Королевское приглашение

ВЕСНА 1990

Прошло шесть месяцев. Тедди Уорнер вернулась в профессиональный теннис и выиграла показательный матч в Новом Орлеане. Журнал «Пипл» опубликовал ее фотографию в прыжке, с занесенной для смэша ракеткой, в короткой юбке, приоткрывающей плотные белые трусы с кружевной отделкой, которые стали ее фирменным знаком.

Кристина с завистью изучала эту фотографию, сложив руки на огромном животе.

Отшвырнув журнал в сторону, она тяжело поднялась со стула, подошла к кровати и опустилась на расшитое покрывало. По ее щекам текли слезы. Вот уже несколько месяцев ее изводили приступы тошноты; она не могла есть ничего, кроме сухих галет и фруктов.

Кристина снова и снова размышляла о своем положении. Жизнь расставила ей ловушку. Беременность. Тошнота. Существование в замкнутом пространстве. Она побледнела и осунулась, и только живот становился все больше. Даже если бы отец разрешил ей сниматься в кино — что толку: кому она теперь нужна? Но самое отвратительное — она замужем за Жан-Люком; до рождения ребенка нечего и думать от него отделаться.

Габриелла свободна как птица: разъезжает по Америке, рекламирует свои украшения, причем с ведома отца. Где же справедливость? Неужели продавать побрякушки — более достойное занятие, чем профессия манекенщицы или актрисы?

Подойдя к стеллажам, Кристина остановила взгляд на книгах о Голливуде. Штук пять-шесть из них были посвящены ее матери, княгине Лиссе. Одна так и называлась: «Княгиня Лиссе: сказка, ставшая былью». Кристина сняла ее с полки. С обложки смотрело фото ее матери в бриллиантовой диадеме.

Отец, вспомнилось Кристине, уже будучи женатым на маме, разрешил ей сняться в двух фильмах. Перелистывая страницы, Кристина спрашивала себя, каким образом матери удалось добиться своего.

«…князь Генрих, супруг Лиссе, выглядел как Наполеон, встретивший свое Ватерлоо, когда она улетела в Нью-Йорк и подписала контракт на участие в фильме Фрэнка Капры, в котором вместе с ней снимались…»

Кристина с улыбкой закрыла книгу.

— Спасибо за подсказку, мама, — прошептала она.

— Странно, что тебе позволено ездить куда попало, а мне не разрешается даже сняться для журнальной обложки — видите ли, принцессе это не к лицу, — язвительно заметила Кристина, не в силах больше сдерживать свою досаду. — Но ты выступала в программе Опры Уинфри, куда получают приглашение весьма сомнительные личности: транссексуалы, мужчины, которые избивают своих жен, женщины, которые заводят романы на стороне.

— В день моего выступления других приглашенных в студии не было. И вообще, чем бы я ни занималась, я в первую очередь представляю Коста-дель-Мар. — Габи была уверена в своей правоте. — Я создаю рекламу не только своим украшениям, но и нашей стране. По сути дела…

Кристина рассмеялась холодным смехом:

— Это мечта всей твоей жизни, не правда ли — представлять нашу страну? — Она вспыхнула румянцем. — Твои намерения шиты белыми нитками.

— О чем ты?

— Да о том, что ты хочешь занять престол, обойдя Жака. Вот ты и стараешься склонить на свою сторону общественное мнение. Какая низость!

Эти обвинения больно задели Габриеллу:

— Ничего подобного! У меня и в мыслях такого не было.

— Как же! Ты ведь прекрасно знаешь, что Жак объявил отцу о своем отказе.

— Кристина, прошу тебя, перестань. Я знаю, отец поступил с тобой не вполне справедливо…

— «Не вполне справедливо»! Да я просто на стенку лезу. У меня больше нет сил сидеть в Коста-дель-Мар, как в тюрьме, и делать то, что он прикажет. Я сама себе противна: уродливая, с огромным животом. Как только родится ребенок — улечу в Голливуд.

— Что ты надумала?

— Я оформлю развод; это будет несложно — в брачном контракте предусмотрены все детали. Заберу с собой малыша — а там хоть трава не расти. И отец не сможет меня остановить.

— Неправда, Кристина, он сможет тебя остановить, и ты это знаешь. В его руках власть.

