Крылья за моей спиной

5

Родители почему-то решили, что ночь она провела с Сашкой. Мама говорила отцу, что почти всю ночь слышала голос Аверина во дворе и была уверена, что Настя с ним. И они если не помирились, то уже на пути к этому. При этом особенно довольной этим фактом Галина Викторовна не выглядела, но Настя всё-таки решила её не разубеждать. Признание в том, где и с кем она провела ту ночь, наверняка не обрадует родителей, только лишние беспокойства доставит, и неприятные нюансы в моральном облике дочери выявит. Вот и промолчала, уверенная в том, что кроме неё, никто им правды не откроет. Ведь никто не знает. И никогда не узнает.

Все выходные Настя просидела дома, только иногда из-за занавески во двор выглядывала. Видела знакомых, соседей, друзей: все занимались своими делами. Даже разок Аверина увидела, снова с той брюнеткой. А она дома отсиживалась, пытаясь привести мысли и чувства хотя бы в подобие порядка. Сейчас, спустя время, конечно, начала жалеть о случившемся. Ведь раскаяние в подобное ситуации — чувство правильное, да? Что поступила так необдуманно, что соблазну поддалась, что слишком быстро забыла о Сашке, и теперь ничуть не лучше него. Что всю ночь у Маркелова провела! Для огромного чувства вины и одного раза хватило бы, а она осталась с Сергеем, и поэтому сейчас не знает, что и думать, она в полной растерянности. Иногда, когда воспоминания со всеми постыдными подробностями, одолевали, Настя лицом в подушку утыкалась и стонала сквозь зубы от злости и бессилия, не зная, как с самой собой справиться.

Серёжка приходил к ней вечером под окно, но Настя так и не выглянула, испугавшись, что их может кто-нибудь заметить, и Маркелову всё-таки достанется. Она и без того переживала, что Аверин с дружками на следующий день решат с ним разобраться. Но во дворе было тихо, ни о каких драках слышно не было, и Настя начала успокаиваться. А потом Серёжа пришёл. Камешком в окно запустил и негромко позвал:

— Насть!

Она мурашками вся покрылась при звуках его голоса. К дивану словно приросла. И с колотящимся сердцем прислушивалась — к его голосу, к его шагам, к каким-то шорохам под своим окном. Потом всё стихло, и Настя без сил на подушки повалилась. Всего сутки прошли, а она уже самой себе не верит, что с Маркеловым сексом занималась. Что это было. Или любовью? Это смотря, какой именно момент вспомнить.

— Опять спряталась, да? — Сергей всё же пришёл к ней, прямо домой, в понедельник, не успела Настя с работы вернуться. Видимо, поджидал. И, скорее всего, знал, что родителей её дома нет, иначе с такой решительностью не отодвинул бы её в сторону и не вошёл в квартиру без приглашения. Насте пришлось отступить, и теперь она беспомощно наблюдала за тем, как он осматривается. Дверь входную захлопнула, когда поняла, что Маркелов уходить не собирается.

— Я не пряталась, просто настроения не было, — попыталась оправдаться она.

— Ясно. Принцесса Несмеяна.

— Ты поиздеваться пришёл?

— Нет. Попрощаться. Я завтра уезжаю. — Сергей повернулся к ней, посмотрел серьёзно. — Могу я попрощаться с девушкой, с которой провёл лучшую ночь в своей жизни?

Услышав от него о скором отъезде, Настя неожиданно испугалась. Непонятно от чего, но сердце сжалось и стало нечем дышать. Даже Серёжины слова о лучшей ночи не впечатлили. Отвернулась от него и прикусила до боли нижнюю губу. Почему его отъезд её не радует? Ведь она так долго этого ждала. Или боится остаться одна?

Кивнула зачем-то, стараясь не показать, что он расстроил её своей новостью.

— Хорошо.

— Что хорошо, Насть?

— Счастливого тебе пути. Что ещё ты хочешь от меня услышать?

Сергей прошёл в её комнату и сел на диван.

— Не знаю, — признался он. Поднял на неё глаза. — Но я, правда, не могу остаться. Меня родители ждут.

— Я разве что-то говорю?

— Настя.

Кажется, он слишком часто повторяет её имя, это раздражает. А тут ещё и за руку взял, заставил подойти поближе. Смотрел на неё теперь снизу вверх, а Солнцева подбородок повыше задрала, испугавшись, что тот начнёт дрожать, и ей не удастся это скрыть. А Маркелов вдруг невесело усмехнулся.

— Чёрт, я не знаю, что сказать.

— Потому что нечего?

— Потому что не знаю. — Погладил её. Ладони прошлись по животу, по бокам, спустились на ягодицы, и Настя начала впадать в панику, даже уцепилась за его руки, но убрать их со своего тела ей не удалось. — Ты замечательная, — сказал Маркелов, снова посмотрел в её лицо. — Ты меня с первого взгляда сразила. И если бы у нас было больше времени, обстоятельства бы по-другому складывались…

— То что? Ты бы на мне женился?

Она проговорила это с иронией и даже злостью, а Сергей рассмеялся.

— Ты настолько хочешь замуж, солнце?

Настя попыталась вывернуться из его рук, но он не отпустил, напротив, почти силой усадил её к себе на колени. И обнял, и подбородок на её плече пристроил, и посмотрел так… словно всё только начинается, а не заканчивается между ними. Ему легко. А вот чего она, дура, переживает?

— Я пошутила.

— Я так и понял. — Он помолчал, разглядывая её. — Мне, правда, жаль. Но я постараюсь приехать в конце лета.

— Зачем? Чтобы окончательно испортить мне жизнь?

— Насть, чего ты такая злая?

— А зачем ты приедешь? — Она на самом деле не понимала. — Зачем ты, вообще, мне это говоришь? Чтобы я ждала?

Глаза Маркелов отвёл.

— Не знаю. Просто мне жалко с тобой расставаться.

Солнцева недоверчиво усмехнулась.

— Бриллиант нашёл…

— А вдруг?

— Отстань, Маркелов. Глупости болтаешь.

Он тихо рассмеялся. А Настя не удержалась и спросила:

— К тебе… никто не приходил?

— От Аверина? Нет.

— Хорошо.

— Да?

— А что, лучше бы пришли? Нос бы тебе сломали, да?

— Если он однажды съездил мне по физиономии, то это совсем не значит, что он каждый раз будет мне нос ломать. Просто я тогда не ожидал.

— Ну конечно, — скептически проговорила Настя, а Серёжка фыркнул.

— Серьёзно!

Они взглядами встретились, и Настя нервно сглотнула, понимая, что не может глаз отвести. Почувствовала ладонь Маркелова на своём затылке, та чуть надавила, заставляя Настю опустить голову, и она сдалась. К губам Серёжи наклонилась, и поцелуй приняла, даже ответила сразу. Ругала себя в этот момент на чём свет стоит, не понимая, зачем ей это нужно, раз он уезжает завтра, но отказать не смогла. За шею его обняла, крепче прижимаясь к сильному телу, и испугалась всколыхнувшейся в душе грусти, когда подумала, что завтра его здесь уже не будет. Возможно, они больше никогда и не увидятся. С прошлого его приезда десять лет вон прошло…

Для того, чтобы его распалить, много усилий не потребовалось, лишь немного поёрзать у него на коленях и не отталкивать его руки, когда он молнию на её кофточке нетерпеливо вниз дёрнул, и широкими ладонями грудь накрыл. Большие пальцы закружили вокруг сосков, и все здравые мысли из Настиной головы тут же куда-то делись. Лишь одна осталась, совсем не здравая, а больше похожая на оправдание для самой себя: в последний раз. Он перевернул её на спину, сверху навалился, но почти тут же отстранился, ощупал карманы на джинсах.

— Насть, у меня ничего нет.

Она не сразу поняла, что он имеет в виду, глаза на Маркелова таращила, взбудораженная тем, что он так резко и так мучительно для неё лишил её своих прикосновений и ласк. И когда смысл сказанного до неё дошёл, едва не выругалась. Но в эту минуту, когда он так удобно устроился между её ног, когда она чувствовала вес его тела, пьянящий запах одеколона, смешанный с запахом его кожи, отсутствие презерватива казалось такой мелочью. Мелочью, которая доставляла вполне ощутимые страдания.

— Тогда будь осторожнее, — посоветовала она с неожиданной горячностью. Он усмехнулся, прижался губами к её уху, коснулся языком.

— Смелая девушка Настя, — шепнул он, хотя скорее пропел. Правда, Настя не оценила, в волосы его вцепилась, и Маркелову пришлось голову поднять. Поцеловал в губы. — Я всё понял, — заверил он её.

Это не было похоже на то, что происходило с ними той ночью. Поджимало время, возможности, при этом старались голову не терять. Нужна была разрядка, снять сексуальное напряжение, и на этом проститься. Наверное поэтому Настя отдавалась ему с такой страстью, понимая, что этим всё закончится. И времени прошло совсем немного, минут двадцать всего, но обоюдное сумасшествие осталось позади, правда, они всё ещё лежали, обнявшись. Было тяжеловато, но Настя терпела, смотрела на большие часы на стене, наблюдала, как секундная стрелка по кругу бегает. Интересно, сколько кругов она ещё сделает, прежде чем Сергей отстранится от неё и превратится лишь в эпизод из её прошлого?

Как оказалось, три не полных. Маркелов зашевелился, приподнялся на локте, заглянул Насте в глаза. Та понадеялась, что смогла ответить ему спокойным взглядом. И руку с его плеча убрала. Его кожа так быстро остыла, сердце успокоилось, мышцы расслабились, и всё это показалось ей предательством. Как выяснилось, он даже джинсы до конца не снял. И когда вставал, натянул их быстро, и Насте стало не по себе, что она перед ним голая лежит, словно брошенная или сломанная. Использованная, вот самое верное слово. А о том, что несколько минут назад сама запретила ему останавливаться, думать не хотелось. Дотянулась до своего халатика, что на спинке кресла висел, живот вытерла, а потом халатом прикрылась, не найдя в себе сил подняться и надеть его, как следует. Только потом заметила, что Маркелов за ней наблюдает, замерев со своей футболкой в руках. Кажется, ему тоже неловко. Ему-то от чего?!

