Лепестки на ветру

Глава 26

Элен Сорель, сидя на кушетке в гостиной, наслаждалась утренней чашкой кофе, заодно просматривая корреспонденцию. Мягкие лучи осеннего солнца заливали комнату теплым, немного грустным светом. Сейчас, в этой благополучной обстановке, драма вчерашнего дня казалась кошмарным сном. Полковник фон Ференбах и генерал Росси разгромили небольшую армию Варенна с самыми незначительными потерями со своей стороны. Поместье, которое могло бы стать центром будущей империи, теперь пребывало в пустынной заброшенности, если не считать прусской охраны. Заговорщики посрамлены, справедливость восстановлена, мир устоял, и она, Элен Сорель, тоже приложила к этому руку.

"Хандра — вполне естественное состояние после перевозбуждения, — сказала она себе. — Пришло время подумать о будущем. Девочек пора привезти обратно в Париж». Мысль о дочерях немного подняла ее настроение, и все же на душе было муторно. Уныло глядя в кофейную чашку, Элен пыталась отыскать причину сегодняшней грусти.

Горничная доложила, что к мадам пришел гость. Очень высокий молодой человек. Немец.

В голове Элен мгновенно пронеслась мысль о прическе, о том, что утренний наряд мог быть и получше… Облизнув губы, она приказала пригласить гостя к ней. Вчера вечером полковник проводил ее до дома, вежливо поклонился, но не сказал ничего о предполагаемом визите. Скорее всего его привела к ней лишь обычная вежливость. Он пришел справиться, как она чувствует себя после столь бурной скачки.

Карл фон Ференбах смотрелся просто красавчиком: высокий, ладный, льняные волосы блестят на солнце. Но бросалась в глаза и серьезность, с которой он поцеловал протянутую Элен руку.

После неловкого молчания полковник медленно проговорил:

— Я думал над тем, что вы мне сказали, когда приехали ко мне.

— Да? — Пульс Элен участился. — В самом деле?

— Вы говорили, что кое-что может положить конец ненависти, и хотели, чтобы я посмотрел на все непредвзято, забыв, что вы — француженка, а я — пруссак.

Элен молча ждала, что последует дальше, стараясь казаться как можно более невозмутимой.

Полковник снова надолго замолчал, а потом, превозмогая себя, продолжил:

— Долгое время я старался воспитать в себе невосприимчивость к человеческим страстям, но оказался слабее, чем я думал. Моя боль все еще при мне. Но если сердце чувствует боль, оно способно чувствовать и другие, более приятные вещи.

— Такие, как любовь?

— Да, любовь.

Полковник искренне взглянул Элен в глаза. Такой человек не бросает слов на ветер.

— Если вы захотите простить мне мою холодность… Может быть, мы сможем попытаться.

— Как мне этого хочется! — воскликнула Элен и радостно улыбнулась.

Напряжение в лице полковника исчезло, и он сразу помолодел лет на семь.

— Тогда вы, может быть, согласитесь поехать со мной кататься? Карета ждет внизу.

Элен не верила глазам. Ференбах и вправду не терял времени даром! Так почему же он до сих пор… Довольно! И так потрачено впустую достаточно дней.

— С огромным удовольствием, — ответила Элен, вставая.

— Еще одна вещь… Если вы позволите… Полковник привлек Элен к себе и замер, словно давая ей время привыкнуть к своему новому состоянию. Элен не шелохнулась, едва живая от надежды и страха.

Губы его оказались теплыми, вовсе не такими, как могли бы быть у ледяного принца. С легким стоном она запрокинула голову, чтобы ему было удобнее целовать ее. То, что начиналось как робкая попытка, переросло в огневой шквал страсти. Кровь закипела в ней, горячая волна прокатилась с головы до пят.

Казалось, каждый из них стремился как можно быстрее заполнить пустоту, поселившуюся в сердцах несколько лет назад. У Элен кружилась голова от этих прикосновений, от запаха его тела, от вкуса губ, от той голодной ласки, с которой он сжимал ее. Спустя вечность дама осознала, что спиной упирается в стену. Если бы не она да еще сильные руки полковника, Элен просто растаяла бы и превратилась в озерцо счастья на полу.

Карл поднял голову и, задыхаясь, сказал:

— Я мечтал об этом, едва увидел вас. Нежно коснувшись ладонью ее щеки, он серьезно и обстоятельно предложил:

— Сейчас мы поедем кататься, потом позавтракаем в самом лучшем в Париже кафе. И по дороге будем целоваться много-много раз. Хорошо?

