Любовный огонь

Пролог

Дублин, 1819 год

Бренна Лохлан пришпорила свою кобылу Порцию, и животное пустилось галопом. Волосы девушки цвета червонного золота, выбившись из-под ленты, струились по ветру, полные груди слегка вздрагивали при каждом прыжке лошади. Бренна скакала куда глаза глядят, с бездумным бесшабашным самозабвением, словно пытаясь выиграть время, ставшее ее самым беспощадным врагом.

Ибо сегодняшний день был днем ее свадьбы. Всего через несколько часов она станет замужней женщиной, обретя заодно все обязанности и заботы, отвечающие ее новому положению.

Слева в лощине среди холмов раскинулся Дублин. Шпили немногочисленных церквей остриями пронзали серый туман, окутавший молчаливые улицы. Еще минута-другая – и солнце растопит плотную завесу, обнажая яркую зелень холмов, усеянных овечьими отарами. Бренна любила эти холмы и успела исходить и изъездить их вдоль и поперек.

Все лето напролет она ухитрялась выбираться из дома на рассвете, одетая в старые бриджи брата, чтобы в бешеной скачке растратить накопившуюся энергию. Но сегодня настало последнее утро ее столь сладостной, хотя и тайной свободы. К часу дня она станет леди Бренной Эрхарт, и Нейл скорее всего не одобрит подобные прогулки спозаранку, а особенно езду верхом в мужском седле. Эрхарты были известной и влиятельной семьей и славились своей приверженностью к этикету и условностям.

Правда, сама Бренна считала, что обладает достаточно твердым характером. Разве не она сумела убедить отца подарить ей Порцию в день восемнадцатилетия? Даже ее грум Пэдди твердил, что резвая гнедая кобылка слишком упряма и норовиста. Но девушка много дней подряд объезжала лошадь, пока та не признала хозяйку, и теперь, грациозная и резвая, беспрекословно повиновалась Бренне.

Ближе к вершине одного из холмов высились развалины старого монастыря, уничтоженного еще в X веке. Теперь от них остались одни камни, если не считать величественной круглой башни, где монахи скрывались от набегов викингов, карабкаясь по веревочной лестнице.

Бренна направила Порцию к башне, гадая, что испытывали монахи в минуты смертельной опасности. Впрочем, вскоре ее вновь одолели неотступные мысли о будущей жизни. Хозяйке богатого замка надлежит целыми днями сидеть за пяльцами, обсуждать меню обедов и ужинов, сплетничать с приятельницами, а если уж садиться на лошадь, то исключительно в дамское седло. Правила поведения благородных дам в начале XIX века были весьма строгими и не допускали ни малейших вольностей.

Бренна невольно нахмурилась.

«Я ни за что не стану такой! – мятежно думала она. – Не буду! Не смогу!»

Но в глубине души девушка осознавала, что придется покориться. Ей уже восемнадцать – давно пора выйти замуж. Отец сказал, что она нуждается в заботе и присмотре настоящего мужчины. Кроме того, кто-то должен управлять се финансовыми делами и согревать в холодные зимние ночи. Говоря это, Брендан Лохлан улыбался, и Бренна поняла, что отец снова вспоминает Гвинет, покойную жену-американку.

Так или иначе, разве замужество – не удел женщины? И если уж приходится выходить замуж, то чем плох Нейл Эрхарт, высокий, стройный, с черными пронзительными глазами, от одного взгляда которых ее бросало в дрожь.

– Бренна, девочка моя, только Нейл сможет тебя укротить, – частенько твердил отец со странной улыбкой, словно пытался убедить себя в правоте собственных слов.

Бренна недоумевала, почему он так часто повторяет это. Нейлу уже исполнилось тридцать три года; он был уже юношей, когда она сама все еще играла с деревянными лошадками, которых вырезал для нее Пэдди. Нейл учился в Оксфорде, в Мертонском колледже, потом много путешествовал по Америке и Франции, помогая отцу управлять разбросанными по всему свету многочисленными предприятиями и заниматься финансовыми делами семьи.

Ходили слухи, что Эрхарты связаны с американскими торговцами живым товаром, что Нейл растратил юность в безумных оргиях с прелестными мулатками Нового Орлеана и Гаваны и что серебристо-белый шрам на левой скуле был получен на дуэли.

Дуэли. Мулатки. Работорговля. О подобных вещах не принято знать девушкам из хороших семей. Но Бренна с детства отличалась ненасытным любопытством, и иногда ей удавалось подслушать обрывки разговоров своего брата Квентина с приятелями. Представляя Нейла в объятиях темнокожей девушки, Бренна трепетала от странного необъяснимого чувства. Однако она знала, что люди сравнивают ее с норовистой кобылкой, которую следует лаской и уговорами заманить в загон, и считают, что как только Нейл наградит ее парочкой ребятишек, она смирится и станет такой же, как остальные.

