро почувствовала, что жизнь в разлуке с Клиффом обернулась для нее мучением.

— Габи? Тебе плохо? — испугался Жак.

У Габриеллы по щекам текли слезы.

— Я так счастлива за тебя! — глухо произнесла она. — Прости. Дело в том, что мы с Клиффом, наоборот, разорвали свою помолвку. До сих пор не могу опомниться.

— Сестренка! — Жак стиснул ее за плечи. — Это он виноват? Он тебя обидел? Только скажи, я ему…

— Нет-нет, это я сама. Он собирался держать меня взаперти. Ему не дано понять, что каждый день нашей жизни так или иначе связан с риском, и мы вынуждены с этим мириться — иначе придется влачить существование узников.

Жак кивнул:

— Понимаю. Но через пару дней ваша размолвка уже не будет казаться тебе такой трагичной.

Габи снова разрыдалась:

— Нет, все кончено! Он никогда не простит такого унижения!

Ночью Тедди почти не спала. Ее мысли перескакивали с одного на другое. Часов в шесть утра у нее начался неудержимый приступ кашля. Сердце тяжело стучало в самые ребра, каждый вдох причинял боль, пересохшая кожа горела.

С трудом выбравшись из постели, она поплелась в мраморно-розовую ванную и включила душ. Сейчас ей никак нельзя было болеть — предстояло слишком много важных дел. Жак сказал, что одних приглашений придется разослать не менее тысячи; эта астрономическая цифра повергла ее в благоговейный ужас.

Тедди пошарила в аптечном шкафчике и приняла две таблетки аспирина.

Завтракать ей не хотелось. Натянув джинсы и плотный джемпер, она направилась к западным воротам замка, от которых было совсем недалеко до берега. Часовой в синей форме отметил в журнале ее имя и время ухода. Тедди вспомнила, что ей полагается телохранитель, но решила, что в такой ранний час можно обойтись и без него. К тому же ей просто хотелось побыть одной.

На золотистый песок с шорохом набегали волны. Наверно, ночью прошел дождь: в воздухе висела влага, а на эспланаде поблескивали лужицы. В этот час здесь было безлюдно, если не считать нескольких заядлых рыболовов.

Тедди шагала вдоль кромки прибоя, не замечая, что у нее промокли кроссовки. Она до сих пор не могла представить себе, что же теперь ее ожидает. Наверно, ей, как принцессе Диане, не избежать постоянных выступлений и официальных встреч. Она будет жить в замке, где более сотни роскошных залов и бесчисленное множество челяди.

Готова ли она к такой жизни?

Но Жак говорил, что он в себе тоже не вполне уверен.

Ряды пестрых кабинок остались позади. Тедди приближалась к дикому пляжу. Метрах в тридцати она заметила двух мужчин, одетых в слаксы и легкие рубашки. Один, держа на согнутой руке кейс, положил на него блокнот и делал записи, а второй что-то быстро ему говорил, указывая на пустырь, примыкающий к пляжу.

Сначала Тедди, погруженная в свои мысли, не обратила на них внимания, но, поравнявшись с ними, к своему удивлению узнала в одном из них Никоса Скуроса. Она невольно отпрянула, однако Скурос даже не посмотрел в ее сторону.

Тедди почувствовала приступ жгучей ярости. К горлу подступила тошнота. Никки Скурос!

Мгновенно забыв все свои страхи, она, не раздумывая, повернула прямо к нему.

— Вы, я вижу, с утра на ногах, — тяжело дыша, бросила Тедди.

— Доброе утро, мисс Уорнер. — Скурос сверкнул своей неотразимой улыбкой.

Ветер с моря шевелил его густые серебристые волосы. Теперь Тедди узнала и второго из собеседников, стоявшего с блокнотом наготове: это был секретарь Скуроса, Ставрос Андреас. Поклонившись, он тактично отошел в сторону.

— Вы тоже поднялись с рассветом, — продолжал Скурос. — Кто же спит, когда за окном такое дивное утро? К полудню жара становится невыносимой.

Тедди не сдержала нахлынувшую ярость.

— Я знаю про вас все! — выкрикнула она. — И не только я — другие тоже знают!

— Мисс Уорнер, о чем идет речь?

— Вы… моего отца…

Лицо Скуроса расплылось у нее перед глазами.

Тедди едва удержалась на ногах. Почему она перед уходом не вызвала телохранителя?

Скурос по-прежнему улыбался:

— Расследование обстоятельств исчезновения вашего отца еще не окончено, но подразделения береговой охраны подтвердили версию о несчастном случае. Я понимаю, вам пришлось нелегко…

— Нелегко? — Тедди не поверила своим ушам. — Вы сказали «нелегко»? Мистер Скурос, мой отец погиб. На меня тоже готовилось покушение, только бомба досталась человеку, который работал со мной восемь лет. Полагаю, тут не обошлось без вашего участия.

— А я, в свою очередь, полагаю, что вы просто сломлены горем, милая Тедди Уорнер, — вкрадчиво произнес Скурос.

Он сделал шаг вперед и схватил ее за локоть, словно для того, чтобы не дать ей упасть. Она попыталась стряхнуть его руку, но из этого ничего не вышло.

— Отпустите!

— Мисс Уорнер, вы на грани истерики. Ничего удивительного: вас постигло большое горе.

— Не смейте! Пустите! — вырывалась Тедди.

Скурос продолжал с притворным участием:

— Будучи в состоянии стресса, вы бросаете мне в лицо необдуманные обвинения, граничащие с клеветой. Из уважения к вам я готов забыть эти слова; предлагаю и вам сделать то же самое. А теперь возвращайтесь в отель и вызовите врача — пусть назначит что-нибудь успокоительное. Могу порекомендовать опытного специалиста.

Наконец Тедди удалось вырваться из его цепких пальцев. Она нетвердо отступила на шаг назад.

— Нет, мистер Скурос, это не истерика, и я не нуждаюсь в ваших рекомендациях. — Ее голос сорвался на крик. — Вы попали под подозрение. Если со мной что-нибудь случится, вас арестуют по обвинению в убийстве!

Тедди не собиралась раскрывать карты, но сказанного было уже не вернуть. Глаза Скуроса потемнели.

— Ах ты, гадина, — прошипел он. — Безмозглая тварь.

Тедди не могла остановиться:

— Еще посмотрим, кто из нас безмозглый. Вы всеми силами рветесь к власти над этой страной, верно? Так вот: не обольщайтесь понапрасну! А когда я стану княгиней… — она прикусила язык.

— Вот, значит, как? Надумала окрутить Жака? — Скурос ухмыльнулся. — Размечталась, дорогуша!

Только сейчас Тедди по-настоящему испугалась. В голосе Скуроса звучала неприкрытая угроза.

— Советую вам держаться подальше от меня и от этой страны, мистер Скурос, — с напускной бравадой изрекла Тедди.

Повернувшись к нему спиной, она торопливо зашагала по песку в сторону замка, кожей чувствуя враждебные взгляды. Свежий морской ветерок казался ей ледяным вихрем.

Никос Скурос проводил взглядом ее спортивную фигуру и обернулся к секретарю:

— Девчонка становится опасной, Ставрос. Мелет всякую чушь. К чему нам лишние неприятности?

Ставрос кивнул.

— Узнай, где она остановилась, и поручи надежному человеку следить за каждым ее шагом. Пусть сообщает мне обо всех ее передвижениях.

— Слушаюсь, господин Скурос.

— Я хочу, чтобы эти участки перешли в мои руки, и не намерен ждать. Пришло время надавить на принца Георга, а заодно и на Бретона, — отрывисто добавил он. — Для начала соедини-ка меня с Бретоном.

Секретарь извлек из своего кейса телефон сотовой связи, набрал номер и передал трубку Скуросу.

Анатоль Бретон нежился в огромной мраморной ванне. Его молоденькая любовница Анаис, сидя на бортике, массировала ему спину жесткой губкой. Жену он предусмотрительно отправил в Париж за покупками.

