Кратчайшее расстояние (СИ)

Глава 18. Новая жизнь

К одиннадцати ночи напряжение достигло наивысшей точки. Новостей по-прежнему не было. Мы устали, от долгого сидения отекли не только ноги, но и руки, лицо, поднялось давление. Спину, живот тянуло невыносимо. Мы игнорировали и плохое самочувствие, и врачей, уговаривавших нас отдохнуть, уйти хотя бы на полчаса полежать. В начале двенадцатого Камиль измерил давление сначала мне, потом Кате и молча начал набирать номер на телефоне.

— Палату готовьте. Вызовите гинеколога, который их наблюдает. Подъехала уже? Нет, пока к нам положим, возить некогда.

— Никуда мы не пойдем, — возмутилась я. — Катя, ты же врач, скажи ты ему!

— Не будь дурой, — грубо оборвал меня Бадамшин. — У тебя сейчас роды начнутся, и у нее тоже. Ты риск рождения на тридцатой неделе мертворожденных или живых, но нежизнеспособных, осознаешь?

Окончание драмы мы с Катей узнали только поздним утром. Нас увезли, в двухместной палате уже ждала Инга, посмотрела, коротко переговорила с Камилем, медсестричками, нас переодели в удобное, уложили и что-то вкололи. Я уснула мгновенно, еще иголку из попы вытащить не успели. Пришла в себя, полежала, плохо соображая, где я и что вчера было. Голова кружилась, лежать было неудобно, живот ужасно мешал. Живот! Я торопливо ощупала себя. По-прежнему беременна. Дети, вы как? В животе слабо толкнулись. Я еще полежала, собираясь с силами.

— Люда, проснулась? — тихо позвала Катя.

— Да, — я повернула голову. — А ты давно не спишь?

— Только что, — подруга выглядела немного бледной, но все же лучше, чем вчера.

— Все ведь уже закончилось? — выговорила я с трудом. — Они уже знают?

Вместо ответа Катя нажала кнопку. Через несколько минут в палату набилась куча народу — врачи, Галина Коровина, начальник медцентра. Доктора нас по очереди деловито щупали, обсуждали, что-то решали. Галя и Ливанов стояли у порога, негромко переговариваясь.

— Что? — умоляюще проговорила я, чувствуя близкие слезы. — Что?!

— Говорите! — не выдержала Катя, заливаясь слезами. — Живы?

— Девочки, вы только не волнуйтесь, — подошла ближе Галя.

— Виталий Германович скоро подойдет, — добавил Алексей. — Сам все расскажет.

— Хватит! — заорала я, рывком поднимаясь. — Это невыносимо! Я не могу больше! Скажите — живы?!

— Людмила, — взяла меня за плечи Инга. — Немедленно ложись, тебе нельзя вставать!

— Вы скажете или нет?! — села, отмахиваясь от Камиля, Катя.

Эта мизансцена длилась секунды, а нам казалось, что вечность.

— Экспедиция возвращается, — заговорил Ливанов, — Живы все, двое ранены. Состояние критическое.

Я только увидела, как обмякла в руках коллеги Катя и больше ничего не помню.

Я шептала строчки Высоцкого, маясь бессонницей в больничной палате. Думала. Сегодня нам показали запись рапорта о произошедшем там, на Луне. Сухой казенный язык, короткие рубленые фразы. А у меня перед глазами, как живые, вставали картинки. Если бы сама не летала в космос, не была на Марсе, так ярко представить бы не могла, конечно… А так…

Бессознательную тревогу, как предчувствие опасности, когда мышцы реагируют прежде, чем мозг, они ощутили раньше странного звона. Секунда, другая, звон переходит в гул; пол содрогается, плиты над головой начинают сходиться. Прожекторы вспыхивают и гаснут, брызнув во все стороны стеклом разлетевшихся на мельчайшие осколки ламп.

— Нетесин! Возвращайся, это приказ!

