Никита
От мамы я выхожу в шоке и растерянности. Ее предположения не лишены смысла. Но тогда все совсем запутанно получается, и у меня просто мозг взрывается от этого ребуса.
Отец задумчиво глядит в окно в коридоре больницы. Подхожу к нему.
— Мне пора ехать, завтра снова навещу маму. Я думаю, надо будет отвезти ее в Германию на реабилитацию после инсульта.
— Да, надо будет.
Отец осунулся и тоже будто бы постарел на несколько лет. Первым обнимаю его.
— Ты прости нас, — говорит. — Мы с мамой сильно виноваты перед тобой.
— Все в порядке. Лиля, к счастью, не вышла ни за кого замуж, так что у меня есть шанс.
Отец кивает.
— Я надеюсь, у вас все получится, и вы будете счастливы.
Я рад, что помирился с родителями. Но все равно ухожу из больницы с тяжелым камнем на душе. Все стало еще сложнее и запутаннее, добавилось проблем с маминым здоровьем. Еду за Лилей к свадебному салону. Паркуюсь рядом и пишу, что жду ее. Она выходит минут через десять с Соней и Ульяной. У Софьи в руках большой чехол для одежды. Наверное, со свадебным платьем. Бывшие одноклассницы замечают меня и машут в приветствии. Я тоже машу им рукой.
Лиля прощается с подругами и спешит ко мне. Как только садится в машину, сразу целую ее. Несколько часов не видел, а уже соскучился.
— Не надо на людях, — вырывается из моих рук.
— Ты о ком?
— Соня с Ульяной смотрят.
— Пускай смотрят, — еще раз целую Лилю в губы.
Она злится, так что отстраняюсь, чтобы не стала ругаться.
— А их не надо никуда отвезти? — еще раз смотрю на Соню и Улю на тротуаре. Они делают вид, что увлечены разговором друг с другом.
— Нет, Соня на своей машине, а Ульяна ждет такси.
Трогаюсь с места.
— Как все прошло? — спрашиваю.
— Хорошо. Соня купила свадебное платье. В шесть часов они с Димой нас ждут. Мы при Ульяне это не обсуждали. Димин брат — не самая приятная тема для Сони.
Согласно киваю.
— Как ты? Сделал дела по квартире?
— Нет. Мне позвонили отец, у моей мамы произошёл инсульт.
Лиля пугается, расширяет в страхе глаза.
— О Господи.
— Вроде бы все не так страшно. Она нормально разговаривает. Только правая часть тела плохо двигается. Я заберу ее на реабилитацию в Германию.
Лиля шумно сглатывает и отворачивается от меня к лобовому. Она никогда мне не жаловалась, но я знаю, что моя мама доставала Лилю. Это было понятно по тому, как Лиля стала избегать встреч с моей матерью, не хотела лишний раз заходить в гости, хотя до наших отношений очень любила пить кофе с моей мамой. Да, моя мать не ангел. Конечно, я бы хотел, чтобы у них с Лилей были хорошие отношения. Надеюсь, у мамы уйдет эта глупая ревность. Жаль, что я единственный сын. Если бы помимо меня было еще несколько детей, то родительнице некогда бы было заниматься такой ерундой.
— Куда мы едем? — Лиля переводит тему.
— Давай сейчас пообедаем, а потом все-таки заедем в мою квартиру, а то мне отключат свет и воду за неуплату.
— Хорошо.
Лиля заметно загрузилась после рассказа о мамином инсульте. Я даже начинаю жалеть, что поведал ей. В ресторане я сажусь не напротив Лили, а рядом на диван. Обнимаю за плечи, пока ждём заказ, целую в щеку.
— Наверное, на следующих выходных не получится ко мне в Мюнхен. Я приеду в Москву. Маму, думаю, уже выпишут. Мне нужно будет отвезти ее в Берлин. А через выходные тогда ко мне. Хорошо?
— Хорошо, — безразлично соглашается.
Вздыхаю. Лиля прям резко переменилась в настроении. Наверное, мне лучше вообще не говорить о моей матери. Видимо, родительница тогда совсем достала Лилю, что даже спустя шесть лет она так реагирует. Решаю перевести тему на то, что сто процентов будет Лиле интересно.
— Я тут подумал, а что если угрозы и нападение на тебя не связаны?
О том, что такое предположение выдвинула мама, решаю умолчать. Лиля мгновенно загорается интересом. Ура.
— В смысле не связаны?
— А почему мы решили, что угрозы и нападение — дело рук одного человека?
— Потому что это логично. Сначала угрожали, потом напали. И исполнители сказали, что меня предупреждали не выходить на улицу.
— Если нападение на тебя тщательно готовилось, то твой телефон могли прослушивать, могли перехватывать твои сообщения и знать, что тебе кто-то угрожает. А потом обронили эту фразу, чтобы всех запутать.
Наверное, у меня было точно такое же выражение лица, как у Лили, когда мама озвучила свою теорию. Официант приносит заказ, но Лиля к нему не притрагивается. Задумывается.
— А как можно прослушать чужой телефон и перехватить чужие сообщения? — задает вопрос.
— Не знаю. Но уверен, что есть масса шпионских программ для этого. Как-то же ставят телефоны на прослушку.
— Телефоны прослушиваются у людей, которые занимают определенные должности. Еще у подозреваемых в преступлении могут прослушивать телефон. Наверное, операторы связи предоставляют правоохранительным органам и спецслужбам доступ к разговором и сообщениям человека. Но если телефон хотят прослушать не правоохранительные органы, не спецслужбы, то как это сделать?
— Я же говорю, установить на телефон какую-нибудь шпионскую программу.
— Думаешь, на мой телефон ее установили?
— Возможно.
Мы оба замолкаем, а в следующую секунду смотрим оторопело друг на друга.
— А что если усатый мужик ходил за мной везде, чтобы установить мне на телефон такую программу!?
Лиля озвучила вслух мою мысль.
— А ты оставляла где-нибудь свой телефон?
Пожимает плечами.
— Не помню, но вполне могла.
Так хотя бы появляется смысл, зачем усатый мужик таскался за Лилей по стадиону даже за кофе и в туалет. В толкучке из болельщиков легко можно вытащить из сумки чужой телефон, быстро проделать с ним необходимые манипуляции и засунуть обратно.
— А у тебя пароль на телефоне не стоит, так ведь?
— Да, я никогда не ставлю. Раздражает постоянно вводить код.
— А по отпечатку пальца? По лицу?
— Нет, не ставлю.
Вместо ответа у меня вырывается тяжёлый вздох.