— Хорошо! — рассмеялась Элен. Полковник оставался несокрушимо серьезным. Но это даже хорошо. У нее хватит огня на двоих и еще останется.

Люсьен оказался отличным собутыльником. И не только потому, что не задавал вопросов, но и потому, что был на редкость заботливым гостем. Он догадался уложить хозяина спать пораньше, так что, проснувшись наутро, Рейф чувствовал лишь головную боль. Люсьен мирно посапывал на диване в гостиной.

После легкого завтрака, состоящего из рогаликов и кофе, Рейф дал полный отчет о том, что произошло. Или почти полный. Умолчал лишь о тех моментах, которые касались Марго. Рейф подозревал, что Люсьен догадался о том, о чем он недоговаривал, но у лорда Стрэтмора хватало такта обходиться без назойливых вопросов.

Позавтракав, Люсьен уехал в посольство. Сразу после его отъезда к Рейфу явился посыльный с пакетом для герцога Кэндовера. Он принял этот пакет без всякого энтузиазма, догадываясь о том, что внутри.

Как и предполагал, внутри оказалась маленькая бархатная коробочка со злосчастными изумрудами. В короткой записке говорилось: «Маскарад окончен. Спасибо за все. Марго».

Рейф спросил себя, есть ли нечто знаменательное в том, что она подписалась как Марго. Едва ли это было всего лишь подтверждением того факта, что он никогда не называл ее Мегги.

Рейф вынул из коробочки изумрудное колье, пропустил холодные камни сквозь пальцы, вспоминая, как красиво они выглядели на шее той, что их носила. И серьги, они здорово подчеркивали изящную форму ее ушей… Едва ли эти камни способны украсить какую-то другую женщину, кроме той, кому они предназначались. Рейф вдруг решился поехать к Марго и вернуть драгоценности. Быть может, она согласится принять их в качестве свадебного подарка. Он хотел, чтобы у Марго осталось что-то на память о нем. И еще Рейф решил проститься с ней, как положено воспитанному человеку. Действительно, он был вчера не в себе, если скрылся, не попрощавшись.

Но и в этом, таком невинном действе его ждало разочарование. В гостиной Марго он застал только Роберта Андревиля, который весьма сердечно приветствовал его.

После ванны, хорошо выбритый и прилично одетый, Роберт выглядел почти здоровым, если не считать перевязи на левой руке. Вероятно, его способность восстанавливаться была столь же выдающейся, как и выносливость. Они с Марго во многом похожи.

После обмена приветствиями, приняв приглашение сесть, Рейф поинтересовался, дома ли Марго.

— Нет, она уехала в Шантель, — усмехнулся Роберт. — Какие-то проблемы с котом.

— Господи, не думает ли она привезти этого зверя сюда?

— Именно. Пруссаки вряд ли забудут покормить лошадей, но что касается кота… Мегги боится, что животному придется голодать.

Рейф восхищенно покачал головой. За всеми событиями Марго не забыла кота, который, надо признаться, вид имел весьма не жалкий.

Но на смену восхищению вскоре пришла досада, У него даже не будет возможности попрощаться.

— Мне жаль, что я не застал Марго, — сказал Рейф, вставая. — Поскольку завтра я возвращаюсь в Лондон, не могли бы вы выполнить мою просьбу и передать ей вот это. Я бы хотел, чтобы она приняла мой подарок. Если, конечно, вы не будете возражать.

— Почему я должен возражать? — спросил Роберт, смерив Рейфа оценивающим взглядом.

"Для чего он прикидывается глупцом?» — раздраженно подумал Рейф.

— Как будущий муж вы можете запретить ей носить драгоценности, подаренные другим мужчиной.

— Будущий муж?

Роберт повертел коробочку в руках, а потом поставил на столик.

— С чего вы взяли, что мы поженимся?

— Если запамятовали, — со сдержанной яростью проговорил Рейф, — напомню: вы собирались сделать ей предложение.

Роберт взглянул на него исподлобья, неожиданно став очень серьезным.

— Я сказал, что собираюсь просить ее руки, но не говорил, что Мегги примет предложение. Честно говоря, сильно сомневаюсь, что она захочет его принять.

Рейф почувствовал себя так, будто его ударили в живот. Он растерялся, не зная, как расценить слова Роберта.

— Почему она должна вам отказать? Вы были любовниками последние двенадцать лет или около того и, насколько я понимаю, прекрасно друг с другом ладите.

