Лорд-дикарь

Глава 12

Леон не желал быть представленным кому бы то ни было и меньше всего — чванливой старой вдове, которая, без сомнения, ждет, что он будет пресмыкаться, кланяться, выдрючиваться на разный манер, лишь бы только заполучить всесильный титул маркизов Сейдж.

Ну что же, придется разочаровать вдову. Леон саркастически улыбался, глядя в окно переполненной людьми кареты графа.

Он поерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее. В карете было тесно. Лишившись удовольствия ехать с Ариэл, Пенроуз собрал всех вместе в одной карете. Их было пятеро, хотя Таннер, сидевший рядом, занимал место, предназначенное для двоих, а уж болтал за целый десяток. От его болтовни у Леона разболелась голова.

Он уже выслушал длинную лекцию Каслтона о вкусах бабушки. Выяснилось, что она любит хорошую еду, животных — больше, чем людей, особенно парочку любимых боксеров, и имеет на все особое мнение. Больше всего она ненавидит дерзость, скучные разговоры и перспективу, что наследником титула станет Адам Локби.

Каслтон выразил и свое личное мнение об этом человеке. Несмотря на все сказанное, а может, благодаря ему Леон проникся симпатией к Локби — лучше иметь открытого врага, чем вероломного друга. Леон быстро положил конец нравоучениям и, отвернувшись, стал смотреть на пробегающий за окном пейзаж. Это его первое знакомство с Лондоном, и, сам того не замечая, он пленился им.

В каждом большом городе есть свое очарование. Но при всей своей ненависти к Англии Леон должен признать, что Лондон один из самых красивых и оживленных городов, какие ему приходилось видеть. Картины сменялись одна за другой, и улицы становились красочнее и оживленнее по мере того, как они приближались к Мейфэру, самому престижному району города, где находился дом его бабушки. Об этом сообщил Пенроуз, для которого подобная чепуха, по-видимому, имела большое значение.

Уличные торговцы, трубочисты и попрошайки заполняли улицы, ловко лавируя среди нарядной публики и экипажей. Пикантный запах приправ доносился из открытых уличных кафе, вдали слышалась музыка, и все это перемежалось со стуком копыт по мостовой. Наблюдая за всадниками, Леон пришел к заключению, что в Англии знают толк в лошадях.

Из всей их компании всю дорогу молчал только один человек — Ариэл. Она коротко поздоровалась с ним за завтраком и больше не проронила ни слова. Леон чувствовал, что она все еще сердится.

То, что Ариэл продолжала сердиться на него, еше раз убедило Леона в том, что женщины совершенно не умеют управлять своими эмоциями. Он делал все от него зависящее, чтобы помочь ей завоевать расположение человека, который лично ему был глубоко несимпатичен, а Ариэл дулась на него, потому что ей, видите ли, не понравились его методы.

То ли дело мужчины. Иногда вероломные и жадные, но более постоянные в своих привычках. Уж если он собирается воткнуть тебе нож в спину, то будьте уверены: он это сделает. Леон отлично умел и знал, как вести себя с мужчинами. Но женщины… Женщина может пробудить в мужчине страсть, легонько царапая его спину своими коготками, но через секунду этими же коготками она способна выцарапать ему глаза. Никогда не знаешь, чего от нее ждать.

Для себя он давно решил: самая лучшая защита от прихотей и непостоянства особ женского пола — никогда не позволять им забираться к себе в душу. Стоит женщине позволить это сделать, ты пропал — она навеки завладеет тобой.

Леон с раздражением думал, как глупо он нарушил вчера свою собственную заповедь. Когда Ариэл назвала его дикарем, он думал, его сердце разорвется на части. Едва сдержался, чтобы не выдать себя. Почему он так бурно реагирует? Ведь последнее время его только и звали что дикарь, и ему было на это глубоко наплевать. Да, но Ариэл вонзила свой нож глубже, чем другие: она сказала, что он в сердце своем дикарь. Нет, он не дикарь, а зверь. Может, она о чем-то догадывается? Но ведь он рассказал ей о своем прошлом только то, что хотел, а не то, что лежит у него на сердце.

Он может гордиться собой. Ему все-таки удалось взять себя в руки. Он хозяин своих эмоций и никогда не выплескивает их.