— Ох, как ты его боишься! — выходила из себя Кристина. — А мне не страшно. Для нас он в первую очередь не князь, а отец. Что он мне сделает? Запрет в башне, чтобы я к сорока годам превратилась в седую старушонку?

Габи невольно улыбнулась:

— Почему же непременно в седую старушонку? Может быть, в Спящую Красавицу. А потом явится Прекрасный Принц и спасет тебя из заточения.

Кристина отмахнулась:

— Я знаю только одного «прекрасного принца», но к тому времени как мне исполнится сорок, ему уже будет за семьдесят. Вряд ли у него хватит сил вскарабкаться на башню.

— Кто же это? — насторожилась Габи.

— Не спрашивай. Помни, что я замужняя дама. — Она с усмешкой погладила округлившийся живот. — До такой степени замужняя, что дальше некуда.

В медицинском центре «Королевский госпиталь» завершился ремонт, но вдоль южного фасада еще тянулись строительные леса. Рабочие с пескоструйными аппаратами чистили древние каменные стены.

Проходя мимо журнального киоска, принц Жак заметил в витрине свежий номер «Спортс иллюстрейтед» с портретом Тедди Уорнер на обложке. Он невольно замедлил шаги.

Тедди. Ее фотографии не сходили со страниц газет и журналов, и всякий раз ему казалось, что он получил удар из-за угла До него дошли слухи о ее романе с Огги Штеклером. Чем привлек ее этот самовлюбленный скандалист? Разве что своей внешностью, сказал себе Жак, — этого у него не отнимешь.

Даже Филиппа — для окружающих леди Филиппа — заметила, что Тедди не выходит у него из головы, и не раз пыталась завести о ней разговор, называя ее не иначе как «эта нескладная теннисистка».

— Почему же «нескладная»? — вступился за нее Жак. — Будь объективна, Филиппа. Многие спортсменки действительно состоят из одних мускулов, но Тедди на редкость женственна. В Уимблдоне ей не было равных.

— Я вижу, ты ею не на шутку увлечен, — с укором отметила Филиппа.

— Нет, это не так.

— Хотелось бы верить.

Сейчас он спешил в детский ожоговый центр, созданный по его инициативе.

— Хочешь прокатиться со мной в гоночном автомобиле? Тогда слушайся докторов, чтобы скорее поправиться.

У Жака сжималось сердце. Он присел возле кресла-каталки, глядя на восьмилетнего Дидье, забинтованного так, что были видны только глаза. В доме его родителей произошел взрыв газа, и ребенок получил тяжелейшие ожоги.

— Хочу, — еле слышно прошептал мальчуган.

— Держись, малыш, — ободряюще улыбнулся Жак. — Я буду тебя навещать. Принесу тебе фотографии нового «феррари», на котором мы с тобой поедем кататься.

Ребенок кивнул. Жак поставил на тумбочку масштабную модель «феррари» размером со спичечный коробок.

— Это тебе, Дидье.

Жак выпрямился. У него щипало глаза. Сегодня он побеседовал с каждым из тридцати маленьких пациентов.

— Ваше высочество, не знаю, как вас благодарить, — говорила пожилая медсестра, провожая его к выходу.

— Что ждет этого мальчика по имени Дидье?

— Повреждения очень серьезны, — неохотно ответила медсестра. — Лицо будет обезображено.

Жак сказал ей, что вызовет из Соединенных Штатов бригаду специалистов по пластической хирургии. Женщина кивнула:

— Ваше высочество, каждое ваше посещение — настоящий праздник для этих детей. Еще бы: они чувствуют, что о них заботится сам принц. Это запомнится им на всю жизнь.

Жак не нашелся что ответить. Он вовсе не стремился снискать чьи-то лестные замечания или похвалу отца, хотя князь не первый год просил его не пренебрегать официальным представительством. Посещение больниц требовало напряжения всех душевных сил, но с тех пор как Жак помог маленькой дочке знакомого гонщика, он не мог безучастно смотреть на страдания детей.

Шагая к стоянке, где был оставлен его мотоцикл, Жак размышлял о возможных источниках финансирования своих медицинских программ. Он рассчитывал на помощь сестер.

Другим возможным источником оставалась леди Филиппа, чье состояние увеличивалось буквально с каждым днем. Жак взглянул на часы. Ровно в четыре ему предстояло лететь в Лондон.

