Ласковый обманщик

Глава 36

1991 год

У Саманты было такое чувство, будто она только что вышла из гипнотического транса. Она уже была не Макси, а Саманта Эллиот, и был уже не 1928, а 1991 год. Ей почему-то казалось, что Майк обязательно возьмет кого-то играть роль Дока, но он сделал по-другому. Этот маленький человек с иронической улыбкой на лице предстал перед ней собственной персоной. Все события того времени были воссозданы так, как они происходили в действительности. После стольких лет ни одна деталь не была упущена.

Той ночью 1928 года Макси выстрелила в Дока и повредила ему позвоночник. Однако на протяжении двух лет он сумел скрывать от всех, что стал инвалидом, а потом объявил, что пострадал в автомобильной катастрофе. Макси лишила его способности двигаться, и она же лишила его всех денег, которые по указанию Дока Однорукий Джо украл у Скальпини. Переполненный ненавистью к Макси за ее измену, Док еще в те давние времена поставил своей целью убить ее и всех тех, кто хоть что-то о ней знал. В1964 году ему на глаза попалась фотография счастливой Макси с внучкой. Его охватила безумная радость — и такая же неистовая ярость. И, ослепленный ею, он совершил ошибку — решил позвонить Макси, чтобы напугать ее. И к тому времени, когда посланный им наемный убийца прибыл в Луисвилл, она уже успела скрыться.

В 1975 году, уже растеряв свою власть и мощь, он снова послал человека в Луисвилл, чтобы выяснить, не знает ли кто-нибудь из близких Макси об исчезнувших деньгах Однорукого, а точнее сказать — его деньгах. Теперь Саманте были известны все эти подробности, а скрюченный человек сидел в инвалидной коляске прямо перед ней. И в ее руке был пистолет. С такого расстояния она наверняка убила бы его, независимо от того, заряжен пистолет боевыми или холостыми патронами, стоило только нажать курок. До сего момента она воспринимала Дока лишь как старика-инвалида, но теперь видела перед собой того самого человека, который устроил бойню в ночном клубе, полном народу, только ради того, чтобы застрелить соперника, от которого забеременела «его девушка», пошел на убийство своих людей, чтобы овладеть нелегальным рынком спиртного, ловко переложив ответственность за это на другого гангстера-босса.

— Вы лишили жизни человека, который вас любил больше, чем самого себя, — прошептала Саманта, имея в виду Однорукого. — Вы уничтожили всех, кто был хоть как-то близок вам. Стоила ли игра свеч? Теперь вы сидите тут, одинокий, всеми забытый старик, которого никто не любит, никто во всем мире. Вы были изуродованы собственной алчностью. Стоят ли эти страдания всех денег в мире?

Док рассмеялся ей в лицо.

— Ты маленькая глупышка. Думаешь, все такие, как ты? Вот ты задаешь вопрос — стоили ли все эти страдания… Да! Стоили. Я ни секунды не скучал в своей жизни. Я взял от нее все, что хотел. Я выиграл каждую партию той игры, которую затеял. Больше нечего взять от жизни. Я выиграл.

— А моя мама… — прошептала Саманта.

— Она была ничем. Однорукий Джо — был ничем. Макси — была ничем, хотя она чуть было не обыграла меня. Мне стало известно, что у нее появился любовник, но я никогда не знал, что она была от него беременна, пока этот твой здоровенный парень не рассказал мне об этом. Я отлично знал, что мы с тобой не одной крови, и я никогда бы не встретился с тобой, если бы это не касалось денег.

Саманте было трудно понять и принять его доводы. Хотя, может, он не так уж не прав, и ей только кажется, что все, «как она». Ведь ей всегда больше всего на свете хотелось любви и дружбы. А если бы все хотели того же, не было бы таких людей, как этот…

— Я ненавижу вас! — прошептала она.

Док расплылся в улыбке — мягкой, ласковой, будто читал все ее мысли. И тут Саманта поняла, чего он хочет — чтобы она убила его. Она попыталась взглянуть на него глазами, не затуманенными ненавистью, и вновь увидела беспомощного старика инвалида… Несчастного, жалкого, да к тому же еще и нищего. Майк сказал ей, что, насколько они могли выяснить, Док остался без гроша. Все его деньги ушли на то, чтобы спрятаться и защитить себя. Кто бы заботился о нем, не покупай он всех этих людей? А теперь его ждет приют для престарелых, где властная няня будет окликать его: «Тони?!»