Роберт отошел к окну. Довольно долго молча смотрел вдаль, погруженный в раздумье. Наконец решение созрело, он повернулся к Рейфу и стоял, облокотясь на подоконник. Свет падал так, что лицо его казалось неразличимым. Темный силуэт на фоне яркого прямоугольника.

— Не совсем так. Мы перестали быть любовниками больше трех лет назад. Три года, два месяца и, — Роберт на мгновение задумался, — пять дней, чтобы быть точным.

— Но я сам видел, как вы приходили к ней домой поздно вечером.

"И целовал ее», — добавил Рейф про себя.

— Мы продолжали оставаться партнерами, коллегами и, если угодно, друзьями, — пожал плечами Роберт.

— Но почему?..

Рейф запнулся, понимая, до какой степени бестактно будет звучать вопрос.

— Почему мы больше не любовники? — пришел на выручку Роберт. — Потому что Мегги больше не хочет, чтобы мы делили постель, считая, что это не правильно. Она и в первый раз отказала мне, так как считала невозможным выйти замуж без любви. За годы многое изменилось, но только не это.

— И вы не были против того, что Марго больше?.. Роберт горько усмехнулся.

— Конечно, был. Но если вы хоть чуть-чуть знаете Мегги, то должны понимать, что заставлять ее бесполезно. Да, мы больше не делим постель, но в остальном наша дружба осталась прежней, а это дорогого стоит. Для физической близости отыскать женщину нетрудно, но Мегги — только одна. До прошлого года, пока она не стала играть роль графини Янош, мы жили вместе. С того момента, когда я начал работать в британской делегации, мы стали просто знакомыми.

Но Рейф жаждал большей определенности.

— И все же, если бы вы точно знали, что вам откажут, не планировали бы предлагать руку и сердце вторично.

Роберт ответил не сразу:

— Я имел несчастье смотреть на вещи слишком оптимистично. Как-то Мегги сказала, что после войны хотела бы вернуться в Англию, поселиться в каком-нибудь тихом графстве. Я решил подождать месяца три, а потом приехать. Тогда мне казалось, что она выйдет за меня, просто спасаясь от скуки.

; Роберт опустил глаза и нервным жестом поправил повязку.

— Я могу и хочу работать. Я богат, Мегги красива, мы самые лучшие друзья — многие супруги сочли бы за счастье иметь все это. Но обстоятельства изменились, и я больше не думаю, что она примет мое предложение.

Настало время расставить точки над i.

— Вы любите ее? — прямо спросил Рейф. Роберт молчал. Темный силуэт на фоне окна казался тенью.

— Люблю? Я не знаю, что это такое. Возможно, мне не хватает темперамента для таких великих страстей. Вероятно, я не люблю Мегги в том смысле, который вкладывает в это слово она.

Он замолчал и чуть погодя добавил почти для себя:

— Для нее я готов пройти сквозь огонь, но это, наверное, что-то другое.

Рейф, раздираемый противоречивыми чувствами, подошел к Роберту вплотную, чтобы увидеть его лицо.

— Зачем вы рассказали мне это? — тихо спросил он.

— Думаю, Мегги вас любит. Я знал, что она любила кого-то еще до нашей встречи, теперь понял, что она не переставала любить вас. Даже если и нет гарантий, что Мегги забудет прошлое и выйдет за вас замуж, вы могли хотя бы попытаться сделать предложение, — добавил Роберт с кривой усмешкой.

В сердце Рейфа зародилась и крепла надежда, надежда на почти невероятное.

— Я уже хотел уехать в Англию, не повидавшись с ней.

— Я знаю, поэтому и завел разговор.

— Вы благородный человек, — с чувством сказал Рейф.

— Я хочу, чтобы Мегги была счастлива, — просто ответил Роберт. Но, — ив голосе его появились неслышимые раньше стальные нотки, — если вы женитесь на ней и сделаете ее несчастной, ответ будете держать передо мной.

— В первую очередь я отвечу перед самим собой, и этот спрос будет самым строгим.

Рейф говорил задыхаясь, не в силах поверить в привалившее счастье:

— Это… невероятно, но спасибо вам.

Схватив со стола коробку с изумрудами, он почти бегом выскочил из комнаты.

Роберт, отодвинув штору, наблюдал, как скрылся за поворотом экипаж Рейфа. Соперник торопился в Шантель.

Бессильно опустив штору, Роберт, плотно сжав губы, отвернулся. Он действительно благородный человек.

И еще — круглый дурак.