Любаша (СИ)

3

Люба

Внутренний будильник не подвел — встала рано. Спасибо выработанной привычке с Земли провожать Василия на работу… На секунду застыла, сжав кулаки и покатилась дальше. Потом погрущу, ибо… начальник не кормлен! Ему еще орать целый день, силы то нужны.

Ворвалась в кладовую, искрясь воодушевлением не хуже новогодней елки. Да, большую часть я отдала. Да, надо быть рачительней и экономней. Но! Сегодня хотелось вкусненького.

Жизнь может оборваться в любой момент, мне ли не знать. Лучше придумаю, как достать еще, чем буду ужиматься.

Пританцовывая, подцепила шмат готового мяса, буквально вырванный вчера из цепких рук Олафа, кадку с творогом, мешочек с мукой, два яйца и горсть ароматных трав. Соль с медом хранились на кухне в маленьких баночках и были уже на исходе. Открыв тетрадь для записей, внесла заметки: соль, сладкое.

Курлыкая под нос и чуть подергиваясь в такт, замесила тесто для сырников, заварила травок вместо чая и спокойно выбросила первую партию, сгоревшую к чертям собачьим в этой сраной печи!

Сбегала за красивыми тарелками и праздничной скатертью, накрыв на террасе с задней стороны дома. Мешающее рукоделие Хильды, оставленное на небольшом столике в углу, было убрано до лучших времен. Пришлось попыхтеть, перетаскивая тяжелый стол, но результат того стоил.

Когда злющий голодный Мюррей приперся на веранду, окончив мои поиски, я широко улыбнулась ему:

— Доброго дня! Завтрак будет проходить здесь, пока не похолодает. Вы не против? — еще одна улыбка.

Бабушка часто говорила: «Улыбайся, Люба! Улыбайся так, будто напротив самый любимый, самый нужный человек, важнее которого нет на всем белом свете. Если не поможет, так собьет с толку.»

Капитан молча пошел двигать стулья. Скептический взгляд тяжело прошелся по скатерти, посуде и еде.

— У нас праздник? — едко осведомился… начальник.

— Нет.

— Тогда какого рожна вы, Люба, так бездарно тратите столь ценные продукты? Вместо того, чтобы расходовать экономно и долго?! Что это? — поднял двумя пальцами сырник, потрясая в воздухе будто благоверная, нашедшая чужие красные стринги в кармане мужа.

Понимающе ему улыбнулась, чтобы скрыть набегающие слезы. Это все ветер надул. Обхватив обоими руками пузатую чашку, спряталась за ней и тихо ответила, рассматривая с выгодного ракурса величественную синеву:

— Потому, что завтра может не наступить.

А потом перевела на него решительный взгляд. Я не собираюсь сдаваться и буду делать так, как посчитаю нужным. Даже если его разобьет паралич от бешенства. Расправила плечи и выпрямила спину.

— Приятного аппетита, — нарочито вежливо произнесла и приступила к еде. — В моем… В том мире все были условно равны и могли есть за одним столом. Не подумала. Прошу простить за нарушение правил, впредь этого не повторится, — произнесла ровным голосом.

Хорошее настроение сменилось тоской по дому. Козел задумчиво сожрал свою порцию, посидел и произнес:

— Принимать пищу здесь — прекрасная идея. Спасибо за вкусный завтрак и ваше общество… Приношу свои извинения за неподобающее поведение, — выдавил из себя, как гной из дюже болючего прыща. Пауза. — Действительно, было вкусно, но впредь прошу быть экономнее… Пожалуйста. Впереди зима, — перевел взгляд вдаль. — Через неделю, две приедет моя мать. Возможно, с невестами… Она же привезет необходимое. Сильно рассчитывать не имеет смысла. Столица горела, им самим будет мало, — откинулся на спинку стула, устало вздохнув. — Даже при тратах из своего кармана, может не хватить… Где бы все взять, — прошептал задумчиво и встрепенулся. — В любом случае, это не ваша забота.

Встал, попрощался и ушел. Наверное, надо было встать, этикет и все такое, но я осталась сидеть, придавленная грузом тяжелых мыслей. После наведения порядка и смены запачканной одежды на чистую, ноги понесли туда, куда совершенно не собиралась. Ибо даже на Земле не посещала это место, а тут вдруг захотелось…

Пустота и темнота рука об руку встречали с порога и провожали до самых стен, шагов пятнадцать. Стены обработанных деревянных досок бежали ввысь к куполообразной крыше, соединяясь в центральной точке будто огромные пальцы. Решительно треснула по закрытым ставням, распухшим от редкого использования, от чего они с глухим треском шваркнулись об наружную поверхность стен.

Подвал превратился в зал. Свет хлынул мощным потоком, опережая свежий воздух. По периметру круга скромно расположились деревянные статуэтки разной величины, покрытые роскошным плащом ручной работы авторства паука и пыли. На входе валялась одна кривая свеча.

Пожала плечами, смахнула грязь, кучно устроив всех около центрального окна, выставив назад две большие фигуры и чуть впереди них остальные статуэтки поменьше. Деревянные раскрашенные глаза внимательно следили за мной. По коже поползли мурашки.

Передернулась, похлопав себя по щекам. Запалила свечу перед группой богов, добавив один бутерброд с мясом из корзинки, прихваченной с собой после завтрака. Закрыла глаза, стиснув кулаки, и мысленно обратилась.

Ничего не изменилось. Свеча горела, бутерброд призывно источал аромат. Развернулась и вышла, припрет же на старости лет заниматься ерундой. На улице встречали, как знаменитость, толпой фан клуба. Жаль, не моего. Расправила плечи, улыбнулась.

— Доброго дня, уважаемые. Я там окошки открыла, надеюсь, не запрещено, — спокойный голос.

Как стояла на пороге, так и осталась. Группа из пяти женщин встала полукругом, практически на расстоянии вытянутой руки. Я не отступала, но улыбку с лица сняла, покрепче стиснув корзинку.

— Слушай сюда, — вперед вышла злющая женщина с толстыми косами, спускающимися из-под чепца.