Карета остановилась на западной стороне Баркли-сквер. Лакеи спрыгнули с запяток и распахнули дверцы. Леон, сидевший рядом с дверью, вышел первым и, ожидая остальных, стал рассматривать дом леди Сейдж. Он нехотя признал, что дом, сделанный из кирпича и украшенный черными кованого железа резными балконами, был великолепным и внушительным — резиденция, достойная королевской фамилии. Вылезший вслед за Леоном Пенроуз сообщил ему, что рядом находится дом лорда и леди Кларемонт. Когда король приезжает в город, то непременно посещает оба дома.

Очень интересная информация!

Возглавляемая Каслтоном компания направилась к особняку. Швейцар в зеленой с золотыми галунами ливрее распахнул перед ними дверь, и они попали в руки многочисленных лакеев, которые быстро освободили их от верхней одежды и передали на попечение высокого с негнущейся спиной дворецкого, который повел их наверх в приемную мадам.

За простым фасадом особняка скрывался пышный интерьер. Куда бы ни посмотрел Леон, он видел бархат и шелк, серебро и золото. Даже бархатные драпировки, висевшие на высоких сводчатых окнах холла, украшены богатым орнаментом.

Приемная мадам была залом внушительных размеров, с высоким, украшенным искусной филигранью потолком, с лепными карнизами и сводчатыми окнами, выходящими во внутренний двор. Под стать комнате и мебель: такая же внушительная и солидная, на ее фоне стоявший в углу огромный рояль казался почти миниатюрным. Леон заметил, что Ариэл смотрит вокруг с таким неподдельным восхищением, будто никогда ничего лучше не видела. И неудивительно. Вся обстановка и размеры зала преднамеренно величественны. Когда Леон посмотрел на вдову, он понял почему.

Леди Джулия Сейдж — крупная женщина и, как правильно заметил Каслтон, высочайшего о себе мнения. Внушительных размеров зал с его яркими красками и вызывающим декором служил ей хорошим обрамлением. Леон был уверен, что все это не случайно. Даже кресло, в котором она сидела, стояло на встроенной между окнами платформе. Все остальные располагались ниже, что не оставляло ни малейшего сомнения, кто здесь правит бал. По обе стороны от вдовы стояли низкие табуретки с вышитыми шелковыми подушками, на которых лежали ее любимые боксеры. Платформа, уютно устроившиеся собаки — все это, по мнению Леона, настолько смешно и нелепо, что он не сразу обратил внимание на людей, расположившихся в двух передних креслах. В одном, как он потом узнал, сидела леди Элизабет Локби, дочь леди Сейдж и его тетка, о чем он мрачно подумал, будучи ей представленным. Во втором кресле сидел преподобный мистер Боттс, ректор Ашбери — лысый толстый коротышка, ничем особенно не примечательный, но, как отметил про себя Леон, обласканный своей благодетельницей именно за незаметность и постоянную услужливость.

Леон почувствовал прикосновение чьей-то руки и, оглянувшись, увидел, что Ариэл подбадривающе улыбается.

— Удачи, — прошептала она с улыбкой на лице и настороженностью в больших голубых глазах.

Леон почувствовал ее беспокойство за него, и раздражение против нее, которое охватило его в карете, моментально исчезло.

Ему захотелось сказать ей, что он не нуждается в удаче, но было поздно — они приблизились к платформе.

Каслтон и леди Сейдж обменялись взаимными представлениями. Дама даже представила обоих боксеров по имени: Фейт и Фелисити. После того как предварительное знакомство закончилось и все расселись по местам, Элизабет Локби, посмотрев на мать, сказала:

— Мама, ты прекрасно знаешь, что я возражала против этой встречи. — Она бросила косой взгляд в сторону Леона, и ее узкое, длинное лицо под шапкой кудрявых волос цвета нечто среднего между сажей и пеплом стало суровым. — Но если ты по непонятной мне причине все же решилась пойти на поводу у слухов…

— Ради Бога, Элизабет, если тебе есть что сказать, выкладывай прямо, — приказала вдова.

— Я только хотела посоветовать. Прежде чем приступать к делу, тебе лучше дождаться приезда Адама, — выпалила дочь.

— Почему я должна ждать того, кто сюда вовсе не приглашен?

Леди Локби побледнела:

— Ты не пригласила Адама? Но он же твой внук.

— Да, да, и он был у меня вместе с тобой на Рождество и, полагаю, снова приедет на него в следующем году, — произнесла леди Сейдж без всякого энтузиазма. — Мне надо хоть немного отдохнуть от его бесконечной напыщенной болтовни.

