Кошкин муж

Бумеранг

В пятницу Люба вернулась домой без цветов.

Но зато с новогодними носками и симпатичной банкой печенья от окончательно выздоровевшей Анастасии, магнитиком и декоративными свечками от других коллег и двумя маленькими ангелочками в красивых одеяниях, которые сама шьёт мама Наденьки.

Не раздеваясь, Люба прошла в квартиру за букетом Сергея и вынесла его на лестничную клетку, положив на пожарный щиток, висящий у лифта. Засохнет бедняга, но хоть не нужно будет сразу мусор выбрасывать, возвратившись от Дубравина старшего.

Интересно, как всё пройдёт?

Стас и Лидочка — это будет забавно. А если старики устроили сюрприз и по-тихому уже расписались?

Почему бы под конец жизни Станиславу Викторовичу не побыть мужем.

Надо бы узнать, что там у его пассии за плечами. Может, она чёрная вдова? Или многодетная мать, и по приезду выяснится, что у Стаса теперь куча сводных родственников.

Он с ума сойдёт!

А женщина свёкра станет Любе кем-то вроде свекрови. Новый опыт.

Представляя сценарии, по которым может пойти встреча, средняя дочь Кошкиных коротала время. А что ей ещё остаётся?

Проверять собранные вещи необходимости не было. Вчера она и так посвятила сбору и подготовке к поездке всё время до сна, чтобы хоть чем-то себя занять и отвлечься.

А отвлекаться было от чего. Ведь Стас такое выдал!

Но не сразу.

Супруг не сказал, на её слова о перепихоне с Сергеем:

— Ясно. А я тоже изменял.

Нет.

Сначала он как-то побледнел, потёр скрытую футболкой грудь, словно успокаивая боль в сердечной мышце, потом встал со стула, на который успел сесть, пока из Любы лились откровения, подошёл к холодильнику, наклонился и поднял початую бутылку коньяка, пару месяцев пылившуюся на полу между ним и кухонным шкафчиком с кастрюлями и сковородками.

— Будешь?

— Нет. Завтра перед самолётом для храбрости махну.

— А я для храбрости сейчас.

Не став искать рюмки, которыми они пользовались редко, Стас потянулся к кружке, и пару мгновений в кухне был слышен только звук того, как жидкость цвета крепкого чая переливается из стеклянной бутылки в керамическую кружку.

Потом в два захода проглотил налитое, дисциплинированно вымыл в раковине и, перевернув, поставил чашку на мягкий коврик для сушки посуды, вытер руки о маленькое полотенце и вернулся на стул.

— Это нормально. Так должно было со мной случиться. Бумеранг.

— Вот сейчас как-то непонятно.

— Я тоже изменил.

— Технически мы не можем друг другу изменить. То есть изменой будет появление перед знакомыми с кем-то другим, а не секс, о котором никто не узнает, — попыталась Люба стряхнуть с себя клеймо изменщицы. Она же Кошкина. Кошкины любвеобильные, но верные.

— Я изменил Анне.

— Она умерла. То, что ты живёшь дальше и с кем-то спишь, не измена, — теперь вместе с жалостью к нему, у неё зародилась мысль, что душе поэта не помешала бы консультация у психолога, чтобы профессионал дал советы, как ему отпустить этот груз потери.

— Я изменил ей перед свадьбой. А потом её не стало.

Будь Люба менее сдержанной, она бы посоветовала ему поучиться шутить, а то пока выходит не смешно. Но она не стала недоверчиво фыркать, а через пару мгновений её разум всё-таки усвоил услышанное, проанализировал выражение лица мужа и счёл информацию правдивой.

Как так? Стас же однолюб! У него траур пять лет длится!

— Ты начал испытывать симпатию к другой девушке?

— Я с другом поехал в Питер по делам фабрики, мы выпили, ночью встретили двух подруг, выпили ещё с ними, и всё получилось само собой. Без чувств или инстинктов. Просто так.

И зачем Люба спросила про цветы?

Ещё и про Сергея разболтала. Нашла, кому душу изливать!

Двадцать восемь лет спокойной жизни, и тут на тебе! Сначала тело потребовало мужчину, а теперь ещё и язык развязался.

А Стас то каков! Никогда бы не подумала… Да никто бы не подумал, он же Анне такие стихи писал! И добивался её столько!

— Как можно просто так, — начала Люба и сама же себя осекла. У остальных Кошкиных всё было по любви и избытка чувства, у неё с Сергеем из-за зова плоти, нельзя переспать с кем-то просто так! Но потом она вспомнила, что все её прежние попытки близости тоже были «просто так». Все этим занимаются, мечты лишиться невинности в первую брачную ночь у неё не было, вот она и познавала эту стороны взрослой жизни, не желая быть белой вороной среди сверстников, пока не стала достаточно зрелой и уверенной в себе, чтобы не пытаться соответствовать тому, что ей не близко. — Ладно, можно, но ты же уже взрослым был. Почти женатым человеком. А если тебе предложат наркотика за компанию попробовать? Или ты употребляешь?

— Что? Нет!

— Куда-то меня не туда занесло, — признала Люба. — Извини, я тебя не отчитываю. Это всё из-за удивления. Сильно ты меня удивил. И я тебе тоже?

Стас на это только пожал плечами, вероятно, ещё не отойдя от услышанных и произнесённый откровений.

— Ты вещи в пакеты сложил? Чемодан в моей комнате, я тебе половину оставлю.

И на этом супруги разошлись по своим спальням. Рассказали о сексе с другими людьми и разбежались по углам, чтобы собрать вещи к завтрашнему отлёту к свёкру, ради спокойствия которого вся это история с браком и затевалась.

Спалось Любе плохо. Как бы она не отгоняла мысли о случившемся накануне не состоявшейся свадьбы и не твердила себе, что ей самой бы стоит подумать о своей нравственности, а не судить о том, как Стас поступил в прошлом, но подсознание было сильнее.

Как итог: во сне Люба оказалась в роли невесты, чей жених изменил. Причём она знала, что это может произойти, но ничего не сделала, чтобы предотвратить, ведь каким-то образом это заслужила. Вроде как бумеранг.

Бредовый сон.

Выходит, облегчив совесть, она не только не почувствовала себя лучше, но и приобрела гадостное ощущение, от которого и бежала всю пятницу, сначала концентрируясь на работе, а теперь думая о биографии Лидочки, которая ей по сути безразлична.