Любовный узел

Глава 3

Катрина обвела взором гостиную и подумала, что именно такой она себе ее и представляла.

С первой же минуты она была очарована Линдом.

Когда они свернули на подъездную аллею, она увидела перед собой величественный дом, стоявший на берегу озера, по которому плавно скользили белоснежные лебеди. Над крышей на фоне синего неба гордо развевался штандарт герцога; клонившееся к закату солнце бросало теплые золотистые отблески на окна.

Катрина вошла в огромный холл, в нишах которого стояли мраморные статуи греческих богов и богинь. Великолепная, украшенная позолотой лестница поднималась вверх, к высокому своду, и Катрина подумала, что никогда еще не видела более впечатляющего зрелища.

Их проводили в изысканно обставленную гостиную, расположенную на втором этаже, и, когда наконец появился герцог, Катрина чуть было не рассмеялась. Он так поразительно соответствовал своему окружению!

— Добро пожаловать в Линд! — обратился он к леди Брэнстон. — Не могу выразить, как я счастлив видеть вас!

Катрина увидела выражение глаз тети Люси и поняла, что та в восторге, после стольких приготовлений очутившись наконец в Линде. Катрине стало любопытно, догадывается ли дядя, как много значат для его жены этот дом и его хозяин. Но она тут же сказала себе, что это только потому, что он занимает очень высокое положение в обществе.

В то же время она не могла не заметить огонь, вспыхнувший в голубых глазах Люси, и то, что ее пальчики на какое-то время задержались в руке герцога. Если бы Катрина не знала, что это невозможно, то могла бы подумать, будто ее тетя влюблена в герцога Линдбрука. Но она тут же упрекнула себя за то, что ей в голову приходят подобные нелепые мысли.

Катрина много путешествовала по свету со своими родителями, но она была совершенно несведуща во всем, что касалось отношений между мужчинами и женщинами, особенно в высшем свете. Поскольку ее родители были так страстно влюблены и беззаветно преданы друг другу, она полагала, что большинство супружеских пар чувствуют то же самое.

По дядиному голосу и выражению глаз, когда он обращался к жене, Катрина со свойственной ей проницательностью давно поняла, что он искренне любит ее. И она полагала, что тетя Люси отвечает ему взаимностью.

Но тут она напомнила себе, что сейчас не время критиковать своих родных или предаваться размышлениям.

Между тем герцог поздоровался с ее дядей, а потом Люси сказала с несколько натянутой улыбкой:

— А это Катрина, которая очень, очень признательна вам за то, что вы включили ее в число своих гостей. Она пообещала мне, что не будет никому надоедать, и я уверена, что она замечательно проведет время, осматривая ваш великолепный дом.

Герцог улыбнулся и протянул ей руку.

Едва прикоснувшись к ней, Катрина испытала какое-то странное, необъяснимое чувство. Ей показалось, что герцог совсем не такой, каким кажется на первый взгляд.

Ее начали представлять многочисленным гостям, и вскоре голова у Катрины пошла кругом. Она обратила внимание, что все присутствующие были значительно старше ее. Дамы были одеты с такой же изысканной элегантностью, как и ее тетя. Любезные улыбки и приветствия, которыми они встретили леди Брэнстон, были так откровенно фальшивы, что показались Катрине просто оскорбительными.

— Дорогая Люси, как приятно видеть вас! Вы выглядите такой же прелестной, как всегда!

Эти слова сопровождались неприязненными завистливыми взглядами.

Но она тут же сказала себе, что было бы ошибкой в данных обстоятельствах использовать то, что отец называл ее «третьим глазом».

Когда они были в Египте, мать обратила ее внимание на небольшой бугорок на лбу у фараонов. Это был знак «третьего глаза», указывавший на их способность проникать мысленным взором глубоко в душу человека.

Катрину это очень заинтересовало, и после она не раз говорила матери.

— Пользуясь моим «третьим глазом», могу сказать тебе, мама, что тот человек, который пытался продать тебе горшок этим утром, был обыкновенным шарлатаном. Я совершенно уверена, что этот горшок был вовсе не найден в гробнице, как он уверял, а сделан только вчера!

Мать со смехом отвечала.