— Тебе не кажется, мама, что сейчас не самое подходящее время говорить об этом? Некоторые амбициозные личности преследуют здесь свой интерес, — сказала леди Локби, бросив презрительный взгляд в сторону графа и сэра Таннера. — Мне кажется их присутствие нежелательным, ведь речь пойдет о чисто семейных проблемах.

— Навряд ли представительство в палате лордов может быть названо чисто семейным делом, — огрызнулся Каслтон.

Лицо леди Локби исказилось злобой, и она кинулась на защиту своего отсутствующего отпрыска.

— Лично у вас есть место в парламенте, — закричала она, — и нечего вам совать нос в чужие дела. Оставьте моего сына в покое!

— С радостью, дорогая леди, — ответил Каслтон, — но при условии, что он перестанет делать то же самое в отношении меня и не будет мешать в том, что я делаю для процветания нашей великой страны.

— Правильно! Правильно! — с воодушевлением закричал Таннер.

— Хватит, — приказала леди Сейдж. При звуках ее сурового голоса обе собаки в унисон зарычали. — Иначе мне придется вас всех выгнать. Мне не нужно ничьих советов. Займите свои места и успокойтесь.

Взмахом руки леди Сейдж отпустила дворецкого, не дав ему никаких распоряжений относительно чая или других освежающих напитков. У Леона стало создаваться впечатление, что его пригласили скорее для развлечения, чем для инспекции, но он ошибся.

— Вы, — леди Сейдж указала на Леона, — подойдите ко мне поближе, чтобы я смогла получше рассмотреть вас.

Леон выступил вперед и встал в пятно льющегося из окна света. Ни капли не смущаясь, он позволил рассматривать себя долго и откровенно. В свою очередь, он тоже с интересом рассматривал ее. Леди Сейдж было слегка за семьдесят, и если пользоваться термином, применимым к мужчинам такого же возраста, то можно сказать, что она была крепкого телосложения. У нее были живые зеленые глаза и рыжеватого оттенка волосы, которые очень сочетались с ее пышущей здоровьем комплекцией. Хотя в данный момент леди не улыбалась, Леон заметил множество веселых морщинок вокруг рта и глаз.

— Ты не совсем то, что я ожидала увидеть, — сказала она, взмахом руки отпуская Леона.

— И я тоже, — ответил Леон. — Но если вы скажете мне, что, в частности, вас во мне не устраивает, то я постараюсь это исправить. Вы хотели бы, чтобы я был ниже ростом или, наоборот, выше? Может, у меня лицо слишком узкое или мало рук?

— Мне не нравится твоя дерзость, — фыркнув, ответила леди Сейдж, но в ее глазах мелькнуло больше интереса, чем неудовольствия.

— Примите мои извинения, — ответил Леон с небрежным поклоном. — Мне жаль, что вы приняли мое желание понравиться за дерзость.

— Я принимаю твои извинения, хотя сильно подозреваю, что ты развлекаешься на мой счет. Ты никого не любишь и никому не хочешь нравиться, кроме себя самого.

— Виноват, мадам, — ответил с улыбкой Леон. — Ну если вы меня уже раскусили, то позвольте мне снова занять свое место.

Отвесив второй небрежный поклон, Леон направился на свое место. Беглый взгляд по лицам присутствующих сказал ему, что он достиг желаемого эффекта. На лицах Каслтона и Пенроуза он увидел ужас, на лице Таннера — неподдельное удивление, а на лице леди Локби — торжество и победу. Ректор в расчет не шел, так как он дремал и, похоже, ничего не видел. И только Ариэл бросала на него лукавый взгляд, готовая в любую минуту рассмеяться. Леон заговорщически подмигнул ей.

— Чертовски трудно подниматься по этим ступеням, — заметил Леон, усаживаясь на место.

— Ты что, немощный? — подозрительно спросила леди Сейдж.

— Нет, просто ленивый.

Леди Сейдж быстро подалась вперед, как дуэлянт, готовый отразить нападение.

— Это второй недостаток, — заметила она.

— Вы так думаете? — Леон равнодушно пожал плечами. — С моей точки зрения, леность должна быть в крови у человека, носящего титул.

— А ты так стремишься его получить? Тебе хочется быть маркизом Сейджем?

— Было бы правильнее сказать, что это титул ищет меня, — сухо заметил Леон.

