Красивый. Родной. (не)Мой (СИ)

Глава 7

Алина

Если бы не работа и сын, наверное, я бы не выходила из дома, но приходится заставлять себя жить дальше. Принимать пациентов, ходить в магазин, готовить, быть заботливой мамой… А внутри пустота. Одна оболочка осталась. Ни любимого, ни лучшей подруги, которой можно было бы поплакаться в плечо. Будто в один момент стала сиротой, и обратно ничего не вернуть. Почему ни разу не попросила Максима показать паспорт? А зачем? Я видела его военный билет, и то, смотрела только на фотографию.

Вторая семья. У них была настоящая свадьба? Максим был настоящим женихом, и невеста — вся в белом. Теперь жалею, что удалила фотографии — надо было лучше рассмотреть его первую любовь. По любви же женился, времена, когда родители подбирали жену, давно прошли. Так много вопросов… Как её зовут, сколько ей лет, как зовут дочку? Каждый вечер сижу допоздна и смотрю в темноту. В нашей постели всегда был третий. Мерзко. Максим не был у меня первым, но стал единственным, на других даже смотреть не хотелось. Сейчас тем более не хочется.

Мама и папа сильно любили друг друга, так мне казалось. Но, когда мамы не стало, папа через три месяца привёл в дом другую женщину. Оказалось, они давно вместе, познакомились, когда он в санатории отдыхал. Массажисткой там работала. А мама в это время с болезнью боролась. До сих пор не могу простить ему то предательство. В глазах жены Максима я ещё хуже, там хотя бы детей на стороне не было.

Дура! Какая же я дура! Сама не раз говорила, что нам нет необходимости жениться. Тысячи, миллионы людей живут в гражданском браке всю жизнь и разбегаются, стоит поставить штамп в паспорте. Я всегда этого боялась, оказалось, бояться надо было другого. И всё равно сердце болит. У нас столько хорошего было, мы даже ругаться толком не научились — кто-нибудь обязательно мирился первым, даже если не прав. Насколько Максиму плохо в той семье, раз он зашёл так далеко? Я ведь могла стать просто увлечением, временной прихотью. При первой встрече была уверена, что он бабник до мозга костей. Но, когда мы стали встречаться, а потом жить вместе, он ни разу на другую не посмотрел. Помню, Ритка как-то предложила спровоцировать, мол, мужики все кобели, дашь ему понять, что на всё готова, и побежит, роняя слюни.

Это был первый год наших отношений, когда Илюши не было даже в планах. Мы сидели на берегу моря вчетвером с Толиком и Риткой. Не помню, под каким предлогом я отвела Толика в дом, кажется, сделать кофе, а Ритка с Максимом остались. Я дала им десять минут, на большее терпения не хватило. Толик отвлёкся на телефонный звонок, а я поспешила на пляж, ругая и себя, и подругу. Зачем проверять? Кому проще от этого станет? Максим сидел один, хмурый. Когда я набросила на его плечи плед и села рядом, тяжело вздохнул.

— Я не могу говорить тебе с кем дружить, а с кем нет, но хочу, чтобы ты знала — Рита пыталась ко мне приставать.

— Ты не ошибся? — я нервно хмыкнула, а у самой камень с души рухнул.

— Знаешь, когда всей грудью на плечо наваливаются и жарко дышат, пытаясь облапать член, сомнений как-то не остаётся.

Что?! Она его лапать пыталась?! Не слишком ли далеко зашла, подруга? Я призналась, что это был развод, но осадочек надолго остался. Какое-то время после этого мы с Риткой не виделись. Она уже тогда обиду затаила? Неужели, если бы Максим повёлся, переспала бы с ним? Я уже ни в чём не уверена. Может, она с самого начала его хотела.

Рассеянно кручу гладкое кольцо на безымянном пальце. Максим подарил через полгода. Сказал, что оно будет обручальным. Хотела ему тоже подарить, но он отказался со словами:

— Мне всё равно на службе нельзя носить, мало ли, зацеплюсь и палец вырву. А дома надевать — можно потерять. Лучше мы эти деньги потратим на что-то полезное.

Каждое его объяснение выглядело слишком простым и искренним, поэтому и тени сомнения не возникало. Откуда было возникнуть, когда на тебя смотрят, как на богиню? А как он переживал, что на выписку не смог попасть! Как к Илюшке по ночам подскакивал, чтобы я могла поспать лишний час, как, как, как… Стискиваю виски, голова раскалывается, слёз больше нет. Кажется, я на всю жизнь их выплакала.

Если бы я была стервой, той самой, что может по головам шагать, давя каблуками, выяснила бы про его семью всё. Приехала бы к ней, выложила всё, как есть, и пусть живёт с этим. Почему я одна должна страдать?.. Но я так не могу. Не умею просто. Она не виновата в том, что случилось. Во всём виноват только Максим. Он один всё разрушил. И, что, это правда конец? Если он разведётся, смогу простить? Чем больше об этом думаю, тем больше понимаю, что да, смогу. Слишком сильно люблю, чтобы отказаться. Будет непросто, но мы постараемся справиться… Стоп. Я реально об этом думаю?

