Лорд-дикарь

Глава 17

— Ты однажды спросила меня, не является ли этот шрам результатом несчастного случая, — сказал Леон. — Так вот это не несчастный случай. Отметину мне сделали специально.

— Но зачем? — содрогнулась Ариэл.

— Чтобы отличить меня от других. Это знак всех каува.

Чужое слово было непривычным для слуха Ариэл. Несмотря на то что Леон внешне сохранял спокойствие, она поняла: он волнуется и воспоминания ему неприятны.

— Неприкасаемый, — продолжал Леон. — Так называли всех парий… Меня отослали к ним, когда мне было двенадцать.

— Как ужасно, — прошептала Ариэл, стараясь не смотреть на красную отметину и всей душой жалея Леона. Она думала, что нет ничего страшнее смерти его матери, но, оказывается, были вещи и похуже. Теперь она понимала многое в его характере: горечь, упорство, нежелание подчиниться воле других. Слой за слоем он срывал завесы со своей души и все же не исчерпал их до дна.

— Это не просто ужасно, Леон. Это — варварство.

— Ты так думаешь? — насмешливо спросил Леон. — В каждом обществе есть свои парии. Это люди, которые поступают не так, как все, или те, которым выпало несчастье родиться с иной, менее благородной кровью.

— Это совсем другое, — возразила Ариэл. — За это не клеймят.

— Физически — нет, — согласился Леон, — но только потому, что это земля ханжей и лицемеров. Я предпочту честного варвара любому джентльмену, который одной рукой гладит тебя по спине, а другой вонзает в сердце нож.

Слова Леона задели чувствительную струнку в сердце Ариэл. Она вспомнила, какую непростительную ошибку совершила однажды, открыв свое сердце человеку, который только посмеялся над ней.

— Даже если в твоих словах есть доля правды, — сказала она, — одна жестокость не оправдывает другую. Какие же причины могли заставить людей возненавидеть и заклеймить двенадцатилетнего мальчика?

Леон безразлично пожал плечами:

— Сейчас это не имеет значения. Я даже рад, что на мне это клеймо. — Леон опустился в стоящее рядом с кроватью кресло и обхватил колени руками. — Без этой отметины, которую я вижу каждое утро, когда бреюсь, я мог бы забыть, что я пария на этом свете и из меня могли бы легко сделать другого человека, убедив, что я принадлежу этому месту, которое ненавижу всей душой.

Ариэл хотелось утешить его, сказать, что он ошибается, что все будет хорошо, но холодный блеск его глаз и лицо, полное злости, не позволили ей этого сделать.

— Я знаю, как тебе горько и что ты по-своему прав, — сказала Ариэл, тщательно подбирая слова. — Ты много страдал, как от моих соотечественников, так и от своих, но ты должен посмотреть правде в глаза. — Она придвинулась к нему ближе, забыв, что почти не одета. — Леон, неужели ты не понимаешь, что тебе надо расстаться с прошлым и жить в настоящем. Только тогда ты будешь счастлив.

В глазах Леона мелькнуло отвращение.

— Жить в настоящем — значит принять титул и все, что с ним связано, не так ли?

— Раньше я действительно так думала, но сейчас все изменилось.

— Какой неожиданный поворот в мыслях! Ты и здесь все рассчитала?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я никак не могу отделаться от мысли, почему ты так со мной возишься. Тебе что, за это больше платят? Или, может, Каслтон обещал тебе вознаграждение, если ты научишь меня не только хорошим манерам, но и уговоришь принять титул и их уклад жизни? Как далеко ты можешь зайти? — Леон с подозрением смотрел на Ариэл. — Хотя это глупый вопрос. Мы оба отлично знаем, до чего ты докатилась.

— Какой же ты подлец! — возмутилась Ариэл. — Я получаю только одну зарплату за все те муки, которые терплю, обучая самого неразумного, неблагодарного и бессовестного человека на свете. Если граф предложит мне дополнительное вознаграждение, я не раздумывая приму его, но ни за какие коврижки я не соглашусь делать такую работу во второй раз.

— Я не считаю себя неблагодарным и бессовестным, — тихо заметил Леон.

— Как же иначе можно назвать человека, который считает, что я легла с ним в постель, лишь бы получить дополнительное вознаграждение?

— Тогда почему ты это сделала?