Леди Сейдж откинулась в кресле и задумчиво посмотрела на него. Решив, вероятно, что время для скрещивания мечей еще не настало, она обратила свой взор в сторону Носа и Ариэл:

— Мистер Пенроуз, мисс Холлидей, вы, как я слышала, учили этого молодого человека хорошим манерам?

Пенроуз заерзал на своем месте и что-то невнятно забормотал.

— Да, леди Сейдж, — ответила Ариэл, и ее голос по сравнению с другими был чистым и лишенным всяких сварливых ноток. — Мистер Пенроуз осуществлял общее руководство, а я занималась повседневной работой, так что, если вы найдете какие-то недостатки в его манерах, это исключительно моя вина.

— Ясно, — ответила леди Сейдж, внимательно рассматривая Ариэл. — Если хоть одна десятая тех слухов, что дошли до меня, правда, то вы просто выдающаяся женщина.

Ариэл скромно склонила голову, чувствуя — так, во всяком случае, показалось Леону — угрызения совести.

— Спасибо, мадам, — тихо ответила она. Величественная престарелая дама снова обратила свой взор на Леона.

— Ты вырос на Сандвичевых островах, не так ли? — спросила она.

— Нет. На Гавайях.

— Какая разница?

— Для гавайцев — большая.

— А для англичанина?

— Я не был в его шкуре.

— Как так? Ты носишь фамилию Дюванн, не так ли?

— Я редко называю себя по имени, — ответил Леон, слегка пожав плечом, — но не смею отрицать, что отзываюсь на это имя.

— Тогда что же ты мне морочишь голову, не признавая страну, в которой родился твой отец?

— У меня нет отца, леди Сейдж. Я ничего не знаю о человеке, который мог бы им называться, а тем более о стране, которую он считал своим домом.

— Честное слово, мама! — возмущенно воскликнула леди Локби. — Я не верю своим ушам. Как ты можешь позволять все это!

— Пожалуйста, леди Сейдж! — воскликнул потрясенный граф, вскакивая со своего места. — Позвольте мне объясниться. Он хотел сказать…

Леон с удовольствием отметил, что граф явно испугался: их натасканный дикарь не выдержал испытания.

— Сядьте, Каслтон, — приказала леди Сейдж, одновременно взглядом приказывая дочери замолчать. — Я думаю, этот человек не нуждается в защитниках. Не в пример некоторым, здесь присутствующим, он знает, что делает. Не мешайте ему высказываться.

— Благодарю вас, мадам, — сказал Леон. Леди Сейдж кивнула:

— Так что вы там говорили? Что-то о вашем отце.

— Мне нечего сказать о нем.

— Гм! А ваша мать… Моник или что-то в этом роде? Сердце Леона сжалось, как оно сжималось всегда при мысли или упоминании о матери. Он надеялся, что с возрастом боль пройдет, но надежды оказались тщетны, и теперь ему придется всегда жить с этой болью. Прежде чем ответить, Леон выждал, когда сердце успокоится.

— Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким.

— Да, конечно, я слышала об этом. Сколько тебе тогда было?

— Шесть.

— Далеко не младенец. Неужели ты совсем ее не помнишь? — настаивала леди Сейдж, глядя скептически на Леона.

— Очень мало.

— Скажи мне все, что ты о ней помнишь.

— Я помню, что она очень любила вашего сына и была готова отдать за него жизнь.

В комнате повисла зловещая тишина. Леон чувствовал себя борцом на ринге, которому приходится отражать удары знатной дамы.

Сложив руки на подушечке, лежавшей у нее на коленях, леди Сейдж приказала:

— Расскажи мне, как она умерла.

— Точно не знаю. Я стоял на берегу. Я всегда ее там ждал, когда она вместе с другими жителями деревни выплывала на лодке в море, ожидая прибытия британского корабля. Она считала, что на берегу мне будет безопаснее. — Он немного помолчал. — И оказалась права, — добавил Леон с горькой улыбкой.

— Пожалуйста, продолжай, — попросила леди Сейдж. — Почему им обязательно нужно было выплывать в море, чтобы встретить иностранный корабль?

— Жители нашей деревни всегда спешили первыми добраться до такого корабля. Они наполняли свои каноэ всякой всячиной и стремились обменять ее на шелк, зеркальца и другие бесполезные сверкающие побрякушки.

