Крылья за моей спиной

10

Родной город встретил новостройками, новыми торговыми центрами, изобилием рекламы и ярких вывесок. Настя в удивлении оглядывалась по сторонам, узнавая расположение улиц, вспоминая их названия, но понимая, что не ожидала таких видимых перемен. Ей почему-то казалось, что возвращаясь в город детства, она найдёт всё таким же, каким оставила когда-то, в своих воспоминаниях. Может и изменившимся, но не настолько. А сейчас видела обновлённый проспект, незнакомые названия и магазины, клумбы, которых раньше не было, и количество машин на дорогах увеличилось в несколько раз. Мимо проезжали новые немецкие автобусы, напротив педагогического университета был установлен огромный цифровой рекламный щит, и, кажется, только люди прежние, явно не москвичи, которые вечно куда-то торопятся и бегут, словно жить не успевают. А здесь спокойнее, здесь скверы и парки, порой совсем небольшие, но очень милые, фонтаны незнакомые, и люди идут по улицам, не стремясь кого-то обогнать или сбить с ног.

Настя перестроилась в левый ряд, остановилась на светофоре, и снова, не удержавшись, принялась оглядываться по сторонам, пытаясь понять, что она помнит, а что появилось без неё. Вспоминала, когда была здесь в последний раз. Лет восемь назад, когда родители переезжали, а точнее, уезжали отсюда, и они всеми силами им в этом помогали. Тогда они с Серёжей приехали, но совсем ненадолго, только для того, чтобы проследить за погрузкой вещей и сопроводить грузовую машину к месту назначения. Пробыли в городе совсем недолго, от силы полтора часа, Настя даже никого из знакомых и бывших приятелей не встретила, только соседку тётю Валю, которой было любопытно, а Насте совсем не хотелось с ней откровенничать. К тому времени двоюродная бабушка Сергея, к которой он приезжал на каникулы, уже умерла, и поэтому их никто не встретил. И они сразу уехали, их ничто не задержало, хотя Настя и чувствовала, как щемит сердце от воспоминаний о детстве и юности, проведённых здесь. Но с тех пор прошло слишком много времени, и Настя, признаться, начала забывать, горечь ушла уже давно, да и тоска вслед за ней, и теперь, глядя по сторонам, понимала, что приехала в чужой город. Здесь столько изменилось без неё, что и не узнать. А её жизнь уже давно связана с Москвой, здесь же живут воспоминания. Когда они с Викой рано утром уезжали из столицы, Насте казалось, что она вздохнёт с облегчением, оказавшись в городе своего детства, а теперь вот понимала, что это вряд ли случится, она здесь гость, и приехала совсем ненадолго, так что незачем ждать чуда, что она вернулась и этим решит свои проблемы.

— Мама, ты здесь жила?

Вика, которая за несколько часов в машине изрядно вымоталась и заскучала, заметно оживилась, когда они въехали в незнакомый город. Головой крутила, оглядываясь, рассматривала незнакомые места и достопримечательности.

— Да, жила.

— А папа?

— А папа приезжал. Иногда.

Спальный район, в котором она когда-то жила, изменился меньше, чем центр города, с его площадями и проспектами. Но и здесь время на месте не стояло, тут и там попадались супермаркеты, несколько торговых и развлекательных центров встретилось, появился рынок, но дома всё те же, улицы и проулки, подворотни. Собираясь свернуть в некогда родной двор, Настя повернула голову, чтобы увидеть гастроном, в который так любила захаживать, и всерьёз огорчилась, когда вместо него увидела вывеску мебельного магазина. Вот так вот, не продают там больше её любимые молочные коктейли. А она ведь мечтала…

Самое удивительное, что в самом дворе жизнь как будто остановилась. Те же подъезды, кособокие лавочки перед некоторыми, детская площадка, с покосившимся грибком, и даже качели, кажется, те же. Просто поразительно. Настя, чувствуя, как замирает от тоски сердце, остановила машину перед своим подъездом, и нервно сглотнула, не справившись с чувствами. Смотрела на окна родительской квартиры и самой себе не верила. Сколько, говорите, лет прошло?

Вика, как только машина остановилась, завозилась на заднем сидении, торопясь отстегнуть надоевший за несколько часов ремень безопасности, и пряча в цветастый рюкзачок свои вещи, которые достала из него за время пути. Электронную игрушку, книжку про Гарри Поттера и пакетик с шоколадной карамелью. Сунула в карман несколько фантиков, зная, что мать не терпит мусора в своём автомобиле. А Настя тем временем вышла, и остановилась, опираясь на открытую дверцу, снова огляделась. На самодельной клумбе, за невысоким заборчиком, цвели бархотки, а чуть дальше, на верёвках сушилось бельё. Настя уже и забыла, что такое бывает и это в порядке вещей — сушить бельё на улице, у всех на виду.

Дом, милый дом…

Горло вдруг перехватило спазмом и на глаза слёзы навернулись. Пришлось глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Не хватало ещё перед дочкой расплакаться и потом объяснять, что с ней такое случилось. Нервы ни к чёрту.

— Интересно, — проговорила тем временем Вика. Настя голову повернула и поняла, что дочка из машины вышла и теперь стоит рядом с ней. А она настолько погрузилась в воспоминания, что не заметила этого. А Вика руку в бок упёрла, откинула за спину рыжую косичку и на цыпочки приподнялась, осматриваясь. — Мам, где можно гулять?

— Только во дворе. Со двора ни шагу.

Вика снова обвела взглядом двор, потом поинтересовалась:

— А где охрана?

Настя вдруг улыбнулась, тут же забыв про слёзы. Погладила дочь по голове.

— Здесь нет охраны, Вика. Здесь нужно самой за собой следить, поэтому и говорю — со двора уходить нельзя.

— Да ладно, что я, глупая совсем? Понимаю.

— Очень хорошо, что понимаешь.

Они достали из багажника машины две сумки с вещами, поставили их на лавочку, а после Настя вернулась к автомобилю, и присмотрелась к нему, словно к незнакомцу. Да, её «фольксваген-жук» озорного оранжевого цвета, смотрелся в этом дворе странно, даже чудаковато. Совершенно не вписывался в обстановку. При покупке Настя совсем не думала о том, как автомобиль будет «вписываться», на московских улицах он смотрелся стильно и достаточно престижно, а вот здесь немного смущал своим присутствием, причём не кого-то, а именно Настю, она словно ждала, что её оправдываться заставят за его наличие.