Габи с Кристиной помирились. Они сидели за завтраком на открытой веранде и обсуждали программу благотворительного концерта, который собирались организовать по просьбе Жака для сбора средств на модернизацию ожогового центра.

Они уже заручились согласием группы «Нью кидз он зе блок»; предварительные подтверждения прислали Бонни Рейтт, Смоуки Робинсон и Натали Коул. Бродвейская певица Валентина сразу же дала положительный ответ. Теперь сестры хотели созвониться с агентом Джонни Коутса, английского рок-певца, которого называли наследником Рода Стюарта.

— По-моему, все складывается замечательно, — сказала Габи.

Но Кристина почему-то сникла. В мыслях она была далеко от дома. Ей хотелось перенестись на съемочную площадку. Даже короткие пробы в Голливуде показали, на что она способна. Она поверила в свои силы.

— Завтра попрошу секретаря навести необходимые справки и пригласить для меня педагога по актерскому мастерству, — как бы между прочим сообщила она. — Лучше всего, конечно, из Калифорнии. Я бы поселила его в отеле «Касабланка».

— Педагога по сценическому мастерству? В твоем положении? О чем ты думаешь, Кристина? — ужаснулась Габриелла.

— Только отцу не говори, — взмолилась Кристина. — Габи, если я этого не сделаю, я просто лопну!

В легкой дымке мартовского тумана камни на мостовых Порт-Луи стали влажными и скользкими.

Кристина никак не могла найти для себя удобную позу в просторном салоне «роллс-ройса». Она ездила на примерку платья для благотворительного концерта. Пена кружев и шифона должна была скрыть ее беременность. Кристина передвигалась из последних сил. Врачи сказали, что ребенок появится на свет недели через две, а то и раньше. Отец настойчиво предлагал ей остаться дома, но Кристина не хотела подводить Жака.

— Выпить бы сейчас, — уныло промямлил Жан-Люк, которому пришлось битый час дожидаться жену в ателье мадам Ормонт.

— У тебя одно на уме, — отмахнулась Кристина и тихо охнула.

Жан-Люк ничего не заметил. Он глазел на молоденькую девушку в мини-юбке, поравнявшуюся с их машиной.

— Кажется… О Господи… Жан-Люк!

Он повернулся к жене и прочел в ее глазах выражение ужаса.

— Как же так? Ты сказала, что через две недели. Еще не время!

Смех Кристины перешел в низкий стон.

— Оказывается, самое время.

Жан-Люк пять часов слонялся по больничной комнате отдыха для особо важных персон. Он то заговаривал с молодой женщиной-врачом, то присаживался к телевизору. Выпить так и не удалось; он совершенно изнемог.

В комнату торопливо вошел врач в зеленом халате и шапочке. Он спешил сообщить, что молодая мать и новорожденный младенец чувствуют себя хорошо.

Кристина родила девочку. Жан-Люк втайне надеялся на сына. Ну, ничего, может, в следующий раз будет мальчик. Если удастся уломать жену. Но он сильно опасался, что после рождения первенца их супружество и вовсе пойдет прахом.

Его пригласили пройти в палату.

— Думаю, надо назвать малышку Николеттой — в честь моей матери, — начал он.

Кристина посмотрела на него, как на сумасшедшего:

— У моей девочки уже есть имя: принцесса Шарлен-Лиссе.

Жан-Люк не стал спорить. Он разглядывал свою новорожденную дочь, весом в три килограмма с небольшим. Такая малютка, но подвижная, глаза синие, на голове смешной светлый хохолок, брови вопросительно подняты вверх.

— Какая красивая, — выдохнула Кристина. — Даже не верится.

— Совсем как ты. — Жан-Люк склонился над кроватью, поглаживая пальцем крошечный детский кулачок. — Кристина, не сердись, я не смог быть с тобой рядом… Просто я не переношу… ну, всех этих женских дел.

— Жан-Люк! — Кристина смотрела на мужа с нескрываемым презрением. — Надеюсь, отныне ничто не будет напоминать мне о нашем браке, кроме малышки Шарлен. А теперь мне нужно отдохнуть. Я очень устала.

Жан-Люк кивнул и послушно ретировался. Он чувствовал, что его роль сыграна до конца; Беллини возьмут на себя оформление развода и уладят дело с церковью.

Князь Георг и принц Жак стояли плечом к плечу, принимая военный парад. Оркестр играл государственный гимн. В соборе звонили колокола. Только что был дан артиллерийский салют из двадцати залпов.

