Кошкин муж

Как стерва

Ответ один. Люба может мешаться только при одном условии. Если нашлась кандидатка, которую Стас желает видеть настоящей женой. Ладно, женой, возможно, пока громко сказано. Но могла появиться женщина, ставшая ему настолько нужной и важной, что он не хочет скрывать её и унижать наличием у себя пусть фиктивной, но всё-таки супруги, проживающей с ним под одной крышей.

И понимая, что ведёт себя как стерва, Люба окрысилась.

Кидать ему в лицо незаслуженные обвинения она себе не позволила. Пусть за столом дети Кошкиных допустили упоминание жопы и туалета, воспитание не прошло мимо. А средняя их дочь к тому же была наиболее расчетливой и уравновешенной, поэтому скандалить из-за пришедшей на ум догадки вежливая Любовь Алексеевна не спешила.

Хоть и показала своё испортившееся настроение.

— Чем займёмся?

— Делай, что хочешь, я тебе мешать не буду.

О том, что жена раздражена и недовольна свидетельствовали и её резкие движения, пока она снимала сапоги и пуховик. А ещё больше то, как она быстро прошла в ванну, через сорок секунд вышла с мокрыми руками, встряхнула ими так, что до его лица долетели капли, и ушла в свою комнату, бросив напоследок «мешать не буду».

Стас принял Любино желание побыть одной и свою компанию не навязывал, а она, не включая свет, стояла у окна и злилась на себя и весь мир.

Было удобно думать, что, когда придёт время завершить их договор, всё пройдёт мирно, и хорошие отношения сохранятся.

Люба даже гордилось собой, считая, что у их идеального тандема в браке и развод случится идеальный, где будет только благодарность и никаких претензий. А появление Лидочки, и её же собственные слова, что если Станислава Викторовича потребуется спасать, забрав с собой, они тихо разведутся, чтобы Дубравины смогли жить вдвоём, как бы подчёркивали, правоту её суждений.

И вот, когда возможность подобного стала реальной, причём поводом для развода станет не возвращение свёкра, а изменения в личной жизни Стаса, Люба совершенно нелогично почувствовала себя преданной.

Хотя, может, какая-никакая логика имеется.

На прошлых выходных после того, как Сергей помог ей расширить спектр реакция организма на физический контакт (то бишь трахнул по обоюдному желанию), она нуждалась в отдыхе, чтобы гормоны устаканились, и мозг перезагрузился, но в ночь с субботы на воскресенье Стасу не спалось, и он решил позвонить жене. Ничего особенного сказать не смог, но так выразительно мычал и молчал, что Люба целый час вытягивала его из состояния мрачной апатии, видимо, навеянной как делами фабрики, так и питерским воздухом. Рассказывала какие-то воспоминания из детства, о любимой преподавательнице и ненавистном физруке, что сам не справился со своими обязанностями научить её прыгать через козла и называл за это немощью. Задавала вопросы о городе, поделившись, что путешествия это хорошо, но жить в другом месте ей бы никогда не хотелось, и этим смогла растормошить его, вынудив поделиться своими мыслями на этот счёт. А потом, отодвигая от себя динамик, чтобы собеседник не слышав зевки, не вникая в смысл, угукала на его рассуждения о… Да не слушала она, чего он там ей говорил, в голове своих мыслей хватало.

Короче, повела она себя как хорошая жена и лучший друг, и за это Стас ей «не мешай»?!

В понедельник Люба добираться домой своим ходом. Во-первых, чтобы, шагая, представлять как пинает кого-то невидимого, а во-вторых, чтобы даже случайно ни с кем не заговорить.

Мало ей общепринятой предновогодней свистопляски и с горящими сроками, так ещё и Анастасия слегла с температурой, способна только хрипеть и стонать, так что никакой помощи от неё не получить. А как назло на одном из складов что-то не нашли и чего-то не досчитались, следовательно, машина в указанное время с товаром не выехала, а объясняться и выслушивать вопли заказчика выпало именно хладнокровной Кошкиной. К концу рабочего дня она успела раз десять вежливо принести свои извинения, вися на телефоне, пропустить обед, и задержаться на полтора часа.

А дома темно, и в холодильнике ничего вкусного. Пришлось размораживать в микроволновке куриную грудку и жарить с картошкой с расчётом на Стаса, у которого работы тоже хватало.

— Надо продуктов купить, — поставила она перед мужем тарелку.

— Завтра после обеда будет время, машину с водителя в личных целях использую, — пообещал Стас.

Вторник, среда и четверг прошли в таком же режиме, разве что с пополненными запасами сооружать завтраки и ужины было проще и вкуснее. А утром пятницы между супругами произошёл коротенький диалог:

— Как думаешь, во сколько сегодня домой вернёшься? Я к четырём свободен буду, к какому часу ужин готовить?

— Надеюсь, часам к семи прибегу. А что хочешь готовить?

— Есть пожелания?

На пару секунд зажмурившись, Люба проглотила слюну и выдала:

— Чего-нибудь жирного, чтобы с хлебом есть.

Коллега всё ещё была на больничном, хоть и заверяла в сообщениях, что во вторник ворвётся в рабочий процесс, и заранее оговорённые Любины праздничные каникулы не пострадают. По поводу январских выходных она и не переживала, зная, что босс, узнав, что может сорваться поездка к Станиславу Викторовичу, сам отправит Любу собирать чемодан, попросив передать привет Дубравиным, но до тридцатого ещё дожить надо.

Денёк у Любы выдался сложным. Опять пришлось извиняться за чужую ошибку, а ещё она дважды позволила себе погавкать.

Первый раз, когда урвала двадцать минут на обед и услышала громко возмущающегося водителя, рассказывающего своим соседям по столику о «ленивых овцах, перекладывающих бумажки с места на место и сбивающих ему график».

А второй, когда в автобусе увидела, как злая бабенция стыдит усталую молодую девчонку с кругами под глазами и зеленоватым цветом лица.

И если водитель сразу умолк, то бабенция, услышав замечание, что не поместиться со своими объёмами на место, занимаемое девчонкой, стала визгливо ругать нынешнее поколение за эгоизм и хамство.

Добравшись до квартиры, Люба могла только устало поинтересоваться у открывшего ей дверь мужа:

— Почему некоторые люди просто не могут заткнуться и раствориться в тумане?

В общем, свой важный разговор Стас снова отложил.

— Прости, что веду себя как стерва, — полчаса спустя попросила Люба, макнув кусочек хлеба в подливу из помидор, лука и сока, набежавшего с мяса.

— Не извиняйся, я всё понимаю. Ты не стерва, а усталая девочка.