— В деревне мне нравится больше, — пыхтя от натуги, проговорила Вика, когда они втаскивали сумки в подъезд. Точнее, втаскивала их Настя, но дочка изо всех сил старалась помочь, уцепилась за ручки и старалась взять хоть часть веса на себя.

— Это сейчас там хорошо, — возразила Настя, — когда бабушка с дедушкой там всё устроили. А когда там жила моя бабушка, дом был раза в четыре меньше, и без всяких удобств.

— Каких удобств? — не поняла Вика.

— Без ванны, душа. Даже туалет был на улице.

Вика выпустила ручку сумки, замерла на ступеньке.

— Это как?

— Это как у деда Василия в конце улицы.

— Бр-р.

— Вот так вот. — Сумка была поставлена на пол перед дверью квартиры, а Настя принялась искать ключи в своей сумочке.

— Надо было папу подождать, — сказала Вика. — Он бы быстро всё внёс.

— Папа в командировке.

— Но он ведь приедет.

Настя вздохнула в сторонку.

— Мы и сами прекрасно справимся.

— Как без папы-то?

— А мы попробуем.

Ключ легко повернулся в замке, Настя дверь толкнула, и помедлила на пороге, заглядывая в квартиру. Сердце билось тяжело и гулко, словно она собиралась сделать шаг и вернуться в своё прошлое.

— Мам, ну ты чего? — Вика в нетерпении протиснулась мимо неё и прошла в квартиру. Начала осматриваться, вцепившись в лямки своего рюкзака. — Мама, здесь почти нет мебели!

— Да? — Настя всё же перешагнула порог, втянула внутрь сумки, и, наконец, закрыла дверь. Вдохнула глубоко, стараясь погрузиться в свою прежнюю жизнь — в её запахи, звуки, интерьер.

— Надо купить!

— Вика, нам не нужна мебель, нам нужно продать квартиру.

— С мебелью выйдет дороже.

Настя улыбнулась.

— Да, ты у меня делец.

Мебели на самом деле было мало. Что-то вывезли родители при переезде, а то, что привезла с собой тётка, когда заселялась, увезла обратно, на квартиру нового мужа. То есть, на новую квартиру мужа, так наверное правильно и не столь двусмысленно звучит. Настя прошла по родительской квартире, открывая все двери подряд. В большой комнате диван и стенка «Русь», в маленькой ещё диван, небольшой и почему-то в разложенном состоянии. Шкаф, старенький письменный стол, за которым ещё она занималась, учась в школе. В прихожей тумбочка, на которой раньше стоял телефон, а теперь старая хрустальная ваза; вешалка на стене. А вот на кухне всё, как прежде: гарнитур, стол в углу, табуретки. Только техники не хватает, на стене вон пустое место с выцветшим обоем, видимо, там микроволновка не один год висела. Но в принципе чисто, тётка побеспокоилась, убралась, прежде чем окончательно выехать. Настя под ноги себе посмотрела, потом провела рукой по обоям, разглядывая незнакомый узор.

— Мам, я там буду жить? — Вика указала на открытую дверь в некогда Настину комнату.

Она кивнула.

— Да. Кровать есть, стол есть, шкаф. Что ещё надо?

Вика выразительно посмотрела на неё.

— Ты серьёзно?

Настя дёрнула её за косичку.

— Ладно, не стони. Нужно бабушке и дедушке помочь. Это ненадолго, зайчик, через недельку я отвезу тебя в деревню.

Вика ничего не ответила, прошла в маленькую комнату и скинула с плеч рюкзачок, положила его на разложенный диван. Затем подошла к окну и отдёрнула в сторону занавеску, выглянула на улицу. И крикнула:

— Мама, под окном цветы растут!

— Вот видишь, как здорово, — отозвалась Настя, но скорее машинально. Прошла в большую комнату, в которой когда-то жили родители, села на диван и глаза на минуту закрыла, откинувшись на спинку. Почему-то никак не получалось сказать, что она дома. Что-то мешало. Может, мысли о муже? О том, что он где-то, с кем-то, и что он натворил.

Вскоре Вика заявила, что хочет есть. Да и вообще время обеденное, а завтракали они очень рано, выехали из дома — семи утра ещё не было. Настя кивнула, заверила дочку, что она помнит об обеде, а сама никак не могла закончить телефонный разговор с матерью, которой хотелось знать все подробности — как они с Викой добрались, в каком состоянии квартира, и с чего Настя собирается начать, ведь нужно собирать документы на продажу.

— Мама, я все сделаю, найму человека…

— Где?

— Я не знаю пока, наверное, в агентстве недвижимости. Не сама же я буду бегать…

— Насть, это ведь не Москва, вдруг там нет людей, которые бы занимались сбором всех бумажек.

— Мама, сейчас везде такое есть. Только деньги плати.

Это заявление Галине Викторовне не понравилось, она даже попыталась что-то возразить, но Настя перебила её, сказав, что Вика хочет есть.

— Поговорим позже, хорошо? Я позвоню.

— Холодильник пустой, — заявила дочка тем временем.

— Конечно, пустой. Здесь же никто не живёт.

Телефон у Насти в руке снова зазвонил, она взглянула на дисплей, и поторопилась мобильный отключить, увидев высветившееся имя мужа. Не успела телефон включить, чтобы связаться с родителями, так Маркелов тут как тут, уже звонит.

— Поедем в ресторан, — предложила Настя дочери. — Пообедаем, а на обратном пути заедем в магазин, продуктов купим.

— Может, в Макдональдс? — невинно предложила Вика. Но Настя решительно покачала головой.

— Ни за что.

Пришлось покататься по району, прежде чем увидели вывеску «Ресторан». До этого попадались небольшие кафе, но Настя как-то не рискнула в них зайти. А тут всё-таки большой, на вид приличный ресторан, вот только в обеденное время они оказались единственными посетителями. Заняли столик у окна, Настя смотрела, как дочка с аппетитом ест, и время от времени поглядывала в сторону работающих аттракционов в парке через дорогу. Всё казалось чужим и незнакомым, хотя вот то Чёртово колесо она ещё с детства помнила.

