Тёмная, безлунная ночь душила в своих смертельных объятиях спящий Кронталл. Подобная чёрной змее, она сжималась вкруг погрузившихся во мрак зданий душным кольцом. Она отпустит город лишь к рассвету — и ослабший, почти переставший дышать город с облегчением заживёт обычной жизнью.
Ниэмар сидел на подстилке в одной из отдалённых комнат дома: сейчас ему хотелось только подумать в тишине, и ничего больше. Из-за духоты он снял рубашку и сидел в одних только штанах, но всё равно словно задыхался в этой небольшой комнате. Накормленные детёныши уже уснули, и воцарилась такая тишина, какая редко бывала в этом доме после их появления. Четыре младенца… ради которых Рахель готов был обмануть доверившегося ему эльфа.
Как ни странно, злости уже не осталось: Ниэмар походил на щепку, что легко вспыхивает, но так же быстро догорает. Мысли в голове словно играли в догонялки, кидаясь врассыпную при малейшей попытке рыжего аристократа собрать их в кучу. Оказывается, химеры мало того что разумны в той же степени, что и его сородичи, так ещё и собираются устроить войну! А его… его просто подставили, чтобы он стал символом этой самой поганой войны! И ладно бы его спросили, ладно бы сказали честно…
Ниэмар понимал: соглашаться на подобное «предложение» со стороны химер ему не хочется никоим образом. Да, есть Рахель и детёныши… Но есть такие, как тот светловолосый мужчина. И кто знает — вдруг их таких большинство?! Что будет, если химеры смогут бесконтрольно размножаться, править? Да они в два счёта подомнут под себя весь Эсталар, а после — и весь мир!
Но, с другой стороны, что будет, когда он откажется? Что с ним сделают химеры, когда поймут: он не собирается становиться на их сторону? Убьют? В лучшем случае. В худшем — откормят и сожрут. В том, что химеры вполне способны съесть кого-то разумного, Ниэмар уже не сомневался. Да и откуда бы взяться сомнениям? Эти… существа вели себя, словно дикие звери. Разве нормально — вот так просто сломать чужую жизнь, а после — требовать от этого человека фактического союза?!
Устало закрыв лицо руками, Ниэмар откинул назад длинные рыжие кудри. Разумеется, эльф не плакал: ему просто хотелось, чтобы кто-нибудь подсказал, как поступить. Ниэмар и понятия не имел, что брать на себя ответственность настолько сложно и страшно. Согласиться?.. Это будет предательством и ложью. Отказаться?.. Почти равносильно немедленной гибели.
Быть может, отец мог бы подсказать, что делать… Но отец отрёкся бы от сына-преступника, не дав тому даже шанса оправдаться. Ридхар любил свою супругу, любил своего сына — но ещё больше, чем всем этим, он дорожил честью их рода. Что бы он сказал, поняв: сына обвинили в заговоре против королевы? Скорее всего, это причинило бы ему боль. Но он поступил бы так, как должно, по законам чести, а не по велению сердца.
Скрипнула дверь, и Ниэмар вздрогнул, ощутив, как коснулись спины холодные ладони Рахеля.
Ты точно в порядке? Мне страшно видеть тебя таким.
— Как же, страшно, — пробурчал Ниэмар, не оборачиваясь и не глядя на химеру. — Ты ведь с самого начала знал. Почему не сказал мне? Ты ведь никогда не был жестоким, так почему?
Длинные пальцы химеры, упиравшиеся в лопатки, дрогнули; казалось, Рахеля задели исходящие от эльфа боль и усталость. Рыжеволосый аристократ же продолжал:
— Сам подумай, Рахель: я похож на лидера? Я похож на того, кто сможет вести кого-то за собой? Да и… похож я на человека, сочувствующего твоему народу?..
Рахель придвинулся ближе, присаживаясь на подстилку рядом с эльфом. Пальцы осторожно кружили по спине рыжеволосого, и было непонятно — то ли химера таким образом изучает его, то ли так ему легче говорить со своим отнюдь не сведущим в магии и слабо владеющим телепатией собеседником.
Похож.
Да, не таких слов ожидал от явившегося собеседника Ниэмар. Чтобы он — и походил в чьих-то глазах на эдакого защитника справедливости, рыцаря на белом или не очень коне? Смешно. Чувствуя его сомнения, Рахель снова заговорил.
Ты примирился с тем, что тебе нужно жить среди нас. Ты не злился на детёнышей, даже улыбался им, хотя они и не похожи на детей твоего народа. Ты согласился говорить со мной на равных, а не как господин со слугой, пусть и не сразу. Разве этого недостаточно?
Духота в комнате становилась нестерпимой. Где-то снаружи стрекотали цикады — их много в этой части Эсталара… Ниэмар вновь произнёс — возможно, резче, чем следовало:
— Я никогда не сочувствовал твоему народу, Рахель.
Юноша-химера уже весь дрожал: в его разум врезались болезненно острые эмоции эльфа. Сообразив, что переборщил, Ниэмар перевёл дыхание. Затем, решившись, обернулся и до боли стиснул запястье Рахеля. На сей раз он говорил так, как говорили бы сородичи химеры: — Я сочувствовал тебе и твоей семье. Не всему твоему народу.
На губах Рахеля появилась слабая тень улыбки: похоже, ему показались приятными подобные слова эльфа. Рыжеволосый аристократ медленно очертил взглядом удлинённую шею химеры, узкий подбородок, тонкие, сиреневато-чёрные губы…
Из-за стены, разрушая таинственную тишину душной ночи, донёсся требовательный писк сначала одного, а затем и всех четырёх детёнышей. Вздрогнув, Рахель бросился к малышам, оставив напоследок лишь слова: — Я и моя семья — часть этого народа. Подумай, Ниэм.