И еще она поняла, что если сейчас застрелит его, то он отправится в ад с мыслью, что сумел выиграть решающий поединок. Из-за него Саманту посадят в тюрьму, и даже у мертвого убийцы появится новая жертва.

Немного отведя ствол от его головы, она выстрелила все шесть раз… в стену сзади Дока.

В следующий момент Майк уже держал перед носом Саманты рюмку с коньяком.

— Выпей, — велел он, и она заглотнула коньяк, правда, Майку пришлось придерживать ее руки, которые тряслись так, что она едва не расплескала все содержимое рюмки.

— Как?.. — Ее голос дрожал, и ей пришлось начать заново. — Как удалось Майклу Рэнсому выжить?

12 мая 1928 года

Когда дежурный врач увидел тело Майкла Рэнсома, у него не было никаких сомнений, что перед ним труп. Никто не может потерять столько крови и после этого остаться в живых. В нижней части его тела застряло, должно быть, не менее двадцати пуль. Его ноги были похожи на кусок фарша.

Но тут Майкл приоткрыл глаза, и врач закричал:

— Эй, кажется, этот еще…

Собрав весь остаток сил, Майкл схватил его за руку и прошептал:

— Если у вас есть какое-то милосердие, не давайте им знать, что я живой…

Врач видел, что сейчас этот человек потеряет сознание, и не понимал, о чем он говорит.

— Вы же истечете кровью до смерти!

— Если они обнаружат, что я жив, я потеряю гораздо больше крови.

В этот момент к ним подошел какой-то тип, под пиджаком у которого явственно угадывался пистолет, и поинтересовался, глядя на изуродованное тело Майкла: «Как этот?»

Врач понял, что это была «разборка между своими». Но странно, что на этот раз погибли и женщины. К примеру, все девушки из хора были буквально изрешечены пулями. Чудом уцелевший посетитель, видевший все от начала до конца, рассказал, что девушек обстреляли в первую очередь, будто автоматчикам было велено сперва покончить с ними. По его же словам, в мужчину, который сейчас лежал, накрытый простыней, стреляли трое. И по какой-то непонятной причине все трое стреляли ему ниже пояса.

Врач накрыл лицо Майкла простыней.

— Он мертв. — После этих слов громила кивнул головой и ушел. Вид у него был удовлетворенный.

Когда громила скрылся из виду, врач наклонился над Майклом и прошептал:

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы никто не узнал, что ты жив.

Впоследствии он очень переживал из-за женщины в красном платье, которой тоже пришлось сказать, что человек под простыней мертв — из опасения, что она выдаст их каким-нибудь невольным словом или жестом. Как только у врача появилась свободная минута, он тотчас поспешил за кулисы, чтобы найти женщину, но ее нигде не было. Он лишь обнаружил кровавое пятно в комнате, где, очевидно, была женская раздевалка и гримерная, но никакого тела тоже не нашел.

Затем врач выждал, пока увезли тех, кто официально числился живым, и отвез человека под простыней в госпиталь. Там на него накричали, что он привез истекающего кровью человека самым последним. А хирург прямо сказал, что бесполезно заниматься тем, кто одной ногой в могиле, а у него есть другие раненые, которые нуждаются в его помощи. Но врач стал умолять попробовать спасти Майкла, и, тяжело вздохнув, хирург разрешил направить его в операционную.

Два дня спустя тот же врач пришел в палату к Майклу и сообщил, что ему нужно бежать.

— Они проверяют больницу… Кажется, разыскивают тебя.

Затуманенный болью и таблетками, Майкл попросил врача помочь ему добраться до телефона — нужно срочно кое-кому дозвониться.

Он позвонил своему другу-однополчанину Франклину Таггерту, человеку, которому когда-то спас жизнь. Тогда в лазарете Фрэнк говорил, что, если ему что-нибудь будет нужно, пусть только скажет.

И вот теперь Майкл сказал своему другу, что ему нужна помощь.