— Давай прокатимся, — как бы между делом предложила ей Вика, разламывая ложечкой песочное пирожное.

Настя с ней глазами встретилась, улыбнулась.

— А почему бы и нет?

В парке аттракционов они провели почти час. Сделали два круга на Чёртовом колесе, потом прокатились на Весёлых горках, но этой поездке Настя уже была не рада. Волосы растрепались, а ещё лак на ногтях облупился, после того, как она судорожно цеплялась за металлический поручень. Зато Вика была довольна. Весело подпрыгивала, держась за её руку, когда они шли через парк, а потом попросила сладкой ваты.

— Ты же не любишь, — удивилась Настя.

— А сейчас хочу. Зелёненькую.

Заехав по пути в супермаркет, домой вернулись с покупками. Настя уже в магазине задумалась о том, что зря не проверила, как работает старенький холодильник. Не хотелось, чтобы бы он потёк, получив такое изобилие продуктов в своё нутро, вдруг не сможет от удивления оправиться? Припарковав «жук» на прежнем месте, прямо под окнами своей квартиры, заднюю дверь Вике открыла, а потом багажник, начала выгружать пакеты с покупками.

— Возьми вот этот, — сказала она дочери, указав на самый лёгкий, — и неси пока к лавочке.

— Как без папы трудно, всё самим делать приходится, — вздохнул ребёнок. А Настя кинула на девочку подозрительный взгляд. Может, Вика что-то поняла или услышала случайно, и поэтому без конца напоминает ей об отце?

— А что в этом плохого? — улыбнувшись, поинтересовалась Настя.

— Да ничего, но папа ведь таскает твои сумки.

— Мои сумки?

— Да.

— Интересно. А я, значит, ни на что не гожусь?

— Мама, но я же про сумки говорю! А ты его за это потом кормишь.

Настя замерла на секунду, затем рассмеялась.

— Какое у тебя точное определение наших обязанностей. А для себя ты какие обязанности определила?

Вика поставила пакет на лавку, пожала плечами.

— Я ребёнок.

— Как удачно.

— А папа приедет, мам?

— Не знаю. Наверное. — И всё же решила поинтересоваться: — Почему ты о папе постоянно спрашиваешь?

— Он домой приедет, а нас нет. Ему далеко до нас ехать.

— Ничего.

— И куклу он мне обещал. У меня никогда не было деревянной куклы.

— Вот только деревянной, наверное, и не было, — попыталась все перевести в шутку Настя.

Вика ничего не ответила.

Дверь открылась, из подъезда вышел мужчина, легко сбежал по выщербленным ступеням крыльца, видно было, что торопился, Настя даже отошла в сторонку, чтобы не мешаться, и не сразу поняла, кто перед ней. Стремительный, интересно одетый, а светлые, выгоревшие на солнце волосы, небрежно взлохмачены, на носу дорогие тёмные очки. Догадалась только, когда мужчина остановился перед ней, очки на нос спустил, к ней приглядываясь, и встретив его озорной взгляд, Настя уже с уверенностью произнесла:

— Федя.

А он очки совсем снял, оглядел её с головы до ног, и насмешливо фыркнул.

— Настён, ты что ли?

Она разулыбалась.

— Я.

— Ничего себе.

— Вот именно, что ничего себе. — Она приглядывалась к Леру с недоверием. А когда он широко заулыбался и раскинул руки в стороны, рассмеялась, и даже приобнять себя позволила.

— Настёна, уж не чаял увидеть. — Федя вдруг её от земли приподнял, и Настя ахнула.

— Поставь меня, что делаешь-то?

Он её отпустил, отошёл на шаг и снова к ней присмотрелся.

— Слушай, классно выглядишь.

— А ты этим, кажется, удивлён?

— Да нет, но… Сколько мы не виделись?

— Десять лет, Федя.

— Десять лет. Обалдеть. — Лер даже головой мотнул.

— А ты тоже здорово выглядишь, — решила похвалить его в ответ Настя. Окинула его взглядом, оценила фирменную футболку, дорогие джинсы, к тому же шею Лера охватывала золотая цепочка приличной толщины, и сейчас, спустя годы, в её качестве сомневаться не приходилось. Настя даже по плечу бывшего соседа похлопала. — Молодец, Федь. Я тебя даже не узнала.

— Да… — Тот лишь отмахнулся. Наконец он приметил девочку, удивлённо вздёрнул брови при виде знакомых рыжих косичек, смело встретил любопытный детский взгляд, и Насте кивнул. — Твоя?

Она дочку к себе притянула.

— Моя. Вика, это дядя Федя, наш сосед.

Вика оглядела незнакомца придирчивым взглядом.

— Ещё один?

— Чего это «ещё один»? Я единственный.

Настя рассмеялась.

— У нас в Москве сосед тоже Фёдор.

— О, москвичи, — фыркнул Лер.

— А ты здесь так и живёшь?

— Вернулся года полтора назад. Как развёлся.

— Что так?

— Что вернулся или что развёлся? — хмыкнул он. От девочки немного отвернулся и схватил себя за горло, при этом выразительно взглянул на Настю. — Совсем за жабры взяла. Оставил ей всё и свалил. А на новую квартиру пока не заработал. А у тебя как? Ты же с Маркеловым уезжала.

— Папа в командировке, — влезла Вика в разговор взрослых.

— Да? — Лер этой информацией очень заинтересовался. — Всё ещё женаты?

Вика всерьёз нахмурилась, глядя на взрослого дядю, который явно странно себя вёл и задавал ещё более странные вопросы. А Настя же спокойно кивнула.

— Да, женаты.

Федя хмыкнул.

— Ну, вы молодцы, ребята.

— Стараемся, — проговорила Настя без особой радости.

— Значит, ты не насовсем?

— Нет. Родители задумали квартиру продавать, вот я и приехала.

— Ну правильно, Галина-то ваша съехала. — Посмотрел на пакеты на скамейке. — Помочь?

— Если не торопишься, Федь. Буду очень благодарна.

— Да не вопрос.

Настя забрала у Вики самый лёгкий пакет и щёлкнула брелком сигнализации. «Жук» послушно мигнул фарами, что вызвало у Лера интерес. Он на машину оглянулся.