Все, кто когда-либо служил в армии, знают силу этого слова. На него реагируют автоматически. Здесь, на Земле. А там, в космосе? Когда тишина в наушниках, когда Неведомое смотрит на тебя из темноты? Знаете, некоторые испытывают страх, глядя на звездное ночное небо у собственного крыльца или едва выехав за дорожный знак с названием родного города. Мы видели его за сотни миллионов километров от Земли. Думаете, не боялись? Но еще больший страх внушает не бездушное величие чужой планеты и далеких звезд, а осознание, что кто-то, не человечество, по крайней мере, не современная цивилизация, создало нечто грандиозное там, где люди просто случайные гости. И Марку, умному, образованному, обладающему многими навыками и компетенцией, не хватило опыта работы в космосе. На сколько он поддался панике? На мгновение, на долю секунды? Этого хватило, что бы организм человека, полгода проведшего в состоянии постоянного стресса и повышенной нагрузки, жестко отреагировал. Сердечный приступ, микроинфаркт у молодого мужика, потерял сознание.

Остальные включили на скафандрах фонарики, каким-то чудом заработала связь, пусть только между ними. Нашли Марка, принесли к выходу, который отыскали по светлому пятну — на Луне продолжался длинный, почти две недели, день, а плиты не смогли сойтись до конца, поскольку ребята спускались сами и опускали оборудование с помощью лебедки, закрепленной в грунте у подножия пирамиды.

Подняться на несколько десятков метров вверх по тросу в условиях пониженной гравитации было не так уж трудно. Понять, как открыть, было намного сложнее, да и времени не было. Они пошли простым путем — попытались с помощью системы тросов и той же лебедки хоть немного расширить проход. К тому времени, как они это смогли, потратили почти весь кислород. Влад Есин много времени работал на высоте у прохода, а когда работаешь интенсивно, баллоны расходуются быстрее. Его сменил Артем, выбрался первым, они с Игорем подняли беспомощного Марка, потом поднялись оставшиеся. Когда Артем с Игорем дотащили до ВПК Нетесина, обнаружили, что Влад до посадочного комплекса не дошел буквально пару метров, вырубило. Кислород у них у всех почти закончился. Можно было бы сменить баллоны на запасные и только потом вернуться за Владом, но для него это повышало риск умереть от удушья, и они вернулись. Внесли Влада — у него уже гипоксия началась, сменили баллоны сначала раненым, потом себе.

Попробовали взлететь — ЭДСУ выдала ошибку. Вы просто представьте — люди элементарно устали, голова не соображает, руки толком не работают. Они вдвоем провозились с наладкой больше четырех часов, хотя в другое время и в другой обстановке можно было бы справиться за гораздо меньшее время. Проверка систем, время на выход на орбиту, стыковку. И Игорь, и Артем работали уже на резерве, когда открыли переходной шлюз. Едва все оказались на борту МПЭК, ЦУП дал команду на возвращение. Влад и Марк в критическом состоянии, как перенесут нагрузки спуска на Землю — не понятно. Да и Игорь с Артемом… Но главное — живы!

Я вытирала не желающие униматься слезы уголком пододеяльника, и все повторяла, повторяла: «Главное — живы!»

Морские свинки, право слово. Сидим, как Карл и Клара, в разных аквариумах, я для полного сходства еще и тройней беременна. Да, вы правильно догадались. Игорь и Ко отбывают срок в карантине, мы с Катей лежим на сохранении. Нас пытались в городскую гинекологию забрать, но мы встали пузами поперек дверного прохода и нас не смогли вытолкнуть. Как мы могли уехать? Тут хоть иногда отпускают в другое крыло, постоять, уткнувшись носом в любимого, через стекло, конечно. О, это вообще искусство, живот же большой уже, у меня шеи не хватает лбом до стекла дотянуться, боком приходится.