Красивая, хорошо одетая поместным меркам, высокомерная, хорошо так за тридцать. Остальные выглядели не такими уверенными, но стояли, как шавки за главной сукой.

— Собрала вещи и съехала в казармы сегодня же! Поняла? — угрожающий оскал.

— В чем проблема? — спокойно уточнила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В тебе! Приперлась не знамо откуда, традиции не соблюдаешь, — кивок на косынку, — разговариваешь, как мужчина. Думаешь, одела чужие тряпки, аристократкой стала? — скривилась женщина. — Джонатан — мой! Уясни! Нечего ему глазки строить!! Он на такую не позарится!! — коричневые глаза наливались кровью.

Прихлебалы одобрительно загудели, презрительно сплевывая себе под ноги. Спасибо, не на меня.

— Хорошо, он твой, — кивнула ей, идя вперед, внутренне ведя отсчет.

Когда уже почти вышла из кольца, заводила больно дернула за косу назад, проорав:

— Девки, бей..

Громкий хруст сломавшегося носа прервал речь. Второй кулак пришелся в солнечное сплетение, от чего красавица охнула и присела. Корзинка сломалась об третью голову. Кого-то, слишком близкого, я укусила за щеку.

В драке главное — настрой, помимо физических и численных данных. После двух тварей пять дурных баб — тьфу и растереть. Стоял отборный мат. Мой. И визг. Чужой. Бабищи разбежались, бросив красавицу одну. Нагнулась, поднимая тряпицу, вылетевшую из корзинки. Посмотрела, ага, утренние бутерброды были на месте, не испачкались. Подошла к уже поднявшейся на ноги противнице.

— Ты могла просто спросить, а я просто ответить.

— Лживая тварь! Прикинулась добренькой, а сама, как змея, лезешь в местечко потеплее! По мелочи не берешь, самого лучшего подавай! — ощерилась дура. — Да только я выведу тебя…

— Подойдешь еще раз, ни один целитель не поможет. Поняла? — спокойно спросила побледневшую женщину. — Мне терять нечего.

Олаф присвистнул, когда ввалилась на кухню, тяжело дыша.

— Холодненького дай, пожалуйста, — криво усмехнулась одним уголком рта.

Ибо вторая половина лица горела адски, как и все тело. Мне тоже наваляли. Блаженно растеклась лужей, приложив пузатый кувшин к лицу. Коротко рассказала произошедшее.

— На столе для Мюррея. Отнеси потом, только не говори, что от меня. Потом, когда проорется.

Оказалось, заводилу звали Камила — молодая вдова, давно греющая постель капитану и лелеющая надежду однажды стать полноправной хозяйкой его дома. Да только Мюррей никого не пускал к себе, тайные встречи проходили на ее территории. Все знали, все молчали.

— Я тут подарок принес, — Олаф неуверенно стискивал тесак в руках. — Да только невместно теперь…

— Красивый, — счастливо улыбнулась и охнула, не зная держаться за ребра или за щеку.

— Все вон! — рявкнул с порога бешеный Мюррей. — Кроме нее!

Помощники вышли, Олаф остался, широко расставив ноги, скрестив руки и сжав челюсть на хмуром лице. Капитан отправил дверь в полет, захлопнув ее с треском, и встал рядом, гневно сверля взглядом. Светить разукрашенной стороной не хотелось, оттого продолжала изображать статую «Люба и кувшин».

— Рассказывай, — рявкнул Мюррей.

— Мы прояснили спорный вопрос, пришли к консенсусу, предварительно высказав полярные мнения. Вам не о чем переживать. По пути я упала. Сама.

На повара напал приступ кашля. Джонатан, пылая бешенством, вырвал кувшин из моих рук. Да так и остался стоять, словно обнаженные камни, с которых схлынула яростная волна. Укоризненно посмотрела на него, покачала головой и отобрала обратно.

— Сколько их было?

Пожала плечами, жаловаться, а тем более искать справедливости у него не имело смысла. Итак мешаю, тут еще грелку поцарапала. Одни неприятности.

— Собралась в большой мир, не плохо бы выучить азы правил, — спокойно начал Мюррей, сев на перевернутый спинкой стул. — Дам книги, будешь пересказывать каждый вечер. Я несу за тебя ответственность… Моя вина — не представил перед людьми, не показал, под чьей опекой… Приходи на обед в общую залу. Раз Олаф так радеет, пусть учит этикету с этого дня по ускоренной программе, — хлопнул себя по коленям, вставая. — Жалование назначу, составь список необходимых вещей на первое время, раздобудем. Велдон скоро придет. Работайте.

Камилла

Трудно дышать. Скорее, скорее убраться с людских глаз. Забиться к себе, пережить позор, обдумать план мести. Чтобы какая-то деревенская бабища взяла да заняла мое место? Не для этого таскалась за Джонатаном, унижаясь и выпрашивая ласку.

Сжала кулаки. Что она ему может дать? Ничего! Простушка без гроша и угла. А я какая-никакая партия. Да в нашем захолустье лучше меня никого нет!

Джонатан принял рассказ за чистую монету, хорошо его накрутила. Велдон подправил только нос, и на том спасибо! Мне теперь нужна вся красота, все терпение, чтобы отвадить от пришлой. Я бы, может, тоже не отказалась от шикарных нарядом аристократов. Паршивка придумала умно — прикопать в канавке или сжечь барахло. Капитан мужик добрый, свое все погорело, вот и дал, что было.

На месте не сиделось, внутри все зудело и ныло. Чашка с водой выпала из трясущихся рук и разбилась, остро блестя осколками. На счастье!!!

Надо успокоиться. Есть только одно место. Выдохнула только зайдя под сень листвы, вдыхая пряный аромат леса. Привалилась к стволу, смежив веки. Постою немножко и тесто пойду месить. Пирожки испеку Джонатану, его любимые. Задобрю.

Ну вот, полегче. Открыла глаза и… провалилась в бездонный омут напротив. Хотела вскрикнуть, да голос отказал. Ватные ноги подкосились, упала, ничего не чувствуя …

Джонатан

Устал. Откинулся на спинку, запрокинув голову с закрытыми глазами. Перед глазами встала полоса препятствий — личная больная фантазия, отражающая суть происходящего.