Но девушка продолжала твердить себе, что это неправда. Она выйдет замуж за Нейла, но не позволит укротить себя, не станет часами просиживать в гостиной за вышиванием. И никаких детей! Ее же собственная мать умерла родами!

Она была уже почти рядом с развалинами; кобылка громко цокала подковами по камням. Но поглощенная невеселыми мыслями девушка ничего не замечала. Неожиданно из-под самых ног лошади выскочил кролик и серым клубочком метнулся под прикрытие разрушенной стены. Испуганная Порция рванулась в сторону и, споткнувшись, медленно повалилась на бок, беспомощно рассекая копытами воздух. В мгновение ока Бренна оказалась па земле. Боль обожгла правую щиколотку. Усилием воли подавив подступающую к горлу тошноту, она, пошатываясь, поднялась на ноги и заковыляла к кобылке. Порция уже успела подняться и теперь испуганно закатывала глаза и держала на весу переднюю ногу.

Почему она так сильно погоняла лошадь? О, если бы только можно было повернуть время вспять! Противный кролик!

Бренна захлебнулась рыданиями. Отсюда до Лохлана, большого дома, выстроенного двадцать лет назад отцом Бренны, более трех миль. Три мили, которые придется преодолеть пешком, с растянутой ногой, ведя в поводу хромую лошадь. Боже, сколько же это займет времени?!

Позже Бренна так и не смогла сказать, когда и как ей удалось появиться в Лохлане. И девушка, и лошадь едва ковыляли. Лицо Бренны было черным от грязи, смешанной со слезами. Бриджи Квентина порвались в том месте, где острый камень поцарапал бедро. Густые спутанные волосы разметались по плечам. Смешно, но разве сейчас имеет значение что-то, кроме Порции!

– Мисс Бренна! Мисс Бренна! Что с вами?! Первым ее возвращение заметил старый грум Пэдди, который, задыхаясь, бежал от конюшни прямо по аккуратно подстриженному газону.

– Что с Порцией? – пропыхтел он, сжимая руку Бренны.

– О Пэдди!

На миг Бренна вновь превратилась в маленькую девочку, готовую выплакать боль и обиду в объятиях Пэдди, как в тот день, когда она свалилась с пони.

– Пэдди… Порция… ее напугал кролик, и она сбросила меня, но сама повредила ногу.

– Бедная скотинка, я так и знал. Она слишком норовиста, прямо беда! Совсем как ее хозяйка, доложу я вам! Но не волнуйтесь, я пригляжу за кобылкой, и не успеете оглянуться, она будет как новенькая!

Послышался всполошенный топот, и Бренна, обернувшись, увидела бегущих по газону отца и Квентина. Брат, как всегда, был облачен в аккуратный желтовато-коричневый фрак, однако на пальцах виднелись несмываемые следы чернил – вероятно, он снова писал стихи, единственное занятие, увлекавшее его, помимо пирушек с приятелями. Квентин был на год старше Бренны, и в детстве она почти не оставляла брата в покое, следовала за ним по пятам, плавала, бегала, устраивала скачки, не давая роздыха своему пони.

– Бренна, Бренна, в чем дело? Что произошло? – встревожено осведомился отец.

Девушка взглянула на него. Удлиненное лицо отца казалось бледнее обычного, круги под глазами – еще чернее. Он был в темно-синем фраке с широким воротником, облегающих панталонах и белой полотняной сорочке с жабо. Но ослепительная белизна сорочки лишь подчеркивала нездоровый желтоватый цвет кожи. Он сразу отметил необычный наряд и перепачканное лицо дочери. В глазах Квентина, однако, сверкнули веселые искорки.

И прежде чем отец успел рассердиться, Бренна рассказала, что случилось. Но к ее изумлению, Брендан громко рассмеялся:

– Хочешь объяснить мне, моя дикая розочка, что ты прошагала три мили с больной ногой?

Девушка кивнула. Улыбка Брендана сменилась безмерной усталостью. Только сейчас девушка заметила, как постарел отец.

– Что ж, Бренна, ты сама во всем виновата. Подумать только, скакать галопом перед самой свадьбой! Я не раз говорил тебе, что земля вокруг монастыря усыпана камнями и изрыта норами! Слава Богу, сегодня ты станешь женой Нейла, а уж он вряд ли доверит тебе такую прекрасную неукротимую лошадку, как Порция.

Сердце девушки болезненно сжалось. Отец, как всегда, прав. Она не заслуживает породистой лошади! И все же…

В груди заныло еще сильнее. Она так привыкла мчаться по полям и лугам, забыв обо всем на свете, лететь, как на крыльях, в неведомую даль. Но Бренна ничего не ответила, старательно избегая сочувственного взгляда Квентина.

– Что же до вашего облачения, юная леди, это настоящий позор, как, впрочем, вам самой прекрасно известно, – добавил Брендан, немного смягчившись. – Хорошо еще, что Нейл не видит тебя в обличье уличного оборванца!