Что это еще я про морских свинок хотела? А! Почему вы меня не спросите про Берти? Нет, я от него не отказывалась, я не выдержала конкуренции. Берти, Герба и Аэлиту перевели из Военно-космических сил в дипломатическое ведомство. Теперь еще три мировых лидера могут похвастаться, что у них в стране живут участники самой знаменитой экспедиции в истории человечества. Берти уехал в Китай. Видела его фото с главой государства. Улыбались одинаково, и разрез глаз тоже…

Отвлеклась. В карантине много кто сидит, по сравнению с теми временами, когда я там отдыхала, прямо филиал Академии наук. Кардиологи, оперировавшие Марка Нетесина, неврологи, которые лечат Влада Есина. Физики, какие-то засекреченные товарищи, по восемь часов в день ведущие «беседы» со всеми, кто был на поверхности. Не понимаю, этим-то почему надо было внутрь соваться. Что, через стекло поговорить нельзя? Кроме того, идет служебная проверка, назначенная по факту происшествия и досрочного возвращения. Нет, потом наградят, конечно, но как нервы не потрепать? Это же наш национальный вид спорта. Поскольку больным врачи обеспечивают абсолютный покой (а они могут, их там два десятка на одну излечиваемую единицу), достается условно здоровым. Самое страшное нас миновало, лучевой болезни ни у кого не диагностировали. Но наличествуют астенический невроз, снижение иммунитета, бессонница, сильные головные боли, у девчонок проблемы с эндокринной системой, тоже из-за нервных нагрузок, доктора говорят. Мы с Катей, что удивительно, Жанну со Златой одновременно раздражаем и успокаиваем. Феномен.

Меня их эмоции касаются самым краешком, мне своих хватает. Кроме здоровья мужа, меня нервирует возня вокруг Игоря — про служебную проверку я уже говорила, а еще ему ставят в вину то, что он запретил активировать диск. Спросила его, какие последствия могут быть, он ответил, что ничего не нарушил, и вправе был принять такое решение как командир. Хорошо, если так. За всеми переживаниями даже забываю бояться рожать.

Я стала такая корова, просто ужас. Набрала двадцать два килограмма, Катя почти двадцать один. У нее двое весят столько же, сколько мои трое. Тридцатого декабря, на тридцать пятой неделе, делали УЗИ. Лежат себе вниз головами, сосут пальцы, лениво лягаются.

— Катя еще недели две точно проходит, хоть у нее срок и чуточку побольше. А ты готовься. Тридцать шесть недель когда у тебя? Восьмого… Как удачно, люблю таких пациенток, праздники могу гулять свободно. Так вот, восьмого будем с тобой рожать.

— Инга, а может, все-таки кесарево?

— Не ленись, Людмила! Естественные роды всегда лучше. Дети крупненькие, самый маленький плод две триста, предлежание правильное, ширина таза у тебя нормальная, никаких патологий.

— Я тут читала про эпидуральное обезболивание…

— Сказать, что бы интернет вам отрезали, что ли? Хотя у тебя в палате справочник. Хуже нет с врачами рожать! Хорошо, хоть Катерина не гинеколог, вообще бы вешалка была, — под ворчание врача улыбающаяся медсестра вытерла мне живот, поправила сорочку и потянула с кушетки. — И имей в виду, рожать в роддоме будешь, а не в этом… овине. Собирай вещи, я тебя забираю. У нас до родов полежишь.

— Это современнейший медцентр, — оскорбилась я.

— Для космонавтов — да, но не для рожениц и не для младенцев! Перинатальный центр у нас какой, в отделении патологии недоношенных от пятисот грамм выхаживают, на ладошке помещаются.

— А зачем… в патологию? — ужаснулась я.

— Не надо никого в патологию. Это я для примера, — строго успокоила меня Инга Витальевна. — Людмила, поторопись.

— Можно я новый год тут встречу? — заныла я. — Если все хорошо, до восьмого успею. Пожалуйста!

— Ладно, все равно я только второго в ночь дежурить заступаю. Но второго что бы была, я Ливанова предупрежу!

На новый год все родители отпросились у нас в Обыденск, кошачье-собачьих детей, конечно, с собой забрали. Устроит им там Милочка тестовые испытания!