— Потому… потому… Это не твое дело. Я не думала о награде, когда вызвалась поехать с тобой сюда. Я просто хотела помочь. Если бы я знала, какую благодарность получу за это, ни за что на свете не согласилась бы помогать тебе.

— В чем мне помогать? — спросил Леон, и в его глазах появился опасный блеск, который появляется в глазах фехтовальщика, когда он близок к победе.

— Спасти тебя от беды и помочь получить то, что, как мне казалось, ты хочешь получить, — титул. Если это не так, то какого черта ты выказывал готовность сразиться с Локби и победить его?

— Тебе не приходило в голову, что я просто люблю во всем быть победителем?

— Нет, не приходило. Тебе просто доставляет удовольствие мучить людей, которые тебе совершенно безразличны. Да к тому же ты и сам не знаешь, чего хочешь.

Леон посмотрел Ариэл в глаза:

— А что, если я скажу, что хочу тебя? Что ты на это скажешь?

Этот простой вопрос поднял в душе Ариэл целую бурю чувств. Ей пришлось приложить немало сил, чтобы остаться спокойной.

— Скажу, что ты самый неразумный и импульсивный человек и тебе надо научиться сдерживать свои сиюминутные желания. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что, став маркизом Сейджем, ты сможешь помочь множеству других людей?

— Таким, как Каслтон с его бандой лжецов и лицемеров?

— Нет, — с жаром возразила Ариэл, — таким, как те мужчины, женщины и дети, которые посреди ночи вылезли из своих теплых постелей, чтобы встретить тебя. Таким, как твоя бабушка, которую твоя судьба заботит больше, чем тебя самого. — Ариэл видела, что ее слова совершенно не трогают Леона, но уже не могла остановиться: — Людям, совершенно бесправным в этой стране лжецов и лицемеров, выражаясь твоими собственными словами, и нуждающимся в человеке, который бы мог за них постоять.

— Я не тот человек, кто им нужен.

— Ты мог бы им стать, если бы захотел. Стоит только перестать копаться в себе и подумать о других.

Леон вздернул голову и уставился на Ариэл недобрым взглядом, но это не остановило ее.

— Несмотря на все твои усилия оттолкнуть и унизить меня, Леон, я тебя хорошо изучила и знаю, что творится в твоей душе.

Леон вскочил с кресла и заходил по комнате:

— Ты думаешь, что знаешь меня, но ты сильно ошибаешься. Ты хочешь знать, что я за человек? Ты хочешь знать, почему меня отослали жить с каува? Почему родня моей матери не переносила одного моего вида? Я могу ответить тебе на эти вопросы. Причина в том, что я чуть не убил своего кузена.

Гнев Леона и его слова, которые летели в нее как камни, заставили Ариэл содрогнуться, но она постаралась сохранять внешне спокойствие, понимая, что в нем взбунтовались демоны, которыми была полна его душа.

— Дело в том, что не только моя мать ждала возвращения Жиля Дюванна. Его ждала вся деревня. Он обещал вернуться и обогатить их. Мой кузен обозвал его лжецом и был совершенно прав, но Жиль Дюванн был моим отцом, и в двенадцать лет у меня было больше понятия о семейной чести, чем у него.

Ариэл молча слушала.

— Мой кузен был старше меня и сильнее, но это меня не остановило. Я никого и ничего не боялся и мог легко убить его. — Леон посмотрел на Ариэл холодными, злыми глазами. — И я бы убил, если бы не вмешался мой дядя.

— Понимаю, что ты чувствовал тогда, — сказала Ариэл, стараясь утешить Леона, — но ведь ты был еще ребенком.

— А в шестнадцать я тоже был ребенком? — спросил Леон охрипшим от волнения голосом. — В шестнадцать я чуть не убил лакея, который обозвал меня любовником Лилиуоки. Пусть я даже и был им, это не меняет дела.

Леон нервно рассмеялся, а Ариэл нахмурилась.

— Кто была эта… Лил… Лили… — спросила она.