— Так это твоя?

— Да.

— А мне мать с утра говорит: приехал кто-то на чудной машинке.

— Она не чудная! — воспротивилась Вика. — Мы любим «жука»!

Федя опустил к ребёнку заинтересованный взгляд, затем качнул головой, вроде в недоумении.

— Какая ты. Вся в маму.

Настя улыбнулась.

— И что это значит?

— Ты такая же ходила по двору, с малолетства, деловая колбаса. Только шевелюра рыжая везде и мелькала. Ой, не рыжая!

Настя открыла перед ним подъездную дверь, рассмеялась.

— Да ладно, Федь. Рыжая я, рыжая.

— Солнцева, ты меня пугаешь.

— Боже, Федь, как давно меня никто так не называл! Я столько лет уже не Солнцева.

— А Серго-то приедет?

Улыбка на Настиных губах растаяла. Она отвернулась к двери квартиры, принялась замки отпирать, радуясь, что за этим делом может спрятать от Лера свои эмоции.

— Я не знаю, не уверена. Он очень занят.

— А когда он был не занят? Деловой наш.

Фёдор прошёл на кухню, поставил пакеты на стол. А Настя не утерпела, поинтересовалась:

— А ты чем занимаешься?

— Так я это, «Ультру» купил. Точнее, с другом напополам купили. Он сам в Москву перебрался, а я здесь заведую. Хороший доход приносит, между прочим.

— С ума сойти. — Настя на самом деле была поражена. — Ты молодец, Федя.

— Мой клуб — моя крепость, — рассмеялся он.

— Не пьёшь?

Он странно скис.

— Знаешь, Настён, как на духу тебе скажу, иногда и рад бы. Но ведь в чём свинство, привык к хорошему. Не меньше ста баксов за бутылку. А за такие деньги особо не попьёшь, разоришься. Приходится вести трезвый образ жизни.

— Молодец, — снова похвалила его Настя, рассмеявшись.

— У меня такое чувство, что ты мне кличку дала, — несколько язвительно отозвался Лер. — Молодец!

— А что поделать, раз ты молодец?

Он на часы глянул.

— Ладно, я пойду, у меня дела. — В расстройстве поскрёб гладко выбритый подбородок. — Пожарники должны прийти, снова будут душу и деньги из меня тянуть. Но мы с тобой ещё поговорим. Ты ведь не уезжаешь?

— Нет, пока не уезжаю.

— Вот и отлично. Солнцева, я, честно, рад тебя видеть. — Он окинул Настю выразительным взглядом и пошловато хмыкнул. — Особенно, когда ты так выглядишь. Как из журнала.

Настя поморщилась.

— Только не говори из какого, — попросила она. — Не хочу знать.

Федя ухмыльнулся, потом посмотрел на девочку, которая стояла у стены и внимательно за ними наблюдала.

— Пока, мелкая Солнцева, — попрощался он.

Вика выдвинула ногу вперёд, совсем как отец, и упёрла руку в бок, принимая вызывающую позу.

— Я — Маркелова!

— Вот сейчас я вижу, — рассмеялся Лер. — Потом поговорим, Насть.

— Поговорим, — согласилась она, открывая ему дверь. — Удачи тебе с пожарниками.

Федя рукой махнул и быстро спустился по ступенькам, хлопнула подъездная дверь.

— Мам, кто это?

Настя на дочку обернулась, та на самом деле выглядела обескураженной.

— Это дядя Федя, друг моего детства. И не говори, что он тебе не понравился. Такого ещё не было. — Настя прошла на кухню, а Вика замерла в дверях. Посмотрела в задумчивости.

— У тебя, оказывается, было трудное детство.

Настя от неожиданности замерла, перестала шуршать пакетом, через плечо обернулась, но дочка уже убежала в свою комнату. Оставалось лишь в растерянности хмыкнуть.

Сергей приехал на следующий день. Настя ждала его появления, мысленно пыталась просчитать время — когда он, самое позднее, может прилететь; сколько времени ему потребуется, чтобы выяснить, куда они с Викой уехали, а это зависит от выдержки Лиды и больше ни от чего; сколько времени добраться сюда. Она ждала его и волновалась. Кормила дочку завтраком, почти не слушая, что та ей говорит, только кивала. Потом они вместе сходили в салон красоты, Настя сделала маникюр, а Вика внимательно наблюдала за процессом. Она любила ходить вместе с матерью в салон, даже никогда не канючила, сколько бы времени не требовалось потратить на наведение красоты, Вике всё было интересно, а уж если ей самой нужно было сесть в парикмахерское кресло — восторгу не было предела. В этот раз в салоне они провели около часа, и когда вышли на улицу, Настя сразу кинула взгляд на часы. Время приближалось к обеду, и по Настиным подсчётам Маркелов должен был вот-вот появиться. Даже подумала, что когда они вернутся к дому, он уже будет их ждать у подъезда. Вот только предугадывать, в каком настроении он будет — не хотелось. Это он провинился, а не она, и выслушивать его претензии за столь скорый и сумасбродный отъезд, она не намерена.

Но у подъезда их никто не ждал, Настя ещё постояла немного на улице, наблюдая за дочкой, которой захотелось покататься на качелях. Та побежала на детскую площадку, а Настя снова окинула некогда родной двор изучающим взглядом. Сейчас все события, произошедшие десять лет назад, — любовные страсти, осуждение соседей, шёпот за спиной — всё казалось странным, и происходило вроде бы не с ней. Когда-то мнение окружающих имело для неё огромное значение, даже мнение людей, которых она толком и не знала, но которые, проходя мимо, могли бросить на неё косой взгляд. И это задевало, это было важно и беспокоило, не давало жить спокойно, ведь так воспитывали её родители, вкладывая в её голову приличия, которые соответствовали их окружению. С годами всё изменилось, не то чтобы наплевать стало, просто изменились ценности, приоритеты; черта, за которую невозможно заступить, отодвинулась и стала чётче, не столь размытая, обусловленная одним словом «нельзя». С возрастом стало понятно, что именно нельзя, а что иногда и необходимо, как бы двулично это не прозвучало.