Он шаг сделал и присел перед диваном на корточки.

— Солнце…

Настя сглотнула.

— Уходи.

— Настюш, не надо так.

— Почему? Ты прощаться пришёл. Попрощались. Вот теперь уходи. Без поцелуев, без дурацких обещаний.

— Хочешь, чтобы так было?

Она кивнула. Глаза в сторону отвела, лишь искоса наблюдала, как он поднимается, футболку надевает. И всё же наклонился и, преодолев лёгкое сопротивление, поцеловал. В лоб. Как маленькую.

— Я постараюсь приехать в августе.

Она ничего не ответила, не посмотрела на него, не понимая, откуда в ней вдруг столько горечи, обиды, и противоречия взялось. За что она на него обижается? За то, что делает всё, как она хочет? Не спорит, уходит, уезжает.

— Обязательно, обязательно приезжай, — злым шёпотом проговорила она, когда Маркелов за дверь вышел. — Как же, буду я тебя ждать!

Хлопнула входная дверь, и вся Настина злость словно вместе с Серёжкой из квартиры вышла. Снова стало горько и жалко саму себя, дуру такую. Коротким халатиком с головой укрылась, на бок перевернулась, и рот себе ладонью зажала. Не собиралась ни рыдать, ни реветь, просто рот себе зажала и дышала носом, надеясь, что сдержанное дыхание поможет справиться с эмоциями. И запретила себе кидаться к окну, чтобы посмотреть, как он уходит. Пусть уходит.

Пусть.

Маркелов уехал, и ничего вроде бы не изменилось. Не такое уж важное место он занимал в её жизни, он ни на что не влиял, ничего не решал. После расставания с Сашкой было гораздо труднее, тогда вся жизнь оказалась перевёрнутой с ног на голову, но Аверин ей почему-то не снился. А вот сны о Маркелове измучили. Настя не понимала, к чему всё это. И не ждала его приезда в августе, как он пообещал. Вообще хотела забыть это лето и начать сначала, с чистого лица. Даже хотела выбросить листок с московским номером телефона Сергея, за ненадобностью. Не понимала, зачем он ей его оставил, но в день его отъезда, утром, проснувшись, обнаружила его под окном, на полу своей комнаты. Видимо, Маркелов записку в открытое окно забросил, а может на подоконник положил, а её на пол сдуло. Лучше бы наружу выдуло, и тогда бы Настя не мучилась, гадая, зачем он её оставил. Неужели думал, что она позвонит? Но записку Настя не выбросила, поборола искушение. Наверное потому, что под номером телефона размашистым почерком было написано — Сергей Маркелов. Словно она забыть могла, как его зовут.

Через неделю родители предложили ей съездить в деревню, помочь бабушке, и Настя, после некоторых раздумий, согласилась. Работу оставила без лишних сожалений, и отправилась к бабушке, помогать той с огородом. В деревне забот намного больше, чем в городе, и к вечеру Настя уставала сильнее, чем от целого дня курьерской беготни. Но это за счастье казалось, хотелось устать до такой степени, чтобы не думать больше. По утрам они с бабушкой в лес ходили, за черникой. В эти ранние часы, стоя между листьями высокого папоротника, задрав голову и глядя на верхушки сосен, на островки голубого неба между ними, Насте казалось, что ей становится легче. Дышится легче, в голове проясняется, и мучение из души уходит. Иногда так хотелось закричать, громко-громко, чтобы ото всех своих печалей в одно мгновение избавиться, и закричала бы, но боялась бабушку перепугать. Пальцы были синими от черники, даже под ногтями синева; на голове косынка, сдерживающая каштановую гриву; на ногах дырявые кроссовки, которые здорово подходили к драным джинсам и растянутой, покрытой пятнами от ягод, футболке. И всё равно, одетая как оборвыш и грязная, Настя чувствовала себя куда лучше, чем ещё несколько дней назад, в городе, хорошо одетая и причёсанная. Только пару раз задавалась вопросом: что бы Серёжа сказал, увидев её такой. Соблазнился бы? Вряд ли. Он, в своей Москве, наверняка не скучает. Более подходящих и достойных охмуряет. Настя почему-то в этом не сомневалась.

Вернувшись в город, первым, кого увидела, был Аверин. Настя стояла у машины, у открытого багажника, дожидалась отца, сумки тяжёлые ближе придвинула, чтобы отцу удобнее доставать было, и испуганно обернулась, когда услышала голос:

— Давай помогу.

На Сашку посмотрела с недоверием.

— С чего бы это?

— Да просто так, — вроде бы разозлился он. Плечом её оттеснил, вытащил из багажника сумку с огурцами. Взял охапку укропа, но её Настя у него отобрала, стояла и смотрела, как Аверин к её подъезду направляется. Если честно, не знала, как реагировать. Что ему сказать, когда вернётся?

— Бес прошёл? — поинтересовалась она несколько язвительно, когда Сашка несколько раз повторил свой путь от машины до квартиры и обратно. Наконец отец багажник закрыл, сел в машину и поехал в гараж, а Настя с Сашей остались стоять перед подъездом, с недоверием приглядываясь друг к другу.

— Я не бесился.

— Правда? — Она даже рассмеялась, услышав подобное заявление.

— Насть, давай не будем ругаться, — попросил он.

— А что мы с тобой делать будем?

— Поговорим.

Она смотрела на него без всякого воодушевления.

— Ты на выходные приехал?

— На неделю. То есть, я приехал во вторник, завтра уезжаю. Не думал, что ты в деревню уедешь, думал, что за неделю нам с тобой удастся… всё решить.

Что именно он предполагал решать, Настя не поняла. Смотрела на Сашку и всё ждала, когда же она обрадуется тому, что он решил за ум взяться и выслушать её спокойно.

— Один приехал?

Он досадливо поморщился.

— Насть, это… такая глупость была. Думал, что если ты её увидишь…

— Кого именно? Твою работу? То, что тебя там держит?

Его взгляд стал осуждающим.

— Ты зря так думаешь. Я никогда… — Его клятвенное признание прервала Галина Викторовна, в окно выглянула и бодро поинтересовалась:

— Саша, ты с нами ужинать будешь?

Настя поняла так, что мама решила выступить в роли парламентёра, захотела усадить их за общий стол и окончательно примирить, раз глупые дети никак договориться не могут. Настя даже всерьёз задумалась, не принять ли предложенную помощь, глазами с Сашкой встретилась, и тогда уже головой покачала.

— Нет, мама, не будет.

— Ну что ж. — Галина Викторовна скрылась за занавеской.

Аверин невесело хмыкнул. К Насте приглядывался.

— Я хочу с тобой поговорить, — негромко проговорил он, в его голосе Настя расслышала умоляющие нотки. Это её удивило. Кажется, Саша на самом деле раскаивается.

— Я не понимаю, — начала она, — ты столько времени в мою сторону даже не смотрел…

— Я смотрел. Как я мог не смотреть? Просто… он ведь прохода тебе не давал, а ты… Ты его не отталкивала!

— Я не отталкивала? Да что ты знаешь об этом?

— Насть, вы целовались в клубе! — возмущённо выдохнул он ей в лицо. — Ты, с ним!..

— Это что, было на второй день его приезда? Мы даже не общались с ним толком! Даже когда ты со мной общаться не хотел, я с ним не разговаривала! И в клуб я тогда пришла!..

— Назло мне, — закончил за неё Аверин и несмело улыбнулся. Ему, по всей видимости, полегчало, а вот Настя вдруг испугалась. Саша хочет услышать подтверждение тому, что всё случившееся — недоразумение, а ей есть, что ему сказать? А главное, хочет ли она его успокаивать?

Сашка за руку её взял.

— Я, наверное, виноват.

— Наверное.

— Настюш, ну не язви, — попросил он и руку её сжал. Хотел ближе подойти, но Настя сделала шаг назад. Аверин покаянно опустил голову, принимая её решение.

— Я приеду через неделю, очень постараюсь, и мы с тобой поговорим. Да? Всё выясним. Настя, я тебя люблю. Я скучаю безумно. Ты же моя девочка…

Совсем недавно она таяла от этих слов. И вспомнив об этом, решила не противиться, когда Саша её всё-таки обнял, правда, сама осталась безучастной. Аверин, наверное, решил, что так она своё упрямство и обиду демонстрирует, спорить не стал, только ещё раз напомнил, что они серьёзно поговорят, когда он приедет в следующий раз.

Тем же вечером Настя краем уха услышала разговор родителей на кухне. Отец курил, сидя у открытого окна, мама мыла посуду после ужина, и негромко рассуждала.

— Может, и к лучшему. Наконец, прекратятся ссоры, слёзы. Юр, он тебе что-нибудь сказал?

— А что, должен был сказать? Поздоровался и пошёл сумки таскать.

Галина Викторовна головой качнула.

— Вот вы, мужики. Сначала напакостите, а потом сумки таскаете, как ни в чём не бывало.

— Ещё неизвестно, простит ли ему Настя эту фря, что он привёз.

Галина Викторовной лишь рукой махнула.

— Она тогда всю ночь с ним во дворе гуляла, значит, выяснили.

— Галь, я вот не помню, чтобы мы такими были. Или были? Ссоры, обиды…

Дослушивать Настя не стала. Ушла в свою комнату и замерла у окна, раздумывая. Для родителей, видимо, всё ясно: они с Сашкой помирились или вот-вот помирятся. А для неё самой?