Узкий перешеек «проверка местности» был пройден. Раскачивающиеся мешки «вода», «паек», «люди» остались позади. Пострадавшие в тепле с крышей над головой. Весной начнем строить дома. Среди личного состава есть холостые. На крайний случай дадим пособие и отпустим в город, если женщины изъявят желание. Лабиринт «заготовки», «постройка укрепления», «пострадавшие» в стадии прохождения.

В мою картину мира добавились «зыбучие пески» в лице Любы. Кто бы знал, что одна женщина может принести столько проблем? Это еще не приехала мать с курицами…

Хлопнул от души по столу. Ненавижу чувствовать себя дерьмом, но именно это прекрасное чувство иглами впилось под кожу, никак не желая пропадать. И ведь старается, но все равно не вписывается. Ей бы в Ганзу, пришлась бы к месту…

Камилу в отставку. Слишком возомнила о себе. Еще и драться полезла. Свидетелей произошедшего нашлось не мало. Пять на одного не достойно даже для мужчин. А раз они, подданные военного королевства, коллективно получили от одного противника, значит пора вспомнить тренировки.

Камила, Камила, ты же не успокоишься ни после напоминания условий договора, ни после дорогих подарков. Значит, уедешь. На горизонте женитьба, надо соблюсти хотя бы видимость приличий… Если не срастется, отправлю в столицу с матерью. Там и лекари лучше, и комфорта больше. И от меня подальше.

Решено. Сегодня же поговорю. Под предлогом помощи соседям и закупки необходимого отправлю с группой солдат, а те посадят на корабль. Есть у меня один вдовец, как раз в ее вкусе. Надо написать ему, пусть готовится к свадьбе.

Короткий стук, моментальное открытие двери и бесцеремонный посетитель плюхается на мой диван, мечтательно уставившись на шкаф, будто это не кусок дерева, а прекрасная нимфа с выдающимися формами. Руперт старше меня лет на тридцать, но такой же упертый и неугодный короне — заместитель, правая рука и просто хороший человек.

— Джонатан, как мужчина мужчине, что у тебя к новенькой? — свирепое выражение лица.

— К Любе? — переспросил в неверии, подавшись вперед.

— Да, — расплылся в идиотской улыбке темноволосый великан, — к Лююююбе, — просмаковал имя, словно дорогое вино.

— Ничего.

— Отлично! Тогда я женюсь! — подскочил и победно протанцевал до моего стола, будто неожиданно получил богатое наследство от дальнего почившего родственника. — Готовься к роли брата божьего, раз уж его так некстати сожрали. У тебя не будет взаймы кольца? Я как-то даже не думал, что со мной такое может случиться, — обескураженно признался… идиот. — Все верну. У матушки твоей позаимствуем платье…

— Стоп.

В голове не укладывалось, что этот прожженный любитель женщин вдруг решил жениться. Кто угодно, но только не он. Никогда. Не в этой жизни. И на ком?

— Что? — прорычал друг, раздражаясь.

— Ты у нее спросил?

— Зачееем? — искренне недоумевал Руперт. — Хорош собой, — указал обеими ладонями на себя, — умен, богат, добр. Или ты сомневаешься в моем обаянии?! — брови взлетели вверх к густой темной шевелюре.

— Она немного … отличается от наших женщин, — попытался подобрать рациональное объяснение. Не говорить же, что она иномирянка, спасшая жизнь Хильде, которую я обязан оберегать? — В общем так. Если согласится, кольцо можешь не возвращать, будет подарком. Но только добровольное желание.

— Почему? — прищурились глаза напротив.

— Родственница Хильды.

— Готовь священные клятвы, — самодовольно произнес Руперт. — Я пошел на таран! Такую женщину нельзя упускать, — довольно причмокнул, обрисовывая силуэт в воздухе. — Как она дралась, до сих пор перед глазами! — восхищался влюбленный болван.

Ну хоть одна хорошая новость! Пристрою в надёжные руки и выдохну. А там женюсь. Идеально!

Люба

Душевные муки о собственном поведении прервал заскочивший Велдон. Держа в одной руке шмат мяса, второй направляя поток силы, тщательно прожевал кусочек и приободрил:

— Люба, перестань. Первое: Камилла долго добивалась капитана. Дело не в тебе, просто она не отдаст его никому без боя. Это все знают, — еще откусил, прожевал, подлечил. Широко раздувая ноздри, принюхался и расплылся в улыбке, глядя на булькающий котел. — Второе и не менее важное: сегодня все как с цепи посрывались, — пожал плечами. — Аномалия наша шалит. Наверное… Раньше такого не было. Все, я пошел, у меня там…пациенты, — стал серьезным.

Не глядя взял тряпицу с едой, что протянул ему Олаф на выходе, махнул рукой и был таков. Повар гонял помощников, периодически вздыхая и кидая странные взгляды, что заставляли чувствовать себя нерадивой внучкой у бабушки на каникулах. Жутко болела голова.

Обед проходил шумно. Люди пытались подбадривать друг друга, делились успехами в областях своих задач, предлагали и принимали помощь, обсуждали и строили планы. Пару раз услышала «пойти в лес», запомнила и решила спросить разрешения.

Казармы, пустовавшие до недавнего времени, условно зонировали. Первую половину длинного здания разделили на квадраты, возведя подобие стен, сильно не достающих до высоких потолочных балок, и расположили погорельцев. Лучше уж так, чем одна общая комната на всех. Там же организовали сбор и выдачу необходимых для выживания вещей. В дальней части, наиболее приближенной к кухне, огородили общую трапезную зону для посменного принятия пищи. Готовая древесина была нужна везде.

В полной тишине Мюррей громко и жестко объявил о своем покровительстве, положив тяжелую руку на плечо. Из меня нельзя было сварить суп или построить дом, посему большинство просто приняло к сведению и вернулось к прерванным разговорам. Были и недовольные лица, конечно, женские.