Леон помолчал, пытаясь справиться с охватившей его печалью, и мысленно выругал себя за то, что пустился в эти болезненные для него воспоминания.

— Моя мать ездила с ними, чтобы найти среди людей, толпящихся на борту, одно знакомое английское лицо — лицо вашего сына. Он поклялся ей, что непременно вернется, и она ему верила.

— Понимаю, — еле слышно сказала леди Сейдж. — Мне очень жаль, что с твоей матерью произошел несчастный случай, но…

— Это не был несчастный случай, — прервал ее Леон. Взволнованный, он вскочил с места и сделал несколько шагов в направлении леди Сейдж. Боксеры глухо зарычали. — Я в этом совершенно уверен, — продолжал Леон. — Только не знаю точно, что случилось. Со своего места на берегу я не мог разобрать: то ли с корабля открыли огонь по каноэ, то ли их просто облили керосином и подожгли.

Леон услышал за спиной сдавленный крик ужаса и твердо знал, что это Ариэл. Он представил себе ее глаза, полные ужаса и печали.

— Спустя какое-то время, — продолжал Леон, решив, что уж коли начал, то выскажет им все, — вода в заливе стала красной от крови. Кровь пропитала прибрежный песок. Мои ноги тоже были красными. Я долго ждал, до тех пор пока на крики не прибежали мужчины. Они выловили прибитые к берегу тела.

Глаза Леона потемнели и подозрительно заблестели. Он невидящим взглядом смотрел в окно. Перед его внутренним взором всплывали картины прошлого.

— Горы трупов с обгоревшими частями тела, с выгоревшими лицами. Это было ужасно. Я день и ночь искал свою мать среди этих трупов, но так и не нашел.

Леон вскинул голову и с шумом втянул в себя воздух, пытаясь вернуть лицу безразличное выражение. Зачем он только обрек себя на муки воспоминаний?

— Вот так умерла моя мать, — сказал он.

— Боже, — прошептала леди Сейдж, и ее лицо побледнело.

За спиной Леона раздались вздохи.

— Но почему? — спросила вдова. — Почему?

— Репрессия, — ответил Леон, пожав плечами. — Месть за что-то, что случилось на другом острове, в другой деревне неделей раньше. Короче говоря, решили преподать урок дикарям, вселить в них страх перед могуществом британской короны, чтобы неповадно было подплывать к ним и иногда красть то, что плохо лежит. Официальная политика страны: нападение — лучший способ защиты.

— Послушайте, Сейдж! — возмутился Каслтон, вскакивая с места. — Я не позволю вам…

Последние слова Каслтона утонули в шуме голосов, раздавшихся у входа в зал. В комнату вбежал человек, бессвязно выкрикивая какие-то слова. За ним следовал взволнованный дворецкий. Боксеры вскочили со своих мест и с громким лаем рванули к двери. Рыча и скаля зубы, они скакали вокруг ворвавшихся в зал мужчин, пытаясь укусить их. Одной из них, Фелисити, как решил Леон, хотя он мог и ошибиться, удалось ухватить того, что моложе, за ногу. Человек вскрикнул от боли и с громкими проклятиями стал мотать ногой, пытаясь сбросить собаку.

— Успокойся, Адам! — закричала леди Сейдж. — Перестань трясти ногой. Так ты ее еще больше возбуждаешь. Фелисити, моя сладкая, иди к своей мамочке. Фейт, мой ангел, вернись на место.

Фейт послушно вернулась и заняла свое место рядом с хозяйкой, в то время как Фелисити продолжала крепко держать зубами свою жертву. Леону пришла в голову мысль, что лучше подружиться с боксерами, чем с несчастным Локби, о чем он думал еще минуту назад.

Бешеная схватка продолжалась до тех пор, пока Локби не извернулся и не ударил собаку по морде тыльной стороной руки. Фелисити заскулила и забралась под стол, унося с собой клок одежды несчастного.

— Посмотри, что ты наделал, — упрекнула леди Сейдж своего внука. — Ты только расстроил ее.

— Я тоже расстроен, — ответил молодой человек, рассматривая укушенную ногу.

— Принеси ее мне, — приказала бабушка.

— Я должен принести ее? — не веря своим ушам переспросил внук. — Чтобы она меня укусила еще и за вторую ногу? Если вы так любите свою собачонку, то почему бы вам…

— Адам! — резко прервала его мать.