— Лилиуока. Она была одной из жен короля. Самой юной и самой красивой. — На лице Леона появилось задумчивое выражение: он весь ушел в прошлое. — Когда меня взяли во дворец короля, она учила меня считать, писать и читать. Мне нужна была чья-то любовь, и она дала ее мне. Она первая после смерти матери проявила заботу обо мне. Временами мне казалось, что она моя мать. — В глазах Леона стояла такая боль, от которой сердце Ариэл заныло. — Однажды она пригласила меня в свои покои, — продолжал Леон, и в его голосе чувствовалась нерешительность, будто ему хотелось и в то же время он сомневался, стоит ли рассказывать об этом. — Она предложила мне познать, что происходит между мужчиной и женщиной. Мне было шестнадцать, и я был смущен и испуган. Не знал, что ответить, и боялся, что она отошлет меня назад к каува и я снова останусь один.

Потрясенная, Ариэл молчала. Она хлопала ресницами, стараясь сдержать слезы, горькие слезы обиды за того легкоранимого мальчика, которым был тогда Леон. Она до боли его жалела, но знала, что не должна показывать этого, так как жалости Леон не прощал.

— После того как все произошло, я уже не понимал, кем для нее был: мальчиком или мужчиной, и прежде чем мне удалось это осознать, я наскучил ей как любовник, и она убедила короля отослать меня учиться, что я и делал, посещая все бордели и грязные притоны Парижа.

Ариэл в знак утешения дотронулась до руки Леона, но он грубо отмахнулся от нее:

— В тот день, когда она сказала мне о моем отъезде, я подрался с конюхом. Мной овладела такая же ненависть к нему, что и к моему кузену. Я ударил его, а он выхватил нож. Я без труда завладел этим ножом и мог убить его, но, отбросив нож в сторону, стал душить его голыми руками.

Леон снова заглянул Ариэл в глаза, стараясь по ним прочитать, какое действие оказывают на нее его слова.

— Ты задушил его? — спросила Ариэл, собравшись с силами.

Леон покачал головой:

— Меня еле от него оторвали. Для этого понадобились трое взрослых мужчин.

Ариэл села на край кровати, терзаемая мыслью, как успокоить Леона. Она находила тысячи причин оправдания для него.

— Снова это случилось в Париже, — продолжал Леон, не давая Ариэл возможности вставить слово, — и даже не один раз, а несколько. И что самое ужасное, это был мой лучший друг, который как-то вечером вздумал позабавить нашу компанию рассказом о том, что родные моей матери боятся и избегают меня. Он говорил абсолютную правду. — Леон горько усмехнулся. — Но у меня уже вошло в привычку избивать людей, которые говорят правду мне в глаза. Какое благородство, даже по понятиям этой страны!

— Ты благородный, — нимало не колеблясь, заявила Ариэл. — Благородство находится в крови и не зависит от титулов и дворцов. Можно жить во дворце и не быть благородным человеком.

— Тем более благородство не существует в тех местах, где собрались отверженные, где тебя могут в любую минуту обокрасть, или всадить нож в спину, или…

Леон замолчал и посмотрел на Ариэл. Его глаза были пустыми и не отражали тех душевных мук, которые владели им.

— Что ты можешь сказать на это? — спросил он.

— Я знаю…

— Ничего ты не знаешь, — грубо прервал ее Леон. — Ты ничего не знаешь и не можешь знать обо мне. Да и откуда? Я слышал, как ты говорила о своей семье. Я наблюдал за твоим лицом, когда ты рассказывала мне, чему учил тебя твой отец или о чем для тебя мечтала мать. У вас хорошая семья, а моей семьей были каува. Все, чему я научился, все, о чем я мечтал, исходило от них, и тебе никогда, слышишь, никогда не понять этого.

— Возможно, ты прав. Я не хочу обижать тебя, говоря, что я понимаю все, через что ты прошел, но мне необязательно переживать это самой, чтобы понять, что все случившееся с тобой произошло не по твоей вине, и у тебя нет оснований стыдиться себя.

— Это дела не меняет. Не важно, что это не моя вина, важен результат. Поверь мне, святая простота, что, когда из тебя вынут всю душу, трудно оставаться благородным.

— Ты ошибаешься, — продолжала настаивать Ариэл. — Леон, пожалуйста, не отворачивайся от меня.

Ариэл наклонилась к нему, полная решимости заставить себя слушать, хотя на лице Леона было написано раскаяние. Он уже сожалел, что рассказал Ариэл то немногое, что было в его жизни.

— Истинное благородство заключается в том, что человек может разобраться в себе, понять, от чего он страдал, и извлечь из этого урок. Мой отец говорил, что страдания очищают человека, и он был прав. Подумай над этим, Леон. Ты можешь возвыситься над своим прошлым, над своими страданиями и, используя свое положение, помочь тем, кто…

Леон скептически посмотрел на Ариэл.