Торжества были организованы в честь рождения новой принцессы. Князя Генриха переполняли чувства.

— Какие молодцы наши солдаты, — негромко сказал он сыну, глядя на марширующих гвардейцев, — все как на подбор.

— Да, в самом деле. — Жак тоже преисполнился чувством патриотической гордости.

Наряду с династическими знаками отличия, на его парадном мундире теперь красовались четыре медали, которые он заслужил за полтора года службы в морской авиации.

Когда парад закончился, Жак прошел в гардеробную, чтобы снять форму, и столкнулся с принцем Георгом.

— Я собираюсь кое-что обсудить с твоим отцом, — начал Георг, прочистив горло. — Есть определенные замыслы.

— Какие замыслы? — Жак даже прекратил расстегивать мундир.

— Никос Скурос выдвинул блестящие планы развития нашего государства. Страна засверкает как алмаз. Он продумал идею строительства крупных отелей и казино. Это будет способствовать привлечению туристов…

— Отелей и казино? Во множественном числе? Но ведь отец запретил строительство казино иностранцами.

— Никоса Скуроса едва ли можно рассматривать как рядового иностранца. Между прочим, он подал прошение о предоставлении ему гражданства Коста-дель-Мар. Тебе известно, дорогой племянник, что этот человек — большой друг нашей страны. Неужели ты до сих пор не удостоверился, что Скуросу дорога эта земля? Он многое способен для нее сделать.

— Возможно, — сказал Жак.

— Скурос не раз спасал нас от финансового краха. Если бы не он, наше положение было бы весьма плачевным. Его богатства неограниченны. Он готов и впредь помогать нам… если, конечно, мы его не оттолкнем. Тебе бы следовало поговорить об этом с отцом.

— Я подумаю, — неуверенно ответил Жак. Переодевшись, он направился в апартаменты отца, перебирая в уме все, что сказал ему дядюшка.

По непонятной причине он не очень-то доверял Никосу Скуросу, «большому другу» Коста-дель-Мар. В конце концов он решил, что с отцом действительно надо будет поговорить, но лишь для того, чтобы его предостеречь. Жак понимал, что сейчас для таких разговоров не самое подходящее время: мысли отца заняты предстоящим разводом Кристины… Но его сердце сжимала смутная тревога. Он вдруг осознал, что это тревога за судьбу Коста-дель-Мар. Нет, он не собирался брать бразды правления в свои руки, но будущее родной страны было ему небезразлично.

— Восемьсот человек… и все хотят присутствовать при крещении одного-единственного ребенка, — говорила Кристина, добавляя очередную фамилию к списку приглашенных.

— И еще восемьсот тысяч дорого бы дали, чтобы присутствовать на церемонии, — подхватил Никос Скурос, который пришел навестить ее перед отъездом в Грецию. — Всем хочется стать свидетелями такого выдающегося события. Князь Генрих давно мечтал о внуках. Ваша малышка будет — дайте подумать — четвертой по линии престолонаследия.

— Я вполне удовлетворюсь, если она будет просто счастливой, — сказала Кристина.

— Понимаю.

— Просто счастливой, — повторила Кристина.

Принцесса трудно привыкала к своей новой роли. Ее охватывала то кипучая жажда деятельности, то невыразимая нежность, то щемящая тоска. Зачем ребенку такой отец, как Жан-Люк? Сможет ли она сама стать хорошей матерью? Кристина до сих пор не брала на руки грудных детей. Она не ожидала, что ее новорожденная дочь окажется такой крошечной. Конечно, основные заботы возьмут на себя слуги, и в первую очередь Мэри Эбботт, старая няня принцессы.

— Салют из двадцати артиллерийских залпов, — задумчиво продолжала она, — восемьсот гостей… отец ежечасно присылает все новые и новые распоряжения. Получается какой-то аттракцион — и все это ради несмышленой малютки.

Скурос подался вперед, не сводя с нее проницательного взгляда.

— Вам чего-то недостает, ведь это так? — тихо спросил он. — Ваша душа требует другого.

Кристина даже вздрогнула:

— Конечно; все мечтают о большем, правда?

— Вам нужно нечто особенное.