– Готова биться об заклад, Нейл не придал бы этому большого значения, – отмахнулась девушка, в голосе которой странно сочетались ирландская певучесть и резкие американские интонации.

– Нейл Эрхарт? На твоем месте я не был бы столь самоуверен. Это горделивая семейка, Бренна. И чванная. Порой мне кажется… – Отец осекся.

– Что именно?

– Ничего. Всякая молодая девушка непременно должна выйти замуж, и чем раньше, тем лучше, особенно для таких необузданных и пылких, как ты. Наконец-то настал этот день! Все уже готово, и назад пути нет!

Он по-прежнему чего-то опасался, словно знал нечто, неизвестное Бренне. Девушка недоуменно уставилась на отца, но тут Пэдди осторожно повел кобылку в конюшню, и Бренна заковыляла за ним.

– Куда ты? – осведомился отец.

– Помогу Пэдди присмотреть за Порцией.

– Нет уж! Пора одеваться и ехать в церковь! Вспомни, сегодня день твоей свадьбы! Сейчас не до лошадей!

– Она не просто лошадь, она Порция! И если бы не я… Короче говоря, никто меня не остановит!

Когда Бренна упрямилась, подбородок ее сам собой выдвигался вперед, а глаза становились такого же цвета, как море в декабрьское утро.

– Ну, хорошо, хорошо, только постарайся не задерживаться. Пора готовиться к венчанию. И попроси Мэри потуже перевязать щиколотку.

Отец резко повернулся и пошел к увитому плющом дому.

– Я помогу тебе, сестричка, – вызвался Квентин, подхватив ее под руку.

Чуть повыше ростом, он, однако, походил на отца рыжевато-каштановыми волосами, удлиненным узким лицом и довольно большим, хотя и прямым носом. Сегодня от него едва уловимо пахло чернилами и виски, как всегда за последние несколько дней.

– Только безумица могла отважиться на такое в день собственной свадьбы, – проворчал он, подмигивая, – Надеюсь, это не окажется дурным знаком.

Чуть позже прошел небольшой дождь, но солнце упрямо пробивалось сквозь тучи, освещая землю косыми лучами. После дождя воздух был влажным, напоенным благоуханием цветов и трав. Именно такие дни любили Бренна и Порция и часто блуждали вместе в горах и на холмах, добираясь до самого Хаута, где на солнце переливалась синевой морская гладь и где девушка, привязав кобылку к дереву, часами стояла на краю отвесных скал.

Сегодня же, однако, она словно окаменела и безропотно терпела нежные заботы Мэри, которая, ворча, укладывала ее волосы то так, то этак, пока наконец не заколола их высоко на макушке, выпустив лишь несколько локонов, обрамлявших лицо девушки золотыми завитушками. Умение Мэри делать прически было известно всему Дублину, и немало дам шепотом жаловались, что подобный талант растрачивается зря на сорванца вроде Бренны Лохлан.

– Мисс Бренна, вы самая красивая невеста на свете, поверьте моему слову, – пробормотала Мэри, не позаботившись вынуть изо рта горсть шпилек. – Особенно теперь, когда мне наконец удалось умыть вас и перевязать ногу.

Мэри, тридцатипятилетняя экономка, жила в семье Лохланов с самого рождения Квентина. Именно она вырастила Бренну после смерти матери. Тощая, с квадратным лицом и неприступным видом, Мэри овдовела десять лет назад, когда по Дублину пронеслась эпидемия оспы. Ее кожа до сих пор была испещрена глубокими рытвинами. Пэдди говорил, что Мэри когда-то была очень белокожей и хорошенькой, но болезнь и годы вдовства превратили ее в старуху.

По команде Мэри Бренна повернулась перёд зеркалом, почти не обратив внимания на подвенечный наряд из белой тафты и кружев. Немного выше ростом, нежели это диктовалось модой, Бренна, однако, могла похвастаться тонкой талией, не нуждавшейся в шнуровках и корсетах, полными бедрами и удивительно упругой и пышной грудью для девушки, которой едва исполнилось восемнадцать.

Сегодня ее зеленовато-серые глаза, опушенные мохнатыми густыми ресницами, казалось, были устремлены в неведомую, недоступную посторонним даль. Розовые щеки раскраснелись так, что несколько веснушек на переносице, которые Мэри тщетно пыталась вывести смесью лимонного сока и пчелиного воска, были почти незаметны. Но полные красные губы судорожно сжались.

