Кровавая ярость

Глава 35

— Пошли ко мне.

Пэйтон открыл дверь для Ново, мысленно умоляя, чтобы она сказала «да». Он не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась. Хотел провести день только с ней. Не хотел просыпаться в одиночестве, без нее.

— Что твой водитель подумает о нас? — протянула она.

— Я отослал его пару часов назад. Пошли со мной.

Когда она остановилась и посмотрела на небо, он повторил за ней. Небо затянули густые тучи, а в воздухе чувствовалась зимняя духота. Грядет снегопад.

Кому не плевать на погоду?

— Мой отец уехал по делам, — сказал он. — Весь дом в нашем распоряжении. Он взял дворецкого с собой, а остальная прислуга рада выходному. И да, я приказал водителю освободить дом или уволю его.

Ново повернулась к нему.

— Где ты живешь?

— Это «да»?

— Нет, это вопрос. Где ты живешь?

Он улыбнулся.

— Ты не уступаешь ни на дюйм, да? В тебе моя кровь. Следуй за мной. После секса в ванной я приготовлю тебе ужин на кухне.

Повисла долгая пауза. Где-то вдалеке послышался вой сирен. Автомобильный гудок. Смеющаяся троица в обнимку вышла из клуба.

— Хорошо, — сказала Ново.

Пэйтон взял ее за руку и сжал.

— Спасибо.

Когда она отстранилась, Пэйтон отпустил ее. А потом, закрыв глаза, дематериализовался. Когда он появился на переднем газоне перед отцовским особняком, то не знал, появится она или нет. В этом она. Огонь и лед.

Сердце гулко билось, пока он стоял на снегу, ветер обдувал его и свистел в ветках елей, опоясывающих участок.

В окнах горел свет, и на мгновение он попытался оценить особняк глазами Ново. Ей бы понравилось здесь?

Это почему-то не имело значения, и не потому, что его не волновало мнение Ново. Дело в том, что впервые в жизни он подумал о том, что ничто из этого в действительности не принадлежало ему. Жизнь отца, обязанности перед родом, запросы социального круга… никто не спрашивал его согласия, и, наверное, его вредные привычки — попытка смириться с пониманием этого.

В это мгновение Ново появилась рядом с ним.

— Добро пожаловать в мое скромное жилище, — пробормотал он, рукой обозначив дом и прилегающие земли.

— Меньше, чем я представляла. — Когда Пэйтон пораженно отшатнулся, Ново крепко ударила его по руке. — Попался! Шутишь, что ли, этот домина похож на замок.

Притянув ее к себе, Пэйтон поцеловал Ново в макушку… поражаясь тому, что она позволила. А потом он повел ее к парадному входу. Открыв бедром тяжелую дверь, он удивился напряжению во всем теле.

Ново вошла внутрь, до сих пор одетая в разорванные штаны, ее подтянутое тело излучало силу, а голова была вскинута, когда она оглядывалась по сторонам.

Ее глаза не упускали ничего — антиквариат, роскошь, хрустальные люстры, напольные часы и гобелены.

Повернувшись к нему, Ново сухо сказала:

— Ты не упоминал раньше, что живешь в Смитсоновском музее[96].

— Ты же знаешь, как я не люблю красоваться. — Он закрыл дверь с пинка, отчего стук пронесся эхом под высокими потолками. — Это не модно. Пошли, познакомлю тебя со своей ванной.

Когда они поднялись наверх, Ново спросила, сколько здесь комнат, и он не спешил отвечать.

— Да брось, — подначивала она. — Умеешь считать только до десяти?

— Да, я не силен в математике. — На вершине лестницы они свернули налево, в коридор с кучей дверей. — Наверное, пятьдесят или шестьдесят? Может, больше. В каких-то помещениях я не бывал ни разу в жизни.

— Я живу в однокомнатной. Нет, комнат две — еще же ванная.

— Ты должна как-нибудь пригласить меня.

— Она покажется тебе не интересней коробки «клинексов».

Он остановился перед своей комнатой.

— Она твоя. Поэтому я очень даже заинтересован.

Ново сама повернула ручку, скорее всего пытаясь убежать от его откровений. Что еще он узнал о ней? Ново была мастером по части диверсий, и это не удивительно. Она избегала близости во всех ее проявлениях, напоминая ему птицу, которая улетала при малейшем шорохе.

Но, казалось, каждый раз она возвращалась к его руке.

Боже, она была разной. Неожиданной. Изумительной.

Присвистнув, Ново зашла в огромное пространство и окинула взглядом его кровать, плазму, диваны и ванную в другом конце.