Протянув руку, Бретон игриво ущипнул Анаис за пышную грудь. Настойчивый телефонный звонок раздался совсем некстати.

— Merde![14] — выругался Бретон.

Телефон не умолкал. Потеряв терпение, Бретон приказал Анаис подать ему аппарат. Услышав голос на другом конце провода, он жестом приказал ей убраться прочь, вскочил и, не выпуская трубки, обмотал бедра полотенцем.

Скурос негромко, но внятно выговаривал Бретону за нерасторопность и предательство интересов дела: до сих пор не были получены необходимые разрешения, из-за чего планы Скуроса оказались под угрозой. Советник князя Генриха весь покрылся испариной, слушая этот бесстрастный голос.

— Я сделал все, что мог, поверьте, господин Скурос. Все рычаги — в руках князя Генриха. Он не дает разрешений на строительство в прибрежной зоне, если это не отвечает его собственным представлениям о благе страны. У него развилась неприязнь к иностранным корпорациям. Он ввел бесчисленные ограничения, о которые разбиваются все попытки…

— Разрешения должны быть у меня завтра утром, — бесцеремонно перебил его Скурос. — Настоятельно советую вам поторопиться.

Тедди вконец обессилела. Она отдохнула у себя в спальне и еле поднялась, чтобы в условленное время встретиться с Жаком в главном холле, а потом вместе с ним отправиться к советнику князя, Анатолю Бретону.

— Жак, кажется, я совершила ошибку.

— Какую?

Она рассказала ему об отвратительной сцене на пляже.

— Я наговорила лишнего, — удрученно призналась Тедди. — Меня разобрало такое зло, что я забыла об осторожности. Он пришел в ярость от моих обвинений. Ты бы видел его глаза!

Жак нахмурился.

— Ничего страшного, Тедди. Я подумаю, как нам быть. А ты ни на шаг не отходи от телохранителя. Будет лучше, если без меня ты вообще не станешь появляться за воротами замка.

Тедди кивнула, сотрясаясь от жестокого кашля. В другое время она бы не потерпела таких ограничений своей свободы, но сейчас у нее просто не оставалось сил спорить.

Вилла Анатоля Бретона стояла на высоком берегу, всего в полумиле от Вандомского замка. При виде этого особняка под красной черепичной крышей и обширного сада с фонтанами и статуями Тедди вспомнились дома, которые она видела в Беверли-Хиллз.

Шофер Жака остановил «роллс-ройс» у крутого подъема, ведущего к вилле.

— Объясни, Жак, почему мы идем к Бретону домой, а не в офис?

— Мне кажется, в домашней обстановке мы добьемся большего.

— Не понимаю.

— Скоро поймешь. Доверь это дело мне, Тедди.

Шофер остался в машине, а Тедди и Жак в сопровождении двух телохранителей стали подниматься в гору. Дворецкий, ожидавший на пороге, провел вошедших анфиладой богато украшенных комнат.

Окна кабинета, где принимал их Бретон, выходили прямо на море. Как и в других помещениях, здесь все дышало роскошью.

— Мое почтение, ваше высочество, — поклонился Бретон.

Этому подтянутому, холеному мужчине никак нельзя было дать его шестидесяти двух лет. На его губах играла нервозная улыбка.

Поприветствовав Жака, Бретон переключился на английский и обратился к Тедди.

— Счастлив принимать вас у себя в доме, мадемуазель Тедди. Я приказал подать вина… У нас чудесная погода, не правда ли? Впрочем, вечерами бывает прохладно, вы не находите?

От Тедди не укрылось его беспокойство.

Слуга подал вино. Они вышли на открытую веранду, нависающую над морем. Жак перевел разговор на строительство, не преминув отметить возведение современного торгового центра на участке в восемнадцать акров, принадлежащем анонимному иностранному инвестору.

— Это ведь не первый случай, не так ли, мсье Бретон? За последние пять лет в руки неизвестных владельцев перешло немало земельных участков. Ими никто не мог бы распорядиться без вашей санкции.

Бретон судорожно комкал салфетку.

— Двор не упускает из поля зрения эти сделки, — продолжал Жак. — Вы злоупотребляете данной вам властью, мсье Бретон. Вам не к лицу преступать закон.

Бретон побледнел.

— Ваше высочество, я не вполне понимаю…

— Мне пришлось обратиться к услугам частного сыска, чтобы получить полный отчет о вашей деятельности, — спокойно пояснил Жак. — Мы располагаем неопровержимыми доказательствами целого ряда преступных сделок.

— Нет, — вырвалось у Бретона; когда кровь отхлынула от его лица, он на глазах превратился в изможденного старика. — Нет, ваше высочество, это ошибка, я никогда…

— Все наши сведения документально подтверждены; вам должно быть предъявлено обвинение в уголовном преступлении. Соответствующая статья предусматривает длительный срок тюремного заключения, — холодно говорил Жак. — Все ваше имущество, включая этот дом и коллекцию художественных ценностей, будет конфисковано в пользу государства. Если, конечно, вы не облегчите свою участь, оказав содействие органам правосудия.

— Органам правосудия! — эхом повторил Бретон. — Ваше высочество, умоляю…

— Говорите начистоту, мсье Бретон, — ледяным тоном приказал Жак. — Иначе я прикажу вас немедленно арестовать.

Министр обмяк, втянув голову в плечи.

— Я слишком стар. Чего вы от меня хотите? Я согласен на все.

— Мне нужно знать, кто скупает участки в прибрежной зоне. Назовите имена тех, чьи распоряжения выполнялись вами в течение последних трех лет. Предъявите ваши финансовые сводки, учетные книги, все документы, переписку и другие материалы. В противном случае… — Жак умышленно не закончил фразу, и его угроза повисла в воздухе.

— Не могу… Эта группировка… этот человек… у него огромное влияние.

— Имя! — потребовал Жак.

— Никос Скурос, — выдохнул советник. — Ваше высочество, он меня шантажировал, он угрожал моей семье, говорил, что я больше не увижу жену и внуков, если откажусь с ним сотрудничать. Он даже грозился изуродовать мою возлюбленную! Как я мог такое допустить, посудите сами, ваше высочество!

— Если ваше признание будет полным и чистосердечным, двор сможет ходатайствовать перед обвинением о смягчении наказания. Названное вами имя далеко не единственное, правда? Назовите всех остальных.

Бретон сглотнул слюну и пошевелил пересохшими губами, а потом неохотно выдавил:

— Да, есть еще кое-кто. Это ваш собственный… простите, ваше высочество, но это ваш дядюшка, принц Георг.

Жак медленно поднялся с кресла, подав знак Тедди последовать его примеру. Достав из своего кейса телефон сотовой связи, он приглушенно сказал в трубку несколько слов и повернулся к Бретону:

— Мсье Бретон, вы находитесь под домашним арестом. Через пять минут сюда прибудет полиция. В сопровождении офицеров вы отправитесь в свой служебный кабинет и передадите им все перечисленные мною документы.

Уходя, Тедди бросила сочувственный взгляд на старого министра, который так и остался сидеть, съежившись в плетеном кресле.

Не успели они спуститься к оставленному внизу «роллс-ройсу», как на подъездной дороге показалась вереница бело-голубых полицейских машин. Жак остановился.

— Мой блеф удался на славу, верно, Тедди?

— В общем, да, только этот министр… он такой старый, Жак. Неужели его ждет тюрьма?

Жак пожал плечами:

— На его совести государственная измена. Он покушался на ценности нашей страны. Ни я, ни отец не вправе этого прощать. Применять власть бывает очень трудно. Иногда приходится пересиливать себя, вот как сейчас. Думаешь, мне самому была приятна эта сцена? Однако я не вижу другого выхода. Надеюсь, ты меня понимаешь, Тедди.

— Ох… понимаю.