На неделе Сашка звонил ей из Москвы, как обычно, и Настя сама не заметила, как снова стала вечерами ждать его звонков. Разговоры их, конечно, теперь отличались от прежних, никаких нежностей и особых, важных слов, но разговаривали о работе, о том, что дома происходит, Настя рассказала, что мама собирается её в риэлтерскую контору на место секретаря пристроить, и Саша этому искренне порадовался. Настя и сама этому радовалась, дождаться не могла, когда на новую работу выйдет. Офис солидной риэлтерской конторы представлялся ей чем-то сказочным, после скитаний по улицам с сумкой через плечо. Она даже опять планы строить начала, осторожно, стараясь продумывать каждое слово, даже мысленно. И боялась пока их кому-либо озвучивать, Сашке, например, или даже родителям. Это было больше похоже на мечту, для самой себя. Представляла, как придёт в первый день на работу, в белой блузке, со строгой причёской, будет собой гордиться, и очень-очень стараться.

Однажды во дворе с Ольгой встретилась. Они давно не виделись, как раз после того вечера в клубе. Тогда они не раз сталкивались взглядами, и Насте становилось не по себе от злости и возмущения подруги её действиями, а сейчас, спустя пару недель, никак не могла вспомнить те ощущения. Будто не две недели, а два года прошло. Ей уже было не до Ольги, за это время она столько всего пережила, что, кажется, даже повзрослела. И теперь лишь кинула на подругу (бывшую! Постоянно об этом забывает) заинтересованный взгляд, гадала, что у той на уме, и как она пережила отъезд Маркелова. А Ольга вместо этого поинтересовалась:

— На работу не вернёшься?

— Нет. Я собираюсь на другую устраиваться.

— Кем? — заинтересовалась Оля.

Настя решила не таиться, повода не видела.

— Секретарём.

— Родители помогли?

— Да, мама. У неё там знакомая работает.

— Повезло.

На это Настя никак не отреагировала. Всё ждала, о чём Ольга ещё её спросит. Почему-то была уверена, что без упоминании имени Сергея не обойдётся. Но вместо этого услышала вопрос об Аверине.

— Вы помирились?

— Нет.

— Как это? Вас же видели… вместе.

Настя едва заметно усмехнулась.

— Тебе хочется, чтобы мы помирились?

Ольга вцепилась в ремень своей сумки.

— Так и будешь со мной всю оставшуюся жизнь сквозь зубы разговаривать?

— Может быть. Я теперь не знаю, чего от тебя ждать.

Ольга надула губы.

— Но он же уехал. Ни тебе, ни мне не достался. Чего ругаться-то?

Солнцева сбилась с шага и остановилась. Ольге пришлось на неё обернуться.

— А он мне был не нужен, Оль. Ты из-за своей идиотской ревности жизнь мне испортила. А теперь пытаешься сделать вид, что всё идёт, как надо? Я подыграть тебе должна? А у меня вот не получается.

— Не нужен? — Она неприятно усмехнулась. — Да, я видела, как он был тебе не нужен. И не только я, все видели. И Сашка тоже. И даже после этого он пытается с тобой помириться. А ты гордую из себя строишь? Ну, строй. Останешься у разбитого корыта.

— Не твоё дело, кого я из себя строю! И ты понятия не имеешь, что я пережила за прошлый месяц. Когда от меня все отвернулись. А всё потому, что ты кому-то что-то наболтала!

Ольга вздёрнула подбородок, выглядела уязвлённой, и соглашаться с Настиными обвинениями не спешила.

— Всё ты врёшь, — сказала она наконец. — Думаешь, никто не замечал, как вы друг на друга смотрели? Все видели. Ты сначала с ним по городу гуляла, улыбалась скромно, а потом говорила, что он тебе не нужен. Тебе не нужен, но и мне не достанься, да?

— Я никогда и ничего не делала тебе во вред. И если Серёжка не обратил на тебя внимания, это не моя вина.

— Он обратил, обратил! Но потом опять ты вмешалась! Ты пришла, вся такая разряженная, красавица, блин, и увела его! Мне назло!

Настя задохнулась сначала от возмущения, потом от обиды. Что ж, пусть маленькая, но справедливость, в Ольгиных словах была. Она ведь, действительно, так поступила, не задумалась тогда о последствиях.

— Я тебе с самого начала говорила, что он бабник. Так чему ты удивляешься?

— Ничему я не удивляюсь, — сказала Ольга, глядя на неё с неприязнью. — Я давно ничему не удивляюсь. Это только ты из себя оскорблённую невинность строишь, а у меня такой привычки нет.

— Ты уверена?

— Да! Кстати, куда вы делись тогда из клуба? Мы вас искали, ждали, а вы исчезли в неизвестном направлении. Сашка этим пока не интересовался? Где ты была… с Серёжкой, — передразнила её же Ольга. А Настя поняла, что начинает краснеть. Чтобы хоть как-то скрыть смущение, решила разозлиться. От злости ведь тоже краснеют, да?

— Тебе какая разница? Тебя он туда не позвал ни разу, хотя ты месяц за ним хвостом ходила. Может, поэтому и не позвал? Не знал, где спрятаться, — процедила Настя последние слова сквозь зубы и, не прощаясь, направилась в сторону своего подъезда. Если честно, её трясло — и от страха, и от негодования. Невозможно было предугадать, что Ольга прочитала по её лицу, и что ещё наговорить о ней может.

Сашка приехал только через выходные. По телефону просил прощения, умолял её не делать никаких выводов, обещал приехать скоро-скоро, и даже сумел Настю рассмешить. А когда вернулся, к ней явился с цветами. При этом не позвонил в дверь, как все нормальные люди, а в окно полез, с букетом наперевес.

— Ты что, с ума сошёл?! — Настя замерла посреди комнаты, не зная, как реагировать. Потом кинулась тонкие занавески отдёргивать, чтобы Аверин их случайно не сорвал. Он, наконец, оказался в комнате, правда, несколько неуклюже приземлился на пол, но тут же поднялся, и пригладил растрепавшиеся волосы. И цветы ей протянул. Только после этого заулыбался и выдохнул:

— Привет. Это тебе.

Настя смотрела на него с проницательным прищуром. Потом цветы взяла, понюхала красные розы.

— Спасибо.

Аверин смешно развёл руками.

— Я приехал, как и обещал.

— Молодец.

— И всё?

От ответа Настю избавил отец, дверь в её комнату открыл, видимо, привлечённый шумом, Сашку увидел, вначале слегка нахмурился, соображая, как тот в комнату его дочери попал, а когда догадался, хмыкнул. Взглядом их посверлил, и дверь закрыл.

— Зачем ты в окно полез? — спросила Настя.

Саша плечами пожал.

— Не знаю, подумал, что это… романтично.

Романтично? Запомнить день, когда Аверин произнёс это слово вслух, обязательно.

— Насть, я соскучился. — Он подошёл к ней сзади и обнял, уткнулся носом в её шею. Он так привычно навалился на неё, задышал горячо, руками обхватил, а Насте неожиданно стало не по себе. Она этого не ждала. Почему-то. Почему не ждала? Раз они две недели говорили по телефону, а это ведь что-то да значит. Позволила себя поцеловать в щёку, потом осторожно вывернулась из его рук. Взяла с полки вазу.

— Пойду воды налью. Тебя покормить?

— Нет, меня мать накормила.

— Значит, не бегом ко мне кинулся, в окно карабкаться. Это хорошо, голова ещё на месте.

Он усмехнулся.

— Ну… да, для начала основательно подкрепился.

Когда Настя в комнату вернулась, Сашка уже сидел на диване, на подлокотник навалился и оглядывался с видимым удовольствием. А Солнцева совершенно некстати вспомнила, что они с Маркеловым… на этом самом диване… С Сашкой ни разу у неё дома любовью не занимались, Насте всегда неловко было, а вот Маркелова пустила в святая святых.

Зачем она об этом думает?

— Говорят, вы с Ольгой снова разругались.

Настя посмотрела на него.

— Да? И кто говорит? Хотя… о чём я спрашиваю?

Аверин усмехнулся.

— Значит, она тогда на самом деле наболтала?

У Насти вырвался усталый вздох.

— Ты только сейчас об этом задумался? А две недели назад тогда зачем ко мне пришёл?

Он глаза опустил.

— Во-первых, я тогда уже знал. Догадывался. А во-вторых, я же сказал… Я тебя люблю. Не могу я без тебя. И когда ты на меня обижаешься, мне спокойно не живется. Поцелуй меня, а?

Настя глянула на него через плечо, улыбнулась, но целовать не стала. Сашка голову на спинку дивана откинул, выглядел страдающим.

— Всё ещё злишься на меня?

— А сам как думаешь?

— Думаю, что нужно было Маркелова в бараний рог скрутить, причём сразу, как только он ту песню допел. Чтоб неповадно было.

— Какую песню, Саш?

— А ты не помнишь? Как он для тебя пел, а все остальные смотрели и посмеивались.

— Не выдумывай, никто не понял.

— Ой, Насть, ты иногда такой наивной бываешь, просто что-то. Да мне в тот же вечер парни сказали, что этот москвич на тебя глаз положил.

Настя изо всех сил сжала края вазы руками. Только этого не хватало. Нужно срочно менять тему.

— Дело совсем не в Маркелове, и ты это прекрасно понимаешь. Дело в том, что ты слухам поверил, а не мне.

Саша руку в кулак сжал и по подлокотнику им постучал.

— Насть, ты же знаешь мой характер. Иногда я… Ревную я тебя! Ревную.

— А разве я давала тебе повод? Когда-нибудь?

— Всё когда-нибудь бывает в первый раз, — проговорил он ворчливо и чуть слышно.

— Что ты сказал?

Он глаза на неё вскинул, тут же покачал головой.

— Ничего. — Поднялся и к ней подошёл. Хотел к Настиным волосам прикоснуться, но в самую последнюю секунду помедлил, рука в воздухе повисла, а Сашка посмотрел вопросительно. Настя никак на его действия не отреагировала, и тогда он коснулся её волос. — Прости меня, пожалуйста, рыжик. Я дурак.

— Знаю.

— Теперь и я это знаю. Простишь?

— Я подумаю.

— Насть.

— Я же сказала, что подумаю.