— Господи! — воскликнул он. — Ты никогда не успокоишься. Неужели ты никогда не избавишь меня от нравоучений. Неужели и со мной ты все спланировала заранее? Неужели ты занесла меня в свои проклятые списки? Ну и как далеко простираются твои планы? Понедельник — приручить дикаря. Вторник — переспать с ним. Среда — изводить его до тех пор, пока он не примет этот проклятый титул. Что дальше?

Чувство обиды горячей волной захлестнуло Ариэл, но она постаралась сдержать себя, понимая, как тяжело ему снова пережить прошлое и как больно говорить о нем. Однако она не могла допустить, чтобы ее слова были неправильно истолкованы.

— Тебе не надоело оскорблять меня? — спросила она, глядя Леону в глаза.

— Я не оскорбляю тебя, а говорю правду. Если ты не хочешь понять меня, то это уже не мои проблемы.

— Правильно. Твои проблемы заключаются в том, чтобы избегать правды, пряча себя за равнодушием, менять тему разговора, когда он тебе неприятен, и бесконечно жалеть себя, вместо того чтобы собраться с силами, засучить рукава и делать дело. — Ариэл решительно поднялась с кровати и достала свое платье из сундука Леона. — Если ты боишься проиграть Локби, то почему в этом сразу не признаться и оставить все, как есть.

— Не подначивай меня.

— Я тебя и не подначиваю. Просто не могу найти другого объяснения, почему ты тратишь время на споры со мной. Ты боишься провалиться.

— Боюсь? — Леон рассмеялся и широкими шагами заходил по комнате. — Боюсь. Вы уже дважды обвиняли меня в трусости, мадам. На каком основании, хотел бы я знать?

Ариэл с равнодушным видом пожала плечами:

— Не знаю, чем еще можно объяснить твое упорное нежелание изменить свою жизнь к лучшему, как это сделал бы любой разумный человек. Как можно самому себе так вредить!

— Мало того, что я трус, я еще и ненормальный. — Леон усмехнулся, и в его глазах засверкал зловещий огонь. — Придется кое-что сделать.

Леон заглянул под кровать и, прежде чем Ариэл успела опомниться, вытащил оттуда кролика. Кролик весело поводил розовым носом.

— Что ты собираешься делать? — спросила Ариэл, наблюдая, как он свободной рукой потянулся к своей сумке.

Леон вывалил на кровать содержимое сумки, нашел нож и зубами вытащил из него лезвие.

— Леон, что ты собираешься делать? — снова спросила Ариэл, бросаясь к нему. — Леон, я тебя спрашиваю…

Леон молча смахнул с письменного стола лежавшие там книги, перья, настольную лампу и положил на него встревоженного кролика.

— А как ты сама думаешь? — спросил он. — Мне нужно набраться смелости, прежде чем отправиться на поиски всемогущего меча Сейджа, — спокойно разъяснил Леон. — Помнишь историю, которую я рассказывал однажды за обедом?

— Помню.

— Вот и хорошо. Надеюсь, ты не из слабонервных?

— Ты пытаешься запугать меня?

— А ты пуглива, Ариэл?

Он просто испытывает ее нервы. Как ни была Ариэл зла на него, она решила не поддаваться. Распрямив плечи и гордо вскинув голову, девушка смело посмотрела в глаза Леону. Темные и блестящие, они были непроницаемы.

— Нет, — ответила Ариэл.

— Прекрасно.

Леон прижал кролика к столу и занес над ним нож.

У Ариэл перехватило дыхание. Она попыталась сдержать себя, чтобы не закричать, но невольно из ее груди вырвался сдавленный крик.

Леон резко повернулся в ее сторону.

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — спросил он.

— В этом нет необходимости, — ответила Ариэл, сгорая от страха.

— Ты так считаешь?! — заорал Леон. — Я только что рассказал тебе, что я за человек, а ты продолжаешь сомневаться в том, что я сейчас убью его?

— Ты не убьешь его. Я в это твердо верю.

Леон сжал зубы, его дыхание стало хриплым. Занеся высоко нож, он с силой вонзил его в стол в полудюйме от Принни.

Ариэл бессильно опустилась в кресло, голова ее кружилась.