Локби посмотрел в ее сторону, и она кивком головы приказала сыну выполнить приказ бабушки. Крепко сжав зубы, Локби с явной неохотой двинулся к собаке.

— Будь с ней понежнее, — предупредила бабушка, не скрывая, что сцена веселит ее.

Леон в душе тоже веселился. Эта старая лиса, как он мысленно назвал леди Сейдж, не так уж и плоха.

При других обстоятельствах он бы с удовольствием с ней подружился.

— И не смей больше раздражать ее, — приказала леди Сейдж.

Локби встал на корточки и начал звать собаку. Он свистел, стучал ладонью по полу, ползал вокруг стола, а его мать, стоя рядом, давала ему советы. Фелисити не двигалась с места и только полными ужаса глазами смотрела на него.

Леон наслаждался спектаклем. Наконец он не выдержал и встал.

— Леон Дюванн, — представился он, протягивая молодому человеку руку.

Не поднимаясь с колен, Локби с явным неудовольствием протянул ему руку, и они обменялись рукопожатием.

— Локби, — отрывисто-грубо представился он.

— Не возражаете, если я попытаюсь вытащить ее? — спросил Леон, кивая на собаку.

По лицу Локби можно было понять, что Леон был последним, от кого он мог принять помощь, однако, бросив полный отчаяния взгляд на собаку, неохотно кивнул.

— Попробуйте, — сказал он, поднимаясь.

Леон встал на колени и позвал собаку на местном островном диалекте, который невольно слетел с языка. Фелисити навострила уши. Продолжая разговаривать с боксером, Леон подполз к животному ближе и протянул руку. Собака обнюхала его пальцы. Тотчас ее хвост пришел в движение, и она принялась лизать его руку. Леон страшно удивился такой реакции, пока не вспомнил, что перед отъездом он гладил Принни. Фелисити, по всей вероятности, очень любила кроликов.

Уверенный, что теперь собака стала его верным другом, Леон вытащил ее из-под стола и отнес леди Сейдж, которая кратко поблагодарила его и, обласкав любимицу, вернула ее на место.

Кризис миновал, и все успокоились. В наступившей тишине на арену вышел дворецкий.

— Прошу прощения, мадам, — сказал он, — я пытался объяснить сэру Локби, что вы никого не принимаете, но он отказался слушать.

— Мне и так все ясно, — ответила леди Сейдж, взмахом руки отпуская дворецкого. — Понимаю, Адам, тебе наплевать на устои высшего общества, — продолжала она, — но я думала, что ты хоть на каплю уважаешь частную собственность. Или ты настолько ушел с головой в свои собственные дела и совсем уже помешался на радикализме, что для тебя не существует никаких законов? Почему ты считаешь, что имеешь право врываться в дом, куда тебя не приглашали?

— Вовсе нет, — ответил внук. — Дело в том, что меня пригласила сюда моя мама.

Леди Сейдж бросила уничтожающий взгляд на свою дочь.

— Мне ничего не оставалось делать, — ответила та. — Я была уверена, что ты совершаешь ошибку, в чем я уже сегодня убедилась. Адам имеет право здесь присутствовать.

— У Адама нет такого права.

— Мне непонятно, почему ты тянешь с подписанием бумаг о наследстве. Сначала ты была очень расстроена, потом отправилась в свое бесконечное путешествие. Если бы я тебя так хорошо не знала, то могла бы подумать, что ты пригласила этого дикаря для того, чтобы немного развлечься.

— Какое тебе дело до моих развлечений? — спросила леди Сейдж, весело улыбаясь.

Лицо леди Локби приняло оскорбленное выражение, и она обменялась с сыном многозначительным взглядом.

Адам Локби был крепкого телосложения и одного с Леоном роста. Темные глаза в сочетании с белой кожей и светлыми волосами производили неожиданно приятное впечатление. По мнению Леона, он совершенно не представлял угрозы для империи, о чем ему так много говорили. Скорее всего он производил впечатление неуверенного в себе человека и подкаблучника.

— Уж коли ты ворвался сюда, — сказала леди Сейдж своему внуку, — то можешь остаться.

Она указала ему на свободное кресло, и Локби с видом победителя опустился в него. Он так и не понял всей иронии происходящего, того, что бабушка просто издевается над ним.

Все, кроме леди Сейдж и Леона, расселись по местам.