— Не знаю, о чем вы. И да, и нет. Не знаю! У меня, например, никогда не было приключений. Я даже плохо представляю себе, что это такое. Теперь я стала матерью. Эту роль я тоже представляю весьма смутно.

Никки помолчал.

— Если вы мечтаете о приключениях, дорогая Кристина, — скажите только слово. Я к вашим услугам.

Его голос звучал так проникновенно, что у Кристины перехватило дыхание. Этот красивый, хотя и немолодой грек был незаурядной личностью. Но ей приходилось считаться с тем, что она пока еще состоит в браке с другим. К тому же она твердо решила больше не совершать опрометчивых поступков. Однако она не стала перебивать Скуроса, и он, ободренный этим, продолжал:

— Предлагаю вам идти по жизни вместе со мной, Кристина. Вы прекрасно знаете, как я к вам отношусь. Из меня получится хороший муж… и отец. Мы могли бы путешествовать по всему свету, от Тадж-Махала до Гималаев и Сейшельских островов. Куда пожелает ваша душа. Мы будем плавать в коралловых рифах…

— В коралловых рифах? — Кристина рассмеялась звенящим смехом. — Да, это было бы неплохо. Вы просто чудо, Никки. Но я хочу… — она широко развела руки в стороны, — я хочу объять все!

Личный самолет, на борту которого был оборудован рабочий офис, уносил Скуроса в Афины. За компьютером сидела секретарша, подготавливая текст соглашения, по которому одна из оффшорных корпораций Скуроса получала дополнительный участок береговой линии в Коста-дель-Мар.

— Заканчиваете, Жанна? — спросил он.

— Через десять минут будет готово, сэр.

— Хорошо. Сразу принесите мне распечатку.

Никос прошел мимо нее в свой кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Он сел за стол, придвинул к себе телефонный аппарат и уже начал набирать номер, но передумал.

Кристина. Ему не доводилось видеть женщин прекраснее. Он был дважды женат; и первая, и вторая жены были признанными красавицами, но ни одна не могла соперничать с Кристиной.

Как и следовало ожидать, ее брак с этим распутником оказался ошибкой. В Вандомском замке все уже знали, что развод не за горами. В трудную минуту он подставит принцессе свое плечо.

Удовлетворившись до поры до времени такими рассуждениями, Скурос снова взялся за телефон и вскоре соединился с одним из костанских министров. Это был его человек.

— Мне нужны дополнительные участки, — без всяких предисловий сказал Никос. — Предпочтительнее всего — милях в двух от эспланады, возле Пуант-а-Л'Эгль. Да, и вот еще что: передайте Георгу, чтобы он позвонил мне при первой же возможности.

— Непременно, сэр.

Небольшая процессия вошла в главный зал замка. Няня, Мэри Эбботт, несла на руках новорожденную девочку. Кристина, проведя пять дней в отдельной палате, снова оказалась дома. Она остановилась как вкопанная.

В зале собралась вся прислуга — двести пятьдесят человек. Люди выстроились вдоль зала в два ряда. Принцессу встретили радостными улыбками и аплодисментами.

— О! — Кристина одарила присутствующих лучезарной улыбкой. — Благодарю вас всех!

Она приняла из рук няни свою малютку-дочь и направилась с ней князю Генриху, который поджидал в противоположном конце зала. Двигаясь вдоль живого коридора, она держала девочку так, чтобы все видели ее личико. Старые слуги не скрывали слез.

Князь Генрих взволнованно поспешил ей навстречу:

— Моя первая внучка входит в свой дом.

Он совсем растрогался, дотронувшись до детской ручки. Крошечные пальчики цепко сжали его мизинец.

— Как она похожа на твою мать! — сказал он Кристине со слезами гордости.

Кристина просияла.

В тот вечер Габриелла долго мерила шагами светлый обюссонский ковер в своей спальне. Она попыталась было поставить свой любимый компакт-диск, но сегодня музыка не доставляла ей радости.

Какое прелестное дитя!

Нежно-розовая кожа, голубые глазки. И такой забавный хохолок надо лбом! Возможно, настанет день, когда эта девочка наденет корону Коста-дель-Мар.

В голову сами собой лезли и менее возвышенные мысли. Шарлен появилась на свет как законная наследница, никто не подвергал сомнению ее происхождение, никто не нашептывал, что «принцесса ненастоящая».