— Это еще ни о чем не говорит, — сказал Леон, не глядя на нее.

— Это доказывает многое, — ответила Ариэл. — Ты не зверь, каким хочешь казаться.

Леон посмотрел на нее с такой злобой, что она содрогнулась.

— И это доказывает, — храбро продолжала Ариэл, — что я совсем не боюсь тебя.

— А следовало бы, — сказал Леон и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

По словам Калвина, такой бури они не видели уже много десятков лет. Он назвал ее черной бурей. Ариэл казалось, что все силы ада обрушились на побережье.

Ничто не могло противостоять силе ветра и лавине дождя, и Ариэл благодарила Бога, что крепкие стены Рестомела, которые веками выдерживали натиск бури и осаду людей, надежно защищают их.

Ветер бился в окна, завывал в печных трубах, а дождь подобно копытному животному, стучал по железной крыше. Именно непогода удерживала Ариэл в доме вместе с угрюмым и, казалось, сошедшим с ума Леоном, иначе она немедленно бы покинула его. К сожалению, у нее не было выбора.

Когда Ариэл оделась и спустилась вниз, Леона уже не было. Он ушел на скалы искать этот проклятый, никому не нужный меч Сейджей. Об этом ей сказал Калвин, с неохотой повторяя слова своего хозяина. Кроме того, Леон просил передать, что не нуждается в ее помощи.

«Может быть, он во мне и не нуждается, — думала Ариэл, надевая, несмотря на протесты Калвина, теплую одежду и длинный плащ, — но я дала слово, и меня не запугают ни погода, ни его мрачное настроение».

Втянув голову в плечи, Ариэл бежала к скалам, борясь с ураганным ветром.

— Какого черта ты сюда идешь?! — услышала она голос Леона, когда чуть не столкнулась с ним. Он кричал во всю силу своих легких, стараясь быть услышанным.

— Иду помогать тебе! — закричала Ариэл в ответ.

Они были на полпути от дома, и сквозь завесу дождя Ариэл видела вдали угрюмые, мрачные скалы. Она уже насквозь промокла и продрогла до костей. Леон же был совершенно спокоен, и, казалось, никакой холод не брал его.

— Черт возьми! — закричал он. — Разве Калвин не передал тебе, что я не нуждаюсь в твоей помощи?

— Передал, но я дала себе слово и сдержу его, даже если тебе это не нравится.

— Ты, должно быть, решила не отступать от своих многочисленных планов и, клянусь тебе…

— Мне не надо никаких планов, чтобы понять, что только дурак может пуститься на поиски меча в самый разгар тайфуна.

— Вот как?

— Да, вот так. — Ариэл ухватилась за края шляпки, так как сильный порыв ветра чуть не сорвал ее с головы, да и сама она еле устояла на ногах. Она чувствовала, что улетит сейчас, как листья, вихрем кружившие вокруг них, и ухватилась рукой за росший рядом куст рододендрона.

Леон, широко расставив ноги, стоял как гранит. Лицо его было подставлено ветру, длинные черные волосы, словно змеи, кружили вокруг непокрытой головы. С его плеча свисали кольца веревки с железными крюками. Ариэл с раздражением подумала, что именно это приспособление удерживает его твердо на земле.

— Вдобавок ко всему я еще и дурак, — сказал Леон, приближая к Ариэл свое мокрое от дождя лицо.

— Я выразилась фигурально, — ответила Ариэл. — Неужели ты не понимаешь шуток?

— Не понимаю. Убирайся отсюда.

Леон повернулся и быстрым шагом двинулся вперед. Ариэл поспешила за ним, смело шагая по грязи и лужам. Намокшие юбки прилипали к ногам, замедляя движение.

— О Господи! — закричал Леон, оглянувшись и увидев, что Ариэл бежит за ним. — Неужели ты не понимаешь простых человеческих слов?

— Не более, чем ты. Если бы ты послушался меня, то мы бы начали поиски с дома, где сейчас тепло и уютно.

— И зря бы потеряли время, — заметил Леон, вытирая мокрое лицо мокрым рукавом. — Меча в доме нет.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что знаю, где он, черт тебя побери.

— Ты знаешь… ты знаешь, где он спрятан? Леон кивнул:

— Жиль Дюванн был так влюблен в мою мать, что поведал ей эту историю, а она рассказала ее мне.