Напряжение от публичного представления сошло на нет благодаря обаятельному рослому мужчине, что сидел по правую руку. Слева во главе стола ел капитан. Было непривычно чувствовать себя хрустальной вазой на фоне внушительных габаритов соседа вкупе с его обходительностью и харизмой. Он так ловко болтал обо всем и ни о чем, занимая все свободное пространство, что я смогла расслабиться, внутренне благодаря. Все же страх и настороженность при таком скоплении незнакомцев был вполне оправдан.

— Честно признаться, — продолжал ворковать Руперт, так звали соседа, — я был поражен в самое сердце… вашим хуком, — хохотнул здоровяк. — Как увидел сердитые лица наших женщин, окруживших кого-то, так и побежал, полюбопытствовать, так сказать, да не успел. Неприятель был побежден прекрасной дамой и без храброго защитника, — хитро улыбался, вгоняя меня в краску. — Между прочим, я нахожу это чертовски… привлекательным, — покивал головой, играя бровями.

Ответила на его улыбку, прикрывая глаза. Жаль, что душу, как грязную комнату, нельзя походя очистить тряпкой от прошлых чувств. Они как пригоревшее масло, намертво прилипли к стенкам. Понадобится не мало времени, чтобы справиться с этой задачей. Ведь просто выбросить свое сердце, как отслужившую утварь, к сожалению, не получится.

Несуразная косынка была явно неуместна среди голов, покрытых чепцами. Женская половина ощущалась скромными ученицами, знающими свое место и правила, тем разительнее контраст Камиллы с прихлебалами. Действительно, вдовушка уже чувствовала себя главной. Слова о моем вызывающем поведении стали понятны.

У всех были нормированные порции. Дети сидели отдельно, кидая тоскливые взгляды на взрослых. Им явно хотелось «чего-нибудь еще», но правила, хорошо вбитые с детства, не позволяли открыто заявлять об этом.

— Люба, поведайте, куда вас увели мысленные тропы? — спросил Руперт, поняв, что дифирамбы канули в пустоту.

Мужчина сильно напоминал… Василия на заре отношений, оттого все попытки заранее были обречены на провал. Не внешне, а на внутреннем уровне… и это было…грустно. Я будто наблюдала за шикарным букетом цветов, стоя по другую сторону стекла. Да, красивые, и знаю, что запах просто мед.

Но у меня аллергия.

— Так, не важно, — вяло улыбнулась.

— Для меня важно все, что связано с вами, — тихий уверенный голос и пронзительный взгляд.

Незачем все эти глупости. Океан внутри хочет успокоиться после прошлой бури, гавани для кораблей закрыты.

— Всем свойственно ошибаться, переоценивая значимость другого человека, — отрицательно покачала головой. — Благодарю за приятную компанию, работа не ждет.

Перед выходом поставила на детский стол свой ломоть хлеба и фрукт. Надо придумать, где достать еды.

— Садись давай, — буркнул Олаф, осев мешком на шумно выдвинутый стул. — На вот, — передал тесак рукоятью вперед. — Люба, Люба, — покачал головой, закатив глаза. — Треснул бы подзатыльник, да права не имею… Скажи-ка, — прищурился повар, — как называется твоя деревня?… Я тебе скажу: ты не знаешь! — не стал ждать ответа. — А почему? Глупая, потому что!!! — сердито рявкнул Олаф, стукнув по столу, от чего железная миска, стоящая на углу, упала в низ, громко дребезжа. — Послали же Боги… Баба ты хорошая, трудолюбивая, добрая, теплая, как светило с небес, только головой не всегда думаешь, — раздраженно цокнул. — На кой Руперта отшила на подлете? — свел брови к переносице. — Ты аристократка? Магиня? Воительница? — нависал над столом, все больше подаваясь вперед. — Нет! Ты — деревенская простушка из глухомани!!! Такие не используют «полярность» и «консенсус». Да, кулаками машут, это можно, деревенским можно, и хапают обеими руками жирную рыбу, которая с дуру прыгнула в их ведро, а не выбрасывают вместе с тарой, потому что костлявая и вонючая!!! — поджал губы и махнул рукой, расслабляясь. Вздохнул. — Поняла хоть? — спросил, как умалишенную.

— Да, Олаф, я все поняла, — улыбнулась, цепляя тесак на пояс. Встала и подошла, приобняв со спины. — Спасибо за заботу и участие. Ты самый настоящий друг, хоть и знакомы всего ничего.

— Чего уж там, — похлопал ладонью поверх моих рук. — Завтра же нацепишь чепец и улыбаешься Руперту, глазки в пол. Потом, через тую, две, три… Чего скажешь?… Другой люб скажешь. Укажешь на женатого, вроде как семью разбивать не хочешь, вздыхаешь в стороне. Влюбленным дурочкам закон не писан, они в своих мечтах витают, не замечая ничего. Книжки капитана читай, учись, и я немного расскажу, что помню… Не твое это место, Люба… мало оно для тебя, — тихо произнес Олаф, оборачиваясь. — Уезжай в Ганзу.

Мой первый якорь — мой первый друг.

Занудным голосом, продолжил, что женщина — хрупкий цветок. Ее задачи: сиять, вдохновлять и слушаться старшего — мужа, отца, брата или иную особь мужского пола, что несет за нее ответственность. Там уж мужчины, если не договорятся, могут и кулаками выразить свои претензии. В городке Амран есть специальное для этого место. Все строго по регламенту.

Если уж женщине не повезло родиться умной, надо сделать так, чтоб ее блестящие идеи пришли в голову супруга, вроде как сам додумался. И все счастливы. Намек был ясен.

— Кажется, Велдона не было на обеде, — нахмурилась.

— Верно, — всплеснул руками Олаф, — надо ему отнести! — подскочил и засуетился, собирая в корзинку снеди.

— Так и быть, я выполню твою просьбу, — хитро улыбаясь, подмигнула ему.

— Да, примерно так, — тихо рассмеялся.

Стоя на пороге импровизированного лазарета, было грустно: вонь, безнадега и тоска. Каменные стены, на много ниже, чем в другой казарме, полукругом нависали сверху, мешая дышать. Крохи света, проникающие сквозь узкие крохотные оконца под потолком, скупо освещали изможденные лица. На кроватях, сколоченных из грубых местами кривых досок, тяжелые случаи близко соседствовали с пустяковыми. Каменный пол пестрел мусором. Между бледными и серыми лицами сновали женщины, оказывающие уход.

