Холод. Обжигающее дыхание ледяного ветра. Лицо обморожено, боли нет, но странное ощущение потери самого себя. Онемевшие пальцы — скрюченные отростки — мешают принять решение и беспомощно дергаются в бесполезной попытке зацепиться за несуществующий выступ.
Неужели это происходит со мной? Я на краю гибели — и такое невероятное одиночество!.. Он шевельнулся, и нога провалилась в пустоту. Еще одно неверное движение от безысходности, назло судьбе — и он проваливается в пустоту весь, навсегда. Бездна. Падение. Ощущение полета. Последнего полета… Снег. Ослепительная белизна где-то там, внизу, там, где его дожидается кто-то, чьего лица он не может вспомнить…
Кто?..
Но и пустота имеет предел. У смертоносного колодца должно быть дно.
Невыносимая боль, открыть глаза невозможно, веки и ресницы покрыты колючим снегом. Лицо запорошено мелкой ледяной крошкой, ранящей до крови тонкую кожу, точно битое стекло.
Какие-то крики, страх, полузабытье.
Спина горит, он погружен в раскаленную лаву и плывет по огненной реке куда-то вниз, навстречу смерти. Вырваться, выжить, повернуть назад.
В холодном поту Клэй проснулся. Его била дрожь, горло пересохло, сухой комок мешал дыханию.
Влажные простыни смяты так, словно на кровати шла борьба двух тел, увлеченных любовной игрой: в этой постели давно не ночевала женщина. Однако картина была знакомой, даже слишком знакомой. Так случалось не раз, когда он сражался с призраками из прошлого.
Опять этот кошмарный сон, в отчаянии подумал Клэй. Потянулся к тумбочке, на ощупь нашел спасительный стакан с водой и сделал жадный глоток. В полумраке спальни смутно угадывались знакомые предметы, ночь разыгрывала свой спектакль, изменяя привычные очертания знакомых вещей.
Сердце стучало, готовое вырваться из груди, его толчки отдавались в висках тупой болью.
— Что, вернулся? — осипшим голосом крикнул Клэй в темноту. — Проклятый сон, мой незваный гость! Я ведь победил тебя однажды и, уж будь уверен, сделаю это снова.
Утром, несмотря на ночной кошмар, Рэйнольдс тщательно исполнил обычный ритуал: интенсивная гимнастика, контрастный душ, завтрак. Привычная ежедневная рутина помогла. Накормив Шепа, он пошел в гараж.
В салоне «блейзера» мужчина обнаружил ажурный тоненький джемпер, случайно забытый Пейдж во время поездки на озеро. Он поднес его к лицу, вдохнул тонкий аромат и сразу вспомнил ее тело, лицо, губы.
Ты, кажется, кое-что пообещал себе этой ночью, напомнил он себе. Ты не должен больше видеться с ней!
Убеждая себя, что именно Пейдж спровоцировала последний ночной кошмар, который целых семь лет преследовал его после несчастного случая, он машинально комкал ни в чем не повинный джемпер и, наконец, забросил его на заднее сиденье как ненужную тряпку.
Все оставшееся утро Клэя мучил вопрос: как в вежливой форме дать понять Пейдж, что случайное знакомство ни к чему их не обязывает? В конце концов, ведь я ей ничего не обещал, да и она мне тоже…
Поднявшись по белоснежной лестнице поликлиники Лэнгли, Рэйнольдс не поверил своим глазам: хаос и неразбериха, царившие в этом всеми уважаемом и прекрасно оснащенном медицинском учреждении, ошеломили его. При Доке такого беспорядка невозможно было даже представить. Но и Пейдж не производила впечатления безалаберного человека.
В просторной приемной народу было битком: молодая мама тщетно пытается угомонить орущего младенца, рыжеволосые пацаны-близнецы вопят из-за какой-то игрушки, беременная женщина с изможденным лицом не находит себе места, две сухонькие юркие старушки что-то нервно обсуждают… И никого из персонала. Клэй не на шутку забеспокоился. Он методично обследовал смотровые и кабинеты. Наконец из одного из них выскочила Пейдж.
— Вы! — вскрикнула она. — Что вы тут делаете?
— Принес вам вот это… — Клэй протянул девушке джемпер, аккуратно завернутый в прозрачный пакет. — Что за бедлам у вас тут сегодня?
Пейдж прижала сверток к груди:
— И не говорите. У меня сегодня просто безумный день, — торопливо заговорила Пейдж. — Утром вызвали к больной корью, задержалась у нее на час. Прибегаю сюда: пациентов тьма, на автоответчике сообщение о том, что обе медсестры и дежурная по приемной отмечали вчера какую-то дату в мексиканской закусочной, отравились и прийти не могут. Вот и кручусь как белка в колесе.
— Значит, сегодня вы одна за четверых? Я помогу вам.
— Была бы вам очень признательна, — ответила Пейдж. У нее голова шла кругом. — Возьмите блокнот и запишите всех по очереди. Попробуйте распределить больных по смотровым кабинетам, расспросите, у кого какие жалобы, но не настаивайте, если кто-то постесняется говорить о своих проблемах. Пойдемте, я представлю вас.