– Да, мисс Бренна, мужчине следует опасаться потерять такое сокровище, как вы! – повторяла Мэри. – Клянусь, вам к лицу этот серьезный вид! Конечно, я не пожелала бы вам каждый день падать с лошади, нет! Но все же…

Бренна вздохнула, наклонившись ближе к зеркалу, словно видя в нем незнакомку. Она, конечно, радовалась, что выглядит столь привлекательно, должно быть, это ужасно – родиться уродиной! Как смотрел на нее Нейл! Словно… словно раздевал глазами. Понравится ли она ему? И что будет…

Девушка тряхнула головой, не в силах больше предаваться мучительным мыслям. Ровно через час она станет замужней дамой, и мужчина, которому она будет принадлежать, получит право делать с ней все, что пожелает. Все… что, с таким трудом подбирая слова, объяснила ей Мэри несколько месяцев назад, когда поняла всю серьезность намерении Пепла.

Бренне страстно захотелось стиснуть худые плечи Мэри, уткнуться лицом в корсаж ее серого платья и закричать:

– Не могу! Не хочу! Не буду!

Но на лице экономки светилось такое счастливое ожидание, что Бренна не посмела дать себе волю. Оставалось лишь сидеть в своей комнате и приветствовать приехавших на свадьбу родственников, которые собирались погостить у них не меньше двух дней. Все восхищались ее волосами, платьем, трогали маленькую, сплетенную из волос и жемчуга брошь, принадлежавшую матери.

Наконец они отправились в Дублин. Колеса экипажей стучали по вымощенным брусчаткой улицам. Вскоре кареты остановились перед собором Крайст-черч, часовня которого была выстроена еще во времена Зигтрига, короля Ирландии. Бренна стояла рядом с отцом, положив на его рукав влажную от пота руку, слушая звуки органа и громкий шепот приглашенных.

– Как ты себя чувствуешь, Бренна? – тихо спросил Брендан. – Ты так побледнела! Не дай Бог, еще упадешь в обморок. Нога болит?

– Не волнуйся, Мэри туго перевязала ее, – ответила девушка, стараясь говорить как можно спокойнее. Она даже выдавила улыбку. – Через несколько минут все кончится.

– Нет, – вздохнул отец, – все еще только начинается.

При взгляде на Нейла во рту у нее мгновенно пересохло. Каким высоким он кажется в черном фраке, каким величественным! Его темные глаза словно впивались в нее. Нейл был намного выше Бренны, с худым лицом и скулами, выпирающими над впалыми щеками. Густые брови почти сходились на переносице, придавая ему свирепый вид. На щеке резко выделялся шрам.

Бренна надеялась увидеть в этих глазах хотя бы проблеск понимания, нечто вроде нежности. Но он лишь едва заметно улыбнулся уголком рта. Бренна почувствовала себя невероятно одинокой. Где-то над головой плыли бессмысленные слова брачной церемонии. Рядом только Нейл… с лицом собственника, наконец заполучившего желанную добычу. Да-да, она нашла нужное слово. Именно добыча. Он хочет завладеть ею… заставить…

Бренна прогнала тревожные мысли, облизнула сухие губы и уставилась прямо перед собой.

Она сама не помнила, как закончилась церемония и экипажи покатили обратно в Лохлан. Пока ее вещи грузили в дорожную карету, девушка переоделась в бледно-желтое шелковое платье с блестящей выработкой, плюшевую шляпку, отделанную жемчугом, и отороченный мехом суконный плащ. Потом снова уселась в карету рядом с Нейлом, который ободряюще сжал ее холодные пальцы.

– Ну, Бренна? Каково ощущать себя замужней дамой? – криво улыбнулся он, показывая белоснежные ровные зубы – одно из немногих достоинств, которые нравились ей в муже.

– Не так уж плохо, – ответила она, вынуждая себя говорить спокойно. Конечно, она чувствует себя как-то странно, неуверенно, точно во сне, но не допустит, чтобы он понял это.

– Я не успела сказать тебе, – неожиданно для самой себя прибавила Бренна, – но моя кобыла Порция упала и сильно повредила ногу. А я растянула щиколотку.

Нейл наклонился ближе, гладя ее по руке, словно несчастного обиженного ребенка.

– Бедняжка Бренна! Это не та кобылка, которую подарил тебе отец на день рождения? Полудикое создание! Удивляюсь, что мистер Лохлан позволяет тебе ездить на ней.

– Но я прекрасная наездница! – выпалила Бренна, вскидывая голову. – Даже отец признает это! Я сама объезжала Порцию и отлично с ней справляюсь!

– Не желаю больше слышать об этом ни слова! Кстати, Бренна, я давно хотел сказать, что отныне ожидаю от тебя скромного, примерного, подобающего настоящей леди поведения!

Он властно поднял руку, чтобы предупредить готовый сорваться с ее уст поток возражений.

– О тебе уже шепчутся, Бренна, и мне совсем не нравится то, что я слышал. Утверждают, что ты носишься на рассвете по холмам и лугам в мужских бриджах вместо приличествующей случаю амазонки. Будто ты ездишь по-мужски и мчишься галопом бог знает по каким местам. Говорят даже, что ты плавала в Лифли вместе с братом и его приятелями!