— Что у вас с ним было?

В этот момент Настя поняла, что даже сглотнуть не может, горло перехватило спазмом, она осторожно отвернулась, попыталась сделать вид, что на розы смотрит. Раздумывала. Ещё вчера вечером она всерьёз размышляла о том, чтобы перед Сашкой во всём покаяться. Раз уж они начинают с чистого листа, всё сначала, то начинать, а точнее, продолжать, снова со лжи, неправильно. Решила признаться. Даже речь заготовила, какие-то слова, объяснения… А вот сейчас, чувствуя его за своей спиной, как он прижимается к ней, всё требовательнее с каждой секундой, поняла, что одно её неверное слово, и Сашка не просто уйдёт, он плюнет ей под ноги и превратит её жизнь в ад. Может, не стоит ему знать? Так всем будет спокойнее. Просто похоронить воспоминания о Маркелове глубоко, даже не в себе, а в самом дальнем уголке своей памяти, и жить дальше. Просто жить дальше.

— Ничего. — Самое трудное слово в её жизни.

— Правда?

— Ты хочешь, чтобы я поклялась?

— Вы в ту ночь исчезли…

— Саш, он проводил меня до дома. Подсадил, и я в окно влезла. Вот и всё. Вы нас на дороге караулили, а мы, как маленькие, через кусты пролезли.

Аверин смотрел на неё пытливо, Насте показалось, что слишком долго, и едва не выдохнула с облегчением, когда на его губах усмешка появилась. И пусть усмешка, и пусть неприятная, но хоть подозрения во взгляде поубавилось.

— Всегда знал, что Серго наш трус первостатейный, я бы ни за что через кусты не полез. Не прятался бы…

Настя как-то по-новому на него взглянула, и подумала, что как раз Серёжка-то поступил по-умному, не стал связываться с пьяными дебоширами. А Сашка — да, он бы через кусты не полез, он бы на танк попёр, надеясь, что его имя в веках прославится. Сейчас Настя уже не считала, что это на самом деле подвиг.

Воспользовавшись её молчанием, Саша её к себе лицом развернул и вознамерился поцеловать. Даже успел её губ коснуться, но в самый последний момент Настя увернулась.

— Саш, не надо, пока не время.

— Всё ещё злишься, да? — повторил он и покаянно опустил голову. Ладони на её плечи положил, чуть сжал их. — Эта девушка, Настюш, это моя самая большая ошибка, наверное. Она ничего для меня не значит. Я… просто попросил её мне подыграть.

Вот после этого Настя едва не рассмеялась. Неужели он думает, что она поверит? Посмотрела ему в глаза, и поняла: всерьёз так думает. Ну что ж, у них у каждого свои скелеты в шкафу.

Кивнула. Сашка снова обнял её, но не целовал, не тискал, просто прижался, и сказал:

— Я тебя никому не отдам. Ты моя, слышишь?

Она слышала, вот только слов в ответ не было. Может, они позже появятся? Когда она сможет успокоить свою совесть?

Но судьба не дала ей шанса успокоиться. Уже на следующее утро Настю посетила тревожная мысль. Пришла из ниоткуда, выскочила, как чёрт из табакерки, и заставила замереть в плохом предчувствии. А всё началось с Сашкиных роз. Настя проснулась утром и никак не могла понять, почему ей не по себе. Никогда раньше не замечала, что у роз такой сильный, приторный аромат. Он её буквально преследовал. Настя даже окно нараспашку открыла, дверь в комнату распахнула, надеясь, что сквозняком запах выдует. Потом унесла вазу с цветами в комнату родителей, дверь плотно закрыла, но всё равно пахло. Такое ощущение, что вся квартира пропахала ароматом роз. Сначала подумала, что Сашка, наверное, купил какую-нибудь подделку. По телевизору ведь чего только не показывают: и духами цветы поливают, чтобы пахли лучше, и головки к стеблям булавками прикалывают. Дошло до того, что её затошнило, да так сильно, что она даже позавтракать не смогла. Хотела уже выкинуть цветы, отнести их на помойку, лишь бы только прекратить это мучение. Но, конечно же, не пошла никуда, цветы-то от любимого человека, и поэтому Настя заперлась в своей комнате и почти час пролежала на диване, надеясь, что тошнота утихнет. Она утихла. Но когда прошла тошнота, пришла эта мысль. Настя на диване села, понимая, что не может дышать, а в уме уже начала числа складывать. Считала дни, оказалось, что их прошло много. Слишком много. Невероятно много. А она, со всеми этими проблемами, переживаниями, возвращениями Аверина и попытками наладить их отношения, совсем забыла и вовремя не спохватилась. Но оставалась ещё надежда… И один веский довод: не может с ней такого произойти, это было бы слишком несправедливо!

Весь день Настя не могла успокоиться. И сказать никому не могла, всё ещё надеясь, что это ошибка. Саша пригласил её в кино, в кафе, просто прогуляться, воскресенье ведь, а ему вечером уезжать, и Настя не смогла ему отказать. Но настроение было на нуле. Изо всех сил старалась этого не показать, улыбалась, кивала, но всё больше молчала и к себе прислушивалась. Изменилось в ней что-то или нет? Тошнит ли? Не тошнило, но в кафе, глядя, как Сашка ест, понимала, что у неё аппетита нет.

— Не понравилось? Давай что-нибудь другое закажу? — Аверин изо всех сил старался ей угодить.

Настя обвела зал потерянным взглядом.

— А здесь есть молочные коктейли?

Саша с готовностью кивнул.

— Вроде есть, пойду закажу. — Из-за стола поднялся, а Настя его расстроенным взглядом проводила. И в который раз мысленно вопрос себе задала: а если правда, что делать?

Вечером простились, Сашка обнял её, как никогда крепко, поцеловал, а когда в глаза заглянул, Насте на мгновение противно стало. Всё в их отношениях не так, даже нежные взгляды теперь больше напоминают мольбу о прощении. Интересно, она так же на него смотрит? Всё-таки удивительно, что Сашка решил сделать первый шаг, всё забыть и начать сначала, видимо, на самом деле не смог без неё. То ли любит, то ли слишком привык. Нехорошие мыли под нехорошее настроение.

С настроением нужно было что-то срочно делать, и поэтому уже следующим утром Настя пошла в женскую консультацию. Невыносимо было и дальше гадать. Сказала матери, что отправляется делать фотографию для личного дела, а сама поспешила в больницу. Когда входила, на ней от беспокойства лица не было, а когда выходила вместо лица восковая маска, и больше никакой надежды на ошибку. Нет ошибки, беременна. От Маркелова. Домой пришла, легла на диван, отвернувшись лицом к стене, и так весь день пролежала. Не думала о том, как стоит решать проблему, просто отходила от шока, старалась принять случившееся. И только вспоминала Серёжку. Как выглядит, как смотрит, как говорит, как улыбается. Непонятно зачем, но пыталась воскресить в памяти его образ до последней чёрточки. Как он целовал её, что она при этом чувствовала, и, понимая, что помнит всё, хоть и убеждала себя в обратном целый месяц, на душе у неё становилось всё тяжелее. Беременность — это уже не игры, это не месть, это не интриги. Это слишком серьёзно, это всю жизнь изменит. А что с этим делать — непонятно.

Долго скрывать не удалось. Родители и без того внимание обратили на её настроение, точнее, на его полное отсутствие. Мама даже выпытать у неё постаралась, не поссорились ли они снова с Сашкой. Настя сказала, что нет, не ссорились, и так на мать посмотрела, решая, стоит ли ей сейчас сказать… Ведь сказать всё равно придётся, одна она не справится, тут и думать нечего, а врач в консультации её предупредила, что принимать решение нужно, как можно быстрее. Оставляет она ребёнка или идёт на аборт. Настя понятия не имела, что именно она будет делать. Прошло три дня, а она ни к какому решению так и не пришла. В глубине души ещё надеялась на чудо, что всё само пройдёт, что это сон, ошибка, ещё что-то, но скоро весь этот кошмар закончится, и жизнь вернется в привычное спокойное русло. Даже реагировать как следует ни на что не могла, всё как в тумане.

А потом утренняя тошнота начала усиливаться, и скрывать стало невозможно. В первый же день, как мама утром дома задержалась, так всё наружу и вышло. Она яичницу на кухне жарила, а Настя, только выйдя из своей комнаты, опрометью кинулась в туалет. Рвало её долго, потом, обессилившая, села на пол и к стене спиной привалилась, зная, что мать под дверью стоит и прислушивается. Галина Викторовна уже перестала стучать в дверь и с беспокойством в голосе интересоваться, что случилось и не нужен ли врач. Замолчала и только ждала, когда дочь выйдет и всё объяснит. Хотя, к тому времени особых объяснений уже и не потребовалось. Мать Настю таким взглядом встретила, что у той ноги подкосились. Они и так Настю не особо держали, а тут колени прямо видимо затряслись. До диванчика на кухне добралась, села, и лицо рукой закрыла.

— Настя.

Она молчала.

— Настя.

— Мам, я слышу…

— Что ты слышишь?

Сделала глубокий вдох.

— Да, я беременна.

Галина Викторовна всё же ахнула, пусть и чуть слышно. Потом несколько язвительно проговорила:

— Молодец.

Настя руку от лица отняла.

— Я не знаю, что делать.

Галина Викторовна на кухню прошла, газ выключила, потом отошла к окну, замерла ненадолго, повернувшись к дочери спиной.

— Об этом надо было думать раньше. Не знает она… Надо к врачу, надо удостовериться.

— Я уже была у врача.

— Была?

Настя кивнула, низко опустив голову. Всё ещё немножко мутило, а от тона, которым с ней мама говорила, становилось только хуже. Хотелось убежать в свою комнату и забиться в какой-нибудь угол, укрыться с головой, чтобы ничего не слышать и не видеть.

— А мне почему не сказала?

— Не знаю. Не знаю, у меня слов не было!

— Замечательно.