— Уютно, не так ли?

Она рассмеялась.

— Ну, если сравнивать твою комнату с вестибюлем в гостинице.

Он подошел к гардеробу, и двери открылись сами благодаря датчикам движения. Там он разделся и покидал вещи в корзину для грязной одежды.

В комнату он вышел голышом.

— На тебе слишком много одежды.

— Смотрю, ты от этого не страдаешь.

Ее глаза блестели, пока она раздевалась: скинула берцы, разоружилась, затем стянула майку и испорченные штаны. А потом она предстала перед ним в чем мать родила. Ее тело… было шикарным. Гибкое, мускулистое… до чертиков сексуальное.

— Черт, — выдохнул Пэйтон. — Ты самая красивая женщина из всех, что я встречал.

— Слушай, я тебе и так дам, завязывай сыпать комплиментами…

— Замолчи, а. — Он подошел к ней и взял за руку. — Пока ты не покинешь мой дом завтра вечером, я буду говорить все, что хочу, и вести себя так, как хочу, ясно? Я не прошу тебя притворяться кисейной барышней в розовом платье, оттопыривающей пальчик при чаепитии. Но на следующие часы избавь меня от таких комментариев, ладно?

Она отвела взгляд. Снова посмотрела на него.

— Справедливо.

Уладив разногласия, он увлек Ново в ванную комнату и включил воду. В зеркалах он наблюдал, как она бродит по комнате, изучая раковины и полотенца, банные халаты и окна. Она была настолько сногсшибательно сексуальной, что он засмотрелся и едва не залил пол.

— Это бассейн, — заявила она. — Не ванная.

— Подожди, — сказал он, когда она занесла ногу, чтобы зайти в воду. — Твои волосы.

Она грациозно повернулась к нему.

— А что с ними?

Пэйтон медленно подошел к ней и взял конец косы, на котором была резинка.

— Расплети их. — Прежде чем она успела ответить, он шепотом добавил: — Прошу. Я хочу хоть раз увидеть тебя с распущенными волосами.

Когда в ее взгляде мелькнула затравленность, он приготовился услышать отказ.

Но вместо этого Ново вырвала косу из его рук.

— Я сама.

Повернувшись к нему спиной, она перекинула косу через плечо и со щелчком сняла резинку… а потом начала расплетать косу, распуская шикарные черные волосы.

Закончив, она снова повернулась к нему и перебросила волосы за спину, позволяя ему увидеть лишь мельком копну — за сгибом талии. Учитывая взгляд исподлобья и напряженность в теле, она словно приготовилась к удару.

Протянув руку, он перекинул ее волосы вперед.

— При виде тебя я перестаю дышать, — сказал он тихо, разглядывая волны, спускающиеся по ее грудям, почти до самого лона. — Сейчас… и навсегда.

***

Ради всего святого, это всего лишь волосы, думала Ново.

Но правда заключалась в том, что после Оскара никто не видел ее с распущенными волосами. И она могла оставить их незаплетенными лишь в одном случае — убеждая себя, что это только на день. Как только солнце сядет за горизонт, она снова соберет их в косу и приведет себя в должное состояние, застегнется на все пуговицы, заплетется, и ее эмоции снова окажутся под жестким контролем.

Когда Пэйтон заговорил с ней, она скорее прислушивалась к его голосу, чем словам, и да, он говорил ей вещи, которое желало услышать ее одинокое, избитое сердце, ему хотелось верить… но инстинкт самосохранения велел ей обрубить эти эмоции.

Но она не могла игнорировать его взгляд.

Или тот факт, что он опустился на колени.

Его руки порхали по ее бедрам, ногам… груди. А его бархатные губы скользнули по ее животу. Потом он подцепил рукой ее ногу и закинул себе на плечо, и Ново последовала за ним, предоставляя ему допуск к желаемому. Приятно, слишком приятно было чувствовать его рот на своем лоне, влажные губы на влажных губах, жар напротив жара.

Скользнув взглядом мимо напряженных сосков, она наблюдала, как он ласкает ее, его язык порхает по ее плоти, а глаза не отрываются от нее.

Она кончила. Дважды.

А потом ее уложили на мягкий коврик на полу, Пэйтон забрался сверху, и выпирающий член прижался к ее лону.

Ново закрыла глаза, чтобы не видеть его, чтобы представить, что она с кем-то другим. Расстояние и отстраненность были жизненно необходимы.

Но тело ведь знало, что это он.

И, о, Боже…

… ее сердце тоже.