— Не скучайте, — сказала высокородная вдова своим гостям. — Я желаю поговорить с мистером Дюванном наедине. Мы пройдем в мою библиотеку.

От удивления все раскрыли рты, однако никто не посмел двинуться с места.

Леон последовал за леди Сейдж в расположенную рядом с приемным залом библиотеку. Собаки почетным эскортом следовали за ними. Библиотека была прямой противоположностью залу. В ней царил приятный запах сотен и сотен книг, расположенных на тянущихся вдоль стен полках. К этому запаху примешивался другой — аромат хороших сигар. Мебель в библиотеке тоже была внушительной, но приглушенные цвета обивки и штор делали эту комнату более приятной для глаз.

Оглядевшись, Леон пришел к выводу, что он ошибался, делая поспешные выводы относительно леди Сейдж.

— Стервятники, — заметила она, плотно прикрывая за собой дверь, — набросились на меня со всех сторон, думая, что таким образом они смогут заставить старуху делать то, что им хочется. Предупреждаю вас, молодой человек, я делаю только то, что сама считаю правильным.

— Я тоже, — ответил Леон, и их взгляды скрестились.

— Прекрасно, — ответила старая леди.

Она подошла к большому письменному столу, расположенному в одном из углов, и открыла стоявшую на нем инкрустированную табакерку красного дерева.

— Сигару? — предложила она, вытаскивая одну из них.

— Чувствую по запаху, что они хорошего качества, — заметил Леон, усмехнувшись.

— Самого лучшего. Кубинские, — заверила его леди Сейдж. — Их отгружают в порт Исаак, а у меня там свой человек. Он регулярно присылает их мне. Я пристрастилась к ним во Франции.

— И я тоже, — ответил Леон, беря сигару.

Леди Сейдж вынула из кармана маленькие ножницы, обрезала сигару, затем передала их Леону. Они закурили и расположились в больших уютных креслах, стоявших у камина. Все это делалось, чтобы не мешать наслаждению, получаемому от сигар.

— Они просто превосходные, — нарушил молчание Леон, вдыхая душистый медовый запах.

Леди кивнула, довольная комплиментом, будто вырастила этот табак собственными руками. Они продолжали молчать.

— Элизабет не одобряет моего пристрастия к табаку, — нарушила тишину леди Сейдж.

— Это наверняка делает курение еще более приятным, — откликнулся Леон.

Почтенная дама, откинув голову, громко засмеялась, что подтвердило догадку Леона относительно смешливых морщинок вокруг ее рта и глаз. Было просто невозможно не заразиться ее веселым смехом, и Леон рассмеялся тоже.

Перестав смеяться, леди Сейдж внимательно посмотрела на Леона, и ее лицо стало серьезным.

— Ты очень похож на моего отца, когда смеешься, — сказала она.

Это простое замечание обескуражило Леона.

— Это правда, — подтвердила она, наблюдая за его лицом. — У меня нет ни малейшего сомнения в том, что ты тот, за которого тебя принимают. Ты мало похож на своего отца, но что-то общее у вас есть. Знаешь, ты потрясающе красив.

— Спасибо.

— Мой сын не был таким красавцем. Скорее всего ты унаследовал красоту от матери.

— Моя мать была необыкновенно красива.

— Я в этом уверена. Мне искренне жаль, что она так ужасно погибла.

Леон молча кивнул.

— Если бы я только могла… Но что толку сейчас говорить об этом. Итак, ты мой внук. Я никогда не позволяю себя дурачить, но здесь я должна признать правду. По крайней мере в этих стенах. То, что я скажу публично, пока к делу не относится. Ты поставил меня перед трудной дилеммой.

— Как бы сделать так, чтобы не обидеть сэра Адама и вашу дочь?

— Это заботит меня меньше всего. Благодаря умелому ведению дел твоим отцом моя дочь прекрасно обеспечена. Что же касается Адама, то он не достоин титула маркиза, иначе он давно бы его получил. Элизабет права, когда говорит, что я тяну время, но у меня на то особые причины. Видишь ли, Каслтон не единственный, кому твой отец исповедовался перед смертью.

— И вам он говорил обо мне? — с интересом спросил Леон.

Леди Сейдж кивнула:

— Мы говорили с ним об этом в первый и последний раз. Он рассказал мне о твоей матери… Он очень раскаивался. Его признания ошеломили меня, если не сказать больше. Настанет день, и я расскажу тебе обо всем.