— Но это не самое главное, — продолжал Жак. — Бретон — всего лишь пособник. Он стал марионеткой в чужих руках — как, впрочем, и принц Георг. Если Скурос решил превратить княжество в подобие Лас-Вегаса, он ни перед чем не остановится. Георг завистлив, и Скурос не преминул этим воспользоваться.

Тедди пристально смотрела ему в глаза.

— Значит, моего отца все-таки убил Скурос.

У Жака на скулах дрогнули желваки:

— Пока не могу утверждать наверняка. После допроса принца Георга у нас, скорее всего, появятся ответы на многие трудные вопросы.

Принцу Георгу еще утром донесли о предстоящем визите Жака к Анатолю Бретону. Теперь он с нетерпением ждал дальнейших сообщений, нервно расхаживая по комнатам своей резиденции.

С какой стати Жаку взбрело в голову ехать к Бретону? Неужели этот юнец что-то заподозрил? У Георга засосало под ложечкой. Чего доброго, слюнтяй Бретон сболтнет лишнее и замарает его имя.

Когда зазвонил телефон, Георг бросился в кабинет и сам поднял трубку, яростно замахав руками на секретаря. Тот немедля вышел и плотно прикрыл за собой дверь.

Георг щелкнул дверным замком.

— Ну-ну-ну? — нетерпеливо закричал он в трубку.

— Георг, слишком поздно. Им все известно, — раздался безнадежный голос Бретона. — Сейчас здесь будет полиция.

— Что ты им рассказал? — Георг готов был растерзать Бретона собственными руками.

— Я назвал ваше имя. Меня вынудили! Жак все знает. Он нанял частных сыщиков. С минуты на минуту меня арестуют. Что же делать? Найдите для меня опытных адвокатов. Вы обязаны меня защитить! Я слишком стар, чтобы отправляться за решетку. Мне необходимо…

Телефонная трубка выскользнула из ослабевших пальцев Георга. Он тупо уставился в окно, за которым реяли бело-голубые флаги.

Значит, они докопались.

Взяв себя в руки, он немедленно позвонил Скуросу.

— Им все известно, — только и сказал Георг.

— Что? Это розыгрыш? — спросил Скурос, но по его тону Георг догадался, что тот кривит душой.

— Говорю вам, им все известно. Они докопались. Вы не знаете, что это за люди — мой брат и его сынок. Их месть будет страшной. Очень скоро настанет и ваш черед, Никос. Они пожертвуют всеми фамильными сокровищами, чтобы только упрятать вас за решетку. Мне ли не знать! Прошу вас, сделайте хоть что-нибудь! Нельзя же допустить, чтобы я сел в тюрьму!

— Отчего же? Да хоть бы ты сгнил за решеткой, болван! Неужели ты и вправду вознамерился править Костой? Что за фантазии на седьмом десятке! Всю жизнь лопался от зависти, а сам пальцем о палец не ударил, чтобы столкнуть братца с престола!

— Убийца! — завопил Георг.

— Нет, милый друг, это ты убийца. Разве не ты нанимал послушных исполнителей?

— Нет, я… только один раз!

— Я ли тебя не предупреждал? Шила в мешке не утаишь. Но ты не послушался. Надо было действовать тоньше.

— Это ложь!

— Неужто? Если дело дойдет до суда, кому из нас поверят: тебе, предателю своей страны, заговорщику, убийце министра финансов и его ни в чем не повинной супруги? Или мне, респектабельному греческому бизнесмену?

Услышав короткие гудки, Георг выдвинул правый нижний ящик письменного стола и достал пистолет.

Когда они вернулись в замок, Тедди почувствовала себя совсем скверно. У нее раскалывалась голова, все тело сотрясалось от сухого кашля.

— Ты сильно простудилась, — сказал Жак.

— Да, верно, — согласилась Тедди. — Утром я промочила ноги, да вдобавок промерзла на ветру. Не надо было выходить к морю.

— Сейчас же ложись в постель, Тедди. Я вызову к тебе нашего семейного врача.

Тедди еле доплелась до кровати. Несмотря на усилившийся озноб, у нее даже не хватило сил накрыться пледом.

Не прошло и пяти минут, как у ее постели уже сидел доктор Бланше, а рядом стояла медсестра. После тщательного осмотра, выслушивания и выстукивания грудной клетки врач измерил ей температуру. Тедди пожаловалась:

— Меня уже несколько дней бросает то в жар, то в холод. Сначала это было похоже на обычную простуду, да еще сегодня утром я промочила ноги.

Доктор Бланше нахмурился:

— у вас температура под сорок. Если вам привычнее шкала Фаренгейта, то это примерно сто три градуса. Вас не знобит?

— Еще как!

— Учащенное дыхание? Кашель?

— Да, одно мучение. К тому же голова раскалывается, — вздохнула Тедди.

— Необходимо сделать рентген грудной клетки, — сказал доктор Бланше. — Посмотрим, что в легких. Это похоже на запущенную пневмонию.

Тедди усадили на кресло-каталку и доставили в дальнее крыло замка, где помещался домашний лазарет.

Доктор Бланше помрачнел:

— Действительно, у вас пневмония. Придется уложить вас дней на десять в стационар, мисс Уорнер. Клиника оснащена новейшим оборудованием. К сожалению, в домашних условиях не удастся обеспечить надлежащий курс лечения. Не волнуйтесь, — добавил он, когда у Тедди вырвался отчаянный стон, — современные антибиотики творят чудеса. В считанные дни вас поставят на ноги.

Девятый этаж медицинского центра «Королевский госпиталь» был отведен для членов княжеского дома. Каждая палата скорее напоминала многокомнатный номер-люкс. Оснащенные по последнему слову техники кухни позволяли готовить деликатесы на самый изысканный вкус. У дверей палаты, куда поместили Тедди, дежурили двое: Мэк Дуглас, бывший полицейский из Нью-Йорка, и телохранитель, присланный из замка.

Переодевшись в пижаму, Тедди прилегла на кровать. Неужели у нее и вправду воспаление легких? Надо поскорее выкарабкиваться. У них с Жаком столько дел… Ей необходимо заняться костанской историей, изучить конституцию, основательно подтянуть свой французский. Надо позвонить тете Алисии — других родственников у нее теперь не осталось.

Мысли путались. Тедди закрыла глаза и забылась тяжелым, беспокойным сном.

Жак старался не подавать виду, что сообщение о самоубийстве принца Георга повергло его в шок.

— Вы уверены? — переспросил он начальника службы безопасности, когда тот принес ему печальную весть. — Вы уверены, что это самоубийство?

— В этом нет ни малейшего сомнения, ваше высочество. На рукоятке пистолета остались его отпечатки пальцев, дверь кабинета была заперта изнутри, равно как и окна.

— Понятно, — поежился Жак.

Как всякий католик, молодой принц испытывал ужас перед самоубийством, ибо, лишая себя жизни, человек закрывает себе путь в Царство Божие; он даже не может быть похоронен в соответствии с церковным обрядом.

— Я еду в «Ройял-Хаус», — заявил Жак.

— Но, ваше высочество, это зрелище… не из приятных.

— Сию же минуту, — принц не желал слушать никаких возражений.

Он созвонился с частным детективом Ламарше, чтобы тот поехал вместе с ним в резиденцию принца Георга.

Тело принца Георга успели убрать, но Жака охватило смешанное чувство подавленности и брезгливости. Он ясно сознавал, что Никос Скурос не отступил бы ни перед чем, лишь бы посадить Георга на костанский престол и сделать из него послушную марионетку.

Если так, то судьба самого Жака тоже была предрешена. От этой мысли он похолодел. Его бы убрали в первую очередь, причем это можно было бы устроить без лишнего шума. Участвуя в гонках — выступая за команду «Скурос шиппинг лайнз»! — он не раз попадал в аварии. Что стоило инсценировать заурядный несчастный случай?