Что удивило, так это то, что лавочка под кустом сирени, до сих пор была на прежнем месте. Настя настолько этому удивилась, что даже прошла на детскую площадку, чтобы рассмотреть поближе. Не подошла, вдруг испугалась чего-то. Остановилась рядом с качелями, толкнула их, улыбнулась дочке, а сама всё смотрела и смотрела на лавочку. Не давала покоя мысль, что здесь, в этом городе, в этом дворе, ничего не изменилось за десять лет. Она вернулась сюда и почувствовала себя восемнадцатилетней. Не дома, для этого не хватало родителей и чувства покоя в душе, но всё вокруг было знакомо, всё было по-прежнему. Здесь прошла большая часть её жизни. Это было странно, удивительно и… что там говорить? Трогательно. Трогательно настолько, что плакать хотелось. То ли от счастья, что вернулась, то ли от тоски по прошлому, которого не вернёшь.

Серёжка приехал чуть позже. Настя готовила обед на кухне, время от времени поглядывала в открытое окно, на детскую площадку, где Вика пыталась подружиться с местной девочкой, по виду, своей сверстницей. Они уже некоторое время вместе катались на качелях, говорили о чём-то, и даже смеялись. А потом Вика громко крикнула:

— Папа приехал! — и Настя едва тарелку из рук не выронила. Кинулась к окну, увидела, как Вика бежит через детскую площадку, а с другой стороны во двор въезжает чёрный джип Маркелова. Сердце у Насти в груди сделало странный кульбит, даже дыхание сбилось. Она вцепилась в подоконник, с напряжением наблюдая за автомобилем мужа. Вика уже в нетерпении подпрыгивала на тротуаре, ожидая, когда отец припаркуется и выйдет из машины. И руки к нему протянула, как только хлопнула дверца машины. Настя мужа в этот момент видеть не могла, куст боярышника мешал, и поэтому когда Сергей возник в поле зрения, ощутила горячую волну, больше похожую на волнительный трепет, которая мгновенно затопила её изнутри. Она боялась его появления, боялась встретиться с ним взглядом, заговорить с ним… Хотя, это ведь он должен бояться, а не она!

Серёжа тем временем дочку на руки подхватил, поцеловал её в щёку, а Вика его за шею крепко обняла, что-то затараторила, как поступала обычно, соскучившись. Потом рукой на детскую площадку указала, видимо, показывая новую подружку. Маркелов кивнул, но на подружку дочки кинул лишь быстрый взгляд, а потом голову повернул и взглянул на окна квартиры. Приметил жену у кухонного окна, они взглядами встретились, Настя задохнулась и поспешила отойти.

Газ выключила, когда почувствовала запах подгоревшего мяса. Но сейчас не в состоянии была заниматься обедом, а точнее, его спасением. Крышкой сковороду накрыла, руки полотенцем вытерла и в нетерпении откинула его в сторону, не обратив внимания на то, что оно на пол упало. И прислушивалась: к звукам за окном, к голосам, к скрипу качелей, к звуку захлопнувшейся подъездной двери, а потом дверь квартиры открылась. Без звонка, стука, Маркелов просто дверную ручку дёрнул и вошёл. Настя резко отвернулась к окну, когда поняла, что ещё секунда — и он окажется на кухне. Увидела дочку, вернувшуюся к качелям, видела, как Вика, продолжая подпрыгивать на месте от радости, делится с незнакомой девочкой новостями. Папа приехал!

— Настя.

— Я же говорила, что всё бросать и приезжать не стоит.

Сергей на кухню вошёл, обвёл непривычно тесное помещение взглядом. Если честно, ничего не узнавал, только если саму квартиру и вид из окна. И запахи. Пахло жаренным со специями мясом и немного ванилью от большой белой свечи, стоявшей на старом холодильнике. Настя всегда покупала эти ароматизированные свечи, ей нравился аромат. Но всё это не имело никакого отношения к этой квартире, это были запахи их дома, их настоящего, а не прошлого, которое жило здесь. Или Настя надеялась, что жило.

Маркелов осторожно повёл левым плечом, чувствуя, как оно ноет с каждой минутой всё сильнее, потом присел на табурет, не сводя с жены напряжённого взгляда. Не знал, что сказать ей. Пока ехал из Москвы, пытался речь сочинить, казалось, что получается, но сейчас стало понятно, что в голове ни одной дельной мысли, всё впустую.

— Зачем ты из дома уехала? Я приехал, а вас нет.

— А ожидалось, что я буду дома тебя ждать? Как всегда. — Она вплотную подошла к открытому окну, понимая, что не может посмотреть на мужа. Не хотелось показывать ему своё волнение.

— Настя, — снова начал он и запнулся. — Я тебе всё объясню. Я тебе клянусь.

— Что ты делаешь? — Она не выдержала и горько усмехнулась. Повернулась наконец. — Ты мне клянёшься? Серёж, у тебя, вообще, совесть есть?

— Есть, — произнёс он, но вроде бы через силу.

— Нет у тебя совести! — Она наклонилась, подняла упавшее полотенце. — Ты зачем приехал?

— Что значит, зачем? — удивился он. Поднялся. — Я приезжаю, ни тебя, ни ребёнка дома нет. А эта Мата Хари грё…

— Серёжа!

Он рукой махнул.

— Подружка твоя загадки мне загадывает! Уехала, видеть тебя не хочет!..

— Не хочу, — подтвердила Настя в запале.

— И для этого нужно сбегать? Тебе что, двенадцать лет?

— А тебе сколько? Пятнадцать? Гормоны взыграли в одном месте?

Они замолчали, столкнувшись взглядами. Настя была не на шутку возмущена, взглядом мужа сверлила, и тот первым отступил. Сначала глаза виновато опустил, а затем и шаг назад сделал. Повторил:

— Я тебе всё объясню. Только выслушай меня спокойно.

— Выслушать тебя? Как ты мне врать будешь? Не хочу. Как и не хочу знать, чем ты занимался с ней в том пансионате.

Маркелов резко выдохнул.

— Насть, всё не совсем так, как ты думаешь.

— Не совсем так? Но так. Только не совсем.

Сергей ругнулся вполголоса, отвернулся на секунду, а Настя ждать не стала, и вовсе повернулась к нему спиной. Снова занялась обедом, сняла со сковороды крышку, взяла деревянную лопатку, принялась переворачивать мясо, потыкала его краем лопатки. Потом вспомнила, что газ выключила, и тоже чертыхнулась негромко. Почувствовала руку Маркелова на своей талии и дёрнулась.