— Мам, ну не ругай меня, мне и так… — Всё-таки всхлипнула и начала вытирать слёзы ладонью.

— Я не ругаю, Насть. Просто… неожиданно.

— Скажи уж правду: некстати. Абсолютно… ни к чему.

— Но это ребёнок. — Галина Викторовна к дочери шагнула, осторожно погладила ту по волосам. Постаралась придать своему голосу бодрости. — Ладно, чего уж слёзы лить. — Руками развела. — Ты не знала, что дальше со своей жизнью делать, и вот тебе решение. Всё равно ведь о свадьбе говорили! Ты Сашке позвонила, сказала?

Мама смотрела на неё, ждала ответа, а Настя внутренне сжалась, не зная, что сказать. Точнее, как именно сказать. Понимала, что врать бессмысленно. Сашка приедет, и правда всё равно вылезет наружу, только тогда всё будет страшнее и непригляднее.

Настя слёзы вытерла, откинулась на спинку дивана, подняла на мать глаза. Та на неё не смотрела, налила в стакан воды, Насте протянула, а встретившись с той взглядом, насторожилась.

— Что ты так смотришь?

— Мам, понимаешь… — Лоб потёрла. — Это не Сашкин ребёнок.

— То есть как?

Настя молчала. Глядела за её спину, в окно, и молчала. Только губы кривились, Солнцева это чувствовала, и поэтому прикусила верхнюю губу зубами.

— Насть, как не Сашкин?

Передёрнула плечами.

— Вот так.

— Ты уверена?

— Других вариантов нет.

Галина Викторовна медленно опустилась на стул, не спуская с дочери ошарашенного взгляда.

— И кто?..

Настя сжала руку в кулак, до сих пор не осмеливаясь взглянуть на мать.

— Маркелов.

— О боже, Настя!

— Я знаю, знаю! — Лицо ладонями потёрла, потом волосы, упавшие на глаза, убрала. На мать посмотрела. — Мам, что делать?

— Ты у меня спрашиваешь?

— А у кого мне ещё спросить?

— Я не понимаю, как ты могла связаться с Маркеловым. Москвич, он приехал и уехал. О чём ты думала?

— Ни о чём. Ни о чём не думала, в этом и проблема. А теперь…

— Теперь он в Москве, а у тебя ребёнок!

Потерянно кивнула.

— Да.

Настя ужасно боялась вечера, возвращения отца с работы. Даже надеяться нечего, что мама промолчит и с мужем возникшей проблемой не поделится. Да и смысл скрывать? Сейчас уже ждать нечего. Только после разговора с матерью, когда вслух произнесла: я беременна, Настя в это окончательно поверила, и уже не просто ждала чуда, а начала в голове раскручивать ситуацию, стараясь понять, что дальше делать. А отец отреагировал бурно, как она и предполагала. Кричать начал, но быстро успокоился, чему Настя от всего сердца порадовалась, глядя на его покрасневшее лицо. Ещё не хватало, чтобы у него инфаркт после такой новости случился. Выпив залпом два стакана воды, он поинтересовался у дочери, что та собирается делать. Самый трудный вопрос в её жизни, а все с такой лёгкостью его задают, Настя прямо диву давалась.

— Не знаю, — призналась она, и вот тогда рискнула дать ответ, который проблему бы решил быстро. Не зря заговорила об этом очень осторожно, потому что отец тут же снова начал орать. И на неё уставился бешеным взглядом, как на безумную.

— Ты сдурела? Ты хочешь, чтобы я свою дочь на аборт послал? В девятнадцать лет! Нет, милая моя, так не делается. Вы сначала ни о чём не думали или не хотели думать, по подъездам целовались, а теперь ты очень быстро хочешь решить незначительную проблемку?

Настя слёзы вытерла, на мать покосилась, а отец тем временем продолжал:

— Вот пусть он приедет, и мы тогда будем решать, что делать.

— Папа…

— Я слышать ничего не хочу больше. Он моей дочери ребёнка сделал? Пусть отвечает, пусть ведёт себя, как мужик.

Галина Викторовна поднялась, как-то подобралась вся, а Настя тут же насторожилась.

— Мам, ты куда?

— Пойду к Татьяне Михайловне, нужно с ней поговорить. Выяснить, как с её внуком связаться можно.

— Не надо никуда ходить, у меня есть его московский номер, — негромко и обречённо проговорила Настя.

Юрий Николаевич зло хмыкнул.

— Хоть номер оставил, и на том ему спасибо.

Настя, прежде чем выйти из родительской комнаты, на отца обернулась, кинула на того затравленный взгляд.

Единственная поблажка, которую удалось у родителей выторговать, так это дать ей небольшую передышку, не звонить Серёжке этим вечером, подождать до следующего дня. Настя думала, что за ночь сумеет морально подготовиться, найдёт нужные слова, и сможет смирить страх перед реакцией Маркелова. А вдруг он просто бросит трубку? Или какую-нибудь гадость ей скажет? Зачем ему портить себе жизнь? Именно об этом она всю ночь думала, а не слова подбирала, и несколько раз ей даже приходило в голову, что если Серёжка не захочет ничего знать о её проблемах, это, в некотором роде, станет благом. Она больше никогда его не увидит, и тогда, возможно, её жизнь не перевернётся вверх тормашками, в ней не появится Сергей Маркелов с некими правами на неё, не будет влиять на её жизнь, не станет диктовать ей что делать…

А что ей делать без него? С ребёнком? Отец ясно дал понять, что об аборте слышать ничего не хочет. Да если честно, она и сама… боится аборта до ужаса. Но что тогда? Стать матерью-одиночкой?

Оставалось только ещё раз, но сейчас как никогда отчаянно, пожалеть о том, что Маркелов вообще к ним приехал. Что ему в Москве своей не сиделось?!

Но об этом можно было думать бесконечно: почему он приехал, почему на неё внимание обратил, почему она с ним спала. От этих раздумий ничего не могло измениться. И ругать одного Серёжку тоже было несправедливо. Пусть он приложил немало усилий, чтобы добиться её расположения, но то, что произошло между ними в последнюю встречу, её вина. Настя была в этом уверена. Она могла остановить его, мало того, она могла ничего не начинать, но она сознательно пошла на риск, и винить остаётся только себя. Вот только впечатлит ли Маркелова её осознание собственной вины? Вряд ли.

Телефонный номер Настя набирала дрожащими пальцами. Заперлась в своей комнате, около получаса набиралась смелости, потом решила, что была не была, и номер набрала. С замирающим сердцем слушала долгие гудки, и в какую-то секунду даже решила, что Маркелов мог её обмануть и номер написать неверный. Хотя, тогда легче было вообще номера не оставлять. А он оставил… Интуиция? Сыгравшая с ним злую шутку.

Когда трубку сняли, Настя услышала глубокий, хорошо поставленный женский голос. Женщина произнесла:

— Аллоу, — на особый манер, растягивая гласные, и Солнцева в первый момент всерьёз растерялась. А женщина сказала: — Вас слушают, говорите.

В памяти всплыло имя Серёжкиной бабушки, той, что искусствовед — Аркадия Львовна. Она?

Пришлось срочно брать себя в руки, а ведь ещё минуту назад была уверена, что готова к разговору. Кашлянула в кулак.

— Здравствуйте. — Сказала и поморщилась, услышав, насколько неуверенно звучит её голос.

— Добрый день.

— Я… хотела бы поговорить с Серёжей. Можно?

— С Серёженькой? Конечно, можно. Почему нет. А вы по какому вопросу?

— По… по личному.

— О, это на самом деле интересно. Минуту. — Голос отдалился, и Настя услышала, как Аркадия Львовна громко позвала: — Серёжа, девушка хочет с тобой поговорить.

— Девушка, бабуль?

Услышав этот голос, Настя неожиданно покрылась мурашками с головы до пальцев ног. А в голосе Маркелова столько веселья ей послышалось, игривости, задора, и Насте от этого ещё страшнее стало. Он наверняка даже не предполагает, кто ему звонит, а главное — зачем.

— Девушка, — подтвердил женский голос, превратившись в таинственный шёпот. — Очень волнуется.

— Да ты что?

— Ты меня расстраиваешь, Сергей, я тебе не раз это уже говорила.

— Чем? Что в меня девушки влюбляются? — Маркелов смеялся, его голос был слышен всё ближе, и вот он уже в трубку хмыкнул, и произнёс: — Я слушаю. Таинственная незнакомка.

— Это я, — сказала Настя. Сказала, а в следующую секунду над собой посмеялась. Вот сейчас он спросит: «Кто это — я?», и будет, между прочим, совершенно прав. Но, к её удивлению, Сергей её сразу узнал. Веселья в голосе поубавилось, и тише проговорил:

— Привет. Вот это сюрприз.

— Неприятный?

— Насть, ты всегда язвишь мне в ответ, ты не замечала?

— Нет.

— Тогда я тебе глаза на этот факт открываю. Ты соскучилась?

Пока Настя раздумывала над ответом, Серёжа в сторону громко проговорил:

— Бабушка, будь добра, положи трубку. Я разговариваю.

Послышался какой-то щелчок, но Настя почти не обратила на него внимания. Она думала о том, что сейчас должна сказать.

— Нет, — сказала она в конце концов, а Серёжка, кажется, не понял, о чём она.

— Что «нет»?

— Ты спросил: соскучилась ли я.

— А-а. — Усмехнулся. — Позвонила сказать, что не скучаешь. Оригинально.

— Прекрати смеяться, а.

Он помолчал.

— Ты плачешь? Что случилось?

— Случилось, — едва слышно проговорила она. — Я беременна, вот что случилось. Родители с ума сходят. Отец просто…

Маркелов вдруг выругался и снова крикнул:

— Бабуля, положи трубку!

В ответ послышался трагический возглас, и на этот раз щелчок был слышимый. Настя только рот открыла.

— Она слышала?

— Подожди… — Он трубку куда-то положил, ушёл, а Настя к зеркалу обернулась. У неё губы синие были, и глаза безумные. С колотящимся сердцем ждала Серёжкиного возвращения.