Мужчины, женщины, дети… Пришлось посторониться, пропуская двоих с носилками, покрытыми старой тканью, с которых предательски свисала сбоку безжизненная рука. Их провожали обреченные взгляды, даже шепотки стихли.

Заметила Камиллу, змеей нашептывающей слова утешения. Судя по лицу бедолаги, от них хотелось повеситься. Многие сиделки смотрели на живых как на покойников, сочувствуя и вгоняя в уныние нытьем.

Грустно, как же это грустно.

Велдон так устал, что не смог сопротивляться насильному выходу на улицу. Пришлось дождаться, пока закончит вытаскивать практически с того света безнадежный случай. И не факт, что пациент задержится с нами на долго. Не пришел в сознание…

— Кушай, — вложила в его руки котелок и ложку, пристроившись рядом на чурбачке.

Дышать на улице было гораздо приятнее. Медленно орудуя ложкой, лекарь просветил интересующие моменты.

Это здание — самое первое, построенное наспех, оттого такие габариты и минимальные удобства. Надо было хоть где-то спать. Вторую казарму уже строили с умом. Здесь меньше места, поэтому лазарет — погорельцы бы не поместились.

Отвары закончились, мази тоже, коих было катастрофически мало. Народ расслабился иметь под боком лекаря, привыкнув к волшебному исцелению редких болячек. Знахарка съедена, Хильда, разбирающаяся в травах, уехала. Новые порции варили, но как-то бессистемно и мало.

Если можешь помочь — делай, тем более, когда искренне хочется самому. Второй шанс должен быть у всех. Может, не зря я сюда попала…

— Велдон, тут капитан кое-что передал, — главное самой верить в ложь, тогда убедительнее. — Отсортировать пациентов по степени серьезности и приготовиться к их переезду в другое место. Найти женщин, которые хоть немного разбираются в травах, снарядить их тарой, отправить на поиски сегодня же. С сиделками провести беседу о недопустимости причитаний. Они должны вселять уверенность в выздоровлении, заставлять верить и бороться, а не готовить к погребению еще живых.

Сонливость мгновенно слетела с лица парня, уступив место растерянности.

— Давай, по-быстрому всех поставь на уши. Я к капитану, узнать, куда кого распределять, он должен был решить.

Олаф показал большой палец на инициативу сбора и самостоятельной варки сборщиками простейших настоев. Подумал и предложил собрать на улице еще пару очагов для этих целей, чтоб были под присмотром. На кухне разобрали сломанную вторую печь, начали закладку новой, попутно латая дыры в здании. Камня было в достатке.

Пошла сдаваться Джонатану о его поручениях, мысленно надеясь на хорошее настроение. Сытый мужчина — спокойный мужчина. Возле его кабинета чаяния рассыпались песком на ветру: Мюррей орал так, что закладывало уши. Кажется, они нашли какую-то недостачу. Потом спрошу, если останусь жива после своих новостей.

Вспомнилась Аглая Ивановна, но уже как нечто… очень далекое. Решила проанализировать позже.

— Джонатан! — громко прервал поток бранных слов Руперт, увидев меня в дверях.

Кивнула благодарно, поздоровалась, попутно отметив еще одного, ранее не виденного молодого мужчину. Потом вспомнила науку Олафа — глазки в пол, ручки в замок на животик. Показное смирение не помешает.

— Говори, — отрывисто скомандовал Джонатан, раздраженно отхлебнув воды из стакана на столе.

Надежда поговорить вдвоем пошла ко дну. Пришлось тщательно подбирать слова, приписывая авторство инноваций ему, а я вроде как пришла отчитаться о проделанной работе и получить уточнения к оставшейся части. Украдкой взглянула на капитана. Он невидяще смотрел в одну точку, хмуро откинувшись на спинку кресла. Пальцы левой руки барабанили по столу в абсолютной тишине. Хорошо, что не отрицает. Перевела дух.

— Напомни, — резко и сухо.

Чувствуя, как иду по тонкому льду, тихо вывалила вторую порцию фантазий.

— Да.

Руперт и второй обалдело уронили челюсти. Из коридора послышался изумленный вздох. В моем личном восприятии людей стрелка Джонатана Мюррея взлетела вверх из ямы глубокой неприязни… сравнявшись с плинтусом. Смотрела, оценивая по-новому. Как только согласился? Ведь покусилась на святое!

— Можно в лес? — осторожный вопрос.

— Да, — все также сухо.

— А книгу?

Задумчиво провел указательным пальцем по корешкам, повернувшись ко всем спиной, резко вытащил книгу и, стремительно подойдя, впихнул в руки.

— Двадцать страниц. Расскажешь вечером. Свободна.

Сел и закопался — полнейший игнор. Улыбнулась, внутренне благодаря. Попрощалась и ушла. Караульный в коридоре выпучил глаза. Показала ему язык и в приподнятом настроении пошла вершить великие дела.

В кабинете после ухода

Руперт проверил, ушла ли неугомонная женщина, закрыл дверь с внутренней стороны и погрозил кулаком секретарю. Парень демонстративно провел ребром ладони по горлу — нем, как могила, но горящие глаза выдавали ворох вопросов, роившиеся не только в его голове.

— Это ее идеи, — констатировал Руперт, пристально сверля друга. — И узнал ты о них только сейчас.

Джонатан притворно вздохнул, всем видом показывая, как сильно отвлекают от важных дел пустяковыми вопросами, сдвинул бумаги в сторону.

— Да, — скрестил руки на груди.

— Почему…, - взъерошил волосы вопрошающий. — Нет, не так… О чем еще мне нужно знать? — прищурился Руперт.

— Через тую приедет мама. С невестами. Я женюсь, — поморщился Джонатан.

Отошедший было от шока секретарь упал на стул, машинально глотнув воды из стакана начальства. Здоровяк прикрыл глаза.

— Будет война: леди, Люба и Камилла. И твоя мать… Ты с ума сошел! — искренне хохотал Руперт, утирая выступившие слезы.

