Космический экзамен для землянки (СИ)

Глава 40 Встреча

— Пацаны, я вас поздравляю! — Настя потирает руки. — Сессия закрыта. Официально.

— Я хочу спаааать, — говорит Лика. Ее глаза похожи на глаза панды – тушь не до конца смыта, она спала накрашенной.

— У меня так болит голова, что кажется, будто тошнит, — откликается Валерия.

Мы валяемся на кроватях. Я опираюсь пятками в стену, подняв ноги над головой. Последняя неделя была не просто сложной – балансировать на грани сознания без сна, еды и на одном нерве довольно сложно.

Если девчонки имели время подготовиться, я же шла практически на автопилоте – вспоминая все то, что читала в течение года. Но кое-где везло – то, что я не прогуливала пары, старалась везде участвовать, и первая записывалась на коллоквиумы, дало преимущество в как минимум половину балла.

— Как будто вагоны разгружала, — жалуется Валерия.

В открытое окно врывается легкий теплый ветерок. Надо сходить в столовую или в кафе за шаурмой за углом, но сил нет не то, чтобы встать, а даже чтобы прикрыть окошко.

— Как будто ты разгружала вагоны, — смеются девчонки.

У меня же чувство, что от напряжения болит голова ровно как тогда, когда я вспоминала, как нужно посадить Импел с Дэном на борту и сделать это правильно, так, как говорил Десять.

От этой мысли щемит в груди.

Все эти дни и ночи, во время круглосуточной подготовки к экзаменам, я усилием воли заставляла себя не думать о том, что осталось там, наверху. А сейчас, когда организм и разум были истощены, расслаблены, мысли сами собой взбредали в голову, гуляли там, разрастаясь до размеров корней могучего дерева.

Лика, Валерия и Настя думают о чем-то своем. Сегодня был последний экзамен, мы сдали его несколько часов назад, но с того времени совсем не можем взять себя в руки. Хотя в начале дня планировали пойти в клуб или кафе, чтобы отметить удачное завершение сессии. Особенно я. Со всеми этими невероятными треволнениями, происшествиями, могу уверенно сказать: эта сессия станет самой запоминающейся во всей моей недолгой жизни.

Я прикрываю глаза и под веками, словно вечное тату, встает лицо Дэна. Он смотрит серьезно, внимательно, в его черных больших глазах плавает безбрежный бархатный космос. Он печален, я знаю это, потому что помню, каким он может быть, когда ему смешно или грустно, или когда он устал.

По щеке бежит горячая слеза. Ну вот, снова расклеилась. Хотя обещала себе, что ни в коем случае не буду расслабляться, не поддамся эмоциям, не буду вести себя как жалкая тряпка!

Вскочив на ноги, оправляю джинсы.

— Я в магазин. Есть хочу просто ужас, — говорю срывающимся голосом. Если останусь еще на минутку, слезы польются градом, и девчонки будут выпытывать, что же у меня случилось, что произошло. И я не смогу сдержаться. Расскажу им все, признаюсь, что влюбилась. Расскажу, что вылетела и из другого учебного учреждения. А они, услышав про полеты в космосе, решат, что я совсем с ума сошла на фоне усиленной подготовки к экзаменационной сессии. Тронулась умом от недосыпа и умственного перегруза.

— Мне яблочный сок, — лениво ведет рукой Лика.

— Мне чипсов, — делает заказ Валерия.

— А мне…

Выпрыгиваю за дверь, не в силах больше держаться. Еще секунда – и слезы польются лавиной.

Игнорирую лифт, иду по лестнице пешком, дышу носом и ртом, путаясь, как правильно распределять воздух, чтобы не расплакаться. Стараюсь сконцентрировать свое сознание, как тогда, на планете с каннибалами, чтобы они не услышали мое сознание, внутренний голос.

От физической активности и концентрации тоска отступает.

Ничего.

Я переживу и это.

Плетусь вперед. Асфальт раскален до предела, начало июня радует жаркими днями. И я поднимаю голову, смотря на слепящее солнце. Оно разгоняет мрачные тучи своими яркими горячими лучами, и радует теплом всех и каждого, и того, кто радуется сдаче сессии, и того, кто печалится от не случившейся большой и настоящей любви…

— Эй, Иванова!