Он вернулся через минуту, трубку взял и выдохнул:

— Ребёнок мой?

— Нет, Маркелов, не твой! Я просто так тебе звоню, новостью поделиться!

— Ладно, не кричи, — попытался остудить её пыл Сергей. — Родители знают?

— Да. Я вчера сказала.

Он выдохнул прямо в трубку, замолчал, видно, раздумывая, а Солнцева нервно сглотнула, не зная, чего ожидать.

— Я приеду, Насть. Завтра. Или даже сегодня… Нет, завтра. Бабуля, кажется, в обморок собирается упасть, так что… мне сегодня ещё с родителями объяснятся, как понимаю.

— Я не хотела…

— Чего ты не хотела?

— Чтобы она услышала. Прости меня.

Маркелов ничего не ответил, что-то пробормотал, а потом посоветовал дождаться его приезда. Можно подумать, что у неё выбор есть.

После телефонного разговора с Маркеловым, события начали развиваться с такой скоростью, что у Насти уже не от токсикоза голова кружилась, а от того, как быстро менялась её жизнь. Когда Серёже звонила, не совсем представляла, что за этим последует. Он пообещал приехать, голос был сухой, совсем не радостный, что и понятно, а когда простились, и Настя трубку положила, долго потом сидела на диване, без всякого движения, пытаясь понять, чего теперь следует ожидать. Ну, приедет он, ну поговорят они… Кстати, о чём? С каким предложением Маркелов в их дом пожалует? Попросит её сделать аборт? Отец его тогда убьёт, это точно. Живым Серёжка за порог не выйдет, отец и без того со вчерашнего дня на нервах. Настолько зол, что Настя его в таком состоянии и не припомнит, и боится ему лишний раз на глаза показаться. И вину свою перед родителями чувствует, они явно о такой судьбе для своей дочери не мечтали. А она виновата, да, с этим не поспоришь. Раньше об этом всерьёз никогда не задумывалась, а оказывается правда — одна ошибка, одна случайность способна изменить всю жизнь.

Чего Настя совсем не ожидала, так это того, что Серёжа не один приедет, а с родителями. Когда они все вместе появились у них дома, Настя от страха даже дар речи потеряла на некоторое время. Глаза на незнакомых людей таращила, и в их взглядах ей чудилось столько обвинения. Её тоже разглядывали, придирчиво, после чего на лице матери Сергея появилась натянутая улыбка.

— Значит, ты Настя.

Солнцева кивнула и бросила на Серёжку затравленный взгляд. Тот не улыбнулся, ничего не сказал, просто смотрел на неё, и Настя даже подумала, что он её забыл за прошедший месяц, а теперь вспоминает. И ей стало настолько неприятно, настолько стыдно… Лучше бы она ему не звонила, лучше бы сама, уж как-нибудь.

Её родители тоже растерялись вначале при виде неожиданных гостей, но быстро взяли себя в руки, куда быстрее, чем Настя. Пригласили гостей пройти, Галина Викторовна засуетилась, поспешила на кухню, стол накрывать, чайник на газ ставить, и будто бы рада была, будто бы повод был достойный. Настя видела, как отец жмёт руку Маркелову-старшему, а тот приятным баритоном представился:

— Борис.

Улучив мгновение, Настя схватила Сергея за руку и втянула в свою комнату. Дверь захлопнула, и тут же на него накинулась.

— Ты с ума сошёл?

— Нет.

— Нет?!

— Насть, успокойся. У меня просто выбора не было.

Они взглядами встретились, Настя его едва ли не насквозь просверлила, а потом в одно мгновение силы её покинули, и она с обречённым вздохом опустилась на диван.

— Бабуля у меня человек деятельный, — сказал Сергей, наблюдая за ней. — Она сообщила новость родителям ещё до того, как они с работы вечером вернуться успели. — Он хмыкнул. — Вчера был разбор полётов, а сегодня они отправились знакомиться с тобой.

Настя только головой покачала, не в силах справиться с потрясением.

— Я не ожидала такого.

— А чего ты ожидала?

— Не знаю. — У неё голос дрогнул. На Серёжу глаза поднять боялась. Он разговаривал с ней таким спокойным голосом, словно всё происходящее его не касалось. Был как чужой — ни знакомого задора, ни огня. Настя ногтями вцепилась в диванную обивку, с каждой минутой всё больше жалея, что позвонила ему.

А Маркелов перед ней на корточки присел, в лицо заглянул.

— Настя. Всё так плохо?

— А по-твоему хорошо? — Всё же посмотрела на него. — И не смей мне говорить, что ты меня предупреждал!

— Не буду.

Они приглядывались друг к другу, как в первый раз, потом Сергей коснулся пальцем её подбородка. Усмехнулся.

— Здравствуй, солнце. Я был уверен, что мы не встретимся.

Настя глядела на него без всякой злости, потом тихо спросила:

— Серёж, что делать?

— Что делать? — Он заправил ей прядь волос за ухо. — Сейчас взрослые дяди и тёти за стенкой поговорят, решат и скажут нам, что делать.

— Ты серьёзно?

— Нет. — Он обнял её, и Настя на самом деле почувствовала облегчение, словно этого и ждала долгое время. На плече его повисла, не сдержала вздох. Напомнила себе, что это Маркелов, именно Маркелов. Хотя, с кем другим она может в полной мере разделить тяжесть своей проблемы?

Каждый раз, как отец повышал голос на кухне, Настя от испуга замирала. Боялась того разговора, что шёл между её родителями и Маркеловыми. И очень боялась вновь предстать перед ними, ведь родителя Сергея наверняка считают её хитрой особой, которая за счёт их сына из провинции решила выбраться. Но выбора не было, невозможно было весь вечер отсиживаться в комнате, за закрытой дверью, и всё-таки пришлось идти за стол, когда родители настоятельно пригласили. К тому моменту, между её и Серёжиными родителями было решено, что аборт она делать не будет, а всё остальное они оставили на их с Серёжкой усмотрение. Как они будут жить, хотят ли жениться… В этом месте Настин отец многозначительно хмыкнул и такой взгляд на Сергея бросил, что тот неуютно заёрзал на стуле. А вот Настя понятия не имела, чего хочет — где, как и с кем жить. В голове до сих пор такая сумятица царила, и невозможно было смириться с тем, что её жизнь меняется, а у неё нет ни возможностей, ни сил, как-то это остановить. Жизнь понеслась вперёд, без остановок, не давая опомниться, и ждать того, что всё изменится и войдёт в привычное русло, бесполезно. Назад дороги нет.

— Когда вы только встречались, тихушники, — качнул головой, удивлённый Юрий Николаевич. — Это ведь надо.

Настя кинула на Серёжку испуганный взгляд. Сообщать родителям о случайной ночи и ещё более случайном сексе, приведшем к таким судьбоносным последствиям, она не хотела. Более того, у неё внутри всё от ужаса замирало, при одной только мысли, что это может выйти наружу. И если перед своими родителями она ещё как-то смогла бы повиниться, то, что о ней подумают Маркеловы? Сергей, видимо, по её взгляду всё понял, едва заметно ухмыльнулся, не слишком приятно, надо сказать, и после короткой паузы начал на ходу сочинять их такую непростую историю любви. Рассказ вышел по-юношески глупым, но Настя всё равно была благодарна. Незачем кому-то знать о её ошибках. Именно о её ошибках, ведь это она в первую очередь должна была думать о последствиях.

Больше всех Настя боялась Серёжкину маму, Ларису Евгеньевну. Её беспокоило то, с каким прищуром та к ней приглядывается, каждое слово, каждый жест оценивает. Видимо, пытается понять, кто её любимого мальчика в сети поймал. Насте так хотелось сказать ей, что она ни на что не претендует. Не собирается она заставлять Сергея жениться на ней. Правда, она вообще не представляет, что будет делать дальше, но хищницей не станет по любому, ни в чьих глазах. И, конечно, Маркеловы отличались от её родителей, этого невозможно было не заметить. Уверенные в себе, интеллигенты в седьмом поколении. Лариса Евгеньевна больше всех говорила, и у неё был ответ, кажется, на каждый вопрос, она была готова решать любую ситуацию, и знала, как нужно поступить сейчас. Все её слушали, и это казалось само собой разумеющимся. Её глаза теплели только, когда она на сына смотрела. Это все отмечали, но лишь Сергей относился к этому спокойно, почти равнодушно, кажется вообще не замечал настолько явного проявления материнской любви. А вот Настя сразу почувствовала себя угрозой для спокойствия этой семьи. Она собиралась вмешаться, влезть и отнять у Ларисы Евгеньевны львиную долю внимания сына. Та, конечно, не выказывала враждебности, неудовольствия или неприязни, и в какой-то момент Настя себя даже отругала, решив, что чересчур мнительна. Создаёт проблему на пустом месте. Но когда Лариса Евгеньевна позже отвела её в сторонку и принялась расспрашивать о том, что Насте сказали в женской консультации, что советовал врач, и как она сама себя чувствует, у Солнцевой от страха снова язык отнялся. И рада была, когда Маркеловы начали прощаться и направились к выходу.

Дверь за ними закрыли и переглянулись. Родители выглядели успокоившимися, что Настю, признаться, удивило.

— Ну, и как тебе новые родственники? — поинтересовался отец.

Настя нахмурилась.

— Они мне не родственники.

— Да?

— Папа!

— Что? Галь, у нашего внука будет прадед — академик. Ты такого ожидала?

— Академик? — Настя была не на шутку ошарашена.

— А ты не знала? У Сергея дед — академик. Не страшно?

Настя кинула на отца выразительный взгляд, а тот хохотнул.

— Насть, а как же Саша? — спросила Галина Викторовна, дождавшись, когда муж уйдёт в комнату.

Солнцева зажмурилась.

— Не знаю, мам. Я ничего не знаю.