— Не скажииии, наоборот. Все будут заняты, — Джонатан встал и начал ходить, загибая пальцы. — Леди будут бегать за мной, я от них. В конце концов придется выбрать одну, жениться, зачать наследника. Надо уложиться в сжатые сроки. В это время ты бегаешь за Любой, она от тебя и голова на отсечение — будет лезть везде, куда только сможет. Сегодня — это только начало. Так что, не подведи! Окольцуй, да побыстрее. Всем будет легче дышаться, поверь, — секретарь икнул и повторно осквернил стакан начальства. — Примерно в это же время приедет Хильда. Они с матерью будут… громко конфликтовать.

— А Камилла?

— Уедет еще до приезда балагана. На ближайшей ярмарке. Сядет на корабль и поплывет к счастливому жениху рожать кучу детей… Если быстро управлюсь с задачей, то мать и уже жена счастливо уедут в столицу — рожать лучше там. Но самое главное, что с обозом приедет то, в чем мы остро нуждаемся: еда, материалы, возможно специалисты.

— Филипп? — наигранно-удивленно поднял брови Руперт.

— Скорее сдохнет, чем расщедрится… Мое. Люди не должны голодать и умирать. Хватит нашествия.

— Я в доле, — отрезал здоровяк, разом потеряв игривость. — Ох и весело у нас будет…

— Боюсь представить на сколько…, - задумчиво согласился капитан.

Жизнь такая сложная штука, порой переворачивающая все с ног на голову…

Люба

Велдон посмотрел на меня как на заговоривший ночной горшок или вроде того, когда поведала место будущего расселения тяжелых пациентов. Рядом со старой казармой нарастал гомон: приходили сборщики и вышли на разговор сиделки. Лекарь коротко и жестко, совершенно при этом преобразившись, в двух словах устроил головомойку, не забыв озвучить требования. Ко всеобщему недоумениею, да так, что у самой чуть не полопались глаза от удивления, громко объявил меня своим заместителем.

Народ организовывался, исполнял поручения, а я пыталась выбрать, куда сесть из двух стульев. Душа разрывалась между исследованием леса и обустройством раненных. Крутила головой туда-сюда, как флюгер на ветру. Так хотелось на природу… Пробежаться по мягкой травке, касаясь низких крон, вдохнуть насыщенный, чуть прелый воздух, послушать трели… и найти много съедобного и полезного.

Последние два пункта больше всего.

Вместо этого развернулась, вспомнила бабушку, ее командирский голос и пошла песочить народ, официально имея на это полное право. Управились часа за три. Отдельно настояла на водных процедурах для всех, особо отметив необходимость чистоты во всех аспектах жизни. Велдон уточнил, не училась ли на лекаря, мол там есть такая теория.

Не обошлось без крика. Прибежали жены пострадавших, вопя, что угробим быстрее, чем перенесем. Возмущение и страх заставили их таки открыть рты. А я спряталась за спины мужчин. Раз принято решать им, пусть и отдуваются, пока это удобно.

Велдон принес свои вещи, чтобы вести круглосуточное наблюдение. Крепкие парни вкупе с сиделками перестелили свежее белье и освежили нуждающихся, на сколько было возможно. Легкие же случаи переехали во вторую казарму, а место склада запасов на освободившуюся территорию. Надобность в уходе за большей частью народа свелась к минимуму, жирным плюсом шел душевный подъем — вокруг кипела жизнь, хотелось поскорее встать и влиться в это море.

Рокировка принесла не мало плюсов, уже к вечеру все громко восторгались капитаном за ум и сообразительность. Ну, еще и за щедрость, широту души и всякое такое, уверовав в него, как в лидера, еще больше.

Безнадёжные случаи переехали в его шикарный двухэтажный дом.

— Как я устала… Пять минуток, — прилегла на скрещенные руки.

Кто-то легонько тряс за плечо. Болела грудная клетка. Просыпаться было очень тяжело.

— Люба… Люба, — звал тихий голос. — Идите к себе в комнату… Люба, да проснитесь же! Иначе придется нести вас на руках! — в сердцах воскликнул… Джонатан Мюррей.

— Ни за что! — мгновенно проснулась, подскочив. Протерла глаза, осознала, что и кому ляпнула. — Сначала накормить! — слабая попытка исправиться. — Сейчас, — не стала ничего слушать и умчалась на кухню, потирая зону декольте. Как же болит…

Уснула как школьница за партой. Хихикнула и тут же поджала губы, вспомнив бледное лицо начальства с обескровленными губами. Собрала еды на поднос, добавив взвар с восстанавливающими травками, подготовленный заранее.

Мюррей тер переносицу с закрытыми глазами, развалившись на стуле. Первым делом поставила миску с теплой водой и чистое полотенце.

— Что это? — нахмурился мужчина.

— У вас руки…грязные.

Он поднял конечности на уровень глаз, повернув ладони внутренней частью к себе и растопырив пальцы в стороны. Кивнул, ополоснул, тщательно вытер. Пока ел, кратко рассказала итоги долгого дня.

Улов собирателей был скромным — не стали углубляться в лес перед надвигающимися сумерками. Кроме трав принесли все, что смогли найти, отодрать, отломить или просто валялось под ногами — распоряжение Велдона.

Пока я пеклась о народе, женская часть осознала открывшиеся перспективы и рванула на запретную территорию. Они лезли во все щели, трогали, восхищались, млели и … делали попытки пролезть куда не надо. Восторг преобладал над голосом разума, меня нагло игнорировали. Даже с командирским голосом. Поднялся гвалт, словно в портовом рынке. Больные стонали.

Было и смешно, и досадно. В отсутствии Хильды за дом отвечала я, который того и гляди, вот-вот раскатают по бревнышку на память. Помощь пришла неожиданно — на огонек заглянул Руперт, посланный Джонатаном, проследить все ли в порядке. Увидев творившуюся вакханалию, здоровяк понимающе усмехнулся, и попросил испечь сырники, которые недавно ел капитан.

— Уж очень хвалил, — хитро улыбнулся спаситель, явно отсылая подальше.