— Боюсь, такой день никогда не настанет, потому что мне неинтересно.

Отказываясь узнать правду о своем отце, Леон думал, что тем самым он отомстит ему за измену, за то, что он бросил его. Но к сожалению, удовлетворения он не почувствовал. Щемящая пустота наполнила его душу. Живший в нем испуганный шестилетний мальчик хотел знать, почему его бросили. Он жаждал объяснений и сострадания, но взрослый мужчина сейчас не мог простить предательства.

— Никогда — это очень долгий срок, — спокойно заметила леди Сейдж. — За это время ты можешь сто раз изменить решение. Ты ставишь меня в еще более затруднительное положение. Ты знаешь, какую угрозу представляет Адам?

— Хорошо знаю. Он относится к тому числу радикалов, которые ведут страну к катастрофе, пытаясь накормить всех голодных и платить достойную плату за труд.

— Наслушался Каслтона?

— Последнее время у меня не было другого выбора. Леди Сейдж рассмеялась:

— За одно это ты заслуживаешь титула. — Она подымила сигарой. — Каслтон — хороший человек, но он часто впадает в панику и иногда принимает желаемое за действительное.

— Возможно, — согласился Леон с некоторой долей иронии в голосе, — но давайте поговорим о наследовании титула.

— Не надо все валить в одну кучу, — парировала леди Сейдж. — Тот, кто торопится да подгоняет, создает массу неудобств. Эту простую истину я тоже вынесла из Франции.

— Значит, Адам из тех, кто торопится и подгоняет?

— Адам сам по себе человек безвредный, — ответила леди Сейдж. — Его несчастье заключается в том, что он все время слушает свою мамочку, и у него совершенно отсутствует собственное мнение.

— И именно поэтому вы отказываете ему в титуле? — с вызовом спросил Леон.

— Я вынуждена это сделать, потому что его бесхребетность приводит к тому, что им манипулируют все, кто захочет. Я сильно надеюсь, что со временем он все поймет и встанет на ноги, а пока, если он войдет в состав членов палаты лордов, то своей радикальной философией, которую он сейчас исповедует, отпугнет голоса тех, кто много работает над осуществлением необходимых реформ. Таких, например, каким был твой отец, — добавила она с гордостью.

Лицо Леона оставалось каменным. Он не проронил ни слова. Если у Жиля Дюванна и были какие-то заслуги, то сын не хотел о них знать.

Не обращая внимания на невежливое поведение своего внука, леди Сейдж продолжала:

— Твой отец хорошо знал, какому влиянию подвержен Адам и что может из этого выйти. Вот почему он не захотел, чтобы мальчик унаследовал его титул. Когда-нибудь Адам поймет, что он действовал в его же интересах и в интересах семьи. Семья была для него — все.

Леон громко рассмеялся:

— Неужели? По всей видимости, не вся семья. Защищая своего бедного бесхребетного племянника, он послал к чертям собачьим своего собственного сына.

— Ха! Что-то подсказывает мне, что этим чертям собачьим пришлось бы туго.

— Вы совершенно правы, но он не знал этого, когда посылал своих болванов на острова, чтобы похитить меня и силком привезти сюда.

— Верно. Он не имел ни малейшего представления, каким вырос его сын. Но он знал, что ты его сын и сын своей матери, поэтому и решил сделать то, что не сделал тридцать лет тому назад.

Леди Сейдж склонилась к внуку и заглянула ему в глаза.

— Твой отец прислушался к своему сердцу, — сказала она. — Теперь ты должен прислушаться к своему.

Леон поднялся и затушил сигару.

— Это невозможно, — сказал он твердо. — У меня нет сердца.

Леди Сейдж рассмеялась, тем самым обезоружив Леона.

— Вот и хорошо, — сказала она, — если это, конечно, правда. А пока давай послушаем мое, а оно подсказывает мне, что твой отец правильно распорядился наследством. — Леди Сейдж поднесла ко рту сигару, но не стала раскуривать ее, а опять рассмеялась. — Я думаю, ты догадываешься, что не весь бомонд придерживается такого же мнения, что и я. Просто у меня легкий и покладистый характер.

Брови Леона от удивления поползли вверх. Ничего себе — легкий и покладистый! Скорее тяжелый и деспотичный, подумал он.

— Не скажу, что это будет легко, но я что-нибудь придумаю. Титул маркиза Сейджа должен достаться тебе.