Этой ночью никак не спалось. Настя крутилась с боку на бок, часы показывали полночь, а она не спала. Потом услышала негромкий стук в окно. В первый момент сердце испуганно встрепенулось, Настя на постели села, немного посомневалась, но всё же поднялась и подошла к окну. Занавеску в сторону отодвинула. Под окном стоял Маркелов, смотрел на неё, и Настя приоткрыла раму.

— Ты чего?

— Открой окно, — негромко проговорил он.

Настя, сама не зная почему, подчинилась, а потом в растерянности наблюдала, как Серёжка в окно лезет, совсем как Аверин недавно. Правда, у Сергея получалось лучше, может, потому что у него букета не было?

— Не могу уснуть, — сообщил Маркелов, когда оказался в комнате.

Настя фыркнула.

— И поэтому ты решил разбудить меня.

— А ты спала?

Она не ответила. Окно прикрыла, занавеску задёрнула.

— Насть, нам надо решить, что делать дальше.

— Я не знаю.

— Вот давай подумаем. Вместе.

Настя вдруг вспомнила, что стоит перед ним в одной коротенькой сорочке, и поспешила вернуться в постель. Села, прижавшись спиной к стене, и натянула на себя одеяло. Серёжа прошёлся по тёмной комнате взад-вперёд, молчал, потом сел на её разложенный диван, подушку под спину сунул и привалился к ней. Руки на груди сложил. А Настя аккуратно подобрала под себя ноги, стараясь Маркелова даже случайно не коснуться.

— Ты должна решить, останешься ты здесь или со мной в Москву поедешь.

— А ты зовёшь меня с собой в Москву?

Он помолчал, прежде чем ответить. Видимо, сам был не уверен в правильности своего ответа.

— Да.

— Что я буду там делать, Серёж?

— А что ты здесь будешь делать? Насть, пойми, я не смогу приезжать часто. Остался последний год в институте, практика, потом аспирантура. — Он только руками развёл.

— Ты пойдёшь в аспирантуру?

— Я об этом думаю.

Настя внимательно вглядывалась в его профиль в темноте. Грустно улыбнулась.

— Не ко времени тебе ребёнок, да?

Снова пауза.

— Не имеет смысла это говорить, — сказал Сергей. — Нужно думать, как жизнь свою… нашу устраивать.

— Я позвонила тебе не для того, чтобы… женить тебя на себе.

— Я знаю. Сама ты чего хочешь?

Жизнь свою обратно. Без тебя.

— А ты чего хочешь?

— Но это ведь мой ребёнок.

Насте послышались неуверенные нотки в его голосе.

— Ты сомневаешься?

Он голову вскинул.

— Нет, я не об этом. Просто… несправедливо сваливать на тебя всю ответственность. А так, как я вряд ли смогу жить на два города, предлагаю тебе уехать со мной.

И ни слова о любви, хоть о каком-нибудь желании: видеть её рядом, заботиться о ребёнке вместе. Только долг.

Настя сунула нос под одеяло.

— Я не знаю. Я вообще ничего не знаю. — Она тихонько застонала, сквозь сжатые зубы. — Ещё несколько дней назад всё было, как обычно. Не нужно было принимать никаких решений, планировать свою жизнь на много лет вперёд. Я собиралась устраиваться на новую работу… — С языка почти слетело признание о том, с Сашкой почти помирилась, и лишь в самый последний момент успела сдержаться. И лишь добавила с трагизмом в голосе: — А теперь что?

— А теперь ребёнок.

Настя невесело усмехнулась.

— Я уверена, что ты ещё до конца не осознал.

— Может быть.

Они замолчали, Настя украдкой Маркелова продолжала разглядывать, и даже вздрогнула, когда он неожиданно вздохнул.

— У тебя есть время подумать. Я останусь на несколько дней, может, что и придумаем. Вместе.

Сергей поднялся, Настя подумала, что он уходить собрался, но он вместо этого футболку снял и в кресло её кинул, потом взялся за пряжку ремня на джинсах, совершенно спокойно её расстегнул. Настя в удивлении за ним наблюдала.

— Ты остаёшься у меня?

— Думаешь, родители против будут?

— Я не знаю, но… — стоит ли? — мысленно закончила Солнцева, а Сергей уже одеяло откинул и лёг. И ей посоветовал:

— Ложись спать. День трудный был.

Его присутствие в её постели смущало. Но, видимо, только Настю. Сам Маркелов расслабился, руку за голову заложил, и, кажется, даже глаза закрыл. Настя с минуту ещё посидела, прижавшись к стене, потом осторожно легла, повернувшись к Маркелову спиной. Он даже не потрудился придвинуться к ней и обнять. Зато проснулись они в обнимку. Настя на спину перевернулась и носом в мужскую колючую щёку ткнулась. Осторожно потянулась, а после открыла глаза. Зажмурилась от яркого солнечного света. Серёжка дышал ей прямо в ухо, стало щекотно, и Настя чуть отодвинулась, а сама прислушивалась к своим ощущениям. Это было так странно, просыпаться рядом с ним. Да просто лежать рядом с ним — и то странно. А Маркелов её ещё и обнимает, прижимается к ней, рука на её груди, и теперь уже он носом её щеки касается. Настя осторожно повернула голову, чтобы в лицо ему взглянуть. Сергей Маркелов. И ей теперь предстоит с этим жить: с ним или с воспоминаниями о нём.

Он зашевелился, вздохнул в полусне, а потом к Насте сильнее прижался. Рука забегала по её телу, но в итоге снова вернулась к груди, чуть сжала.

— Утро?

— Да.

Маркелов оторвался от неё, перевернулся на спину и потянулся с хрустом. Открыл глаза. Взгляд был сонный, рассеянный, поморгал, потом снова к Насте потянулся. А она неожиданно заволновалась, села и поправила съехавшие с плеч бретельки сорочки. Дёрнула плечом, когда Серёжка пальцем по её коже провёл, заигрывая с ней. И улыбнулся знакомо, чуть залихватски, совсем не как вчера.

— Насть, я скучал по тебе.

Она поняла, что не смотря ни на что, улыбка сейчас расцветёт на лице, и поэтому голову назад откинула, принялась волосы в косу заплетать, чтобы не мешали.

— Маркелов…

— Не веришь, что ли?

Он всё ещё водил пальцем по её спине, по коже, рисовал какие-то узоры на позвоночнике, и всё-таки добился того, что у Насти по всему телу дрожь пошла. Она подумала отодвинуться, но не успела. Сергей прижался к ней, поцеловал в плечо, а косу на кулак намотал, осторожно потянул, и Солнцевой пришлось голову назад откинуть сильнее. Вот это её организму не понравилось. Серёжка её целовал, рука сжала грудь, что-то на ухо шептал, а Настя глубоко задышала, но совсем не от волнения и удовольствия. Тошнота медленно поднялась, от желудка к самому горлу, и Настя рот рукой зажала. И постаралась из мужских рук вывернуться. Но Маркелов, видимо, решил, что это игра, попытался её назад опрокинуть, на подушки, и тут уже Настя изо всех сил засопротивлялась.

— Отпусти.

— Солнце, я, правда…

— Серёж, отпусти!

В её голосе прозвучало столько отчаяния, что он поневоле руки разжал, не понимая, что происходит. А она с постели вскочила, перебравшись через его ноги, и из комнаты выбежала. В коридоре столкнулась с отцом, но кажется, даже внимания на него не обратила, промчалась мимо, к туалету. А Юрий Николаевич замер перед распахнутой дверью комнаты дочери, глядя на Сергея. Удивился, потом многозначительно вздёрнул брови, разглядывая встрёпанного после недавнего пробуждения молодого человека, лишь до пояса прикрытого лёгким одеялом. Сергей взгляд его встретил и попытался изобразить смущённую улыбку, но получилось не очень, он сам это понимал.

— Мне что, решётку на окно поставить? — грозно поинтересовался Юрий Николаевич.

Сергей неловко кашлянул.

— Да, кажется, поздно уже.

Солнцев опасно повёл шеей, головой качнул, потом дверь закрыл. А Сергей, оставшись один в Настиной комнате, обвёл ту растерянным взглядом, не зная, что дальше делать и пытаясь уложить в своём сознании, отчего Насте теперь по утрам плохо. Она ведь беременна, а он до сих пор, вот до этого самого момента, поверить в это до конца не мог. Тут вернулся Юрий Николаевич, дверь снова открыл и сказал:

— Вставай, пока мать завтраком кормит, а то сейчас на работу уйдём. — И несколько язвительно продолжил: — А тебя ожидает утро полное женских страданий от токсикоза. И по делом.

Маркелов ноги с кровати спустил.

— Иду.

Дверь тут же закрылась, Сергей поднялся и снова потянулся, подняв руки вверх, потом наклонился за джинсами. К окну подошёл, чтобы раму приоткрыть, в комнате становилось душновато, занавески отдёрнул в сторону и замер, заметив прямо напротив, на тротуаре, Ольгу. Та шла бодрым шагом, заметила движение в знакомом окне, голову повернула и остановилась, глядя на полуголого Маркелова, утром, в комнате подруги. От её взгляда даже Сергею стало не по себе, хотя на подобные женские штучки он обычно не вёлся. А тут выдал короткую улыбку, окно открыл и тут же задёрнул тюль. И малодушно решил Насте о случившемся не рассказывать. Зачем её по пустякам расстраивать?

Единственное, о чём Солнцева попросила родных — не распространяться о её беременности. Не хотелось снова терпеть чужие взгляды, пересуды за спиной, и без того, возвращение Сергея массу слухов и удивления вызвало. К тому же, Настя с Серёжей на улице почти всегда вместе появлялись, даже в магазин за продуктами вместе ходили, словно пытались привыкнуть друг к другу, надеясь, что от постоянного контакта, правильное решение само придет. Настя приходила к Маркелову домой, точнее, в дом его бабушки, и чувствовала, что Татьяна Михайловна относится к ней с недоверием. Что, в принципе, понятно, её реакции Настя как раз не удивлялась. Они же в одном дворе жили, Татьяна Михайловна про её отношения с Авериным, достаточно длительные, прекрасно знала, а теперь вдруг Настя оказалась беременна от её внука, пусть и двоюродного. Понятно, что Татьяна Михайловна не на шутку обеспокоена была. И чаще чем кто-либо другой, спрашивала у них:

— Что вы решили?