Габи вздохнула. Знакомство с Клиффом Фергюсоном совершенно выбило ее из колеи. Он звонил ей почти ежедневно и даже предлагал прилететь за ней в Коста-дель-Мар, чтобы вместе отправиться обедать в Париж, но она ответила отказом.

О его звонках незамедлительно донесли отцу.

— Дорогая Габриелла, — обратился он к ней за завтраком, — не могла бы ты выбирать друзей в непосредственной близости от Коста-дель-Мар?

— Ты хочешь сказать, что Техас от нас слишком далеко? Да к тому же среди жителей этого штата попадаются евреи? — вспылила Габи.

— Ты напрасно горячишься. Во время войны наша страна спасла жизни сотням евреев, — спокойно ответил князь Генрих. — Я просто хочу, чтобы ты тщательно обдумывала свои поступки. Помни, Габриелла: ты представляешь не только себя, но и нечто неизмеримо большее. Не будем продолжать этот разговор. Я рассчитываю на твое благоразумие.

Сейчас Габриелла не могла собраться с мыслями. Если бы отец попросту приказал ей прекратить это знакомство, она бы затеяла спор и настояла на своем. Но он предоставил решение этого вопроса ей самой. А ведь Клифф Фергюсон — из той породы людей, которые во всем требуют определенности.

Он подумывал о том, чтобы жениться вторично — за обедом в ресторане Сан-Франциско он ясно дал ей это понять.

Но она не готова дать ему ответ! Габриелла закрыла лицо руками. Она чувствовала, что теряет душевное равновесие.

Зазвонил телефон. Габи услышала голос секретарши:

— Ваше высочество, на третьей линии — мистер Фергюсон.

— Скажите ему, что меня… что я… Соедините, — решилась наконец Габриелла.

— Добрый вечер, прекрасная принцесса! — приветствовал ее Клифф. — Звоню сообщить, что прилетаю на день-другой в Париж. Мое приглашение остается в силе.

— Пообедать? В Париже? Я не уверена… Мне нужно поработать в мастерской… А потом будут крестины Шарлен.

— Ваши планы ничуть не пострадают. Я мигом доставлю вас обратно — если вас беспокоит только это, Габриелла. Боюсь, я слишком надоедлив. Прошу меня простить за такую назойливость. Но мне показалось, что нас связывают какие-то нити. Если это не так — поправьте меня.

Габриелла в смятении сжимала трубку:

— Нет… наверно… так и есть, — сдалась она.

Клифф облегченно рассмеялся:

— Значит, договорились. Нам никуда не деться от следующей встречи.

— Вы не хотите приехать к нам на крестины? — неуверенно спросила Габриелла.

— Буду просто счастлив!

С бьющимся сердцем Габи повесила трубку. Она подошла к зеркалу и долго смотрела на свое отражение, пытаясь увидеть себя глазами Клиффа Фергюсона.

Что он в ней нашел? Она без ложной скромности оценивала свое миловидное лицо и хорошую фигуру, но вокруг есть тысячи женщин — манекенщицы, актрисы и прочие, — с которыми ей соперничать не под силу. Между тем Фергюсон мог бы остановить свой выбор на любой из них.

Может быть, все дело в ее происхождении? Будучи принцессой, она всю жизнь находилась в центре внимания, но мужчин привлекал в первую очередь ее титул.

Нечего зря ломать голову, сказала она себе, отворачиваясь от зеркала. Нужно довериться своим чувствам.

Салат с трюфелями оказался необыкновенно вкусным; омар в ванильном соусе таял во рту. Но Габи не могла воздать должное этим кулинарным шедеврам.

— Вы сегодня необычно молчаливы, — заметил Клифф, беря ее руки в свои.

Сегодня у него на ногах вместо ковбойских ботинок были обычные туфли, но под белоснежной рубашкой все равно виднелся синий с белым шейный платок, который, как ни странно, вполне гармонировал с дорогим двубортным костюмом из темно-синего шерстяного сукна в карандашную полоску.

— Вы почти не притронулись ни к одному из блюд.

Они обедали в одном из лучших парижских ресторанов, где столики заказывались за месяц вперед. Великолепный, хотя и чуть мрачноватый банкетный зал, отделанный в стиле барокко, был разделен резными перегородками со вставками из матового стекла. Внутреннюю отделку дополняли высокие зеркала и пышные цветочные композиции.