Жак даже вздрогнул, когда понял, что все эти годы был самой удобной мишенью.

Вместе с Ламарше они обыскали кабинет принца Георга, разобрали письма и бумаги, но так и не обнаружили ни одной зацепки, которая могла бы привести их к Никосу Скуросу. При отсутствии веских улик Скуросу нельзя было предъявить никаких обвинений.

— Merde, — выругался детектив, задвигая нижний ящик секретера, где хранилась корреспонденция двадцатилетней давности. — Хоть бы что-нибудь существенное.

— Возможно, мы недооцениваем изобретательность Георга, — вслух размышлял Жак, которому вспомнилась потайная дверь в отцовском кабинете.

Он подошел к стеллажам и начал снимать с полок книги в надежде отыскать какую-нибудь кнопку или рычаг, но безуспешно. Если за стеллажами и имелось тайное хранилище, Георг позаботился о том, чтобы никто об этом не узнал.

Двигаясь вдоль стены, Жак поочередно сдвигал в сторону картины: за ними мог находиться сейф. Тут его внимание привлекла еле заметная складочка на дорогих зеленых обоях. Он несколько раз провел по ней пальцами вверх-вниз и нащупал незаметный выступ.

Полуметровая дверца в стене плавно отъехала в сторону, открыв их взору небольшой встроенный сейф с кодовым замком.

— Вызовите начальника службы безопасности, — взволнованно распорядился Жак. — Необходимо вскрыть этот сейф.

Не теряя времени, Жак позвонил придворному лейб-медику, который сообщил, что Тедди увезли в клинику.

Она металась и ворочалась, сбрасывая простыни.

— Лежите смирно, мадемуазель Уорнер, а то собьете капельницу, — донесся до нее голос медсестры.

— Я нечаянно, — прошептала Тедди.

— Прибыл его высочество, желает вас проведать.

Жак присел на краешек стула и, держа Тедди за руку, рассказал ей на ухо о потайном сейфе, найденном в резиденции Георга.

— Он делал почти стенографические записи, — торжествующе объявил Жак. — Неукоснительно вел дневник! Фиксировал каждую беседу со Скуросом, описал даже встречу с президентом Франции. Изложил все подробности убийства Д'Фабрэ. Похоже, Скурос долгие годы плел свои сети, чтобы прибрать к рукам Косту. Он опирался главным образом на двоих: на Георга и Бретона. Его план уже близился к завершению. В награду за услуги он собирался посадить Георга на трон.

Тедди сотрясалась от жестокого кашля.

— Моего отца… тоже он? — с трудом выговорила она, сжимая пальцы Жака.

— Тедди, как тебе помочь?

— Н-ничего не нужно. Рассказывай.

— Если верить записям, Георгу стало известно, что твой отец располагает компрометирующей информацией и в любой момент может ею распорядиться по своему усмотрению. Он поделился своими опасениями со Скуросом. Тот решил заставить мистера Уорнера — а заодно и Фаида — замолчать навсегда, поскольку оба слышали, как мой отец назвал фамилию возможного изменника в правительстве Косты. Что же касается тебя — ты задавала слишком много вопросов, да к тому же могла, как дочь мистера Уорнера, знать кое-что лишнее. Тедди? — забеспокоился Жак. — Тедди, ты меня слышишь?

— Пусть он за все ответит, — слабо прошептала она. — Во что бы то ни стало…

— Полиция уже идет по следу.

Тедди без сил откинулась на подушки и закрыла глаза.

— Доктор Бланше, — озабоченно спрашивал Жак, — как вы расцениваете ее состояние? У нее страшный жар! Почему не действуют лекарства?

— Затрудняюсь ответить, ваше высочество, но уверяю вас, мы принимаем все необходимые меры. У нее застарелая инфекция, которую трудно побороть. Начался сепсис. Сейчас многое зависит от сопротивляемости организма.

— Она должна выздороветь! — вскричал Жак. — Мы помолвлены, у нас скоро венчание.

— Ваше высочество, позвольте говорить с вами откровенно. Состояние мадемуазель Уорнер крайне тяжелое.

— Вы хотите сказать?..

Доктор молча кивнул.

— Господи, не допусти этого, — сдавленно простонал Жак.

Получив известие о самоубийстве принца Георга, Никос Скурос принялся лихорадочно хватать со стола бумаги и запихивать их в атташе-кейс, одновременно бросая отрывистые распоряжения Ставросу.

— Подать машину! Выезд через пять минут. По пути позвонить в аэропорт, чтобы немедленно готовили самолет к вылету… Нет, в аэропорту будет засада. Закажи на чужое имя вертолет. Быстро!

— Слушаюсь, господин Скурос, — испуганно бормотал сбитый с толку секретарь. — Мне… мне лететь с вами?

— Еще спрашиваешь! Да шевелись же ты! Мне вовсе не светит отправиться за решетку.

Жак, Кристина и Габриелла долго сидели в гостиной для посетителей, ожидая известий о состоянии Тедди.

— Жак, это просто чудесно, что ты на ней женишься, — пыталась приободрить брата Кристина. — Лучшей жены тебе не найти. Она поправится, вот увидишь.

— Конечно, — поддержала ее Габи.

Принцессы вздохнули и замолчали.

— Неужели я ее потеряю? — Жак, казалось, не замечал присутствия сестер.

Прошел час. Другой. Жак нервно расхаживал из угла в угол. Тедди! Она такая молодая, сильная, выносливая — неужели какая-то пневмония… одержит над ней верх?

С минуты на минуту ожидалось прибытие доктора Сэнфорда Склара из «Американского госпиталя» в Париже. Он слыл лучшим специалистом-пульмонологом. Жак сам вызвал его, наведя необходимые справки.

Одетый в белоснежный халат с четкой именной биркой, доктор Альдо Боски, мягко ступая по ковровой дорожке, пересек больничный вестибюль и поднялся на лифте на девятый этаж.

Там он подошел к посту дежурных медсестер, которые сверяли какие-то записи. Когда в клинике находился кто-нибудь из членов княжеского семейства, на этаже всегда устанавливали дополнительный пост.

Одна из девушек подняла глаза и привычным взглядом отметила его благородную седину, орлиный нос и уверенную осанку.

— Приветствую вас, — слегка поклонился вошедший. — Я доктор Боски. В какой палате мисс Уорнер?

— В девятьсот первой, — она вручила ему историю болезни.

Очнувшись от горячечного забытья, Тедди словно издалека услышала голоса. За дверью охранник Мэк Дуглас требовал у кого-то удостоверение личности.

— Вы уж извините за перестраховку, доктор Боски, — служба такая, — сказал бывший полицейский и открыл дверь.

Врач приблизился к кровати, на которой лежала Тедди.

— Разрешите представиться: доктор Альдо Боски из «Американского госпиталя» в Париже. Принц Жак попросил меня взять под контроль ваше лечение, — сказал он с легким акцентом.

Каждое движение давалось Тедди с трудом.

— Жарко, — прошептала она пересохшими губами. — Доктор… я не умру?

— Вы очень скоро поправитесь.

Выслушав ее сердце и легкие, он критически оглядел кровать и счел, что изголовье следует поднять повыше. Тедди слышала, как он водит рукой по металлическому каркасу.

— Ах, как я сразу не заметил, вот же рычажок электропривода.

Тедди невольно оказалась в сидячем положении. Она утомленно прикрыла глаза. Палата куда-то поплыла…

Молоденькая медсестра зашла в гостиную для посетителей и сообщила Жаку, что доктор, вызванный из Парижа, прибыл и уже успел осмотреть Тедди.

— Наконец-то! — с облегчением вздохнул Жак.

— Он ее в считанные дни поставит на ноги, — уверила Кристина. — Надо послушать, что он скажет.

— Доктор Боски сейчас вышел, — сказала медсестра. — Он хочет просмотреть рентгеновские снимки.

— Почему доктор Боски? — У Жака сердце ушло в пятки. — Я вызывал Сэнфорда Склара!