А им ответить было нечего. Переглядывались и отговаривались какой-нибудь ерундой, пряча глаза друг от друга. Но чем ближе был выходной, тем сильнее Настя переживала. За прошедшую неделю ни разу не поговорила с Сашкой, хотя он исправно звонил, но она к телефону не подходила. Решила, что поговорит с ним, когда он вернётся. Хотя, не представляла, что ему скажет. Уверена была только в одном — он не простит. И, наверное, будет прав. Она боялась Сашкиного приезда, но волноваться её заставлял Маркелов, который постоянно был рядом. Он больше не предпринимал попыток затащить её в постель, не лез к ней с поцелуями, даже не обнимал. Всё то время, что они проводили вместе, разговаривали. Но не о будущем, не о ребёнке. Серёжа рассказывал о планах на жизнь, об учёбе, о том, чего следует ждать в ближайшем будущем. Словно готовил её к тому, что не смотря на рождение ребёнка, он не сможет свернуть со своего пути. И ей следует об этом знать.

А потом Сашка приехал. Ещё и день такой неудачный выбрал, Настя утром к врачу ходила, Маркелов зачем-то с ней напросился, хотя дальше коридора его не пустили, и он прождал Настю под дверью кабинета довольно долго. Настя была смущена всем этим, Серёжку постоянно дёргала, когда он пытался к медсестре с глупыми расспросами пристать. А не успели они домой вернуться, как объявился Аверин. Сергей его из кухонного окна приметил, как тот к подъезду решительным шагом направляется, и сразу напрягся, почувствовав жгучее раздражение. Даже попытался Насте запретить с ним разговаривать. Она только прилегла, после прогулки по жаре чувствовала себя не очень хорошо, но приход Аверина заставил её вскочить.

— Тебе не нужно с ним сейчас разговаривать, — пытался настоять на своём Сергей. — Давай я поговорю.

— Да? Ты с ним будешь говорить, а я милицию вызывать?

— Кто же виноват, что ты связалась с этим неандертальцем?

В дверь снова позвонили, и Настя ещё сильнее занервничала.

— Какой ты милый сегодня!

— Насть, я тебе серьёзно говорю! Ты плохо себя чувствуешь.

— Я тебе тоже серьёзно говорю — уйди с дороги. В конце концов, я имею право с ним поговорить!

— Право? — Маркелов упёр руки в бока. — Это какое? Чтобы он на тебя ещё ушат грязи вылил? — А потом в один момент его лицо просветлело. — Подожди, вы помирились, да?

Настя нервно облизала губы, и ещё раз попросила:

— Дай я пройду.

Сергей хмуро сдвинул брови.

— Да иди, — в раздражении бросил он и ушёл в комнату.

Аверин был на взводе. Когда Настя дверь открыла, он её таким взглядом одарил, что Солнцева в душе затосковала. И в квартиру его не впустила. Выскользнула в подъезд и дверь за собой плотно прикрыла.

— Ты приехал…

— Приехал. Если бы ты ответила хотя бы на один мой звонок, то знала бы, что я сегодня приезжаю.

Она не знала, куда от его пытливого взгляда деться.

— Я не могла.

— Правда? Очень занята была, как понимаю?

— Ты уже знаешь, да? — догадалась она по его тону.

Повисла пауза, во время которой Саша её взглядом сверлил.

— Что Маркелов вернулся, и ты к нему со всех ног бросилась? Да, я в курсе. Как и все вокруг.

Настя смотрела в его злое лицо, и в этот момент такую неимоверную горечь почувствовала. Было жалко Сашку, себя, свои чувства к нему, рухнувшие надежды и планы. Свою юность, такую полную и насыщенную из-за любви к этому человеку.

— Прости меня, — совершенно искренне сказала она, а Аверин на глазах побелел, прямо с лица спал. Затем кинул взгляд на закрытую дверь.

— Почему ты не пускаешь меня в квартиру? Он что, там?

Настя молчала, только глаза на него таращила. Сашка ей в лицо смотрел, губы скривились, и он тихо, но отчётливо произнёс:

— Тварь ты.

Настя сильно зажмурилась, словно ждала, что он её ударит. Но Сашка отступил, окинул её презрительным взглядом и кинулся к подъездной двери. Правда, вернулся с полпути. Настя опомниться не успела, а он её за горло схватил, правда, не больно, лишь для того, чтобы к стене её прижать, не давая возможности пошевелиться.

— Ты же говорила мне, что у вас ничего не было, — выдохнул он ей прямо в лицо. — Ты мне это говорила! Врала?

Слёзы потекли по щекам, все силы уходили на то, чтобы сдержать рыдания. Очень боялась, что Серёжа услышит, выйдет, и тогда непременно начнётся драка. Губу закусила до боли, чтобы в себя прийти. Но отвечать ей не пришлось, Сашка и сам всё по её лицу прочитал. Руку от её шеи убрал, и Насте даже показалось, что заметила, как он ладонь о штанину вытер, словно ему противно было к ней прикасаться.

— Тварь, — подтвердил он свой собственный вывод, но голос прозвучал куда увереннее. — Причём корыстная. Оставайся с этим выскочкой, ты его стоишь.

Аверин с такой силой подъездной дверью хлопнул, что стены дома вздрогнули. И Настя вместе с ними. Слёзы вытерла, с опаской поглядела на соседские двери, надеясь, что их никто не подслушивал.

Мало ей было скандала с Сашкой, так и Серёжа, как выяснилось, на неё обиделся. Не разговаривал с ней, расспрашивать ни о чём не стал, а потом и вовсе ушёл, не оставшись на ужин, хотя ему предлагали.

— Вы поругались? — спросила Галина Викторовна и тут же забеспокоилась. — Настя, да вы что? Нашли время!

— Мы не ругались, мам. Просто… Сашка приехал, пришёл отношения выяснять. Серёжа не хотел, чтобы я с ним разговаривала. А как не разговаривать?!

Галина Викторовна на диван рядом с дочерью присела.

— Поговорить, конечно, надо было.

— А я о чём? А он обиделся и ушёл!

— Который?

— Да оба!

— Ох, Настя, Настя. — Мать до её волос дотронулась. — Ты что-нибудь решила?

Настя только головой покачала, тут же расстроившись.

— А пора бы.

— Знаю. — Настя на мать посмотрела. — Помоги мне. Как поступить?

Галина Викторовна помолчала, потом сказала:

— С Серёжей у тебя начнётся совсем другая жизнь, у тебя появится шанс. А что ждёт тебя здесь? Останешься одна с ребёнком, как соломенная вдова, вроде есть у него отец, вроде нет. Все кругом судачить будут, а с твоим характером… Ты долго не выдержишь.

Солнцева сглотнула.

— Мам, если он и женится на мне, то только из-за ребёнка.

— Но женится ведь.

— Я о другом мечтала.

— Все мечтают о другом. А вы ещё слишком молоды, чтобы думать о том, что закончится всё плохо. Не все браки начинаются с безумной любви, важнее, как дальше сложится. А мне почему-то кажется, что у вас с Серёжей всё может получиться. Если вы захотите. Ребёнок вас сблизит.

— А если нет?

Галина Викторовна призадумалась и ладонью по покрывалу поводила.

— Вернуться ты всегда сможешь. А вот шанс создать настоящую семью, возможно, один, вот и не упусти его. Серёжа хороший. И на тебя он смотрит по-особенному.

— Да, это пока я не стану его женой и не растолстею.

Мать её за ухом потрепала.

— Дурочка ты.

Настя голову опустила, прижавшись лбом к своим коленям.

— Это я очень хорошо знаю.

Но решение было принято, пути назад не было. Бесполезно было дальше себя жалеть, изводить одними и теми же вопросами — ответ всё равно находился только один. Мама была права: останься Настя здесь, её ничего не ждёт. Беременной нечего и думать устроиться на работу, значит, будет сидеть дома, родов ждать. Зарплаты не будет, надеяться можно будет только на Серёжкины алименты. И об институте стоит забыть. Родителям в этом году не удалось ей помочь, а уж когда у неё младенец на руках будет… Значит, и о нормальной работе после декрета речи никакой не идет. Она станет одной из тысяч матерей-одиночек из провинциального города, без всяких перспектив, без особых надежд на будущее, с затоптанными амбициями и мечтами. В родном дворе станет объектом сплетен и нравоучений, на неё будут показывать пальцем и на её примере объяснять молодым девицам, в какие ситуации лучше не попадать. А Серёжка будет появляться несколько раз в год, холёный и занятой, и смотреть на неё с жалостью и расстройством, вспоминая, какая она была, что с первого взгляда его сразила. А их ребёнок будет расти без отца, да ещё в кругу «доброжелателей», которые однажды ему объяснят, как его мама когда-то сглупила и обидела дядю Сашу Аверина, поступила неправильно, несправедливо, и испортила многим людям жизнь. Да и от Сашки теперь хорошего не жди, больше он к ней в окно с цветами не полезет, особенно, когда про беременность узнает. Он уже завтра начнёт превращать её жизнь в ад.

— Ты поедешь со мной? — спросил Сергей, придя к ней следующим утром. Собирался уезжать, пришёл попрощаться, но всё ещё сердился, Настя это по его глазам видела. И вопрос свой он особенным тоном задал, было понятно, что повторять его вряд ли станет. Шанс, на самом деле, один. И сомневаться больше нельзя.

Настя глубоко вздохнула, прежде чем ответить.

— Да, Серёж, поеду.

Что-то промелькнуло в его взгляде, Настя не успела понять, что именно. Но он согласно кивнул.

— Тогда собирай вещи. Я вернусь за тобой в понедельник.