Люблю тебя

Глава 11. Усатый мужик

Никита

Замираю с лопатой в руках. В крови происходит резкий выброс адреналина. Быстро включаю на телефоне диктофон, чтобы записать признание чокнутой.

— Ты организовала нападение на мою девушку? — спрашиваю, затаив дыхание.

— Нет, не я! Но у меня есть догадка, кто это сделал.

Что за…??? Пока молчу в шоке, Юля продолжает:

— Да, я знаю, что твою девушку жестоко избили, и она потеряла ребенка. Полиция приходила ко мне домой, когда я уехала за тобой в Мюнхен. Плюс допрашивали девочек, они мне все передали. Но это была не я! И не другие девочки!

Лопата выпадает из рук.

— Я тебе клянусь, что это были не мы с девочками! Да, нас бесила твоя девушка. Да, мы могли крикнуть ей какую-нибудь гадость. Но мы не заказывали нападение на нее!!! Это, наверно, был тот усатый мужик!

Включаю фонарик и направляю прямо на Юлю. Она стоит в земле почти по колено. Тонна косметики размазана по лицу вместе со слезами, соплями и землей, что я бросил ей только что на голову.

— Я клянусь, это были не мы!!! Мы виноваты только в том, что не рассказали полиции про усатого мужика! Я попросила девочек не рассказывать. Ну и когда я вернулась в Москву из Мюнхена, меня допросили, и я тоже не рассказала про усатого мужика. Мы только в этом виноваты! Что умолчали! Но мы не заказывали нападение!!! Я клянусь, это были не мы!!!

— Что за усатый мужик!?

— Я не знаю. Я видела его в Москве на матчах. Думала, болельщик. А потом я заметила, что он ходит за твоей девушкой. Она в туалет, и он в туалет. Она за кофе, и он следом. Окончательно я в этом убедилась, когда ты играл в Краснодаре. Я поехала за тобой на матч, твоя девушка тоже была на трибунах. И мужик этот был. И он снова ходил за твоей девушкой.

Что за на хрен? Какой-то мужик следил за Лилей?

— Я не знаю, он ли организовал нападение на твою девушку. И я до конца не знаю, следил ли он за ней. Может, это реально был болельщик и просто совпадало, что ему надо в туалет и за кофе тогда же, когда и ей. Но это было подозрительно.

Пытаюсь переварить услышанную информацию. Какова вероятность, что Юля врет? Снова навожу на нее фонарик. Дышит надрывно, тяжело. Глаза огромные, полные страха.

— Я правду говорю! Это были не мы! Не я и не девочки! Наша вина лишь в том, что не рассказали полиции про усатого мужика!

— А почему не рассказали?

Молчит. Как будто смелости набирается.

— Мы радовались, что с ней это случилось, — произносит виновато.

Сука. Какая же сука. Реально похоронил бы заживо.

— И тогда в Мюнхене я поняла, что ты ничего не знаешь. И специально тебе не рассказала.

Усилием воли подавляю в себе ярость, чтобы не засыпать Юлю землей с головой. Руки трясутся, челюсть сжимается.

— А угрозы вы ей писали?

— Ну, может, пару раз.

— Как пару раз? Вы постоянно писали ей оскорбления и угрозы?

— Писали, что она страшная, похожа на лошадь и в таком духе. Это, в общем-то, чистая правда. Но что собираемся ее избить, такого не писали.

— Не избить. От вас были угрозы типа «смотри по сторонам, когда выходишь на улицу».

— Нет, такого не писали. По крайней мере я точно не писала. Другие девочки — не знаю.

Отхожу от могилы на несколько шагов. Меня разрывает изнутри. Сгибаюсь пополам и кусаю рукав куртки, чтобы не закричать от боли, что рвётся наружу. Это произошло с Лилей по моей вине. Я не уследил, не уберёг. За Лилей кто-то следил, а я ни сном ни духом. Я должен был ее спасти. Должен был. Никогда себе этого не прощу. Никогда.