Медсестра непонимающе уставилась на принца. Ее лицо сделалось мертвенно-бледным.

— Но, ваше высочество, он занимался с мисс Уорнер добрых двадцать минут!

Жак ринулся прочь из гостиной.

Тедди опять бредила. Вдруг она почувствовала, что кто-то трясет ее за плечи.

— Тедди! — кричал Жак. — Тедди! Проснись же! Что с тобой? О, Господи!

Она с трудом подняла веки. Лицо Жака расплывалось у нее перед глазами.

— Ты жива, слава Богу, ты жива! — повторял он, прижимая ее к груди. — Я подумал, что это конец, что больше тебя не увижу.

— Я с тобой, — тихо откликнулась Тедди.

— Любимая, — шепнул ей Жак, а потом обернулся к стоящим в дверях охранникам. — Она не пострадала, но у меня дурное предчувствие. Надо перевести ее в другую палату — срочно.

В палате засуетились люди в белых халатах. Среди них Жак, Кристина и Габриелла чувствовали себя лишними. Тедди переложили на каталку, накрытую белой простыней, приятно холодившей разгоряченное тело. Рядом с каталкой кто-то осторожно нес капельницу.

— … в другую палату… — донесся до нее голос Жака. — Ради ее безопасности.

Почему меня везут в другое место? — метались в ее голове горячечные мысли. — Наверно, из-за этого врача… Тедди вздрогнула. Она силилась вспомнить что-то важное. Что-то подозрительное…

Он сел к ней на кровать. Взял стетоскоп. Долго шарил под кроватью, говорил, что нужно поднять изголовье.

Тедди провела языком по растрескавшимся губам. Почему ему не давала покоя ее кровать?

Неужели…

— Жак, — хрипло прошептала она, — там, наверно… Пусть все выйдут из палаты. Там, наверно, бомба.

Здание клиники содрогнулось от взрыва. Из окна палаты, откуда только что вывезли на каталке Тедди, вырвался красный огненный столб.

Охрана и медицинский персонал успели эвакуировать всех с девятого этажа. По предварительным данным, никто не пострадал.

Жак на руках вынес Тедди из здания, осторожно опустил на траву и приказал принести одеяла. Вокруг царила невообразимая суматоха: толпились какие-то люди, завывали сирены, бегали солдаты и полицейские. Пациенты сидели на траве или растерянно переминались с ноги на ногу. Те, кто оказались поблизости, во все глаза разглядывали принца Жака и бледную неподвижную девушку.

Врач, вызванный из Парижа, прибыл только к вечеру. Он внес коррективы в назначенный курс лечения. Через несколько часов температура снизилась. Прошло три дня, и Тедди уже могла самостоятельно садиться в постели.

Жак осыпал ее цветами. В одном из букетов она нашла бесценное жемчужное ожерелье.

Кафедральный собор утопал в торжественном убранстве. В присутствии узкого круга представителей монархических династий Европы, архиепископа Коста-дель-Мар и других церковных иерархов Жак опустился на одно колено на бархатную пурпурную подушечку. Церемония коронации длилась уже более полутора часов.

Князь Генрих, держа обеими руками сверкающую корону, произнес те же слова, которые говорил его отец много лет назад.

У Жака на лбу выступили капли пота.

Князь Генрих опустил корону на голову сына.

Князь Жак, правящий монарх Коста-дель-Мар, поднялся, осенил себя крестом и принес традиционную клятву верности своей стране. После этого он с улыбкой повернулся лицом к присутствующим, ища глазами Тедди.

После коронационной речи Жака перед тысячами собравшихся состоялся прием на пятьсот человек в Вандомском замке.

Князь Генрих, сияющий от гордости и удовольствия, приветствовал гостей, стоя рядом с сыном. На душе у него было необычайно легко.

— Ваше высочество, думаю, вы испытываете удовлетворение, — сказала королева Нидерландов Беатриса, когда, наконец, с приветствиями и рукопожатиями было покончено и Генрих смог взять бокал вина.

Генрих кивнул:

— Долгие годы я ждал, пока мой сын созреет, чтобы взять на себя ответственность за страну, и вот, хвала Господу, дождался. Теперь дело за венчанием. Он сделал прекрасный выбор. Надеюсь еще обнять внуков, — добавил старый князь.

— Уверена, будущая невестка подарит вам чудесных внуков, — одобрительно кивнула Беатриса. — В семью вливается молодая, сильная, свежая струя — что может быть лучше для продолжения рода!

— Тедди — необыкновенная девушка, — подхватил Генрих.

Обсудив с Беатрисой последние новости королевских семейств Европы, князь Генрих признался:

— Не помню, когда я в последний раз был так счастлив. Первым делом приведу в порядок свою коллекцию марок, а потом можно будет подумать о разведении арабских скакунов.

Плотный кремовый конверт был надписан от руки каллиграфическим почерком. На голубой марке красовался портрет князя Генриха. С обратной стороны клапан скреплялся печатью княжеского дома.

Королевское приглашение. Его получили тысяча двести человек.

Джамайка Дю-Росс запрыгала от радости, вытащив конверт из почтового ящика своего дома в Коннектикуте.

— Ты только посмотри! — бросилась она к матери, высаживающей в саду луковицы тюльпанов. — Вот оно! Значит, это правда! Я полечу в Коста-дель-Мар!

Майкл Овитц вскрыл конверт специальным серебряным ножичком и прочел изящно выгравированные строки: «Его высочество князь Коста-дель-Мар Генрих имеет честь…» Овитц дважды перечел эти слова и почувствовал, что у него участился пульс. Немногие в Голливуде могли похвалиться таким приглашением.

На его столе зажужжал телефон. Это Уилл Кэмден спешил поделиться с ним своей радостью: ему доставили такой же конверт.

Нью-йоркский художник-ювелир Кеннет-Джей Лейн первым делом связался с одной из своих самых знаменитых клиенток — Элизабет Тейлор. Получив приглашение на свадебный ужин в Коста-дель-Мар, он решил выяснить, кто еще оказался в числе избранных и кто мог бы предоставить ему место на борту личного самолета. Элизабет тоже собиралась в дорогу; в свое время она тепло приняла и поддержала княгиню Лиссе в начале ее актерской карьеры.

В Техасе, на ранчо «Джакаранда», Клифф Фергюсон едва не поссорился со своей дочерью Ребеккой.

— Почему это мы откажемся? Нет уж, папочка, раз нас пригласили — поедем, и все!

Клифф с сожалением покачал головой. Встреча с Габи принесет новую боль. Нет, больше он не сможет ступить на костанскую землю.

В Палм-Бич сестра покойного Хьюстона Уорнера, Алисия, прошлась по дорогим магазинам на Уорт-авеню. Вернувшись домой, она сразу заметила среди свежей почты плотный кремовый конверт. У нее дрогнуло сердце.

Принцесса Монако Каролина обсуждала с пресс-секретарем свой график на текущий месяц. При виде конверта с печатью костанского княжеского дома она сразу поняла, что приглашена на венчание. С довольной улыбкой она приказала особо отметить указанный день в своем календаре.

В Букингемском дворце королева Елизавета II, сидя у себя в кабинете, просматривала предварительно разобранную секретарем почту. При виде приглашения из Коста-дель-Мар она вздохнула и погрузилась в невеселые раздумья о семейной жизни собственных детей. Однако она решила подтвердить свое согласие присутствовать на этой церемонии, тем более что они с Генрихом не виделись целую вечность…

В аэропорту чилийской столицы стоял длинный черный лимузин. Никос Скурос, развалясь на заднем сиденье, развернул последний номер «Пари-матч», купленный в киоске.

«Свадьба века», — кричали заголовки на первой полосе.