— Я уверена, что ты права, дорогая, но бедняга ведь должен как-то зарабатывать себе на хлеб!

Отец побуждал ее как можно чаще использовать «третий глаз», расспрашивая о разных людях, которые бывали у них в доме. Потом он говорил ей, права она была или нет.

Иногда ей случалось ошибаться, но в девяти случаях из десяти она оказывалась права. Иногда это даже заставляло ее испытывать неловкость.

Катрина подумала, что сейчас тот самый случай, когда ей следует вести себя как обычной дебютантке, а не пытаться применять на практике свои таланты.

Расположенные наверху спальни, в которые их проводили, были прелестны.

Тетя Люси, однако, считала, что вовсе не обязательно было отводить им с Катриной соседние комнаты.

Спальня тети Люси была великолепной, с огромной резной позолоченной кроватью под балдахином. Она сообщалась с будуаром, стены которого украшали замечательные картины; повсюду в вазах стояли белые и красные гвоздики.

К восторгу Катрины, в ее комнате тоже был расписной потолок, а на бледно-голубых стенах висело несколько итальянских картин. Полог ее кровати был сделан из тончайшего муслина; туалетный столик был также задрапирован муслином, отделанным настоящими кружевами. Казалось, будто эта комната была предназначена для молоденькой девушки.

Из разговора тети Люси с экономкой Катрина узнала, что соседняя комната никем не занята, в то время как остальные гости расположились в другом крыле.

— А спальня его милости вон там, — добавила экономка и указала рукой на противоположную сторону галереи.

Очевидно, на лице леди Брэнстон отразилось удивление, потому что экономка сочла нужным пояснить:

— Вообще-то спальня и гостиная его милости находятся в западном крыле, но мы недавно с ужасом обнаружили в деревянных панелях личинки древоточца, так что пока эти комнаты ремонтируют, его милость временно переехал.

— Как это, должно быть, досадно для него! — небрежно бросила леди Брэнстон.

Но у Катрины сложилось впечатление, будто она рада тому, что комнаты герцога находятся неподалеку от них.

Когда они поднялись наверх, Катрина обнаружила, что ее вещи уже наполовину распакованы. За ней должна была ухаживать молоденькая девушка, находившаяся под началом пожилой женщины, приставленной к леди Брэнстон, хотя та привезла с собой свою личную горничную.

Катрина привыкла брать с собой в путешествие только самое необходимое. Она представила себе, как насмешили бы ее родителей горы чемоданов и сундуков, которые были сложены в холле перед их отъездом из Лондона.

Ее не удивило, что их багаж отправили отдельно в сопровождении тетиной горничной и дядиного камердинера.

Сами же они ехали налегке, не взяв с собой в карету даже обитую кожей большую шкатулку с драгоценностями Люси.

А они, безусловно, были здесь совершенно необходимы, заключила Катрина, когда они с тетей были уже готовы спуститься вниз к обеду.

Люси была одета в то самое голубое платье, которое, по словам продавщицы, так шло к ее глазам. На ней был гарнитур с бриллиантами и бирюзой, достойный королевы. Диадема смотрелась восхитительно на фоне золотистых волос, а серьги были такими огромными, что казались частью ожерелья, обвивавшего белоснежную шею. Завершали туалет брошь, браслеты и перстень, также усыпанные бирюзой и бриллиантами.

Катрина считала, что никто не сможет затмить тетю Люси, пока не увидела остальных дам, которые выглядели не менее блистательными.

У самой же Катрины не было драгоценностей. Ее мать постепенно продала то немногое, что имела, когда им нужны были деньги для путешествий. К тому же она всегда старалась покупать самую лучшую еду для своего мужа и маленькой дочери.

— По сравнению с остальными гостями его сиятельства я буду выглядеть совсем простушкой, — со смехом сказала Катрина своей горничной.

Потом ее позвали в комнату тети, чтобы та смогла проверить, как сидит на девушке ее новое платье.

— Ты выглядишь неплохо, — сказала тетя Люси. — Я буду готова через пять минут, так что можешь подождать пока в своей спальне.

Пока Люси говорила, Катрина явственно ощущала волны недоброжелательности, исходившие от нее.