— Не трогай меня.

Он отступил, но больше сказать ничего не смог, Вика вернулась, громко хлопнула входной дверью, и, не разуваясь, вбежала на кухню. Сразу потянулась к отцу.

— Папа, наконец-то ты приехал!

Маркелов вынужденно улыбнулся, снова опустился на табурет, обнял дочку.

— Ты соскучился, зайчик?

— Да. Да и нам никто не помогает, когда тебя нет!

— Правда? — Сергей кинул на жену долгий взгляд, но та по-прежнему стояла к нему спиной, мясо на сковороде шипело и скворчало, и она занималась им, хотя, Маркелов видел, насколько резки и порывисты все её движения.

— Даже некому сумки нести. — Вика повисла у отца на руках. — Правда, дядя Федя помогал, но он странный. Очень странный.

Сергей дочке в лицо взглянул.

— Какой дядя Федя? Лер?

Вика только плечами пожала, и пришлось обратиться к жене.

— Настя, Лер, что ли?

— Да, — отрывисто ответила она. Повернулась, посмотрела на дочку, на то, как она к отцу льнёт. — Вика, иди мой руки. Скоро обедать.

— Пап, а ты привёз мне?..

— Вика, ты слышала, что я сказала?

Вика губы надула, но спорить не стала, из кухни вышла. Серёжа взглянул с укором.

— Зачем ты кричишь на ребёнка?

— А ты зачем приехал? Меня поучить, как ребёнка воспитывать? Вот и думал бы о ребёнке, а не о бабах.

— Тише.

Настя не ответила, взяла нож и стала нарезать овощи на салат. Серёжка сидел рядом и смотрел на неё. Думал, видимо, что сказать, как её убедить. Настя, в конце концов, не выдержала, посмотрела на мужа с негодованием.

— Ты хочешь, чтобы я себе палец отрезала?

— Чёрт…

Он поднялся и ушёл в комнату. А Настя замерла ненадолго, пытаясь справиться с дыханием и проглотить тугой комок в горле. Вот только слёз ей не хватает.

— Папа, ты привёз мне куклу?

Настя выглянула в окно, увидела, что муж вместе с дочкой к машине идут, через несколько минут они показались из-за куста боярышника, у Маркелова в руках была спортивная сумка с вещами. Настя нахмурилась. Он что, вещи привёз? Всё-таки наглости Маркелову не занимать.

Вопрос с вещами очень хотелось прояснить. Насте едва удалось вытерпеть обед, на Серёжу смотрела и внутренне всё сильнее закипала, не прислушиваясь к тому, о чём он с дочерью разговаривал. Замечала его взгляды исподлобья, что он на неё, Настю, время от времени бросал, но не собиралась давать ему никаких надежд. Предпочла бы, чтобы он уехал прямо сейчас, иначе их ждёт серьёзный скандал. А стены в этом доме тонкие, и соседей они наверняка повеселят. Смотрела, как муж ест, и злилась на его аппетит. Ничего этого толстокожего носорога не берёт. Правда, взгляд виноватый, но это не имеет никакого значения. Уже не имеет.

— Можно погулять?

Настя поворошила вилкой салат в своей тарелке, выждала секунду, а после на дочь взглянула.

— Что за девочка, с которой ты познакомилась?

— Её зовут Лена, — с готовностью ответила Вика. Сунула за щёку шоколадную конфету, посмотрела на горячий чай. Сергей, не вставая, достал с полки ещё одну чашку и отлил в неё немного чая, подул. Всё настолько привычно, по-домашнему. Настя так разозлилась, что сжала руку в кулак, правда, перед этим сунула её под стол, чтобы никто не видел. — Она вон в том доме живёт. — Вика указала рукой за окно. — Мы договорились, что погуляем после обеда.

Сергей кивнул.

— Ну, иди, раз договорились. Только со двора не уходите.

— Хорошо. Мы на качелях будем. Я попила, пап.

— Тогда иди.

— Куклу можно взять?

— Да. В сумке у меня.

Вика бегом кинулась в большую комнату, что-то там делала несколько минут, чем-то шуршала, а потом ушла из квартиры, прижимая к себе подарок. Как только дверь хлопнула, закрываясь за ней, Настя из-за стола поднялась, отнесла свою тарелку к раковине. Маркелов настороженно наблюдал за её действиями.

— Ты что, вещи свои привёз?

— А не должен был?

— Маркелов, ты издеваешься? Ты вообще соображаешь? — Настя не кричала на него, просто сил не было. Говорила злым шёпотом, и взглядом мужа буравила. — Ты думаешь, что я тоже кукла деревянная? Я, по-моему, вполне ясно дала тебе понять, что не хочу тебя видеть. И слышать, что ты мне скажешь, тоже не хочу. Я всё это знаю наизусть, все твои байки. Сама рассказать могу и за тебя перед собой оправдаться. Вопрос в том, что не хочу.

Сергей рот салфеткой вытер, бросил её на стол рядом с собой, и повернулся к Насте лицом.

— А я и не прошу.

— А, то есть, ты настолько обнаглел? — Она лишь головой покачала. На мгновение с мужем глазами встретилась, поняла, что долго не выдержит, и, не успев как следует подумать о последствиях, с кухни ушла. И даже дверь в комнату за собой закрылась, словно это могло Серёжку остановить. А пока остановилась у разложенного дивана, глядя на сумку с его вещами. Захотелось сесть рядом с этой сумкой и разреветься. Ну, почему, почему Маркелов так глупо всё испортил?

— Солнце, прости меня.

Он тихо, незаметно появился за её спиной, дотронулся осторожно, каждую секунду ожидая, что она отшатнётся от него. Ладони легли на Настины плечи, чуть сжали, а затем Маркелов решил, что была не была, и носом в затылок жены ткнулся.

— Я знаю, что я сволочь последняя. Я ведь ещё тогда понял всё и сбежал от неё. Приехал на день раньше, но… Настён, пожалуйста.

Она очень осторожно вытерла слёзы, потом плечами повела, освобождаясь от его ладоней, отошла на другой конец комнаты.