Никос придирчиво изучил объявление о помолвке и официальную фотографию, на которой Тедди Уорнер, в розовом шелковом платье и потрясающем бриллиантовом колье, была изображена под руку с Жаком, новоиспеченным князем, одетым в военный мундир с костанскими регалиями. Скурос досадливо скомкал газету и бросил ее под ноги. Жизнь не кончается, сказал он себе. Были бы деньги.

— La oficina del présidente[15], — бросил он по-испански шоферу.

Щурясь от яркого солнца, Никос разглядывал улицы Сантьяго. Весь город был к его услугам. В Чили, как и повсюду в Латинской Америке, деньги открывают любые двери. Кокаиновый бизнес, который в последние годы был на подъеме, сулил неограниченные возможности.

Да, риск есть. Но если действовать с умом…

Никос Скурос расслабился и улыбнулся своим мыслям.

— Мистер Фергюсон, я рада, что смогла до вас дозвониться, — говорила Кристина своим глубоким, чуть хрипловатым голосом.

Из трубки доносилось прерывистое дыхание.

— Простите, ваше высочество, не сразу услышал телефон — я был во дворе. Чем могу служить?

— Вы получили приглашение?

— Да, благодарю вас. Только у меня, к сожалению, на этот день назначены важные дела, так что мы с дочерью не сумеем выбраться. Очень прошу меня извинить.

— Но вы просто обязаны прибыть! — сказала Кристина, хотя у нее на языке крутились совсем другие слова: Что же ты терзаешь мою сестру, упрямый черт? — Это же важное событие!

Фергюсон колебался:

— Нет, принцесса Кристина, это невозможно.

— Что значит «невозможно»? — возмутилась Кристина — Габи уже полтора месяца почти ничего не ест, она превратилась в тень — и все по вашей милости! Вы разбили ее сердце.

— А не наоборот? Впрочем, это теперь не имеет значения. Я ценю вашу заботу, принцесса Кристина, но для всех нас будет лучше, если…

Кристина стиснула зубы. Ей никогда не приходилось разыгрывать из себя Купидона, и эта роль оказалась не из приятных. Клифф Фергюсон не желал сделать шаг навстречу, как, впрочем, и Габи.

— Я настаиваю! Могу прислать за вами наш самолет, хотя у вас, как мне известно, есть свой собственный. Убедительно прошу вас приехать. Отец воспримет ваш отказ как личное оскорбление, — на ходу придумала она. — Габи ждет вас. Она в тяжелом состоянии.

— Я думал, что это Тедди в тяжелом состоянии.

— Тедди уже выздоровела. А Габи изболелась сердцем, Клиффорд. Я знаю свою сестру — она из породы однолюбов. Если бы вы ее видели… Она тоскует, Клифф. Я за нее всерьез беспокоюсь. Что вам стоит поговорить с ней? Хотя бы десять минут. От силы — пятнадцать. А потом никто вас не станет удерживать.

Повисла пауза. Потом Кристина услышала то, чего добивалась: сдержанный смешок.

— Стало быть, вы настаиваете, чтобы я прилетел на венчание и провел десятиминутную беседу с Габи? Так я понимаю?

— Именно так.

— А позволительно ли мне будет задержать ее внимание на двадцать минут, если, конечно, я обязуюсь не превышать регламент?

— Сколько угодно, — рассмеялась Кристина. — Ну, пожалуйста! Мы с Габи не всегда ладили, как положено сестрам — иногда грызлись, как кошки, но сейчас я не могу равнодушно смотреть, как она мучается.

— Она знает о вашем звонке?

— Что вы! Конечно нет! Это будет для нее сюрпризом.

— Ясно. Будем надеяться, что этот сюрприз не огреет меня по голове. Приеду, — поставил точку Клифф.

В Вандомский замок поступали сотни пакетов со свадебными подарками. В Большом салоне их аккуратно распаковывали и выставляли для обозрения. Королева Елизавета прислала гравированный серебряный поднос. Мультимиллионер Джон Клюге подарил новобрачным антикварные настенные часы семнадцатого века. От князя Монако Ренье пришел изящный фарфоровый сервиз с ручной росписью. Федерация спортивных обществ Коста-дель-Мар преподнесла миниатюрную копию Вандомского замка, изготовленную из камней-самоцветов. Потом настал черед распаковывать подарки от Ивана Лендла, Штеффи Граф, Вупи Голдберг.

— Просто невероятно! — сказала Тедди опытной секретарше, которая помогала расставлять подарки на столах и объясняла, как пишутся благодарственные письма. — Как в сказке!

Женщина кивнула:

— Мадемуазель Уорнер, не желаете ли открыть посылку от президента Клинтона?

Прошло три недели. Проснувшись утром, Тедди не сразу поняла, где находится. Парчовые драпировки, старинные картины в массивных позолоченных рамах — все это было словно из другого мира.

— Мадемуазель Тедди? — в дверь деликатно постучала горничная. — Ваш завтрак.

Тедди села в постели, накинув нежно-голубой халат, расшитый скрещенными теннисными ракетками. Ей совсем не хотелось есть, но Кристина накануне советовала ей во что бы то ни стало подкрепиться хотя бы печеньем и горячим кофе. Впереди был долгий, напряженный день.

— Желаете что-нибудь еще, мадемуазель?

— Нет, спасибо.

Настал день ее венчания.

Тедди не могла унять дрожь в руках. Слава Богу, ее болезнь отступила, однако врачи настоятельно рекомендовали ей соблюдать щадящий режим и избегать волнений. Но разве такое возможно? Венчание, которое увидят четыреста миллионов телезрителей, обещало быть только началом.

В дверь опять постучали.

— Войдите! — сказала Тедди.

Это вернулась горничная.

— Мадемуазель Тедди, его высочество прислал вам сувенир. Приказано вручить его немедленно.

Она передала Тедди маленькую коробочку в серебристой обертке.

На белом атласе лежал гладкий золотой ключ. Под атласной подушечкой Тедди заметила записку. «Этот ключик откроет для тебя мою страну, — было написано в ней уверенным почерком Жака. — Он откроет мое сердце, а в придачу — новый теннисный стадион, который будет носить твое имя. Моя любовь — навсегда».

У Тедди на глаза навернулись слезы. Это был свадебный подарок Жака — теннисный стадион, где она сможет тренироваться, обучать талантливую молодежь, проводить благотворительные международные турниры. Но дороже всего для нее было то, что Жак ясно показал: он уважает ее право на собственные интересы.

На безоблачном небе ослепительно сияло солнце. Вандомский замок расцветился сотнями бело-голубых флагов. С утра звонили церковные колокола.

Женевьева Мондальви высунула голову из окна такси. Ей не удалось получить официальное приглашение на венчание; пришлось удовлетвориться приглашениями на важные приемы. Зато она сумела договориться об интервью с самой Тедди Уорнер.

— Да поезжайте же вы побыстрее, любезный! — нетерпеливо обернулась она к шоферу. — Жмите на газ — народ расступится.

— Oui, madame, — послушно отозвался таксист.

Все княжество оделось в праздничное убранство. Вдоль дорог полыхали все краски осенних цветов. По главным улицам проложили три мили голубых ковровых дорожек. В отелях не осталось ни одного свободного номера. Вездесущие журналисты лихорадочно строчили в своих блокнотах и щелкали затворами фотокамер. В Оперном театре была объявлена премьера нового балета «Княжеская сюита», с Михаилом Барышниковым и Лесли Браун в главных ролях.

Такси еле-еле ползло сквозь толпу. Подступы к замку были забиты толпами любопытных. Особо настойчивые провели на улице всю ночь, чтобы занять места получше. Все ожидали появления свадебной кареты.

— Женевьева Мондальви, «Пари-матч». — Женни протянула часовому свое удостоверение.

— Прошу прощения, мадам, в моем списке вашего имени нет.

— Но у меня назначено интервью с Тедди Уорнер!

— Ах, да, тысячу извинений…

Тедди подняла руки, чтобы две камеристки, стоящие на табуретах, помогли ей облачиться в великолепное свадебное платье от Сен-Лорана.