– Именно так и утверждают? – На щеках девушки загорелись жаркие багровые пятна.

– Да. И, уверяю тебя, подобные сплетни мне не по душе.

– И, зная все это, ты тем не менее решил жениться на мне? – пробормотала Бренна, не сводя с него глаз.

Нейл резко втянул в себя воздух:

– Я посчитал это болтовней высохших от злости старух, которым больше просто нечего делать – и, поколебавшись, добавил: – Кроме того, ты так прекрасна, Бренна, такое сокровище… с этой молочно-персиковой кожей и своими упругими…

Его рука скользнула по ее плечу, легла на вздымавшуюся грудь. Дрожь пронизала девушку, странно-сладостный трепет начался в пальцах ног и пробрался в низ живота. Бренна задохнулась от неожиданности.

– Прости. Я не хотел пугать тебя, дорогая. Но ты теперь моя жена. Моя жена.

Он покрыл ее лицо быстрыми сухими поцелуями. В нос ударил его запах – смесь помады, мыла и крахмала.

– Ты моя жена, – снова прошептал Нейл, почти не отрывая губ от ее шеи. – И Бог видит – я ждал этого, мечтал стать первым, кто… Бренна, если бы ты только знала, сколько бессонных ночей я провел, думая о том, как ты сладка, как нежна… а волосы! Как бы мне хотелось распустить их по твоим обнаженным плечам и зарыться лицом в это благоухание…

Бренна, застыв, сидела рядом с ним, почти ничего не слыша. Его рука вновь накрыла ее грудь, потирая и лаская соски, и тысячи огненных молний опалили тело, обожгли лоно. Значит, вот что обычно мужчина делает с женщиной? И тогда в ее крови вспыхивает пламя, лишая се сил и воли? Она смутно обрадовалась тому, что кучер не видит происходящего и карете.

Нейл сжал другую грудь с пугающей настойчивостью.

– Подожди, пока мы доберемся до дома.

– Твоего дома, – почему-то подчеркнула Бренна.

– И твоего тоже. Ты теперь моя жена, не забывай.

Экипаж свернул на узкую дорогу, зажатую меж каменных стен, и невдалеке появился особняк Эрхартов. Окруженное великолепными английскими садами и газонами темное здание имело два длинных крыла, причем в левое была встроена высокая старинная башня. Дом казался не очень приветливым – слишком черными и холодными были древние камни. Но кто-то расставил свежесрезанные цветы в холле, и родители Нейла, приехавшие сюда прямо из собора, приветствовали новобрачных вместе со слугами.

Бренна старательно улыбалась, с ужасом спрашивая себя, по-прежнему ли горят ее щеки и догадываются ли присутствующие о том, как взволновали ее ласки мужа.

Отец Нейла был таким же высоким и сухопарым, как сын, со свирепыми, полуприкрытыми тяжелыми веками глазами, хотя желтизна кожи говорила о плохом здоровье. Он выступил вперед и взял ее за руку.

– Добро пожаловать, дорогая Бренна.

Голос человека, привыкшего отдавать приказы и ждать немедленного беспрекословного повиновения. Девушка вздрогнула. Теперь ей тоже придется подчиняться этим приказам. Она послушно растянула губы в улыбке, сознавая, что жесткий взгляд черных глаз скользит по ее телу почти так же по-хозяйски, как взгляд сына. На миг Бренна почувствовала себя фамильной собственностью, подобно дорогим гобеленам, драгоценностям, лошадям и собакам.

– Благодарю вас, – едва слышно вымолвила она.

– Да, мы очень рады, – кивнула мать Нейла, стоявшая немного позади мужа. Тоже худая и одета в черное, словно сегодня день скорби, а не радости. Она пристально изучала Бренну, и девушка вызывающе воззрилась на свекровь, понимая, что выглядит не самым лучшим образом – щеки раскраснелись, волосы выбились из-под шляпки.

– Вы, наверное, хотите освежиться, – предположила леди Эрхарт. – Мы отвели вам с Нейлом превосходные покои. Очень просторные. Вам понравится.

Она взмахом руки отпустила слуг, и Бренна, растерянно оглядев холл с высокими потолками, огромными каминами и выцветшими гобеленами, вздохнула, мечтая оказаться в своей теплой и уютной комнате в Лохлане, где по полу разбросаны ковры из овечьих шкур, а на кровати лежит лоскутное покрывало. Но тут Нейл потянул ее к лестнице, и девушка покорно пошла за ним.

– Ну вот и наши комнаты, Бренна. Тебе нравится? Они оказались на верхнем этаже, где пахло мылом, воском и плесенью. Нейл открыл дверь в гостиную, обставленную темной тяжелой мебелью с вишневой бархатной обивкой. Пол устилают турецкие ковры, над камином висит потускневший от времени портрет, писанный маслом. Бренна затаила дыхание. Придется каким-то образом оживить эти унылые комнаты, иначе она просто не сможет здесь жить.