— Хорошее оправдание, — криво усмехнулась она. — «Я сбежал от любовницы к тебе». «Не виноватый я, она сама пришла». Так что ли?

Он глаза опустил.

— Нет, я не говорю, что не виноват.

— Ты и в этот раз от неё сбежал?

Серёжа поднял на неё настороженный взгляд.

— Это была командировка, и не более. — А встретив недоверчивый взгляд, разгорячился. — Я тебе клянусь. Не было ничего после того раза. Насть, да мы не одни в Ригу ездили, вчетвером. Можешь проверить!

— Я не буду проверять, ты же знаешь.

— Тогда поверь мне.

— Я слышала…

— Что ты слышала?! Как она меня на обед звала?

Настя разозлилась.

— Понятия не имею, куда она тебя звала! И не надо передо мной оправдываться, я не просила! Я просила оставить меня в покое!

Маркелов упрямо выдвинул подбородок.

— Ты моя жена.

— Но это не значит, что можно надо мной издеваться!

— Над тобой никто не издевается. Это была ошибка!

— Ошибка? — Настя даже усмехнулась, весьма устрашающе. — Как удобно! Нагадить человеку в душу, а потом объявить это ошибкой! Сколько этих ошибок уже было?

Сергей отвернулся от неё, голову чуть откинул, делая глубокий вдох. А Настя тем временем продолжила:

— Я устала, понимаешь? Устала прощать тебя, понимать, входить в твоё положение. Думать о благополучии семьи! Почему я об этом думать должна? Тебе скучно, видите ли, тебе удовольствий не хватает, — ты ведь у нас занятой, устаёшь! — ты их на стороне ищешь. А я должна понимать и прощать!

— Настя, тише, на улице слышно.

Она со злостью захлопнула окно, стёкла в старых рамах задребезжали. Замерла ненадолго, стоя к мужу спиной, и уперев руку в бок. И губы поджала, надеясь, что они перестанут трястись.

— Ты думаешь, дело в этой блондинке? Как её зовут? Ира?

— Это неважно.

— Да? Ну и чёрт с ним, с именем. Не в этой блондинке дело, Серёжа. И даже не в том, что ты с ней спал. Дело в том, что ты врал мне. Смотрел мне в глаза и врал. Не один день и не одну неделю. Эта чёртова годовщина ещё!.. Всё было так хорошо, так сахарно! Мы не ругаемся, секс, обещания, подарки, а в итоге всё оказалось ложью. И мне страшно, понимаешь? Я не знаю, сколько мы так уже живём. Точнее, я живу.

Он посмотрел с раздражением.

— Настя, ну ты не придумывай того, чего не было. В чём ещё ты меня обвинишь? Может, в двоежёнстве?

— Сам виноват! Я, вообще, не знаю, с кем я живу.

Маркелов в сердцах всплеснул руками.

— Отлично, договорились! — И тут же пошёл в наступление. — Мы хорошо живём. Всё у нас есть! У нас ребёнок счастливый, я всё для вас делаю. Настя, я для вас живу! Что ещё мне сделать, чтобы ты поверила? Под поезд лечь?

— Вот только не надо мне угрожать!

Серёжа зло выдохнул и тихо сказал:

— Я не угрожаю. Просто… Это была ошибка. Чёрт, да не нужна она мне!

— Тогда зачем ты с ней спал? Чего тебе не хватало? Ты можешь мне объяснить? Я никак не могу этого понять. Я думаю, думаю об этом. Ладно, раньше, но сейчас… Всё ведь для тебя, — добавила она тише и с горечью. — Я только и думаю: что Серёже нужно, как ему лучше, как удобнее, что важнее — семья или карьера его. А потом оказывается, что вместо благодарности, ты любовниц отдыхать возишь, пока я…

— Настя, всё, хватит. — Он подошёл вплотную и снова за плечи её схватил. В лицо ей заглянул. — Успокойся.

Она почувствовала его дыхание на своём лице и зажмурилась, чуть осела на его руках. Обидно было настолько, что боль в груди. А Маркелов её обнял и прижал к себе, пользуясь тем, что она не сопротивляется. По спине погладил, успокаивая. И вновь зашептал:

— Прости меня. Мне никто кроме тебя не нужен. Чёрт меня попутал… Мы на самом деле собирались в Новосибирск, но потом, в последнюю минуту, всё отменилось, и… Не знаю. Прости, родная.

Её затрясло. Заревела навзрыд, нервы сдали, и сдерживаться уже не получалось. А Серёжка её сжал, сильно и так привычно, в шею ей дышал, даже поцеловал, а когда Настя попыталась его оттолкнуть, отпустил, настаивать не стал. Она его руки оттолкнула, без сил опустилась на диван, слёзы вытирала. А Маркелов на пол сел, сначала в лицо ей заглядывать пытался, но когда понял, что Настя этого не хочет, уткнулся в её колени. Настя смотрела на его макушку, на взъерошенные русые волосы, к которым, против воли, тянулась её рука, потом сделала глубокий вдох, смахнула слёзы, после чего сказала:

— Я вернусь в Москву и подам на развод. Я больше не могу.

Он напрягся, Настя почувствовала, как его руки с силой сжались на её ногах, но это была единственная реакция на её слова. Серёжка ещё минуту сидел так, а потом легко поднялся, не глядя на Настю.

— Нет.

Настя смотрела на него во все глаза.

— Нет? Но ты не можешь мне запретить!

— Я сказал — нет! — Он заорал, и она зажмурилась. Слёзы снова потекли, перед глазами всё расплывалось, и как Настя их не вытирала, ничего не помогало. Потом Серёжка подошёл, снова на корточки присел, осторожно прикоснулся, словно спугнуть её боялся. — Мы с тобой поговорим позже, когда оба немного успокоимся. Я завтра утром уеду… у меня в среду суд. А вот в следующий раз мы поговорим. Да? Настя.

Она оттолкнула его руки.

— Не трогай меня.

Маркелов отстранился.

— Не буду трогать, — согласился он. — Но и не уеду сегодня, не проси. — Руку поднял и вытер её мокрую щёку, Настя головой дёрнула, не в силах вытерпеть его прикосновение.