За соседним столиком обедали трое телохранителей. Их задача была не из легких: не спускать глаз с принцессы и вместе с тем не нарушать ее уединения. В последние месяцы экстремисты возобновили свои угрозы, и князь Генрих категорически настаивал на том, чтобы Габриеллу сопровождали по меньшей мере трое охранников.

— Значит, сегодня я молчалива? — осторожно переспросила Габи, ощущая тепло его сильных рук.

— А разве не так? Между прочим, у вас очаровательный английский выговор. Слушать вас гораздо приятнее, чем американок.

Ее губы тронула легкая улыбка:

— Я немного устала после перелета. А скоро мне предстоит опять лететь в Америку — Кенни Лейн организует встречу с клиентами в своем ювелирном магазине в Палм-Бич. Он говорит, что личные контакты так же необходимы, как реклама на телевидении.

— И это все? — спросил Клифф. — Я хочу сказать, это все, что вас беспокоит? Габи, думаю, нам стоит реально посмотреть на вещи. Очень трудно поддерживать отношения, находясь за тысячи миль друг от друга.

Габриелла опустила глаза. Она долго разглядывала изящный хрустальный бокал, запотевший от холодного шампанского.

— Клифф, — произнесла она наконец, встретившись с ним взглядом, — мы такие разные. Нас разделяют не расстояния, а целые миры.

Фергюсон кивнул, но Габи заметила, что к его щекам прилила кровь.

— Понимаю. Я неотесанный американец, а вы — костанская принцесса. «И с мест они не сойдут…» Так?

— Не знаю, — прошептала Габриелла.

Ее тоже бросило в жар. Этот человек излучал душевное тепло, его характер подкупал открытостью; ей даже показалось, что она его полюбила. Mon Dieu, это было бы жестокой ошибкой.

Он чуть сильнее сжал ее руки:

— Габриелла, признаюсь, до знакомства с вами я мало что знал о вашей стране. Меня не особенно интересует, что делается во дворцах и замках. Забот и без того предостаточно: дочка растет без матери, бизнес требует постоянного контроля. Но за последнее время я прочел о Коста-дель-Мар все, что сумел раздобыть. Я сделал вывод, что ваш отец чрезвычайно консервативен: он типичный европейский правитель. Вы с этим согласны?

— Да, целиком и полностью, — кивнула она.

— Но мне приходилось иметь дело с такими людьми. Если человек вызывает у них уважение, то монархические догмы отступают на задний план. Прошу вас, Габриелла, дайте мне возможность познакомиться с вашим отцом. Кстати сказать, мы ведь и с вами едва знакомы. Если вам трудно принять решение, давайте не будем торопить события. Я ни на чем не настаиваю. Но я… — голос Клиффа на мгновение дрогнул, — не могу просто так отступиться, понимаете? Никогда бы не подумал, что способен на такие чувства. Очень прошу, постарайтесь меня понять.

Лицо Габриеллы осветилось неожиданной улыбкой:

— Постараюсь.

Тедди получила приглашение на крестины и сделала все возможное, чтобы освободить этот день в своем расписании.

На ее имя в отель доставили букет цветов от Жака, но сам он даже не позвонил. Местные газеты писали, что из Лондона прибыла леди Филиппа, которая будет сопровождать принца во время церемонии. Мне до этого нет дела, — убеждала себя Тедди. Главное — не показать Жаку, что она все время о нем вспоминает.

Из своего номера Тедди позвонила Огги, который находился в Мельбурне, где участвовал в благотворительных матчах, организованных обществом охраны природы.

— Ти! — радостно воскликнул он. — Как ты там? С августейшим семейством по-прежнему на дружеской ноге?

— Слушай, здесь так здорово! Город в цветах и флагах, князь Генрих постоянно появляется на людях, вся страна ликует.

— Отлично, отлично, — сказал Огги и пустился в подробный рассказ о своих тренировках и о конфликтах со спонсорами из-за невыгодного контракта. — Эти жулики спят и видят, как бы обвести меня вокруг пальца. Пользуются тем, что я так занят. В общем, сплошные заморочки, — заключил он.

Тедди привычно слушала его монолог, дожидаясь, когда же он скажет ей хоть одно ласковое слово.

— Огги, — не выдержала она, — ты не замечаешь, что в последнее время мы только и говорим о тебе и о твоих «заморочках»?