Пациенты отнеслись к новому помощнику доктора Конрад вполне доброжелательно. Клэй действовал оперативно. Он угомонил близнецов, выслушал беременную и, сам того не желая, узнал массу пикантных подробностей о последнем предродовом триместре и новейших способах обезболивания.
На секунду выскочив из ординаторской, Пейдж огляделась по сторонам, разыскивая глазами Клэя. Каково же было ее удивление, когда сквозь полуоткрытую дверь смотровой она увидела Рэйнольдса с двухлетним малышом на руках: он корчил ребенку забавные рожицы и улюлюкал. Мальчик заливисто смеялся и норовил схватить Рэйнольдса пухлой ручонкой за нос. Мать малыша стояла чуть поодаль, с умилением наблюдая игру маленького и большого мужчин.
Пейдж давно догадывалась, что Рэйнольдс был очень чутким, заботливым человеком, но что он мог так умело и весело возиться с чужим ребенком, оказалось для нее открытием.
Интересно, в каких женщин он влюблялся, задумалась Пейдж. Хотел ли завести семью? Он кажется таким одиноким…
Когда поток больных иссяк, наступило время ланча. Пейдж в полном изнеможении сидела, подперев щеку ладонью, в своем маленьком кабинете напротив Клэя.
— Я так благодарна вам, слов нет, — сказала она. — Но как же вы оставили свой магазин?
— Я умудрился хорошо организовать рабочий процесс, — ответил Клэй. — Главное — полное доверие к своим сотрудникам… Я могу себе позволить иногда не появляться в магазине по целым дням, абсолютно ничем не рискуя и совершенно ни о чем не заботясь…
Пейдж показалось, что в поведении Рэйнольдса происходят какие-то перемены: потускневший голос, взгляд мимо нее… Но она не могла понять, что бы это значило. Ей даже почудилось, что их хрупким отношениям грозит таинственная опасность. Нужно поехать куда-нибудь перекусить и попытаться вернуть все на круги своя, подумала она.
Но Рэйнольдс встал, и сердце Пейдж упало; на душе у нее стало пусто и тоскливо. Еще мгновение, щелчок закрывшейся двери — и в кабинете сразу стало неуютно и холодно.
Пейдж задумчиво рисовала в записной книжке замысловатые узоры.
Она никогда еще не работала так быстро и результативно, как сегодня. Неужели желание понравиться Клэю, заслужить его уважение способно вдохновить ее на подвиги? А он, кажется, ничего и не заметил.
Внезапный звонок телефона прервал ее размышления.
Клэй вышел из поликлиники, ругая себя за слабость. Конечно, он не мог оставить Пейдж в беде, но все последние события напоминали ему какой-то заколдованный круг, в котором доктор Конрад занимала центральное место. Ему казалось, будто кто-то нарочно сталкивал их…
В пять тридцать, направляясь со склада домой, Клэй вновь очутился рядом с учреждением, где работала Пейдж. Он обратил внимание на то, что, несмотря на поздний час, стоянка машин близ поликлиники была забита до отказа. Секунду мужчина поколебался, затем свернул на стоянку, взбежал по лестнице и, миновав регистратуру и приемную, с силой толкнул полуоткрытую дверь кабинета Пейдж и шагнул внутрь.
В нем боролись противоречивые чувства: с одной стороны, он был зол на себя самого и на нее, а с другой — всей душой жалел ее, хотел помочь ей, не отдавая себе отчета в том, что это и есть признаки нарождавшейся любви.
Пейдж что-то искала в выдвижном ящике стола, когда внезапно открывшаяся дверь заставила ее поднять голову. Одного мимолетного взгляда Клэю было достаточно, чтобы оценить происшедшие за четыре часа перемены. Если утром она была озабоченной, то теперь невооруженным глазом было видно, что силы этой хрупкой женщины на исходе: ее щеки пылали, под тусклыми, утомленными глазами пролегли темные круги, лицо осунулось, скулы будто резче выдвинулись вперед. Волосы были собраны в крошечный хвостик на затылке, придавая ей трогательный, уязвимый вид.
— Вы ели сегодня? — не стесняясь своего громкого голоса, рявкнул Рэйнольдс.
— Клэй! — удивилась она и отступила на шаг, невольно испугавшись грубого окрика. — Я не успела. После того как вы ушли, начались звонки, затем из Ленеборо привезли медикаменты, а потом опять пошел народ, — сама не зная почему оправдывалась Пейдж.
— Все ясно. Я включаюсь в работу. И пожалуйста, не надо меня благодарить.
В этот момент в кабинет заглянула женщина и подозрительно посмотрела на Клэя. Но Пейдж успокаивающе улыбнулась ей и жестом указала на стул.
Рэйнольдс побежал на стоянку. По дороге домой он заехал в итальянский ресторанчик и купил вегетарианскую пиццу, салаты и свежий апельсиновый сок. Рэйнольдс любил иногда побаловать себя. Покупая пиццу, он вообразил, как чудесно проведет этот вечер: зажжет свечи и будет любоваться игрой бликов на резных стенках бокала и смотреть, как догорают дрова в камине…
Достав из салона «блейзера» белые пластиковые пакеты с яркими наклейками, он сказал несостоявшемуся вечеру «адью, мон шер» и поспешил назад в поликлинику.