Часик посидели с мужьями у перегородки, чекнулись яблочным соком, полпервого укатились к себе, пытаться спать. Последнее время я ночи бояться стала, сплю плохо, даже беременная подушка не спасает. Как можно уснуть, если ты лежишь, а на тебе бегемот сидит, в лучшем случае? А в худшем — дети дерутся за территорию, чувствую, рожу — у каждого по синяку под глазом будет.

Но что я вам скажу — хуже тридцать шестой недели беременности только роды. «Кто не был — тот будет, кто был — не забудет», это, товарищи, не про армию. Это про роддом. Правильно я говорю, девочки?

— Надежда Петровна, оденьте на них чепчики разные, пожалуйста, а то родня думает, что я одну и тоже фотку скидываю!

Медсестра, возрастом постарше моей мамы (строгая, ух!), помогла мне сесть и подала замотанное полешком дитя. Сверилась с биркой на ручке: «Серебро Людмила Евгеньевна, девочка, 2320/46, 9.01.**, 0 час. 11 мин.». Она мне всегда дочку первую дает, и вообще, ее любая смена приносит не по расписанию, как остальных, а когда она есть изволит. Первые дни пытались приучить к порядку, но кормление она просыпала, а когда будили и пытались накормить — орала до посинения и грудь не брала. Орет она заливисто, громко и упорно. Заводная дочурка, солистка в хоре — завопит, всех перебаламутит. Если слышу, что кто-то орет — знаю точно, моя тоже участвует.

— Что это ты молчаливая какая? — поразилась я, укладывая ее поудобнее и запихивая в ротик сосок. — И сговорчивая! Есть, что ли, хочешь, или настроение напало хорошее, отбиться не смогла?

Нет, вы не подумайте, в здешнем перинатальном центре не только оборудование, здесь и порядки современные. Лежу я в отдельной палате со всеми удобствами, и детки здесь с мамами лежат, и посетителей пускают. Но! В роддоме карантин по гриппу, а оставлять меня наедине с детьми через сутки после родов не гуманно.

Дочка трудолюбиво сосала и смотрела на меня синими сердитыми глазами.

— Роднуля моя, — засюсюкала я. — Козюлечка любимая.

Козюлька наелась и гоняла грудь вхолостую. Отняла и поставила столбиком, срыгнуть. Она быстренько справилась и приготовилась орать.

— Погоди! — выдвинула я встречное предложение. — На.

Надо же, пустышку взяла с первого раза. Ой, чудеса!

Так, а теперь кто? «Серебро, мальчик, 2580/48, 8.01.**, 23 час. 55 мин.». Средненький, улыба моя. Точно, улыбается! А говорят, совсем маленькие дети не умеют. Поцеловала в красную мягкую щечку, в крохотный кулачок, заворковала. Ест он быстро и начинает возиться, выпутываясь из пеленки, не любит тесноты.

Старший мой, серьезный мужичок. Поправила бирку, покачала головой. Неужели и это мое?! «Серебро, мальчик, 2820/50, 08.01**, 23 час. 45 мин.» Ест, вздохнет и опять ест. Основательный. Как это..? Степенный, вот.

— Люда, да что ты ревешь? — воззрилась на меня Надежда Петровна. — Грудь болит?

— Нееет, — с подвываниями ответствовала я. — Это я от счастья-аааааа!

Нас выписали на десятый день, Катерина Юрьевна аккурат в это утро собралась рожать. Она в соседней палате лежит, ходила ко мне на мастер-классы, я-то теперь опытная. Вообще, меня раньше хотели выгнать, но я упросила, что бы с детьми. Забирали торжественно, на трех машинах. Что вы, кавалькада, цыганская свадьба. Света с Максом тоже прикатили, вернее, прилетели, а на выписку у Русановых машину одолжили. Детей везли в переносках на заднем сиденье, я на переднем, за рулем папа. На второй машине свекры с мамой, на третьей Золотаревы. Что вы улыбаетесь? Обыкновенная фамилия. Нет, мы с сестрой не специально, мы мужей не за фамилию выбирали. Ладно, смейтесь, смейтесь…

Наконец-то дома! Тихо, снежок, солнышко. Постояла на крыльце, подышала, даже голова с непривычки закружилась. Внутри уже суетились, слышно, как мама командует: «Руки! Руки мыть всем, потом детей трогать!» Повесила в шкаф шубу, присела снять сапоги. Из-под обувной полки высунулись два черных носа, понюхали.

