Любовная мозаика

7

Пейдж поцеловала его первая. Рэйнольдс крепко прижал ее к себе: в нем клокотала неудержимая страсть. Трепетные женские пальцы скользили по его шее, мочкам ушей, перебирали пряди волос. Ей губы были мягкими и податливыми. Клэй с упоением ласкал языком ее нежное нёбо, его руки сами скользнули вниз к талии девушки. Она выгнулась, в вырезе халата обнажилась молочно-белая грудь…

Невероятным усилием Клэй заставил себя оторваться от ее губ и отступить на шаг. Пейдж растерялась.

— Мне жаль, что я позволил себе… Простите, — произнес он.

— Вот, значит, как, — глядя в пол, вымолвила Пейдж.

— Одежда уже почти готова, — присев на корточки у стиральной машины и пытаясь сдержать дрожь в руках, сказал Клэй.

— Я разожгу камин, — рассеянно проговорила Пейдж.

Пока она возилась с огнем, Клэй продолжал сидеть на корточках перед стиральной машиной. Он ненавидел себя, но искренне считал, что поступил правильно. Она сильная, пытался Рэйнольдс убедить самого себя. Что для нее поцелуй? Девичья причуда, грезы. Ничего, отойдет, забудет…

Прошло два дня. Пейдж готовила ужин, когда раздался телефонный звонок. Сердце екнуло от волнения и необъяснимой сладости. На том конце провода мог оказаться Клэй Рэйнольдс! Они не виделись и не разговаривали с того самого вечера.

После сцены с поцелуем немыслимо было оставаться наедине с Клэем. Она тогда не спала всю ночь, перебирая в памяти свои и его слова, жесты, улыбки… Все дело во мне, в моем неумении. Наверное, что-то во мне не понравилось ему. Но он целовал меня страстно, его глаза не лгали…

Сняв телефонную трубку, она постаралась как можно мягче произнести слово «алло».

— Пейдж, дорогая, ты? — раздался голос ее матери. — Я приезжаю на пару недель в Штаты, чтобы попробовать завербовать молодых врачей на работу в Замбии. — Пейдж насторожилась. — У меня есть кое-какие варианты в Лос-Анджелесе…

— Ты будешь в Лос-Анджелесе? — спросила Пейдж.

— Нет, конечно, — бодро звучал голос в трубке. — Загляну в Техас, Огайо, а потом заеду в Лэнгли, откуда рассчитываю улететь вместе с тобой.

Пейдж вся похолодела: опять в ее жизнь вмешиваются!

— Мама, нам нужно серьезно поговорить, — сказала она.

— Разумеется, детка. Все распланируем. У меня, как всегда, полно идей…

— Мама, дело в том, что я не хочу возвращаться в Африку, — перебила ее Пейдж.

— Ну-ну, что за упадническое настроение! Слушай, мне пора идти. Скоро увидимся.

В трубке что-то щелкнуло, и пошли короткие гудки. Пейдж растерялась. Неужели мама права, думала она. Может быть, у меня действительно дурное настроение, а моя жизнь здесь — всего лишь затянувшиеся каникулы. Но ведь я работаю, и мое стремление к нормальной, полноценной жизни — это не сиюминутный каприз. Ведь и Клэй так живет, и все, кого я здесь узнала. Подвижничество, исповедуемое мамой, претит мне, но как ей объяснить это? Как разорвать пуповину, связывающую нас? Не будет ли это предательством, малодушием с моей стороны?

Белокурые волосы Триш касались травы. Она сидела на корточках и пыталась отобрать у Шепа теннисный мячик.

— Триш, — окликнул ее Клэй, — сделай вид, что тебе все равно, и он тут же отдаст мяч.

— Шутишь, — отозвалась девушка.

— Абсолютно серьезно. Я его повадки как таблицу умножения знаю.

Триш выпрямилась.