Ожидая его возвращения, она постоянно говорила со мной об этом. — В голосе Леона чувствовалась горечь. Капли дождя на его лице были похожи на слезы.

— Тогда где же он?

— Там, — ответил Леон, указывая рукой в сторону скал. — Третья скала от дома и дальше — вниз.

Леон подошел к самому краю скалы и посмотрел вниз. Ариэл последовала за ним.

— Оставайся на месте, — приказал Леон. — Один сильный порыв ветра, и ты разобьешься о скалы.

Ариэл не испугали ни его слова, ни свирепое выражение лица. Она наблюдала, как Леон привязывал веревку к острому уступу скалы.

— Хорошо, — услышала она долгожданные слова. — Оставайся, если хочешь, но держись подальше от края.

— Ладно! — закричала она. — У меня нет желания сорваться вниз.

На лице Леона появилось подобие улыбки. Достав из кармана пальто тяжелый деревянный молоток, он протянул пальто Ариэл.

— Надень, — приказал он. — Не могу видеть, как ты дрожишь от холода.

— Неужели ты действительно собираешься спускаться вниз? — содрогнувшись, спросила Ариэл. — Это в такой-то шторм?

Леон с саркастической улыбкой посмотрел на нее.

— Собираюсь, — ответил он, — если, конечно, ты не знаешь другого способа достать меч.

— Это безумие, — ответила Ариэл. — А что, если ты только зря спустишься туда: ведь может оказаться, что меча там нет. Неужели ты не понимаешь этого?

— Хуже, чем сейчас, мне не будет, — оборвал ее Леон. — Но не бойся, эта проклятая штука спрятана именно там.

— А вдруг он находится где-то под водой?

Леон покачал головой, вбивая железный крюк в уступ скалы:

— Там, внизу, есть пещера, хотя вход в нее очень узкий.

— А если туда попадет вода? — спросила Ариэл, глядя на бушующее море.

— Возможно, — ответил Леон, обматывая себя веревкой, — но не стоит беспокоиться. Я хороший пловец, и, если случится худшее, я выплыву.

У Ариэл такой уверенности не было. Огромные волны разбивались о скалы, образуя завихрения, которые могли бы поглотить даже самого умелого пловца. Она со страхом наблюдала, как Леон снимает с себя ботинки, рубашку, брюки и покрепче завязывает веревку на талии.

Сейчас он похож на свирепого воина, готового к схватке с врагом. Впрочем, он и был таким в постоянной войне с самим собой, со своим прошлым, со всеми, кто его окружал, и этой войне, по мнению Ариэл, не было конца.

Леон уже ступил на край скалы, когда Ариэл окликнула его.

— В чем дело? — спросил он.

— Не делай этого! — закричала она. — Я знаю, что именно я…

— Ариэл! — позвал он, стараясь перекричать завывание ветра. — Пошла к черту!

Леон быстро стал спускаться вниз, и у Ариэл душа ушла в пятки. Прежде чем его голова скрылась под скалой, он послал ей веселую улыбку, как будто это опасное предприятие было для него не больше, чем игра.

— Скрести на счастье пальцы, — сказал он и исчез из вида.

Скрестив пальцы рук, Ариэл села на камень и закрыла глаза. Ей казалось, что если она откроет их, то это приведет к несчастью и он сорвется со скалы. Но с другой стороны, если она не будет наблюдать, то не увидит, что с ним случилось, и не сможет позвать на помощь.

На что же решиться? А что, если с ним уже случилась беда? Если у нее есть хоть капля здравого смысла, она немедленно должна бежать за помощью. Размышляя подобным образом, Ариэл продолжала сидеть, не в силах встать с места.

Ариэл открыла глаза и посмотрела на тяжелые волны. Каким же надо быть сумасшедшим, чтобы одному отправиться в такое опасное путешествие да еще в штормовую погоду! Мысли одна мрачнее другой проносились у нее в голове. Тупоголовый упрямец, вот кто он, решила Ариэл. Он сделал это, чтобы доказать, что ничего не боится.

Господи, зачем только она подбила его на это? И каким же нужно быть безмозглым дураком, чтобы послушаться ее! Она лишь хотела, чтобы он изменил свою жизнь, а не бросал ее на ветер.