Не заходя в кабинет, боясь потревожить Пейдж и смутить какого-нибудь пациента, Клэй приступил к делу прямо в приемной. Пицца была разрезана на аккуратные треугольники. Подцепив один из них, он положил его на картонную крышку. Потом достал пластиковую бутылку с соком.
Как раз в этот момент из смотровой вышла Пейдж. За ней медленно выплыла грузная дама с палочкой.
Рэйнольдс, казалось, только того и ждал. Он подскочил к девушке с крышкой, которую использовал в качестве тарелки, и бутылкой.
— Берите и кусайте, — без тени улыбки приказал он, не обращая внимания на ее удивленный взгляд.
— Ой, только не здесь. Зачем вы? — попыталась было сопротивляться Пейдж; от усталости она уже перестала ощущать голод.
— Ешьте, мисс Конрад, — с улыбкой сказал молодой парень с перевязанной рукой. — Что мы не люди, что ли? Не поймем? Вы же еле на ногах стоите.
По приемной пробежал одобрительный, подбадривающий шепот.
Плавленный сыр и острая томатная паста с овощами оказались именно тем блюдом, которое ей больше всего сейчас хотелось. Восхитительная пицца буквально таяла во рту. Отпив сок прямо из бутылки под одобрительные взгляды собравшихся, Пейдж почувствовала, как к ней стали возвращаться жизненные силы, приливать энергия.
Люди ее уже успели полюбить и очень ценят, подумал Клэй, наблюдая, с какой искренней добротой смотрят пациенты на свою самоотверженную докторшу.
Как и утром, Пейдж и Клэй работали одной слаженной командой… Когда наконец приемная опустела, девушка сняла халат, повесила его в гардероб, скинула замшевые туфли-лодочки и с наслаждением ощутила гладкую прохладу пола, прикоснувшись к нему разгоряченными ступнями. Потом она приподнялась на цыпочки и потянулась, не замечая, что Клэй наблюдает за ней из коридора. Мужчина видел безупречные линии ее тела.
Пейдж обернулась, и они одновременно ощутили уже знакомое обоим чувство неловкости.
— Давайте-ка, доктор Конрад, спокойно сядем и как следует поедим, — сказал Рэйнольдс, забирая с подоконника пакеты и направляясь в кабинет. — Мы ведь заслужили это, правда?
Девушка убрала в стол бумаги, составила в шкаф склянки и пузырьки:
— Стол свободен, — улыбнулась она, — можно накрывать.
Клэй выложил пластиковые коробочки с салатами, сок, остатки пиццы, и оба, не раздумывая, принялись за еду. Пицца, конечно, остыла, но ее немного подсохшая корочка приятно хрустела. Салаты, пропитавшиеся острой приправой, возбуждали аппетит. Утолив голод, Клэй снова вернулся на круги своя.
Что я делаю здесь, возле этой симпатичной, но, в сущности, малознакомой женщины, думал он. Моя мать и сестра жаждут моего общества, дорожат каждой минутой, проведенной со мной. И тем не менее я здесь. Я, как бумеранг, возвращаюсь к этой женщине против своей воли.
Пейдж переживала из-за своего усталого вида. Она боялась разочаровать Рэйнольдса, показаться некрасивой; поэтому не столько ела, сколько ковыряла салат, опустив голову. Она знала, что в эти минуты он что-то решает и от этого «что-то» зависит будущее их почти не начавшихся отношений. Будь что будет, думала Пейдж. Все, что ни делается, делается к лучшему — так всегда говорит мама. Рэйнольдс, забыв, что находится в медицинском учреждении, закурил. Пейдж подняла на него глаза, но ничего не сказала.
Чего я боюсь, продолжал разговаривать с самим собой Рэйнольдс. Нужно смотреть правде в глаза. Не убегать от ситуации, а идти ей навстречу. Я чувствую, что Пейдж нуждается во мне, боится потерять меня. Уж не знаю, чем я заслужил ее симпатию? Пусть не любовь, не страсть, пусть дружба, если такое вообще возможно между мужчиной и женщиной. Но почему бы действительно не доставлять друг другу небольшие радости, проводить вместе время, отдыхать самому и делать хоть чуть-чуть счастливее ее? Почему бы не пожить для себя, стать даже авантюристом, искателем приключений, но в хорошем смысле? Почему бы не попробовать? Может быть, что-то получится. А нет — так нет.
— Вы были когда-нибудь в Луна-парке? — нарушил молчание Клэй.
Пейдж оторопела. Удивление, облегчение, радость — гамма разноцветных чувств отразилась на ее лице.
— После сегодняшнего трудового подвига, — продолжал Клэй, делая вид, будто не замечает, что творится с Пейдж, — вы заслужили, чтобы вас хорошенько развлекли. Можно поехать туда в четверг, после того как вы закончите работу в поликлинике.
— Я согласна, — тихо ответила девушка.