— Так ты поедешь в Рейстерстаун в следующую субботу? — спросила его сестра. — Тебе надо зайти в ателье. Смокинг должен сидеть на тебе как влитой.

— Триш, — тон мужчины был усталым, — ты же знаешь, что просишь о невозможном. Давай я просто скажу тебе свои размеры.

Шеп выпустил мяч, девушка подняла его и изо всех сил бросила в глубину сада. Овчарка сорвалась с места и исчезла в кустах, а спустя несколько секунд она уже неслась обратно с мячом в зубах.

— Поговори со мной, Клэй. — Просительный тон Триш тронул Клэя. — Ты опять изменился. Мне кажется, с тобой что-то происходит, хотя не пойму, хорошее или плохое.

— Я встретил женщину. — Рэйнольдс всегда старался быть с сестрой искренним. — Или она меня встретила. Но суть в том, что все это слишком похоже на настоящее чувство. Боюсь, что…

Клэй подробно рассказал Триш историю знакомства с Пейдж, упомянул о Бене и о возвращении ночных кошмаров.

— А что ты чувствуешь по отношению к ней? — спросила Триш.

— Проблема в том, что я не хочу ничего чувствовать, — с горечью в голосе произнес он; на его лицо легла тень задумчивости.

— У вас с ней что-то уже было? Может быть, одна ночь расставит все точки над i и ты поймешь, что это вовсе не любовь, а обычная мужская потребность обладать время от времени женским телом.

Триш вовсе не хотела выглядеть циничной. Она просто не на шутку разволновалась за брата, и таинственная Пейдж представлялась ей чуть ли не врагом, покушающимся на его душевное спокойствие.

— В том-то и дело, что ночь, проведенная вместе, может еще больше все запутать. — Клэй затянулся сигаретой.

— Значит, это нечто большее, чем простое влечение? — снова спросила Триш.

— Это влечение ума, сердца, тела, души. Одним словом, это любовь, — печально заметил Клэй.

Триш постаралась оценить ситуацию как можно более объективно, отбросив все наносное, в том числе и предрассудки.

— Ты боишься рассказать ей об амнезии, не правда ли? — после некоторого молчания продолжила она. — Думаешь, она станет по-другому к тебе относиться, если раскроешь свою тайну? Но, судя по твоим словам, она чуткая, понимающая…

— Мне не нужна ее жалость, — встал на дыбы Клэй.

— Понимание и жалость — не одно и то же, — мягко возразила Триш.

— Если я расскажу об амнезии, романтической истории придет конец.

— Или никогда не узнаешь, что было бы…

— Ты не можешь понять… — Клэй развернулся так, чтобы солнце не слепило ему глаза.

— Ты считаешь меня глупенькой? — В голосе Триш звучала обида. — Сейчас тебя с Пейдж объединяет нечто похожее на дружбу, ничем не омраченную, не отягощенную, и ты боишься испортить это своим признанием.

— У меня… У нас с ней не все так просто… Я совсем запутался.

Триш засунула руки в карманы джинсов:

— Поступай как считаешь нужным, и… будь что будет. Помнишь…

Клэй покачал головой и сказал:

— Это мы уже проходили… Клер шокировало, что я кричу во сне. А кому понравится лежать рядом с бесноватым, скажи мне на милость?

— Сам виноват, — возразила Триш. — Должен был предупредить ее, чтобы она не пугалась. И потом, что за манера ставить всех на одну доску? Мы ведь очень разные.

Клэй грустно смотрел вверх на верхушки деревьев, так естественно стремившихся к солнцу. Он привык комплексовать по поводу своей потери памяти и не говорил о ней даже Доку.

— Знаешь, Клэй, — заходя с другой стороны, начала Триш. — Ведь Майкл в течение этого года три раза делал мне предложение. А я боялась принять его, почему-то думая, что, если соглашусь, наши отношения изменятся в худшую сторону. Я ошибалась. А после того как согласилась, мы стали ближе, родней что ли. Если бы Майкл не был так настойчив, страшно подумать, чего бы я лишилась.