— Вы что тут делаете, разбойники? И где третий?

— Кисю дай! — сказал за спиной требовательный голос. — Дай, казала!

Носы немедленно спрятались.

— А где ты киску видишь? — обняла я Милу-младшую.

— Воть! — пальчик ткнул куда-то в потолок. Я посмотрела. На верхней полке между шапок сидел котенок. Морда у Сушки выражала обреченность.

— Я не достану, Мил. Видишь, у меня ручки не дотягиваются?

— Папа! Хочу кисю! — племяшка вывернулась у меня из рук и убежала за помощью.

— Прячься лучше, — посоветовала я коту. — Папа Макс дочку всяко больше тебя любит.

— Милка, где застряла? — выглянул папа. — Пойдем, посмотришь, что мы тут вам сделали-то!

Как я их люблю! Они купили две или три даже приставные кроватки и собрали из них одну большую, дети в них не вдоль, а поперек лежат. Первоначальная конструкция не предполагала, а они умудрились такой девайс смастрячить! Она качается! Мягко ходит влево-вправо по направляющим, лежи себе, качай.

— Спасибо! — обняла отцов по очереди, поцеловала. Вадим Олегович смущенно крякнул, папа чмокнул в ответ. — Здорово!

— И столик вот тебе, — гордо продемонстрировал папа. — С бортиками, не укатятся. А в кухне манежик. Имей в виду, там пол дополнительно теплый!

— Погоди ты, — уняла его мама. — Дай отдохнуть девчонке, помыться. Ей кормить скоро, пеленки менять.

— Ну что, сват, по маленькой? — покладисто согласился папа. — Макс, ты где там?

— Начинается, — заворчала мама, выходя вслед за отцом из спальни.

Закрыла дверь, села на кровать. Стопка детей аккуратно лежала на правом боку. Взяла со столика планшет, набрала.

— Игорь, — задохнулась. — Мы дома. Смотри.

— Прости меня!

От неожиданности выронила планшет, подобрала мужа вверх ногами.

— За что?!

— Такой день, а ты одна. И всю беременность…

В доме куча народу, но я поняла его.

— Игорь, что за ерунда! Нет, ты не подумай, мне без тебя плохо, очень, я утром поплакала даже, так надеялась, что тебя отпустят, хоть и знала, знала, что не будут медики рисковать. Но ты ведь не сам, я имею в виду, ты же не бросил нас, — сбивчиво говорила я. — Я так горжусь тобой! И ты скоро будешь дома. И пусть только попробуют тебе отпуск не дать!

— Не плачь, Мила. Я…

Тут где-то у него за стенкой раздался рев.

— Что у вас там? — вздрогнула я. — Хоккей, что ли?

Видно было, как Игорь отвернулся и прислушался.

— Нет, это Артема поздравляют. Катя смс-ку прислала.

У меня тоже зажужжало, на экране всплыло сообщение: «Родили невест вашим Серебрятам».

Первого февраля я встала пораньше… Ну, вообще-то я теперь всегда рано встаю, у нас же кормежка с шести, в удачные дни. Но, поскольку у меня четыре няньки на троих детей, мне потом дают выспаться. А сегодня Игорь приезжает, карантин закончился. И я не легла, а пошла пробовать как-то себя в привлекательный вид привести. Встала в ванной у большого, до пола, зеркала. Так, волосы. Здесь все в порядке, я неделю назад была в салоне. Лицо. Как будто тоже самое, что в мае. Руки. Мдя… Так себе маникюр, хирургический. Грудь. Мне девчонки недавно картинку прислали, про размеры лифчиков, у меня точно «Охренеть», или даже чуть побольше. Ниже лучше не смотреть, сплошное тесто. Ноги. Ноги как ноги, стойко носили мои шесть пудов, теперь отдыхают. Заслужили свежий педикюр, ярко-вишневый. Спина и попа. Тоже пока лучше не смотреть. И не показывать… Даже хорошо, что мне пока нельзя любовью заниматься. Ничего, Мила, ничего, скоро можно будет бегать и пресс качать. Будешь опять красивая. Заплела косу-обратку, накрасила ресницы, подвела глаза. Хоть что-то.