— Разве? — он расхохотался. — Ах, Тедди, Тедди, Тедди. Ладно, больше не буду. Я тебя люблю, бэби — или я сегодня уже это говорил? Люблю тебя больше всего на свете. Даже больше, чем мою ракетку. — Он первым рассмеялся своей шутке.

Через несколько минут Тедди, совсем погрустневшая, вынуждена была с ним распрощаться: из замка за ней прислали машину, чтобы она могла проехаться по магазинам.

Тедди получила приглашение на чаепитие у принцессы Кристины. Она решила отправиться на бульвар Княгини Лиссе, где можно было выбрать подходящие туалеты для этого вечера и для предстоящих крестин маленькой принцессы Шарлен. Ей повезло: понравившиеся ей платья словно были сшиты по ее фигуре и не требовали никаких переделок.

— Тедди! Наконец-то! — Кристина без всяких церемоний бросилась ей навстречу. — Ты потрясающе выглядишь! Волосы теперь у тебя совсем светлые.

Они не могли наговориться. Кристина рассказывала о своих занятиях по актерскому мастерству, о том, что ей невмоготу сидеть в четырех стенах, что в ближайшее время она оформит развод и уедет в Голливуд.

— А как отнесется к этому твой отец? — спросила Тедди.

— Ужасно. Но я должна сама строить свою жизнь, — заявила Кристина.

Кристина и Габриелла бок о бок подошли к ступеням старинного собора. Чуть позади следовала Мэри Эбботт с принцессой Шарлен-Лиссе на руках, в окружении целого штата нянюшек. Только после них в собор вошли самые знатные гости. Отношения между принцессами оставались натянутыми, однако на людях они разговаривали друг с другом в высшей степени приветливо.

Послышались звуки органной музыки. По этому сигналу члены княжеского семейства заняли свои места на скамьях, за низким барьером, украшенным затейливой позолоченной резьбой и инкрустированным цветными камнями.

— Кристина, — тихо сказала Габриелла, — я до сих пор… не поздравила тебя. Прости — это, наверно, обыкновенная зависть.

Кристина улыбалась, но от ее лица веяло холодом. Габи заторопилась:

— И все-таки лучше поздно, чем никогда. От всей души поздравляю тебя.

В ответ Кристина лишь неохотно кивнула.

— Не сердись! — умоляла Габи. — Мы с тобой… не всегда ладили, но все равно мы — сестры.

— Я же сказала, что принимаю твои поздравления, — Кристина немного смягчилась. — Пойдем, пора.

Через неделю парижские газеты сообщили, что адвокаты князя Генриха и Жан-Люка Фюрнуара за закрытыми дверями вырабатывают подробности предстоящей процедуры развода. Разумеется, принцесса Шарлен-Лиссе должна была остаться с матерью — этот вопрос не подлежал обсуждению.

Князю Генриху позвонила королева Великобритании; их много лет соединяли узы дружбы.

— Могу только посочувствовать, — сказала Елизавета II.

Она связалась с Вандомским замком по линии, защищенной от подслушивания, из своего кабинета в Букингемском дворце. Обоих монархов беспокоили семейные дела детей.

— Ох уж, это молодое поколение, — вздохнул Генрих. — Никакого уважения к монархии… Мы были совсем другими.

— Мы — последний оплот традиций, Генрих, — подтвердила Елизавета. — Теперь все стало иначе. Молодые хотят жить по-своему.

Кристина приказала одному из камердинеров упаковать одежду и личные вещи Жан-Люка. Ей оставалось только проститься с бывшим мужем.

— Давай расстанемся тихо и достойно, — сказала она.

Жан-Люк удрученно кивнул.

— Мне хотелось бы время от времени видеться с дочерью, Кристина, — попросил он. — Я имею на это право.

— Согласно условиям договора, ты увидишься с ней через десять лет, — сухо ответила Кристина. — К тебе и так проявлено излишнее великодушие, если учесть все обстоятельства.

Жан-Люк побагровел:

— Вы, Беллини, возомнили себя чуть ли не богами. Захотелось тебе развода — пожалуйста, готово, никаких проблем! И к черту последствия. Но ты-то сама — пустое место.

— Что?

— Нечего на меня таращиться. Скажите на милость, она берет уроки у педагога! — Жан-Люк подступил к ней вплотную. — Думаешь, тебе это поможет? Ты же полная бездарь. Посмешище!