— Осторожнее, у меня уже накрашены ресницы! — воскликнула Тедди, пряча лицо от кружевных волн.

Камеристки принялись застегивать бесчисленные жемчужные пуговки, потайные крючки и «молнии». Пышный шлейф длиной в двенадцать футов предполагалось прикрепить к платью непосредственно перед венчанием в соборе, а затем снять на время торжественного приема.

Когда секретарша объявила о прибытии мадемуазель Мондальви из «Пари-матч», Тедди чуть не вздрогнула: она совсем забыла, что согласилась дать это десятиминутное интервью.

— Просто невероятно, — приговаривала Женевьева Мондальви. — Вы чем-то напоминаете княгиню Лиссе. Нет, не чертами лица, но всем своим обликом. Даже свадебная прическа у вас почти такая же, какую выбрала в свое время княгиня Лиссе.

Тедди только улыбалась; от волнения ей трудно было говорить.

— Какие чувства вы испытываете в столь знаменательный день? — Журналистка перешла к делу, достав диктофон.

— Я чувствую… Это трудно передать словами. Мне радостно. Мне страшно. Я испытываю волнение — в то же время уверенность. Жак — необыкновенный человек: я буду счастлива идти по жизни рядом с ним. Сожалею только об одном — что мой отец не сможет повести меня к алтарю.

По щекам Тедди покатились непрошеные слезы. Одна из камеристок тут же ринулась вперед с салфеткой наготове и осторожно промокнула влагу, чтобы не испортить грим.

— Кто же будет вашим посаженным отцом, Тедди?

— Расс Остранд. Он долгие годы был моим агентом и добрым другом нашей семьи.

На самом деле Женни это прекрасно знала: она внимательно изучила все пресс-релизы и не пропустила ни одной пресс-конференции. Ей просто требовалось разговорить Тедди, чтобы потом выудить какую-нибудь сенсационную новость — пусть собратья по перу сдохнут от зависти.

— Тедди, а правду говорят, будто теннисист Огги Штеклер, не получивший приглашения на свадьбу, сгорает от ревности и неоднократно атаковал вас телефонными звонками, умоляя выйти за него замуж?

У Тедди от изумления раскрылся рот. Потом она расхохоталась:

— Кто вам такое сказал?

— Ну, в общем-то… — Женевьева не могла признаться, что выдумала это сама.

— Он действительно звонил, но только для того, чтобы поздравить меня и пожелать счастья. Поверьте, он никогда не предлагал мне выйти за него замуж! У меня прекрасный жених, и я безгранично счастлива. Запишите это: я безгранично счастлива.

Подразделения костанской армии прошли торжественным маршем от Вандомского замка и образовали живое заграждение вдоль пути следования карет. Фотографы взбирались на крыши машин и залезали на деревья, чтобы выбрать подходящий ракурс. Над толпой завис вертолет. В небе вслед за спортивным самолетом тянулся транспарант: «Тедди и Жак».

Чей-то голос из толпы выкрикнул:

— Едут!

Из открывшихся ворот замка появились бравые кавалеристы в голубой форме. В гривы и хвосты их вороных коней были вплетены бело-голубые ленты.

За ними ехала первая карета, в которой сидели князь Генрих, принцессы Кристина и Габриелла, а с ними — маленькая Шарлен. Толпа приветствовала их восторженными криками.

Из ворот показалась новая кавалькада всадников. Следом за ними в открытой карете ехал Жак в своей парадной военной форме, при всех регалиях, с лентой ордена св. Этьена через плечо.

Женщины визжали от восторга. Солдаты с трудом сдерживали натиск толпы. Стрекотали телевизионные камеры, взрывались вспышки.

Последней из ворот дворца выехала карета невесты. По обе стороны от нее гарцевали кавалеристы. Эта карета, украшенная резными позолоченными лилиями и геральдическими львами, бережно сохранялась с семнадцатого века. Ее колеса были инкрустированы самоцветами. Тедди сидела среди моря лент и кружев, похожая на сказочную принцессу. Ее голову закрывала легкая фата, расшитая жемчугом. Туго заплетенные светлые волосы были уложены на затылке в изысканный шиньон. Со всех сторон люди выкрикивали ее имя.

Тедди сидела прямо, с трудом сохраняя видимость спокойствия.

На ступенях собора выстроился почетный караул. Только что сюда прибыл кардинал Бартолотта, посланец папы Римского. Его встречал монсиньор д'Эльер, архиепископ Коста-дель-Мар.

Готический собор был великолепен. Его украсили голубые корзины с белыми розами и лилиями. По проходу тянулась голубая ковровая дорожка. Алтарь утопал в белых цветах, источающих нежнейший аромат. Под сводами звучала органная музыка. На скамьях не осталось ни одного свободного места — тысяча двести гостей прибыли заблаговременно.

Жак настоял, чтобы в соборе были запрещены все виды съемки. Исключение сделали только для телекомпании Эн-Би-Си, которая на весь мир транслировала церемонию венчания по каналам спутниковой связи.

— Как страшно — просто ужас! — шепнула Тедди на ухо Джамайке, когда они ожидали в главном вестибюле. Шафером Жака был его школьный друг, молодой герцог Сен-Мишель, наследник одного из крупнейших состояний Франции.

Тедди обмирала от страха с того самого момента, как ее усадили в золоченую карету. Огромным усилием воли она заставляла себя улыбаться и даже несколько раз приветственно помахала толпе.

— Неужели это все происходит со мной? Ущипни меня, Джейми, — попросила она. — Не могу поверить, что это не сон.

— Какой уж тут сон! — тихонько засмеялась Джамайка, которая и сама волновалась не меньше. — Тедди, ты такая красивая — не передать!

— А вдруг я забуду, что полагается говорить? — выдохнула Тедди. — Джейми, меня ноги не держат.

— Ничего не бойся! — ободряла ее Джамайка. — В крайнем случае я тебе буду подсказывать, только это не понадобится, вот увидишь. Тедди, ты нашла свою мечту.

Габриелла и Кристина стояли рядом. Обе, как полагалось подружкам невесты, были в голубых, но совершенно разных платьях. Наряд Габи дополняли жемчуг и бриллианты; Кристина предпочла бриллианты с сапфирами.

— Кристина, — Габи даже вздрогнула, — мне показалось, что в толпе мелькнул Клифф. Как он мог здесь оказаться? Я его не приглашала.

— А я пригласила, — спокойно сообщила Кристина.

— Как?..

— Ради тебя, Габи. Не делай глупостей. Этот человек готов целовать землю, по которой ты ступаешь. Он себе места не находит. Неужели нельзя сделать шаг навстречу друг другу? Ну, что ты упрямишься? Он не будет тебе мешать заниматься любимым делом, но ты даже не хочешь его выслушать.

Габи покачала головой:

— Кристина, как ты могла?.. — она прикусила губу, чтобы не расплакаться.

— Допустим, я не все сделала правильно. Но, Габи, посуди сама! Для меня это было искуплением. За многое… Нет нужды тебе рассказывать, что мне не везло с мужчинами. Пусть хотя бы тебе повезет. Хотя бы одной из нас. Почему ты отворачиваешься от своего счастья, Габи? Чего ты боишься?

— Не знаю, — еле слышно ответила Габриелла.

Кристина подступила ближе:

— Подай ему знак, Габи. Любым способом. Скажи, что ты его любишь! Сегодня особенный день — не только для тех, кто идет под венец.

Габи недоверчиво посмотрела на гордую, своенравную Кристину, которая, кажется, впервые в жизни заговорила серьезно, а потом крепко обняла ее за плечи:

— Крис! Господи, какое счастье, что ты у меня есть! — Она быстрым движением сняла с пальца тонкое колечко с жемчужиной, которое подарила ей мать, княгиня Лиссе, за несколько дней до смерти. — Возьми. Это мамино кольцо.