Вернувшись в свою спальню, девушка снова принялась гадать, за что же тетя так невзлюбила ее.

— Вы выглядите прелестно, мисс, — сказала горничная. — Цветы принесут с минуты на минуту, а я всегда считала, что они ничуть не хуже драгоценностей.

— Цветы? — удивилась Катрина.

— Их всегда приносят перед обедом, — пояснила горничная. — Букетики, которые можно приколоть к корсажу, для дам и бутоньерки для мужчин.

— Какая замечательная мысль!

В этот момент в дверь постучали. Горничная открыла, взяла из рук лакея поднос с цветами и отнесла его Катрине.

На подносе лежали огромные лиловые, зеленые и желтые орхидеи и множество гвоздик. Катрине все они показались чересчур большими и яркими.

Внезапно она увидела букетик маленьких белых Цветов размером не больше маргариток, которые разительно отличались от других. Поскольку девушке доводилось бывать на Востоке, она знала, что эти цветы называются франжипани.

Она взяла букетик в руки и с наслаждением вдохнула тонкий аромат.

— Два-три цветочка на ленточке вокруг вашей шеи будут смотреться прекрасно, мисс, — сказала горничная.

— Как раз об этом я и думала, — ответила Катрина. — Мы можем срезать белую ленту с одной из моих нижних юбок.

Так они и сделали, но Катрина была уверена, что тетя Люси не одобрит этой затеи.

Горничная прикрепила три крошечных цветка к ленте и повязала ее на шею Катрине. Этот штрих придал завершенность ее туалету, и обнаженные плечи и грудь девушки перестали казаться такими неестественно голыми.

Оставшимися цветами горничная увенчала ее прическу. Так же украшали себя индийские женщины, что всегда очень нравилось Катрине.

— Теперь вы будете самой хорошенькой из всех женщин, сидящих за столом его милости, мисс! — с восхищением глядя на нее, воскликнула горничная.

— Спасибо, — сказала Катрина, — но я сомневаюсь, что кто-нибудь заметит меня, так как взгляды всех присутствующих будут прикованы к сверкающим драгоценностям и пышным турнюрам, похожим на разбивающиеся о скалы волны!

Она услышала, как горничная ее тети постучала в дверь, и, поспешно выйдя в коридор, увидела, что леди и лорд Брэнстон уже спускаются по лестнице. Стали появляться и другие гости.

Катрина оказалась права, заявив, что среди этой сверкающей толпы никто не обратит на нее внимания.

Но это ее вовсе не огорчало, поскольку давало возможность беспрепятственно смотреть по сторонам, наслаждаясь окружавшим ее великолепием.

Стены столовой были ярко-зеленого цвета, столь характерного для интерьеров Адама, и картины в позолоченных рамах прекрасно смотрелись на этом фоне.

Стол, уставленный золотыми подсвечниками и украшенный орхидеями, сам по себе казался произведением искусства.

Трудно было не восхищаться и самим герцогом, сидевшим на стуле с высокой спинкой во главе стола. Он казался таким величественным и всемогущим, словно был верховным правителем в окружении своих верноподданных, и на мгновение Катрине даже показалось, что присутствующие дамы присядут перед ним в реверансе.

Она сама сочла необходимым сделать реверанс, когда ее представляли ему. Теперь она попыталась представить себе, как бы выглядело, если бы все дамы присели, а мужчины поклонились, словно находились в присутствии короля. Герцог, вероятно, ответил бы им небрежным кивком, сочтя это вполне достаточным.

Она была так захвачена разыгравшейся в ее воображении сценой, что вздрогнула, когда сидевший рядом с ней джентльмен спросил:

— О чем вы так серьезно задумались? Не могу поверить, чтобы вы скучали в одном из самых красивых и гостеприимных домов в Англии!

— Конечно же, мне здесь очень нравится, — ответила Катрина. — Именно таким я и представляла себе дворец английского аристократа!

Джентльмен рассмеялся и сказал:

— Вы кажетесь удивительно молодой. Надо полагать, вы считаете нас всех старыми развалинами!

В глазах Катрины вспыхнули лукавые огоньки.

— Я не думаю, что присутствующие здесь дамы сочли бы это замечание лестным!