Через каких-то два часа у больницы появился эскорт полицейских автомобилей, и Майкла отвезли в аэропорт к поджидающему его самолету. Майкла привезли в город Чандлер, штат Колорадо, в дом Фрэнка. Там ему была оказана самая лучшая медицинская помощь. К моменту, когда он поправился, семья его друга стала его семьей.

Все эти годы Майкл думал о том, что же случилось с Макси, но не решался разыскивать ее, боясь навести Дока на след. Он любил представлять себе, как где-то в надежном месте живут Макси и его сын. Но лишь в 1964 году, когда он увидел фотографию в газете, Майкл убедился, что женщина, которую он любил, не только жива и здорова, но и счастлива. Это было видно по тому, как Макси держала свою маленькую внучку. «Наша внучка», — подумал Майкл. Он тоже был счастлив — тем, что после него останется потомство. Именно когда он увидел эту фотографию, он и решил приступить к написанию книги под названием «Хирург».

1991 год

— Мне кажется, вам пора, — тихо сказала Блэр Майку, и в ее глазах он прочел то, чего так боялся.

— Сэм, — начал Майк.

Ей достаточно было взглянуть на него, чтобы все понять.

— Я не такая уж хрупкая и нежная… — проговорила она, теребя красное платье Макси. Спереди платье было заляпано кровью, но не настоящей, а бутафорской, на основе глицерина, которую используют при съемках фильмов и которая всегда выглядит свежей и красной. Рядом стоял Уолден. В спектакле он играл Однорукого. Его отец был тем самым мальчиком, который в ту страшную ночь прятался в стенном шкафу и видел, как Док убил Однорукого. И это Макси платила за образование Уолдена, его братьев и сестер. Как только она их нашла, именно ее поддержка помогла всей семье не умереть с голоду.

— Моя бабушка умирает, да?! — Саманта переводила взгляд с Блэр на Майка.

Они не собирались скрывать от нее правду.

— Да, это так… — кивнула Блэр.

— А бабушка знает?

— Да. Она хочет повидаться с тобой и с Майком. Хочет с вами поговорить.

— Да, да, — заторопилась Саманта. — Мне нужно многое узнать о дедушке Кэле.

Ей вдруг показалось очень важным узнать, любила ли человека, который был так дорог ей, Саманте, его жена. Или она любила одного Майкла Рэнсома.

Саманта совершенно искренне заулыбалась, когда увидела свою бабушку, лежащую в кровати, среди красивых розовых простыней и наволочек. Блэр еще рано утром перевезла ее из приюта к Джубели, чтобы она могла наблюдать за всеми приготовлениями к спектаклю. Но как только Саманта в образе Макси вошла в дверь черного хода, Блэр перевела свою больную в маленькую комнатку, которая когда-то была гримерной Майкла Рэнсома.

Как у них уже повелось, Саманта залезла к бабушке на кровать, но теперь Макси была слишком слаба, чтобы прижать внучку к себе.

— Расскажи, как это было, — попросила Саманта, поглаживая волосы Макси и чувствуя, как тепло уходит из ее тела. Голос ее тоже стал настолько слабым, что приходилось низко склоняться над ней, чтобы расслышать хоть что-нибудь.

— Я вышла из клуба, — зашептала Макси. — У меня не было багажа. Была налегке. Все, что было со мной, — сумка и мешочек, который мне передал Однорукий. Я добралась до железнодорожного вокзала и купила билет, истратив все наличные деньги, которые у меня остались. На эту сумму я могла доехать только до города Луисвилла в штате Кентукки, не дальше… В Луисвилле я вышла из поезда и присела на скамейку около вокзала. Очень хотелось есть — два дня я ни крошки не держала во рту. Человек, которого я любила, — погиб. Негодяй, которого я изувечила, наверняка жаждет мести. Я была на третьем месяце беременности. У меня не было дома… Не было — ничего. Все, чем я обладала, это десять тысяч долларов в банковском мешочке — меченые деньги, которые будут стоить мне жизни, если я истрачу хотя бы монетку. Еще у меня были кое-какие драгоценности, но если я их заложу — меня по ним найдут.

Макси остановилась передохнуть, а Саманта и Майк молча ждали, зная, что ей необходимо выговориться.