Она не подумала, когда обвинила его в трусости. Эти слова вырвались сами собой в самый разгар ссоры. Она никогда не считала его трусом и вовсе не думала, что он боится соперничать с Локби. Он смелый и уверенный в себе человек. Ни минуты не раздумывая, бросился защищать ее, когда четверо вооруженных мужчин ворвались в его комнату в доме Каслтона.

Ариэл долго размышляла над тем, чем вызваны его грубость, нежелание следовать советам других, его отчаянная бравада, пока не пришла к выводу, что все это — следствие его прошлого, когда ему приходилось сражаться за место под солнцем. Его надменность, грубость, открытая враждебность позволяли ему держать на расстоянии людей, чье общество ему нежелательно.

Ариэл не понимала только одного: почему все эти качества не отталкивают ее от Леона? Может, просто она не испытала их на себе в полной мере, или здесь что-то другое, что-то более сильное, что держит их вместе. Возможно, это судьба…

С самого начала он привлек ее тем, что был совершенно не похож на других, что его поступки шли вразрез с общепринятыми. Как она завидовала его независимости, умению противостоять всем тем условностям, перед которыми пасовала она, что было в нем такого, что заставляло его смеяться над вещами, к которым так стремились другие?

Ариэл считала Леона загадочной личностью, пока покровы тайны не слетели с него и не рассеялись как дым, обнажив боль, которая скопилась в глубинах его души.

Внутри сильного, храброго, иногда нахального Леона билось разбитое сердце, и он не хотел, чтобы кто-нибудь догадался об этом. Но высокие и крепкие стены, которые он возвел вокруг себя, не мешали Ариэл видеть правду. Она понимала, что сердце Леона жаждет любви, и за эту любовь он отдал бы все на свете. Он хотел не только получать любовь, но и отдавать ее. Возможно, в этом гордом, упрямом человеке был и ее шанс.

Как долго он уже отсутствует! Достаточно долго, чтобы добраться до пещеры.

Ариэл подползла к краю скалы и посмотрела вниз на темные громады скал и бурлящее море. Леона не было видно, и только пустая веревка спускалась к самому морю.

Она уже была готова была закричать от ужаса, как ей внезапно пришло в голову, что натянутая веревка — хороший знак. Если она не раскачивается на ветру, значит, он все еще держится за нее или, войдя в пещеру, привязал ее к камню. А вдруг, со страхом подумала она, веревка напряглась под тяжестью его затонувшего тела?

Нет. Этого не может быть. Не должно. Он вернется целым и невредимым, потому что она его любит.

Не чувствуя холода и дождя, Ариэл легла подбородком на острый край скалы. Господи, неужели это возможно? Она советовала ему посмотреть правде в глаза, и вот пришла ее очередь сделать то же самое. А ее правда заключалась в том, что она любит Леона Дюванна. Она любит его уже давно — дни, недели, с того самого момента, когда впервые увидела и заглянула в его горящие, как звезды, глаза и увидела в них все, что он так упорно пытался скрыть. Ариэл посмотрела на темное грозовое небо. Это внезапное открытие свалилось на нее, как могли бы свалиться сами небеса. Это судьба.

Итак, она любит его. Боже, как она его любит! Когда утром она не захотела снова насладиться его любовью, она уже подспудно сознавала это. Именно любовь заставила ее отказать ему. Она боялась, что уже не сможет жить без него, что ей будет тяжело расстаться с ним. Она боялась, что настанет время и она уже никогда не уйдет от него, что бы он там ни говорил и что бы ни делал.

И вот пришло время сказать себе правду, и эта правда пугала ее. Она в нарушение своей клятвы никогда не влюбляться в мужчину влюбилась, как глупая девчонка, влюбилась по уши и ничего не могла с этим поделать. Она, которая считала, что, став взрослее и умнее, всегда сможет контролировать свои чувства, вот теперь с головой окунулась в омут. Она отдала свое сердце, душу и тело человеку, который совсем не любил ее и скорее всего никогда не полюбит.

Она полюбила дикаря.

И это тоже правда. Понимание происходящего, как острие иглы, пронзило сознание. Леон уже не мычал и не ел руками, но это не делало его меньшим дикарем, а посему менее опасным. Человека можно научить пользоваться вилкой, но как научить его душевной привязанности, если всю свою жизнь он стремился избегать ее?

Какая ирония судьбы! Ариэл не знала, смеяться ей или плакать. Его ранимость, независимость и гордость — именно те качества, которые ей в нем нравились. Эти же качества всегда будут держать его на некотором расстоянии от нее.