— Вы правы, — согласился джентльмен. — И поскольку ваш упрек вполне заслужен, я постараюсь впредь делать более изысканные комплименты и начну прямо с вас. Позвольте сказать вам, что для столь молодой девушки вы невероятно красивы!

— Благодарю вас, — ответила Катрина.

Ее не смутил комплимент. Прожив всю жизнь во Франции, она привыкла получать их. И она много раз слышала, как все мужчины, бывавшие в их доме, превозносили до небес красоту ее матери.

Катрина вспомнила, как мать учила ее при встрече с незнакомыми людьми всегда стараться выяснить, чем они увлекаются. Вскоре она обнаружила, что ее собеседник интересуется лошадьми, чего и следовало ожидать, и, кроме того, коллекционирует марки, в которых она сама неплохо разбиралась.

— Мой отец собирал марки всех стран, в которых мы бывали, — сказала она.

— Ни в коем случае не теряйте их! — посоветовал ей джентльмен. — В один прекрасный день они будут представлять собой большую ценность. Некоторые марки уже сейчас стоят немыслимо дорого!

Когда Катрина повернулась к мужчине, сидевшему по другую сторону от нее, она почувствовала, что он с большой неохотой оторвался от беседы со своей соседкой. Очевидно, она была весьма остроумна, поскольку он непрерывно смеялся, с тех пор как они сели за стол.

— Ну а что вы имеете сказать, юная леди? — несколько агрессивно, как показалось Катрине, поинтересовался он.

— Это зависит от того, что мы будем обсуждать, — ответила она. — Я пыталась угадать, чем вы интересуетесь, и пришла к выводу, возможно, ошибочному, что вы, должно быть, занимаетесь политикой.

— Вы очень проницательны, если только вы не хитрите и заранее не выяснили, что я занимаю пост министра иностранных дел.

Когда Катрина сообразила, что перед ней граф Кимберли, у нее перехватило дыхание. Но вскоре они уже оживленно беседовали об интересующих его странах, многие из которых Катрине довелось посетить. Когда сидевшая по другую сторону от него дама снова обратилась к нему, Катрине показалось, будто он с большой неохотой возобновил беседу с ней. Девушка подумала, что ее мать была бы ею довольна.

Когда дамы покинули столовую и перешли в гостиную, тетя Люси даже не взглянула на Катрину. Вспомнив наставления тетки о том, что она не должна никому надоедать, девушка принялась рассматривать картины на стенах и коллекции табакерок и дрезденского фарфора, хранившиеся в изящных застекленных шкафчиках.

Ей показалось, будто не прошло и нескольких минут, как мужчины присоединились к ним.

Пока длился обед, в дальнем углу гостиной поставили столы для игры в карты.

Гости разделились по интересам: одни предпочли сесть за карточный стол, другие вели светскую беседу, расположившись на мягких диванах.

Катрина подошла к окну и слегка отодвинула портьеру. Картина, открывшаяся ей, заставила девушку затаить дыхание.

На усыпанном звездами небе сияла огромная луна, заливавшая серебряным светом тихое, спокойное озеро. Это было так прекрасно, что у Катрины невольно сжалось сердце. Она была настолько поглощена созерцанием великолепной картины, что внезапно раздавшийся за ее спиной низкий глубокий голос заставил ее вздрогнуть.

— Мне хотелось бы знать, мисс Дарлей, чем бы вы предпочли сейчас заняться?

Даже не поинтересовавшись, кто обращается к ней, девушка промолвила:

— Я хотела бы взлететь к звездам и оттуда нырнуть в серебряную глубь вод.

Она произнесла эти слова очень тихо, потом, не дождавшись ответа, обернулась и увидела стоявшего совсем близко герцога. Ей показалось, будто взгляд его был каким-то странным. Некоторое время он просто смотрел ей в глаза, а когда наконец заговорил, в его голосе ей послышалась легкая насмешка.

— Я рад, что вам нравится у меня.

— Ваш дом… восхитителен!

— И я надеюсь, что он идеально подходит мне?