Часов в одиннадцать старшие Серебро уехали за сыном. Мама суетилась на кухне, я одела сытых и мытых детей в парадное и позвала папу, помочь.

Уложили тройняшек в кроватки в столовой, я ревниво поправляла штанишки и распашонки, гладила круглые головенки.

— Ты вот что, Милка, закажи нам с матерью билеты на самолет, на послезавтра, край на четвертое. А ты, Татьяна, завтра потихоньку сумки начинай собирать.

— Да ты что?! — повернулась от плиты мама. — Куда мы поедем?! Люда только родила, троих! Ей помощь нужна!

— Таня, да ты пойми, — папа уселся у разделочного стола. — Они с Игорем не виделись больше полгода, он летал, потом опять под замком в четырех стенах, приедет, а у них не дом, а коммуналка. Эка радость — теща навеки поселилась, Тут и святой, — потряс папа воздвигнутой дланью, — с катушек съедет. Пусть одни поживут, справляться не будут — обратно приедем.

— Люда, а ты что молчишь? — воззрилась на меня мама.

— Ты дочь сюда не приплетай, — не дал мне ответить папа. — Что она тебе скажет? Мама, ехала бы ты отсюда?

Меня выручила дочка. Завозилась, захныкала, завопила, была затискана и зацелована. Мама молча сопела, и даже, кажется, шмыгала. Я сделала вид, что не слышу. И правда очень хотела остаться только своей семьей.

Мои родители уехали через три дня, как и собирались, родители Игоря — через неделю после них. Договорились вернуться в июне, на мой день рождения и крестины. Ну, или раньше, если «караул» крикнем.

В первый одинокий вечер мы искупали детей (я уже справлялась на твердое «хорошо»), в четыре руки одели. Я ушла в душ, а когда вернулась, Игорь лежал на кровати и тренировал детей толкаться пятками. Я смотрела на крошечные лапки на большой ладони и мне опять хотелось плакать. Легла по другую сторону, легонько, как хрупкие цветы, касалась наших детей.

— Мила, ты такая интриганка, — похвалил меня муж. — Ты ухитрилась скрывать от меня, что беременна тройней, пока не родила. Ты когда позвонила и сказала, что у нас два сына и дочь — не поверил, думал, разыгрываешь, или у меня опять галлюцинации.

Я хихикнула.

— У тебя в трубке такой голос растерянный был, я даже не понимала сперва, что ты мне отвечаешь.

— И вид тоже. Мужики ржали и фотографировали. Потом над Артемом прикалывались, что жена тоже сюрприз готовит.

— О, фотки есть! — обрадовалась я. — Надо для семейного архива попросить.

— Мила, любимая моя. Родная, — он потянулся, ласково погладил меня по лицу. Прижалась к ладони, закрыла глаза. — Я так счастлив, так люблю тебя… Ты самая красивая, нежная, самая-самая…

Подползла поближе, осторожно перевесилась через детей, потянулась. Мы целовались, внутри сладко тянуло и екало. Вот, оказывается, какое оно, счастье…

— Постой, — я прокрутила в голове чистосердечное признание. — А детей? Ты что, детей не любишь?! Ты про них ничего не сказал!

Игорь рассмеялся, прижал мою голову к плечу.

— Глупенькая, как же не люблю, — шептал он мне в ухо. — Больше жизни… Спасибо, родная…

Поздно, дети уже обиделись. Иначе зачем бы так полночи орали?