Способен ли он полюбить ее? Захочет ли хотя бы попытаться? Сможет ли она продолжать любить его, зная, что он никогда не ответит ей взаимностью? Есть ли вообще у нее выбор?

Ариэл покачала головой, чувствуя, как разум борется с эмоциями. Будучи женщиной, не лишенной здравого смысла, она впервые не знала, как поступить.

У Ариэл был план, как спасти родителей от долговой тюрьмы, был план, как женить на себе Филипа Пенроуза, как управлять его школой, но у нее не было плана и даже малейшего намека, как вести себя с Леоном и что сказать ему, когда он наконец выберется наверх и посмотрит ей в глаза. Если он, конечно, когда-нибудь выберется.

Дрожа от холода, Ариэл потуже запахнула мокрое пальто Леона и стала с удовольствием вдыхать его запах. Как долго он торчит там?

Что она будет делать, если он не вернется?

А что она будет делать, когда он вернется?

Согласно ранее намеченному плану, Ариэл хотелось выйти замуж за мистера Пенроуза. Пусть этот брак будет основан не на любви, но она будет с ним счастлива и спокойна, чего никогда не будет с Леоном. Но как жить без любви, если ты уже однажды познала ее?

Ариэл вытерла слезы и посмотрела вдаль — туда, где серое бушующее море сливается с таким же серым небом. Серый цвет немного успокоил ее. Леон вернется, снова твердо сказала себе Ариэл. А когда вернется, тогда и будем решать. К тому времени в ее голове созреет какой-нибудь новый план. Снизу послышался скрежет металла.

Глаза Ариэл расширились от удивления, которое тотчас же сменилось недоверием и радостью — на краю скалы лежал меч. Он был длинный, весь покрыт причудливым узором. Несмотря на пелену дождя, от него исходило сияние. Но радость Ариэл при виде этого меча не могла сравниться с той радостью, которую она испытала, увидев появившуюся над скалой голову Леона с прилипшими к лицу черными волосами.

Ариэл подбежала к нему и, прежде чем Леон занес над скалой ногу, принялась тащить его.

— Ты нашел его, Леон! — радостно кричала она. — Ты нашел его!

Леон терпеливо выносил ее помощь, хотя Ариэл сама чувствовала, что больше мешает ему, чем помогает, но ей так хотелось дотронуться до него, что она ничего не могла с собой поделать. Как только его руки и колени оказались на твердой почве, она обвила руками его широкие плечи и заплакала от счастья.

— Разве так встречают победителя? — спросил Леон, стараясь отдышаться. — У меня есть идея получше.

Всем телом прижав Ариэл к земле, он жадно поцеловал ее. Его тело было холодным и мокрым, губы горячими, язык грубым и требовательным.

Ариэл сдалась на милость победителя — человека, который только что заглянул в глаза смерти и хорошо знал, что ему нужно от жизни. Неужели Леон чувствует то же, что и она?

Тепло разлилось по ее телу, изгоняя из него холод и озноб. Волны страсти поднимались из глубин ее существа. Ее пальцы перебирали его мокрые волосы, тело становилось все податливее под ласками его рук.

Сладкая нега разлилась по телу Ариэл, и она с упоением ждала, что будет дальше.

Леон задрал вверх ее мокрые юбки, и холодный воздух обжег ей ноги. Ариэл еще крепче прижалась к Леону и стала ласкать его бедра. Леон вздрогнул и застонал.

— Что, черт возьми, мы делаем? — спросил он. — Что я себе позволяю? Мы как два взбесившихся животных. Здесь, в такую погоду. Похоже, весь мир сошел с ума.

— Мне нравится этот сумасшедший мир, — ответила Ариэл.

— Ну не знаю, — ответил Леон, вставая.

Ариэл продолжала лежать с задранными на голову юбками, чувствуя холод земли и свою растоптанную гордость.

Наклонившись, Леон обхватил ее руками за талию и поставил на землю.

— Спасибо, — прошептала Ариэл, стараясь подавить в себе чувство обиды за то, что он так грубо прервал ласки, и тем более за то, что, не глядя на нее, поднял меч и не оглядываясь зашагал к дому.

Ничего, это можно пережить. Это будет трудно, но она переживет. Главное для нее сейчас — разработать хороший план.