Не знаю, как он их собрал в кучку, что такого волшебного сказал, но, когда вышла через пол часа сообщить о готовности еды, в комнатах царили тишина и порядок. Лишние ушли… почти все.

— Тут добровольцы, — Руперт указал на группу девушек в сторонке, — очень хотят помочь… в этом доме. Найдешь, чем занять или отправить на нужды городка?

— Дааа, — радостно закивала. — Найдуу….

И столько предвкушения было в моем голосе, что бабоньки засомневались в своем искреннем желании, но выразить протест не успели — здоровяк объявил меня начальством на две туи над всеми в этом доме, кроме Велдона, как и пара крепких солдат, оставленных для пригляда и помощи со сложными работами. Тех, кто ослушается как сегодня, ждал перевод на самые грязные работы.

— Теперь корми, хозяюшка, — с нетерпением попросил Руперт, мгновенно стушевался, поняв, что ляпнул, откашлялся. — В смысле…

— Да пошли…те уже, — рассмеялась. — Помогите остальным пожалуйста, скоро вернусь, — обратилась к женщинам.

Руперт ушел, сытый и довольный. А для остальных все только началось… Шальные мысли, бродившие в голове, получили возможность воплотиться в жизнь. «Мне бы только суметь!» — говорил Вовка из мультфильма из тридевятого царства, и я была с ним солидарна.

Два дня капитан приходил, когда на небе во всю расцветали созвездия, прямой наводкой валился в кровать и вырубался, не имея сил поесть. За это время потеряли двоих несмотря на то, что все шли на поправку каким-то чудесным образом. Велдон пообещал разобраться, но после выздоровления всех пациентов, а до этого работал на износ, черпая себя до дна.

Была одна закавыка: всякий раз, когда пациент уходил за грань, Камилла была рядом. Это казалось подозрительным только мне. Выгнать из-за личного отношения было нельзя, спрашивала. Посему приходилось варить настои и еду молча, сцепив зубы, чтобы не ляпнуть чего. Нервничала, оттого периодически собирала углы, резалась, царапалась, что-то роняла.

Женская бригада, как прозвала помощниц, работала без продыху, периодически меняясь с сиделками. Камиллу не вовлекали. Люди думали — привилегия от капитана, правда была проста — меня от нее воротило. Пришлось даже присесть, подумать, но точно не ревность. Впрочем, женщина была только в выигрыше, имея время заниматься своими делами.

На третий день, выяснив, что хотела, и основательно подготовившись, пошла к начальству как гора к Магомеду, вооружившись ужином для отвода глаз. Постучала, вошла после дозволения. Внутри работала неизменная троица. Молодой парень оказался личным секретарем Мюррея.

— Доброго вечера, господа, — глазки в пол.

Стою, жду, когда разрешат подать голос. Олаф вдолбил: аристократы — важные птицы, коим и являлся капитан. Всякая шушара безродная, вроде меня, не имеет права болтать, пока не дали высочайшую отмашку.

— Что случилось, Люба? — встревоженно спросил капитан, оторвавшись от бумаг.

— Ужин принесла, — ответила, как бы между делом потрясая зажатой в руке тетрадью.

— Началось, — пробухтел Джонатан, вставая с места.

Какой сообразительный. Сам закрыл дверь, попросив охрану в коридоре пойти подышать и никого не пускать, отобрал корзинку и поставил на стол.

— Можешь спокойно говорить, свои… Под клятвой! — прорычал начальник. — Люба или излагай, или катись отсюда!

— Сначала это, — поставила миску рядом с креслом, отнеся порции и остальным, подготовленных Олафом. — Вы два дня не ужинали, — свела брови к переносице, как только он открыл рот возражать.

Мужчина сел, демонстративно отправил ложку в рот. Кивнула и раскрыла перед ним мысли, обличенные в буквы и цифры на страницах бумаги.

Давай! Хвали уже меня!

Внутри бурлил коктейль эмоций из предвкушения, ожидания и радости, ведь идеи были просты и шикарны. Очень хотелось признания, похвалы, высшей оценки умственных способностей! Хотя, кого я обманываю, простого: «Молодец, Люба! Не ожидал!» — было бы достаточно. Даже просто «молодец».

Черт, да скажи уже что-нибудь, сухарь!!!

Капитан читал, его лицо каменело. Странная реакция. Не по плану.

— Сколько? — выдавил из себя Джонатан.

— Чего сколько? — не поняла.

— Сколько надо золота?

— Мне откуда знать? — искренне спросила его в ответ. — С меня идея, с вас реализация. Не знаю, сколько придется потратить, но вот смотрите, тут можно сэкономить, если…, - наклонилась показать, но одернула указательный палец обратно. Хлопнул форзац.

— Люба, сколько денег ты за это хочешь? — капитан придавил ладонью закрытую тетрадь, как дракон лапой сундук с алмазами.

Внутренности обдало кипятком. Выпрямилась и отшатнулась назад. Стало обидно… очень обидно. То есть вот так? Да? Меркантильная Люба?

Почувствовала, как собираются слезы. Нахмурилась, чтоб сдержаться. Поджала губы, блокируя поток брани. Я к нему со всей душой! Придумала, продумала, рассчитала, принесла. Летела, окрыленная… вдохновением.

А он? Циничная скотина… Заплесневелый в своем средневековье козел…

— Посуду принесете… сами, — еле произнесла, не зная, чего хочу больше: разрыдаться или разбить об его лицо вонючий горшок нечистот!

Развернулась и полетела на выход. Руперт подскочил, хватая за кисть и открывая рот. Мгновенно треснула свободной рукой и зло глянула, выдергивая конечность. Нечего трогать!!! Забылась и от души хлопнула дверью.

Я обиделась.

В кабинете

— Ты идиот, — резюмировал Руперт, выпустив гнев на спинку дивана. Перед глазами стояло потерянное лицо женщины.

— Простите, капитан, — тихо отозвался секретарь, опустив взгляд. — Но я с ним согласен… Простите еще раз, — зажмурившись вжал голову в плечи, отчаянно желая стать незаметным за свою дерзость.

Молодой парень думал о пагубном влиянии отдельно взятой женщины на всех, кому не повезло оказаться рядом. Вот взять, к примеру его самого. Никогда он не позволял себе таких вольностей. А все она виновата! Уууу, все проблемы от баб!