Перевожу взгляд туда, откуда послышался знакомый голос. Из-за того, что долго смотрела на солнце, глаза не сразу адаптируются к тени деревьев. Но, наконец, сморгнув, могу рассмотреть детали. Возле магазина у раскидистых кустов установлена лавочка, на которой сидят двое.

Одна из фигур поднимается.

Не сразу понимаю, кто это, а, осознав, складываю руки на груди.

Ну да, конечно.

Этот день должен закончиться именно так.

Оля Таращенко.

— Иванова, далеко собралась?

— И тебе привет, Оль, — смотрю, как она встает с лавочки в темном пространстве, которое образовалось из-за тени деревьев и кустарника. И застывает на границе с солнцем. Делаю несколько шагов вперед, чтобы не кричать на всю улицу, но и не сильно приближаться к бывшей приятельнице.

— Что, сдала свою сессию? — с ленцой спрашивает она. От фигуры разит нарастающей злостью и опасностью. Я отстранённо оцениваю ситуацию – из-за жары на улице никого нет, только вдалеке сидит девчонка, копается в телефоне. Олина знакомая сидит на спинке лавочки, уперевшись ногами в сиденье. Она переводит взгляд на меня, и я вижу, что наша встреча не предвещает ничего хорошего.

Пожимаю плечами. наверное, еще пару недель назад я бы начала оправдываться, юлить, а то и вовсе сбежала, оттягиваю ужасающий меня разговор. Но сейчас…

— Сдала. И меня не отчислили.

— Еще б. Перед Коробкой расстелилась? — ехидно говорит Оля, глаза ее блестят в тени.

— Да, поговорила с ней, — говорю как можно спокойнее.

— Меня сдала, да? — говорит она неприятным голосом.

— А этого и не нужно было делать. Они по камерам все увидели.

Оля молчит. Бросает взгляд за спину, где сидит ее знакомая. Та считывает ее поведение верно – встает и вальяжно подходит к ней. Теперь практически передо мной, на расстоянии пяти шагов стоят две высокие девчонки, настроенные недружелюбно и довольно зло.

— А меня Коробка отчислила, — Оля смотрит мне в глаза. — И знаешь, кто в этом виноват?

Она делает шаг вперед, и на ее босоножки попадает луч света. Внутренне жалею, что Таращенко – не вампир, и не сгорит от солнца.

— Кто? — подает голос подружка Оли.

— Вот эта дрянь и виновата, — она смеется, и ее нервный смех немного похож на то, как гиены говорят между собой. — Мне отец знаешь, как всыпал за отчисление?

— Пока, Оля, — я разворачиваюсь и иду вперед.

Моя цель была – сходить в магазин, и я иду к прозрачным дверям придомового магазинчика, который, судя по всему, тоже пуст – всех загнал домой полуденный зной.

Но не успеваю сделать и трех шагов.

Девчонки налетают сзади. Одна хватает за хвост, больно тянет волосы на себя. Перед глазами сыпятся искры – бросишь тонкую сухую бумажку, и она загорится. Дыхание перехватывает от неожиданного захвата.

Другая пинает босоножками по икрам ног. Так больно, что понимаю – синяков не избежать. Она размахивается для еще одного удара, но я переворачиваюсь, так, чтобы оказаться лицом к лицу с ними.

Опыта девчачьих драк у меня практически нет. В школе было пару раз такое, что кто-то отбирал пенал, и приходилось забирать его обратно, или еще что-то в таком роде. Но чтобы вот так – открыто и нагло, вдвоем на одну…

Я дергаюсь, но Оля, пользуясь поддержкой подруги, перехватывает меня и вдруг просовывает руку, беря в захват локтя мое горло.

Никогда не думала, что в ней таится столько силы. Да и никогда не думала, что придется бороться с одногруппницей…

Пихаю ее локтем.