— Будущее покажет, — тихо отозвался Клэй. — А в Рейстерстаун я все же приеду, не волнуйся.

Девушка счастливо разулыбалась.

— Спасибо, ты у меня замечательный.

Утром в понедельник Клэй навешивал стеллажи в гараже Дока. Из дома Пейдж не слышала ни стука молотка, ни жужжания дрели. Закончив работу, мужчина мог уйти незамеченным, а она бы так и не узнала, что он был здесь. После того первого поцелуя они еще ни разу не виделись и не разговаривали по телефону.

Рэйнольдс вышел в сад и, подчиняясь непреодолимому влечению, пошел в сторону дома. Поднявшись по ступенькам, он негромко постучал в дверь, но ответа не последовало. Клэй попробовал позвать ее:

— Пейдж… — Снова молчание.

Тогда мужчина легонько толкнул дверь, она поддалась. Клэй прошел мимо прихожей и обнаружил девушку на кухне. Она сидела боком к нему за обеденным столом и держала в руках небольшой листок бумаги. Скорее всего это было письмо.

Он снова произнес ее имя. Девушка резко обернулась; ее глаза были полны слез. Мужчина тотчас подошел к ней, обнял за плечи и участливо спросил:

— Пейдж, что-то случилось?

Та, явно пытаясь сдерживать рыдания, неопределенно покачала головой, ее губы кривились, плечи содрогались.

— Что-нибудь с мамой? — Клэй не знал, что и думать.

Пейдж с трудом взяла себя в руки и произнесла дрожащим голосом:

— С мамой все в порядке. Дело во мне. Я не знаю, чего хочу, что собираюсь делать, что должна делать…

Клэй взял стул и уселся напротив девушки; их ноги плотно соприкасались.

— Объясните, что в этом письме, — мягко попросил он.

Пальцы Пейдж нервно теребили листок.

— Мама прислала примерный план работы на следующие полгода.

— Вас что-то не устраивает в нем?

— Вот-вот… — всхлипнула Пейдж. — Точнее не скажешь. Я вовсе не хочу туда возвращаться. Ведь я уехала… — Ее голос прервался. Клэй обеими руками сжал ее ладонь. Поделиться с ней своим теплом, энергией — это было так естественно.

— Расскажите, почему вы уехали? — спросил он.

Глаза девушки снова наполнились слезами.

— У меня… — Она поежилась, точно в ознобе. — Я потеряла ребенка.

Волна сострадания и изумления захлестнула Клэя.

— Вы были беременны?

— Нет. — Пейдж покачала головой и вытерла слезы свободной рукой. — Я лечила больного ребенка, маленькую девочку из деревни. Лечила, но не смогла спасти…

Пейдж уронила голову на колени и громко разрыдалась. Клэй ощутил на руках ее теплые слезы.

Рэйнольдс гладил ее по волосам, по спине, но чувствовал, что совершенно не способен до конца проникнуться переживаниями женщины.

— Вы очень любили ее? — Он попытался снова вызвать ее на откровенный разговор.

Пейдж выпрямилась, достала из заднего кармана джинсов носовой платок и промокнула лицо.

— Я любила всех моих пациентов, — сказала она. — Мама, правда, осуждала меня… считала, что все нужно принимать с холодным рассудком — и хорошее и плохое. Я пробовала, но у меня не получилось. Этот последний ребенок… девочка все время стоит перед глазами.

— Значит, болезнь Дока как бы отвлекла вас?

— Да, — тихо ответила Пейдж. — Если называть вещи своими именами, я воспользовалась благоприятной возможностью, чтобы сбежать оттуда, постараться забыть…

— Но вы и здесь напряженно работаете.

— Самая напряженная работа здесь и там — далеко не одно и то же. Здесь много врачей, специалистов, медицинских центров, а там — словно другая планета. Каждая медсестра — на вес золота.