Джонатан Мюррей явственно чуял запах свежего дерьма, в которое только что влетел с размаху лицом. Порой он забывал, что Люба мыслит по-другому. Обиделась и на что? Предложил ей заплатить!!! Хотя мог присвоить, украсть, обвести вокруг пальца. Абсолютно не логичная женщина. Еще и обиделась…

— Идиот.

— Повторяешься.

— Что поделать? — философски изрек Руперт, разведя руки в стороны. — Согласись, это лучше, чем набить тебе морду.

— Соглашаюсь, — кивнул капитан.

Три головы склонились над открытой тетрадью: пронумерованные идеи, столбцы необходимых вводных, схемы реализации, стрелочки, сноски с объяснениями или вопросами на полях, приблизительное расчетное время, возможные итоги.

— Джонатан, а Люба у нас кто? — задумчиво протянул Руперт. — И давай уже честно… Друг, — предупреждающий взгляд.

Капитан скривился. Рано или поздно, этот вопрос бы всплыл. Лучше бы поздно… Секретарь подскочил, изъявив острое желание погулять, и вылетел за дверь. Не его ума дело, не по чину. Спокойный сон, он как-то дороже. Плотно прикрыл дверь.

— Сначала клятва… Друг, — Мюррей раздумывал, какую часть правды рассказать.

— Не вопрос.

Капитан настоял на особой клятве, формулировка возникла в голове, будто по чужой указке. Руперт был связан по рукам, ногам, мыслям и высказываниям, что только разожгло интерес, а простое желание взять очередную высоту растворилось, уступив место ранее не изведанным чувствам. И вот он, великовозрастный шалопай, был на пороге чего-то нового, более глубокого и прекрасного…

Через двадцать минут три руки строчили письма, секретаря вернули. Мужчины спешно вспоминали старые связи и заказывали необходимое, перекидываясь короткими фразами, попутно вычеркивая строчки из списка необходимого.

Люба

В пути накрутила себя мама не горюй, хотелось успокоиться в одиночестве. На автопилоте оказалась в храме. Распахнула окна, рыдая и злясь. Надо убраться. Размазывая слезы по лицу, мстительно собрала в кучу фигурки богов — кто-то снова их расставил по кругу. Семья? Семья! Вот и пусть стоят вместе.

Эмоции неистовствовали, старое дерево не выдержало натиска скрюченных пальцев и треснуло, впившись в ладони. По лицу Ютарии потекла кровь. Боль отрезвила.

— Извините, — буркнула, пытаясь оттереть.

Вот я глупая гусыня. Тяжко вздохнула. Ну предложил денег, так надо было взять и обрадоваться, а не ждать… Чего ждать? Что незнакомый, по-другому воспитанный взрослый мужик будет ласково поглаживать по голове, нахваливая за смекалку, как…моя бабушка. Даже имея настрой и хорошие условия, тяжело было отпустить то привычное состояние, где меня все любили и хвалили, выстроив защитный купол…

Вырезанные глаза напротив сочувствовали. Хорошо хоть краска не сошла.

— Подумаешь, по плечу не похлопал, так ведь я могу сама. Верно? — спросила у Богини- Матери. — И вообще, пойду, мстительно съем что-нибудь вкусное, а ему не дам, — улыбнулась, вытирая остатки слез.

Три глубоких вдоха и выдоха. Покусала губы. Василий уже не вызывал никаких эмоций, незаметно исчезнув из памяти. Еще там отпустила, на Земле. Родители давно провалились за горизонт воспоминаний, лишь размытые картинки с участием бабушки еще пытались не раствориться в серой хмари непонятной дымки.

— Я не хочу забывать, — шепотом обратилась неизвестно к кому. — Это часть меня…

Покачала головой и нервно рассмеялась. Первые же трудности подкосили…

Никто никому ничего не должен.

Если ничего не ждать, в ответ на свои действия, вообще станет легче жить… А золото возьму. Еще и поторгуюсь, выбивая процент, не фиксированную единоразовую выплату. Вот так вот. Уперла руки в бока.

— Давай, Люба, подъем!

Отряхнулась и ушла, снова обретя душевное равновесие. В доме все шло по плану, кухня ждала волшебства. Порадую себя, заодно и остальных.

Частички дефицитной муки кружились белыми снежинками в воздухе, то поднимаясь, то опадая от ветра порывистых движений. Масло холодило кончики пальцев. Привычные монотонные движения были сродни медитации.

Это я. Мое любимое дело. Я это умею. И не только это. Все получится.

Проткнула тесто по периметру. Треск ломающейся яичной скорлупы звучал усладой для ноющей души, даря меленькие оранжевые солнца. Потратила все запасы загустевших сливок. Ну и ладно. Заливка получилась красивой — насыщенно-теплый желтый цвет. Пирог ушел в печь. Эх, ванилина бы сюда… Обмотать руку тряпицей сообразила только после того, как сварила порцию травяного отвара. Пришлось подтирать то тут, то там, бурые разводы после себя. К Велдону с такой ерундой идти не собиралась.

Пирог быстро испекся, даже не подгорел, успев чуть остыть в холоде, от чего куски выходили ровными и красивыми. С таким-то тесаком. Тесто получилось нежное, воздушное, в меру эластичное, не крошившееся сухой крошкой при нарезке.

Аромат стоял божественный!

Собирающиеся по домам труженицы невольно задерживались, принюхиваясь к большому блюду, что вынесла на всеобщее обозрение. Поставила на стол и приглашающе махнула рукой:

— Угощайтесь… Вы все молодцы. Спасибо за помощь, — ну не меня, так я похвалю кого-нибудь. Всяко приятно.

Камилла с великим одолжением взяла кусок, завернула и быстро ушла. На ее лице читалось плохо скрываемое отвращение. Двое последовали примеру. Остальные с удовольствием съели, попросив рецепт. Обещала рассказать позже. Олафу и Велдону отнесли по кусочку.

Капитану достался огромный… шиш с маслом.

Очень по-детски, но поделать с собой ничего не могла.