Нейл отпел ее и дальний конец, к низким окнам; выходившим на идеально распланированные, невыносимо скучные сады с одинаково подстриженными деревьями.

– Днем, сидя за шитьем, ты можешь смотреть отсюда на сад и холмы. Море почти рядом, хотя прибой не слышен.

Бренна молчала, вспоминая о Порции, оставленной в отцовской конюшне, и представляла себя, сидящую в этой безвкусной, чопорной комнате за вязанием или пяльцами.

– Я терпеть не могу рукоделие, – внезапно призналась она, отстранившись от мужа. Но Нейл, будто не слыша, продолжал смотреть в окно.

– Хорошо, что ты будешь под присмотром моих родителей, поскольку скоро мне предстоит отправиться в Новый Орлеан и Гавану. Отец требует, чтобы я завершил важную сделку. В мое отсутствие тебе составит компанию мать.

– Ты уезжаешь? – удивилась девушка.

– Надеюсь, ты не станешь возражать? – осведомился Нейл с довольным видом. Его, по-видимому, тешила сама мысль о том, что жена будет по нему скучать. – Это чисто деловая поездка. После моего возвращения мы отправимся в Европу в свадебное путешествие. Ну а пока отец не может без меня обойтись. Он нечасто покидает Ирландию. У него бывают сильные приступы подагры и одышки. Кроме того, он страдает морской болезнью.

Нейл сухо рассмеялся и, потянувшись к ней, прижался всем телом. Девушка вновь ощутила знакомый запах помады и мыла.

– Но я отплываю не сегодня, – пробормотал он, – поэтому не будем пока об этом думать. Сегодня нас ждет куда более приятное занятие, не так ли, душечка?

Нейл почти грубо припал к ее рту, шепча между поцелуями:

– Ты так невинна, дорогая Бренна, с этими огромными задумчивыми глазами и телом, до которого никто, кроме меня, не дотрагивался…

Сердце Бренны билось громко и неровно. Его язык скользнул ей в рот. Девушка растерялась. Она не подозревала, что он прижмется к ней столь властно и требовательно. Она задыхалась в его стальных объятиях, не хотела этих жадных поцелуев. Однако по телу медленно разливалось наслаждение. Колени подгибались, дыхание участилось. На лбу выступила испарина. Неужели это любовь? Любовь к человеку, ожидавшему от нее слепого повиновения?

Но тут Нейл так же внезапно разжал руки.

– Как бы мне ни хотелось… все-таки лучше подождать до вечера. Я пойду в свою старую спальню, чтобы ты смогла отдохнуть и переодеться, – нерешительно пробормотал он. – Если тебе понадобится что-то, дерни за шнур сонетки, и придет горничная.

– Спасибо. Мне, наверное, лучше прилечь. Или… или прогуляться.

– Если захочешь пройтись, я провожу тебя. Здесь есть па что посмотреть. Отец подумывает о том, чтобы выстроить лабиринт, обсаженный живой изгородью, это сейчас очень модно в Лондоне. Возможно, тебе любопытно будет взглянуть на то место, где мы собираемся его устроить.

Он вышел. Девушка опустилась в кресло, ощущая под пальцами жесткий ворс. Здесь, в этой комнате, ей предназначено просиживать целыми днями. Читать, разрисовывать фарфор. А по вечерам петь и играть на фортепьяно для гостей и домочадцев. Говоря по правде, это единственное подобающее леди занятие, которое нравилось Бренне. Природа наградила ее очень сильным чистым сопрано, восхищавшим всех знакомых. Когда-то она даже мечтала о сценической карьере, но, конечно, никто бы ей этого не позволил. Разве леди могут петь в опере?!

– Леди, – презрительно фыркнула Бренна, пытаясь придумать, как лучше убедить Нейла взять ее в Америку и на Кубу. Кроме того, по словам отца, именно в Новом Орлеане живет ее тетка, сестра матери.

День, казалось, тянулся бесконечно. Нейл, как и обещал, повел Бренну прогуляться по окрестностям, но ей почему-то было не по себе среди ровных ухоженных цветников, прилизанных клумб и симметрично высаженных кустов. Нейл, однако, был сама любезность и не сводил с нее глаз. Бренна чувствовала себя не в своей тарелке. Он поклонялся той, существовавшей лишь в его воображении, идеальному созданию, совершенно не похожему на настоящую Бренну.

Вечером в длинной, вымощенной каменными плитами столовой был накрыт ужин, на который родители Нейла пригласили немногочисленных гостей. Бренна почти не разговаривала. Голова кружилась от выпитого по настоянию Нейла вина. Тот продолжал придвигать ей бокал за бокалом, смеясь, когда девушка протестовала, что и без того выпила порядочно. За столом царила праздничная, немного приподнятая атмосфера, словно все ждали чего-то необыкновенного от сегодняшнего вечера.