— Ты не права, Пейдж. — Рэйнольдс, сам того не замечая, перешел на ты. — Ценность человеческой жизни и душевного спокойствия не зависит от того, на каком материке он живет. Тебя полюбили здесь, у тебя появились пациент, например, Бен. Хоть он и пренеприятный тип, надо отдать ему должное, — добавил мужчина. — И другие… Они нуждаются в тебе, нельзя их бросать.

— Я мечтала быть классным специалистом, стремилась к идеалу, — задумчиво произнесла Пейдж. — Хотела, чтобы родители гордились мной, а получается, что я слабая, никчемная…

— Пейдж, послушай, ты слишком строга к себе. Поверь мне, такие, как ты, на каждом шагу не встречаются…

В душе Пейдж бурлили противоречия: надежды, возлагаемые на нее родителями, и ее собственные представления о жизни, равно как желание обыкновенного женского счастья, казалось, разрывали ее на части.

— Ты должна сама определиться, что для тебя главное в жизни. — Он словно читал ее мысли и радовался тому, что слезы перестали бежать по ее щекам. — А что касается меня, то я всегда готов… — Он замолчал, потом добавил: — Готов выслушать…

Пейдж благодарно улыбнулась. Даже заплаканная, с отекшими веками и покрасневшим лицом она была удивительно хороша, подумал Клэй. Он не смог удержаться, подался вперед и поцеловал девушку в лоб. Запах ее волос завораживал, тепло нежной кожи провоцировало сделать следующий шаг, а когда мужчина наклонился к ней, Пейдж вдруг неистово обвила его шею руками и страстно, жадно прильнула к мужским губам.

Рэйнольдсу хотелось прижать к себе всю ее, ощутить упругость женского живота, налившихся грудей… Он попытался приподнять Пейдж, но неловко задел локтем за край стола, и это подействовало на Пейдж отрезвляюще. Она отвела его руки, выпрямилась и сделала два шага назад. Девушка была все еще сильно возбуждена, но голос ее звучал уже спокойно:

— Вы, кажется, говорили, что не хотите повторения подобного, мистер Рэйнольдс. Вы говорили…

— Верно, — хрипло ответил Клэй. — Но не потому, что я не хочу тебя, а потому что мне нельзя тебя хотеть.

— Я знаю, что вам трудно решиться на серьезное сильное чувство. — В голосе Пейдж послышались нотки отчаяния. — Но я могу уехать навсегда. Так почему же…

— Потому что я не имею права причинить вам душевную боль, — отозвался Рэйнольдс.

— Что вы имеете в виду? — недоумевала девушка.

— Я имею в виду, что вы не принадлежите к тому типу женщин, для которых мимолетная интрижка является обычным делом, для которых удовлетворение физиологических потребностей стоит на первом плане. Я же… — Он было осекся. — Могу предложить только секс.

Пейдж восприняла его слова спокойно, не стала возражать или задавать вопросы, не закатила истерики. Клэй же умирал от желания снова прижать к себе эту хрупкую, душистую, как полевой цветок, женщину и начать целовать ее.

— Но что бы ни было, Пейдж, — произнес он, уже стоя на пороге, — мои слова остаются в силе, я всегда готов выслушать тебя, дать дельный совет…

Рэйнольдс ушел. Пейдж пыталась обрести душевное равновесие, но это было нелегко. Его руки дрожали, в горле стоял ком, а тело казалось каким-то опустошенным, холодным, ко всему равнодушным.

И все же после этой встречи, размышляла девушка, в их отношениях что-то сдвинулось. Теперь она была уверена, что может доверять ему, делиться с ним сокровенными мыслями и, самое главное, любить и быть любимой. За его кажущимся равнодушием и боязнью серьезных отношений стояло что-то для него очень важное, о чем он ей наверняка со временем расскажет. Нужны лишь терпение, нежность и преданность, а этого ей не занимать.