— Потом я пошла в женскую комнату на вокзале отмыть кровь с платья. И только там заглянула в мешочек и обнаружила сверточек на самом, дне. В нем были крупные бриллианты, принадлежащие Доку, — стоимостью ровно в три миллиона долларов. Однорукий, видимо, успел вложить деньги в камешки, чтобы их проще было перевозить. Когда я увидела эти бриллианты, сразу поняла: если меня найдет Док или его люди, мне конец. Я отправилась в зал ожидания, раздумывая, покончить мне с собой или срочно придумать что-то, чтобы спастись.

Тут Макси сделала паузу и улыбнулась своим воспоминаниям.

— И тут рядом присел молодой человек и сказал: «У тебя выражение лица такое же мрачное, как мое настроение. Хочешь есть? Заодно поговорим». Я взглянула в его теплые, добрые карие глаза и ответила: «Да!» Вот так я и познакомилась с Калвином Эллиотом. Он привел меня в кафе и накормил. И я ему все рассказала. Он выслушал очень спокойно, и я видела, что он меня не осуждает. Когда я закончила свою историю, он рассказал о себе. Он только что уволился из армии, а в прошлом году умерли его родители — оба от сердечной недостаточности. А совсем недавно девушка, которую он любил еще с начальной школы, сбежала с парнем, которого знала всего неделю. И наконец, позавчера он узнал, что в результате перенесенной два года назад свинки стал бесплодным.

Внезапно Макси стала задыхаться. Саманте ужасно хотелось запретить ей говорить и дать отдохнуть; но обе они хорошо знали, что теперь никакой отдых уже не поможет.

Когда Макси продолжила рассказ, ее шепот был чуть слышен.

— Потом Кэл и я долго сидели, молча глядя друг на друга и не зная, о чем же говорить дальше. И вдруг Кэл сказал, что нам следует пожениться. Он сказал, что в этом есть смысл. У него никогда не будет своих детей, и жалко, если мой ребенок будет вынужден расти без отца. Он добавил, что хотя мы не любим друг друга и, возможно, никогда и не полюбим, то, во всяком случае, оба будем любить ребенка, а этого вполне достаточно.

— И ты согласилась? — спросила Саманта, чувствуя, как на глазах угасает жизнь в немощном теле ее бабушки.

— Не сразу. Я напомнила ему, какие опасности будут нам грозить, если люди Дока найдут меня. Но Кэл заявил, что мы изменим мне облик и биографию, и они никогда меня не найдут. Я пыталась его отговорить от всей этой затеи. Я сказала, что ведь он ничего с этого иметь не будет, а Кэл рассмеялся и ответил, что я, наверное, давно не глядела на себя в зеркало.

— Ну, и ты вышла за него…

— Три дня спустя. — Макси прикрыла глаза. — И Док действительно не мог разыскать меня, пока не попалась ему эта фотография в газете… Ну, и мне пришлось уехать, но и этот шар не спас жизнь твоей матери.

— И ты смогла полюбить его? — Саманта как-то слишком громко задала этот вопрос. Кажется, ее испугали закрытые глаза Макси. Ей хотелось молить Бога, чтобы тот не забирал Макси к себе, но она понимала, как это эгоистично. Хотя Макси не говорила об этом ни слою, Саманта чувствовала, какую ежеминутную боль испытывает ее бабушка. И эта боль усиливалась изо дня в день. К тому же врачи сообщили «Саманте, что с тех пор, как она ворвалась в жизнь Макси, та отказалась принимать болеутоляющие средства, чтобы не упустить ни минуты общения с единственной и любимой внучкой. Она боялась, что эти средства слишком затуманивают голову…

— Да, — продолжала Макси, вновь открыв глаза. — Полюбить Кэла было очень легко. Конечно, он так не возбуждал и не волновал, как Майкл, и не был столь непредсказуем и интересен. Но Кэл всегда был рядом в нужную минуту. Всегда приходил на помощь, когда мне это было необходимо.

Макси подняла взгляд на внучку. Ее глаза были полны любовью.

— Кэл всегда любил меня… так же, как я любила его…

Вот так Макси и умерла. На ее лице запечатлелось выражение любви.