Наконец Нейл и Бренна попрощались с собравшимися, и девушка перехватила странный взгляд свекрови, в котором, как ей показалось, светилось нечто вроде жалости. Но Нейл, не давая времени задуматься, повел ее наверх. Бренна пьяно пошатнулась. В щиколотке вновь запульсировала боль, и Бренна, споткнувшись, едва успела тяжело опереться на руку мужа.

– Не падай, дорогая. Рано. Еще рано, – пробормотал Нейл.

– Ты заставил меня выпить слишком много вина, – пожаловалась она, с удивлением отмечая, как заплетается язык. Неужели это ее голос? Неужели все это – громкий смех, доносящийся снизу, руки Нейла, обнимающие ее, головокружение – и впрямь происходит на самом деле?

– Вот как? Не будь глупенькой, дорогая. Всем молодоженам позволяется пить вино в брачную ночь. Оно обладает расслабляющими свойствами.

– Вряд ли я хочу расслабиться. Мне не нравится, когда ноги не слушаются!

– Не волнуйся, я доведу тебя туда, где ты сможешь прилечь!

Они снова вошли в отведенные им покои, и на этот раз Нейл плотно прикрыл дверь и повернул ключ в замочной скважине. Сняв фрак, он небрежно бросил его на спинку кресла. Сумерки в это время года наступали поздно, и последние лучи солнца еще лежали на цветастом ковре. В комнатах пахло свежестью, словно слуги успели все прибрать, пока длился ужин. В полутьме рубашка Нейла сверкала снежным островком.

– Бренна, – прошептал он, – как мне… я больше не в силах ждать. Я должен взять тебя прямо сейчас…

Он подхватил ее на руки и, прижимая к себе, понес в спальню. Бренна почувствовала, как ее кладут на мягкую перину, увидела над собой балдахин на четырех столбиках и поняла, что лежит на кровати. Их общей кровати, которую они отныне будут делить.

В комнате было достаточно света, чтобы она смогла разглядеть мебель красного дерева и огромный резной гардероб, занимавший почти все пространство. Бренна боролась с нарастающей паникой, металась по подушке и старалась превозмочь страх.

Время словно остановилось. Несколько долгих мгновений Нейл стоял над ней, тяжело дыша. Потом просунул руки ей под спину, рванул, и пуговицы платья разлетелись в разные стороны.

– Я не могу ждать, дорогая, – повторил он. – О, не тревожься о платье. Я подарю тебе тысячу новых нарядов, тысячу поцелуев, все, что ты захочешь, – бормотал он, раздирая тонкую ткань. Он стянул платье до талии и взялся за бретельки сорочки. Бренна порывисто села, прикрывая руками грудь.

– Что ты делаешь? – выдавила она наконец. – Что ты…

– Выполняю супружеский долг, дорогая, только и всего. Обещаю, все будет хорошо, успокойся…

Успокоиться? Но он так близко: губы впиваются в ее губы, язык проник в рот и ласкает ее язык, руки стаскивают платье и нижние юбки. Девушка стала сопротивляться, испуганная настойчивостью Нейла. Она не представляла, что он так силен. Нейл навалился на нее, прижимая к перине. Бренна продолжала вырываться, но воля постепенно таяла, уступая странной слабости, разливавшейся по телу.

– Моя неукротимая золотоволосая девственница, как яростно ты сопротивляешься… но уже недолго… я покорю тебя…

Слова лились непрерывным потоком, назойливо проникая в уши. Его губы скользили по изгибам груди, язык терзал напряженные соски, возбуждая в девушке неведомые доселе ощущения.

Она словно во сне наблюдала, как поспешно он сбрасывает одежду, насильно раздвигает ее ноги. Что-то твердое и пульсирующее проникло в нее.

Бренна лежала, придавленная его тяжестью, чувствуя, как он вонзается в нее все глубже и глубже, как напрягается, изгибаясь, его тело и наконец вздрагивает в неудержимых спазмах.

Кажется, все кончилось. Девушке хотелось плакать. Оглушенная, она и сама не знала, чего ожидала от сегодняшней ночи, но, во всяком случае, не этих ласк, от которых ломило все тело. Боже, ни капли нежности! Бренна была невероятно измучена, словно сама ее душа подверглась грубому насилию.

Нейл, все еще тяжело дыша, откатился от нее на край кровати.

– Ну, Бренна, моя прекрасная юная девственница, кажется, жеребец уже успел покрыть кобылу?

– О чем ты?

Бренна, отказываясь поверить своим ушам, поспешно натянула на себя одеяло.

– Так, значит, ты потеряла невинность прежде, чем я заполучил тебя! Мне казалось…

– Невинность? Но… но я в жизни не была ни с одним мужчиной! И даже не подозревала, что это такое!

– Лжешь!

Что с ним случилось? Куда девался тот Нейл, который прижимал ее к себе, шепча бессвязные странные слова? Одним прыжком он очутился на другом конце комнаты и стал натягивать панталоны.