Подруга Оли бьет кулаком в живот. Больно неимоверно, будто желудок разрывается на части. Удар не сильный, но он нежданный и попадает прямо в точку. Сгибаюсь пополам. Воздуха в груди нет – он застрял под рукой Оли.

Я хочу закричать, но ничего не выходит – только шиплю, только хриплю.

Отбиваюсь хаотично руками, ногами.

Перед глазами темно, сумрак накрывает с головой.

Яркие красные пятна мелькают то тут, то там, вспыхивая, как звезды.

И тут я ударяю случайно по руке саму себя – ровно по той ампуле, что мне вкололи на М12-85. Может быть, ее содержимое вдруг начинает действовать, тогда как на Земле прекратило генерировать кислород, а может быть, этот бугорок на коже вдруг напоминает о том, что я смогла сделать совсем недавно, через что прошла, но это все меняет в корне.

Зрение становится ясным. Никаких всполохов, никаких черных точек и мушек перед глазами.

Грудь наполняется воздухом, по крови бегут огоньки кислорода. Я выдыхаю, и мне почему-то кажется, что это не просто углекислый газ – из моего нутра выходит что-то осязаемое, почти видимое.

И думаю, что это – усталая злость, когда ты долго копил в себе эмоцию, она перегорает, и в какой-то момент выходит из тебя, освобождая наконец, давая пространство новому.

И теперь ясно вижу, что девчонки двигаются чуть медленнее, чем могу двигаться я. Буквально несколько секунд, но какая большая фора, пространство для действий! Оля только замахивается, а я уже понимаю, что траектория движения ее кулака может сказаться болью на моем плече.

И успеваю сдвинуться так, что плечо оказывается на пять сантиметров дальше.

Вторая девчонка, некрасиво исказив рот в ярости, поднимает ногу, но в это время я успеваю развернуть свое тело с присосавшейся пиявкой Олей так, что та пинает в ягодицу свою подругу.

Обе визжат.

Одна – от нежданной боли, вторая от раздираемой ярости ошибки.

Как только Оля перехватывает мои волосы в захвате, чтобы ухватить сильнее, я успеваю дернуться, и моя прическа не страдает – как вода сквозь пальцы мой хвост утекает от нее.

Подруга Оли замахивается двумя руками, бросается на меня, поняв, что добыча ускользает, и тогда я кидаюсь ей навстречу, увлекая за собой Олю, что до сих пор удерживает меня как клещами за горло.

И тогда кара попадает на них обеих.

Девчонки ударяются друг о друга, а их кулаки впечатываются в мясо подруги.

От боли, неожиданности маневра, они столбенеют, и тогда я просто выпрыгиваю из этого круговорота, смотря снова на них с уже безопасного расстояния – как минимум пяти шагов. Краем глаза успеваю уловить, что одна из продавщиц в магазине идет к выходу, привлеченная шумом, и хочет разобраться.

А потому я уже останусь не одна.

Дыхание неровное. Девчонки стоят напротив, тяжело дышат, одна – уперев руку в бок, другая оперевшись на свои колени.

— Не смейте ко мне подходить, — говорю громко. — Это последний раз, когда мы с вами общаемся.

— Ты, тварь… — Оля набирает воздух в рот, чтобы разразиться тирадой.

— Ты сама виновата в том, что произошло, — говорю отчетливо. — Я свою вину искупила.

— Да пошла…

— А ты могла бы извиниться перед мамой пацана. Представляю, как она испугалась.

— Тебя не спросила! — истерично орет она.

— Эй, что тут происходит? — кричит продавец из магазина, открывая стеклянную дверь и щурясь на солнце. Она видит перед собой трех взъерошенных девчонок и даже не подозревает о том, что это – две бывшие подружки, чьи дороги навсегда разошлись в разные стороны.

— Ничего, тетя! — нагло усмехается подружка Оли.

Оля выставляет вперед указательный палец.

— Ходи и оглядывайся, — говорит она. — Я все равно тебе еще надаю.

Я же отворачиваюсь. Пустые угрозы.

Я вижу лучше. Двигаюсь быстрее. Думаю наперед.

Кажется, я стала настоящей имперкой!

От этой мысли в сердце и душе распускаются цветы.