Максим не звонит, не пишет, и я рада этой тишине, потому что в голове и так слишком много голосов. Почти все они обвиняют. Проклинают, тычут пальцами. Все эти милые бабульки, которые приходят на приём, как себя поведут, если узнают? Иногда мне кажется, что на лбу выжгли клеймо «любовница», кажется, что все вокруг смотрят, шепчутся за спиной. На самом деле ничего не изменилось, но нервы постепенно закручиваются до предела. Даже сил улыбаться почти не осталось. Приходится сходить к психотерапевту и попросить выписать таблетки. Не вывожу сама.

Почти месяц проходит так — в тумане. Переворачиваю календарь и не могу вспомнить ни одного дня из марта. Мы с Илюшей идём из садика, по дороге постоянно останавливаемся у каждого куста, смотрим на крохотные зелёные листочки. Уже начинают зацветать деревья, в частном секторе, вдали от моря и центра, есть своя особенная прелесть. Туристы сюда не забредают, только местные. Поэтому удивляюсь, замечая смутно-знакомую машину через дорогу от подъезда. На лавке сидят соседки, приветливо улыбаются, здороваются с нами.

— А Илюшка-то весь в папу! Посмотри, какой большой уже! Алиночка, Максим надолго в этот раз? Вот это я понимаю — любовь! Ждать и верить.

Каждое слово ножом по сердцу. Сквозь силу что-то отвечаю, достаю ключи, но мы не успеваем зайти.

— Стой, шлюха! Думала, сможешь спокойно трахаться с моим мужем, и ничего тебе за это не будет?!

Самый худший кошмар сбывается. Я медленно оборачиваюсь, сжимая ладошку сына. Узнаю сразу. Та женщина с фотографий, жена Максима. Красивая блондинка в дорогом бежевом платье и таких же лодочках пересекает дорогу.

— Девушка, как вам не стыдно… — начинает одна из соседок, но блондинка резко перебивает:

— Стыдно?! Это ей пусть будет стыдно! Мало того, что мужа у меня увела, так ещё и выблядка от него родила!

— Прошу, давайте не при ребёнке, — говорю, а голос дрожит. Накрываю уши Илюшки ладонями. Пусть что хочет обо мне говорит, но только посмеет о сыне плохо сказать!

— Может, это и не его ребёнок, — вдруг понижает тон блондинка. Тон — да, а вот сарказм выкручивает на максимум. — Кто знает, от кого ты его нагуляла, пока Максим со мной да в рейдах был.

Она подходит ближе, я невольно отступаю, тяну Илюшу на себя. От неё пахнет сладкими цветочными духами, губы идеально накрашены.

— Но даже если это его ребёнок, не думай, что я отпущу Максима, — тянет она угрожающе. — Ты ничего от него не получишь: ни денег, ни его самого, поняла? Я ему ещё рожу, а ты… Знай, что больше его не увидишь!

Щёки полыхают. Хочется прямо сейчас провалиться под землю. Я могу объяснить, что ничего не знала, да только поверит ли она? Сама бы поверила?..

— Такие как ты только и могут, что объедки с чужого стола подбирать, — презрительно бросает она. Окидывает взглядом. — Что он вообще в тебе нашёл? Сосёшь хорошо?

— Прекратите! — большего позора и придумать нельзя. — Сказали всё, что хотели? Отлично, можете уходить. И не волнуйтесь, мне Максим не нужен, забирайте.

Не давая ей заговорить, я быстро прикладываю ключ к домофону, затаскиваю внутрь Илюшку и захлопываю дверь. Слышу приглушённое:

— Беги, шалава, беги!

Сердце колотится. Хватаю сына на руки и бегу наверх, словно она сможет броситься за нами. Он испугался, обнимает за шею и молчит. Только дома перевожу дыхание.

— Мамочка, кто эта тётя? — тихо спрашивает Илюшка.

— Не знаю, малыш. Наверное, перепутала нас с кем-то. Ты не бойся. Пойдём ручки помоем.

Меня трусит, пока намыливаю руки. Смотрю в зеркало — глаза огромные, перепуганные, всё лицо и грудь пошли пятнами. Узнать номер нашей квартиры несложно, что, если она вернётся? Как узнала? Максим рассказал? Сказал, что хочет развестись?

На каждый шорох вздрагиваю, насилу заставляю себя спокойно включить мультики, приготовить ужин. Самой кусок в горло не лезет, сердце до сих пор сильно стучит, так и до приступа недалеко. Что делать? Скоро слухи пойдут, все узнают, и в поликлинике, и в садике — район у нас старый, все всё знают. А что не знают, так додумывают. Надо переезжать. Менять работу, садик, бежать из города, спрятаться так, чтобы она не нашла. И Максим чтобы тоже не нашёл. Переживу, переболит, но в глаза ему больше смотреть не хочу. Никогда.