– Кто он? Один из конюхов, насладившийся тобой на травке, подальше от глаз отца? Или приятель брата затащил тебя на берег Лифли и задрал юбки?

Бренна села, прижимая к груди одеяло. В висках стучало от бешеной ярости.

– Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Словно я… какая-то грязная тварь, потаскуха!

– А разве это не так?

Нейл, сжав кулаки, метался по комнате. В сумеречном свете его шрам казался особенно зловещим.

– Ты пришла ко мне не девушкой, это совершенно ясно. Ни крови, ни боли. И я вошел в тебя так же легко, как в любую девку, подобранную на улице! О, меня не обманешь! У тебя были мужчины! Верно?

– Н-нет… никогда…

К полнейшему изумлению Бренны, он схватил ее за плечи и стал трясти. От него исходил едкий запах пота, и Бренна с ужасом увидела, что грудь мужа покрыта густыми черными завитками. Его пальцы впивались в нежную кожу. Бренна отталкивала его, изо всех сил стремясь вырваться. Одеяло свалилось на пол, обнажая ее груди и бедра, засиявшие мягким светом в полутьме. Нейл отшатнулся, как от удара.

– Выставляешь напоказ груди… шлюха! Обманула меня… притворялась невинной…

– Я не шлюха, – отчетливо-холодно бросила Бренна. – Это ты сорвал мою одежду, испортил платье и вцепился в меня, как дикий зверь. Именно ты…

Он ударил ее по лицу. Боль пронзила виски, из носа закапала кровь.

– Значит, вот как ты обращаешься с женой, Нейл?

Она отодвинулась от него, нащупала ногами пол и вскочила, прихватив с собой одеяло. Судорожно кутаясь и него, Бренна прошептала:

– Изнасиловать меня, обвинить в распутстве, избить – и все из-за того, что я попыталась защититься?! Я была невинна, что бы ты там ни думал! Давно, лет в двенадцать, я упала с лошади, и ты прав – текла кровь и было больно. Может быть, именно тогда я потеряла девственность, не знаю. Но до этой ночи ни один мужчина не приближался ко мне, и я… я… ужасно жалею, что согласилась выйти за тебя!

Губы Нейла конвульсивно дернулись.

– Но ты моя жена, дорогая Бренна!

Нейл вцепился в одеяло и, невзирая на сопротивление девушки, сорвал его.

– Взгляни на себя, – прошипел он с такой злобой, что Бренну охватил ужас.

«Одержимый, – вне себя от страха подумала она. – Он одержим».

– Посмотри на свое тело! – продолжал Нейл, – Только такой глупец, как я, мог посчитать тебя невинной! Эти груди… слишком полные для девушки твоих лет! И живот, созданный для ласк… Идиот, я воображал, что этот лакомый кусочек никто не успел попробовать! – Он помедлил и уже более спокойно объявил: – Так или иначе, ты моя жена. Ни один мужчина больше не притронется к тебе, ни один. Кроме меня.

– Ты говоришь так, словно я… собака или лошадь… твоя вещь! – разъяренно воскликнула девушка.

– Ты моя. – И в подтверждение этого заявления он слегка ударил ее по щеке, чтобы показать свою власть над ней. – И если я обнаружу, что моя драгоценная собственность ускользнула в поля с кем-то еще, я найду лекарство, которое покажется тебе слишком горьким!

Холодные клещи сжали сердце Бренны. Она не могла отвести глаз от полученного на дуэли шрама.

– Ты не сделаешь этого… – прошептала она.

– Кажется, я тебя расстроил? Испугал? Ты не знаешь, что тебя ждет, и поэтому волнуешься?

Он все сильнее выкручивал ей руку и почему-то подтаскивал к окну, из которого открывался безмятежный вид на сад.

– Нет, пожалуйста! – охнула девушка. – Мне больно!

Она попыталась освободиться, но больная нога подвернулась, и Бренна тяжело рухнула на пол. Пытаясь сохранить равновесие, Нейл отпустил ее и уперся ладонями в оконные стекла. Но незапертая рама неожиданно широко распахнулась, увлекая его за собой. С тихим сдавленным криком Нейл перевалился через подоконник и исчез. Только оконные рамы все еще раскачивались на поскрипывающих петлях.

Бренна кое-как поднялась, и выглянула вниз. Там, на земле, лежал Нейл, словно огромная, в человеческий рост кукла. Тело застыло в неестественной позе, спина изогнута под невероятным углом. Она так и не поняла, жив он или мертв.

Бренна долго стояла, не в силах шевельнуться… Во рту пересохло так, что она не могла ни сглотнуть, ни закричать. Земля, казалось, перестала вращаться, и единственным звуком, доносившимся до нее, был щебет птиц в кустарнике.

Девушка даже не вспомнила, что стоит у окна совсем голая.