Они не разговаривали весь вечер. Настя даже из комнаты не выходила. Лежала, уткнувшись взглядом в стену, вспоминала раз за разом их разговор и слёзы вытирала. Они никак не хотели останавливаться, а в душе такое отчаяние, невозможно понять, что с ним делать. Слышала голоса мужа и дочери за стеной, звук работающего старенького телевизора, фильм какой-то шёл, но она даже не делала попытки прислушаться. Вика иногда смеялась, и это успокаивало. Значит, не поняла, не почувствовала, что родители разругались в пух и прах. Маркелов иногда в её комнату заглядывал, замирал ненадолго в дверях, к Насте приглядывался, но она ни разу на него не взглянула. И только ближе к ночи забеспокоилась, когда поняла, что муж к ней спать придёт. В этой квартире нет гостиных и диванов в ней. А с тех пор, как тётка Галя вывезла почти всю мебель, оставив лишь старое и ненужное, и вовсе осталось два дивана. Небольшой, на котором Вика едва в полный рост помещалась, и тот, на котором Настя в данный момент лежит. Ни раскладушки, ни кресла, даже лишнего матраса нет.

— Настя, ты ужинать будешь?

Она помолчала, не зная, стоит ли отвечать. Потом решила, что если продолжит упрямиться, это привлечёт внимание Вики. Поэтому негромко ответила:

— Нет.

Маркелов продолжал мяться в дверях комнаты.

— Может, чай тебе принести?

— Не хочу.

Ещё несколько секунд, и он захлопнул дверь. И Настя услышала обеспокоенный голос дочери:

— Мама заболела?

— Нет, зайчик. У неё голова болит, пусть спит.

— Пусть, — согласилась Вика.

— Хочешь бутерброд с плавленым сыром? Ты ведь любишь.

— И чай с молоком! — тут же подхватила Вика.

— Да, и чай с молоком.

— Только без пенки, пап!

— Ты долго будешь это мне припоминать?

— Да! — Вика рассмеялась, а Настя зажмурилась. Как можно представить, что она будет жить без всего этого?

Серёжа пришёл в постель часа полтора спустя. Было ещё достаточно рано по их меркам, они никогда в это время не ложились, по сути, вечер только начинался, но сейчас было не то настроение, не та ситуация и не то место. Откровенно нечем было заняться. Да и Серёжка устал, Настя была в этом уверена. Она к этому моменту уже измаялась, вертелась с боку на бок, но не могла уснуть, не могла избавиться от мыслей и от чувства ожидания. Смешно, глупо, но она ждала, когда муж придёт, чтобы лечь в постель. Они три ночи спали врозь, и она соскучилась по нему. Просто по его присутствию, по его дыханию, по теплу его тела. За измену, предательство, хотелось его убить. Ударить посильнее, причинить боль, забыть о нём, вот только возможным это не представлялось, и пока не ясно, что делать со своей обидой, наверное, самой сильной за все годы их брака, потому что измена была настолько неожиданной, как нож в спину. И не смотря на всё это, привычка брала верх, и Настя скучала по нему. Как бы хотелось сделать вид, что ничего не было. Как бы хотелось, чтобы ничего не было! Чтобы он не врал, не спал с этой Ирой Дроздовой, не возил её в пансионат и не оплачивал её спа-процедуры. Как бы хотелось, чтобы он её, свою жену, туда повёз, и они провели бы отличные выходные, оставив ребёнка на бабушек и дедушек, а то и на Григорьевых. И тогда бы она сейчас не плакала, и ей не пришло бы в голову произнести слово «развод», по-прежнему любила бы мужа и радовалась своей судьбе.

Маркелов тихо вошёл в тёмную комнату, прикрыл за собой дверь, остановился, прислушиваясь к тишине в квартире. В уме перебрал, все ли окна он на ночь закрыл и везде ли свет выключил. Потом вгляделся в темноту, стараясь различить на чужой постели силуэт жены. Слышал, как Настя некоторое время назад выходила в ванную, но не стал появляться ей на глаза, сидел с Викой, ждал, пока она заснёт. И слушал шаги жены за стеной, прислушивался к шорохам и звукам открывающихся шкафов. А думал о том, что Настя развода попросила. Это ведь довести до такого надо, чтобы любимая женщина от тебя уйти захотела, не смотря на всё, что их связывает, на десять лет брака и обожаемого ребёнка. И сюда приехала. Маркелов уставился на окно, вспоминая, как десять лет назад влез в него, чтобы поговорить с Настей о её положении. О ребёнке, который сейчас спокойно спит и сопит, уткнувшись носом в край одеяла. Сейчас уже страшно представить, что тогда, десять лет назад, всё могло пойти как-то иначе. И сразу потянуло в другую комнату, ближе к жене, и пусть не объяснять и не клясться, а просто почувствовать её рядом, увериться в своих силах, что он никуда её не отпустит. По крайней мере, очень постарается.

Всё-таки странно, что они снова здесь.

Сергей к дивану прошёл, снял футболку, не придумал, куда её повесить, и тогда положил прямо на пол. Следом за футболкой последовали спортивные штаны. На постель сел и осторожно потянулся, поднял левую руку, а когда опустил, потёр плечо. Поморщился.

— Болит? — тихо и безучастно поинтересовалась Настя.

— Немного, — признался он.

— У меня в сумке обезболивающее есть.

Он не спешил радоваться такой заботе, поэтому не полез к жене, не стал выяснять, оттаяла она или нет. Чувствовал, что в данных обстоятельствах следует проявить осторожность. Поэтому лёг, накинул на себя одеяло, а ноющую руку закинул наверх, на подушку, вытянул осторожно, пристраивая поудобнее.

— К утру пройдёт. Спи.

Настя лежала, подложив под щёку ладонь, смотрела на тёмный силуэт мужа, и ненавидела себя за всё, что в данный момент к нему чувствовала. За жалость, за то, что хотелось придвинуться к нему, забрать его боль. И его ненавидела, за всё, что он сделал. Даже непонятно, кого больше: себя за слабость или его за дурость.

— Ты тоже… — шёпотом проговорила она спустя несколько минут, — подумай о том, что я тебе сказала. Может, так лучше будет. Невозможно всю жизнь врать. Может, мы выдохлись?

Маркелов не ответил. Зубами скрипнул и отвернул голову, закрыл глаза, приказывая себе тотчас заснуть. Думать он ни о чём не собирался.