— О, — только и смогла выговорить Кристина сквозь душившие ее слезы.

Принцесса Габриелла подошла к Тедди и легко поцеловала ее в щеку.

— Тедди, теперь мы с тобой сестры. Я очень рада, что ты вошла в нашу семью. Ты нужна не только Жаку, но и всем нам.

— Я хотела сказать то же самое, — присоединилась принцесса Кристина. — Уж не знаю, как тебе удалось вразумить моего брата, но уверена… — В это время орган заиграл прелюдию к свадебному маршу. — Кажется, началось, — взволнованно прошептала Кристина.

К ним торопливо приближался придворный мажордом Мишель Буфэ, назначенный распорядителем свадебной церемонии.

— Мадемуазель, — с поклоном обратился он к Тедди, — через несколько минут начинаем.

Тедди побледнела. На мгновение у нее перед глазами заплясали черные точки. Опасаясь, как бы не упасть в обморок, она стиснула руку Джамайки.

— Я с тобой, — шепнула Джамайка ей на ухо.

Неожиданно для себя самой Тедди вдруг обрела спокойствие и уверенность. Ей показалось, что вся ее жизнь была подготовкой к этому мгновению.

Подошел Расс Остранд. Тедди взяла его под руку.

— Тедди, твой отец сегодня с нами, — сказал он. — Я ощущаю его присутствие.

— Спасибо за все, — шепнула Тедди, прикоснувшись кончиками пальцев к золотым сережкам, которые когда-то подарил ей отец.

Да, ее отец был где-то рядом. Ей даже послышался его голос: «Держись молодцом, Медвежонок-Тедди. Не теряйся. Ты должна быть уверена в себе на двести процентов».

Тедди выпрямилась. Она была готова прошествовать по главному проходу.

Маршал Гюстав де Панн, главнокомандующий костанскими вооруженными силами, отдавал команды почетному караулу. Жак поднялся по ступеням собора. К алтарю его сопровождали четверо свидетелей, сыновья придворных, которые были знакомы с ним еще со школьной скамьи, а теперь служили офицерами в военно-морском флоте. Возле алтаря поджидал его духовник, отец Жан-Шарль Лаваль.

Жак сделал глубокий вдох, обводя глазами море лиц. Здесь присутствовали члены королевских фамилий, видные дипломаты, звезды кино и спорта со всего света, а также костанские придворные и родовая знать.

Наконец-то Тедди станет его княгиней. Жак хотел бы ускорить ход времени.

Маленькая принцесса Шарлен в пышном нежно-голубом платьице шла впереди, разбрасывая по ковровой дорожке лепестки роз. Она понимала ответственность своей миссии и выглядела по-взрослому сосредоточенной.

Медленно ступая по ковру, Тедди не различала лиц. Прелестные юные подружки невесты, дочери костанских придворных, несли длинный шлейф ее свадебного платья, но Тедди этого не замечала. В какой-то момент ее взгляд выхватил из множества гостей улыбающегося Клиффа Фергюсона, потом тетю Алисию. Кажется, поблизости мелькнул Брюс Спрингстин. А потом — Боже праведный! — она явственно различила королеву Елизавету II, в синем костюме в горошек и кружевной шляпке. Невероятно! Видел бы это отец…

У алтаря, увитого сотнями белых лилий и роз, украшенного златоткаными покровами, Тедди увидела Жака, светящегося любовью и нетерпением.

Невидимая волна несла ее к нему.

Сидя рядом с дочкой, Клифф Фергюсон, восхищенный красотой свадебной церемонии, почувствовал невыразимую грусть. Их места были у прохода. Клифф надеялся привлечь внимание Габи. Ему показалось, что она взглянула прямо на него, и в глазах у нее блеснуло что-то похожее на слезы.

Но теперь он ни в чем не мог быть уверен.

— Папа, — шептала ему на ухо Бекки, — классно, правда?

Эта свадьба выглядела эпизодом из жизни какого-то другого мира. Клифф отменил несколько важных деловых встреч, но до сих пор не знал, правильно ли он поступил, прилетев сюда по звонку Кристины. Коста — прекрасная страна, но он бы не согласился поселиться здесь навсегда. Что ему тут делать? Он привык с головой погружаться в дела, на нем было и ранчо, и множество магазинов по всей Америке, и заботы о Ребекке и ее тренировках. Он уже пожалел, что взял с собой дочку. Ни к чему забивать ей голову пустыми надеждами. Да и самому не следует напрасно обольщаться.

Габи, мысленно повторял он, мучаясь безвозвратностью потери.

Монсиньор д'Эльер размеренно вопрошал:

— Жак Луи Генрих Бертран Беллини, согласен ли ты взять в жены присутствующую здесь Теодору Элизабет по закону Святой церкви?

— Согласен, — ответил Жак сперва по-английски, затем по-французски: так они договорились с Тедди заранее.

— Теодора Элизабет, согласна ли ты взять в мужья присутствующего здесь Жака Луи Генриха Бертрана Беллини по закону Святой церкви?

Тедди заглянула в глаза Жаку.

— Да, — тихо сказала она. — Oui. Согласна.

Когда завершился обряд венчания, преподобный Бартолотта прочел приветственное послание от папы Римского, Иоанна Павла II.

Клифф Фергюсон словно застыл на церковной скамье. С каждой минутой он все отчетливее осознавал пропасть между бьющим через край счастьем Тедди и Жака и горечью собственного одиночества. Свадебная процессия должна была вот-вот прошествовать к выходу. Вместе с остальными уйдет и Габи — уйдет в свой мир, недоступный для простых смертных.

— Папа, — жарко зашептала Бекки, — гляди, Габи!

Такая милая, такая прекрасная. Она держала в руках воздушный букет из лилий и орхидей. Вглядываясь в бесчисленные лица, Габи искала кого-то среди гостей. Наконец она встретилась глазами с Клиффом.

Он поднялся со своего места, не сводя взгляда с Габриеллы. Все вокруг перестало существовать, кроме него и Габи. Клифф обвинял в их разрыве только себя. Он был слишком резок. Он не пошел на компромисс. Он попрекал ее высоким происхождением. Он хотел лишить ее права на собственные интересы.

Вдруг произошло непредвиденное. Габи, повернувшись к Клиффу, сунула ему в руки свой букет. Ее глаза звали, просили, молили…

— Я люблю тебя, — вырвалось у него. — Боже, как я тебя люблю.

Лицо Габриеллы осветилось улыбкой.

Тедди и Жак прищурились от ослепительного солнечного света. У ступеней собора их ждал бело-голубой «роллс-ройс».

Изумлению Тедди не было границ. Площадь вокруг собора по-прежнему была запружена праздничной толпой, но теперь здесь царила благоговейная тишина. Никто не кричал и не толкался. Люди вытягивали шеи и поднимались на цыпочки, чтобы получше разглядеть новобрачных. Многие утирали слезы. Тедди про себя отметила, с каким достоинством Жак, подняв руку, медленно помахал сначала вправо, потом влево. Этот королевский жест она не раз видела в кадрах кинохроники.

Тедди проделала то же самое.

Жак повернулся к ней с мальчишеской улыбкой:

— Княгиня Тедди, не желаете ли пробежаться до «роллс-ройса»? А то подданные, чего доброго, заподозрят, что перед ними — восковые фигуры.

— Пробежаться? В этом длинном платье? — недоверчиво переспросила Тедди.

Вся свадебная церемония была заранее отрепетирована до мельчайших деталей. Пробежка до машины определенно не предусматривалась протоколом. Но озорной задор Жака оказался заразительным.

— Если вы настаиваете, ваше высочество, — тихо ответила она, — не смею возражать!

Она ловко подобрала пышные складки кружев и смеясь посмотрела на Жака:

— Ну? Ты готов?

— Люблю тебя, — шепнул он.

Держась за руки, они бежали вниз по каменным ступеням, из прошлого к будущему.