— Так ты вытащишь меня отсюда? Мне холодно.

Выпрямляюсь и набираю полную грудь воздуха. Подхожу к Юле и снова свечу фонариком ей в лицо.

— Опиши усатого мужика.

— У него были усы.

— Это я уже понял по словосочетанию «усатый мужик». Какие ещё приметы?

Пожимает плечами.

— Я уже не помню, если честно. Усы в глаза бросались, больше ничего примечательного не было. На вид, наверное, около сорока лет.

— Как одевался?

— Не помню. Обычно, наверное. Джинсы, куртка.

— Что ещё можешь вспомнить? Не только про мужика. Что угодно. Любая деталь.

— Больше ничего. Когда полиция связалась с нами, мы с девочками сразу на того мужика подумали. Его не только я заметила, другие девочки тоже.

— Когда вы заметили его впервые?

— Не помню.

— Он был на финальном матче сезона?

— Не помню.

Больше я ничего из неё не выбью. Есть вероятность того, что чокнутая врет и блефует? Есть. Но почему-то мне кажется, что она говорит правду. Испугалась могилы не на шутку. Плакала, билась в истерике. Да и сейчас дрожит.

— Клянусь тебе, это были не мы, — тихо произносит.

Не лжёт, понимаю. Даю Юле лопату, чтобы расчистила ноги от земли. Как только она заканчивает, опускаюсь на корточки и протягиваю руку. Хватается за неё, и я тяну фанатку вверх. Жду, когда она отряхнется и возвращаю ей сумку.

— Я отвезу тебя домой.

Испуганно шарахается на шаг назад.

— Не бойся, не трону. Если не хочешь садиться ко мне в машину, дам деньги, поймаешь попутку и доедешь. Но ловить машину ночью на трассе опаснее, чем ехать со мной.

Недоверчиво смотрит на меня, видимо, взвешивая все «за» и «против».

— Поеду с тобой, — говорит робко.

Молча разворачиваюсь и иду к машине. Юля поспевает сзади. Как только садится в салон, включаю печку на полную мощность, чтобы чокнутая отогрелась. Когда на дороге появляется первое кафе, сворачиваю, чтобы взять ей горячий чай и сэндвич.

— Спасибо, — смущенно благодарит.

Мы едем в Москву молча. Юля украдкой бросает на меня взгляды, а я размышляю об «усатом мужике». Кто это мог быть? Зачем он ходил за Лилей? Усы — довольно запоминающаяся примета. Кто их вообще носит? Я вот сходу даже не могу вспомнить ни одного знакомого с усами.

— А ты только сейчас узнал, что произошло с твоей бывшей девушкой? — осмеливается задать вопрос.

Помедлив, отвечаю:

— Да.

— Нам полиция рассказала, что ее сильно избили и она потеряла ребёнка.

Молчу, глядя в лобовое.

— А почему полиция подумала, что это мы? Ну, в смысле, фан-клуб. Мало ли кто мог. Почему сразу мы?

— Потому что вы все больные на голову.

— Мы не больные, — оскорбляется. — Мы нормальные.

— Нормальные люди не занимаются сталкерством и не ездят ни за кем по пятам.

Юле не понравились мои слова. Отворачивается к окну и больше не произносит ни звука. Как только торможу у ее дома, тут же торопится вылезти из машины, но я пока не разблокировал двери.

— Если что-то ещё вспомнишь, напиши мне.

— Хорошо.

— Если я узнаю, что ты солгала или что-то намеренно утаила, реально похороню тебя заживо.

Испуганно отшатывается назад и бьется затылком об окно.

— Иди, — разблокирую двери.

Чокнутая пулей вылетает и бежит к подъезду. Смотрю на часы. Половина девятого вечера. Тренировки завтра нет, поэтому можно не торопиться в Мюнхен. Самолёт ждет меня в аэропорту. Завожу мотор и еду к Лиле. Надеюсь, она дома.