Теперь Катрине было уже ясно, что герцог подсмеивается над ней. Откуда ей было знать, что именно это говорили ему все бывавшие здесь когда-то женщины. Он слышал эти слова уже тысячу раз с тех пор, как стал владельцем Линда.

Но к его немалому удивлению, Катрина снова подняла глаза к небу.

— Я не уверена, — сказала она так, словно говорила сама с собой, — что это самое подходящее окружение для вас.

— Что вы хотите этим сказать? — удивился он.

— Возможно, я ошибаюсь, но мне легче представить вас на фоне заснеженных Гималаев или под палящими лучами солнца в бескрайней пустыне.

Катрина сама не понимала, что заставило ее сказать это. Вероятно, сама не отдавая себе в этом отчета, она снова прибегла к помощи своего «третьего глаза», чего делать никак не собиралась.

Герцог замер от удивления, потом отрывисто спросил:

— Кто рассказывал вам обо мне?

— Никто, — поспешно ответила Катрина. — Мне жаль, если я допустила… бестактность, но вы задали вопрос, и я сказала то, что думала.

— Как раз это меня и удивило.

Он хотел было спросить Катрину, что означали ее слова и что она имела в виду, но в этот момент дверь гостиной открылась и дворецкий, обращаясь к герцогу, произнес:

— Граф и графиня Калвертон, ваша милость!

На мгновение герцог окаменел. Потом, сделав над собой усилие, пошел навстречу Анастасии.

Она была необычайно хороша в отделанном соболями дорожном костюме и украшенной перьями шляпке.

— Мой дорогой герцог! — воскликнула она, протягивая к нему обе руки. — Простите нас за опоздание, но муж никак не мог выехать из Лондона раньше.

Она одарила его очаровательной улыбкой.

— Я рассказала ему о вашем любезном приглашении, и он очень вам признателен, поскольку завтра утром ему нужно быть на выставке в Бакингемшире, и ему пришлось бы выехать из Лондона ни свет ни заря.

Анастасия сжала его пальцы, словно для того, чтобы не дать ему возможности возразить. Только герцог собрался было воспротивиться и попытаться дать отпор, как вмешался граф:

— Моя жена пытается объяснить вам, Линдбрук, что мне придется оставить ее у вас, а самому продолжить свой путь. Меня ждут у лорда Бакхерста.

Он сделал небольшую паузу, а потом продолжил:

— Я буду главным судьей на выставке крупного рогатого скота, которая состоится в имении лорда Бакхерста. Анастасия заявила, что не в состоянии проделать такой долгий путь среди ночи. К тому же она совсем не интересуется коровами, как вы, вероятно, догадываетесь!

Он рассмеялся своей собственной шутке, и, прежде чем герцог успел открыть рот, Анастасия быстро заговорила:

— Я знаю, что у вас я буду окружена всевозможным комфортом, мой дорогой герцог, в то время как дом лорда Бакхерста славится своими сквозняками и ужасным отоплением.

Она снова крепко сжала руку герцога, и наконец он обрел дар речи.

— Я, разумеется, счастлив, что вы согласились погостить у меня.

— Это так мило с вашей стороны, Линдбрук, — сердечно произнес граф. — Я присоединюсь к вам завтра, как только смогу, но боюсь, что успею вернуться лишь к обеду. А теперь мне пора ехать дальше.

Герцог спустился с ним по лестнице и проводил до дверей. Анастасия сошла вниз вместе с ними и ласково поцеловала мужа на прощание.

— Желаю тебе хорошо провести время, дорогой, — сказала она. — И не беспокойся обо мне. Если тебе придется остаться там еще на одну ночь, чтобы не обижать его светлость, я не буду на тебя в Претензии. К тому же, кроме коров, у него могут оказаться и вполне приличные лошади!

Граф рассмеялся.

— Я непременно взгляну на них. До свидания, Линдбрук, — сказал он, протягивая руку. — Очень любезно с вашей стороны было пригласить нас.

Попрощавшись, граф вышел и медленно спустился по ступенькам к ожидавшей его карете.

Как только он отъехал, герцог повернулся к Анастасии и встретил ее смеющийся взгляд.

— Ну разве я не умна, друг мой? — спросила она по-французски, чтобы слуги не поняли, о чем идет речь.

— Твое поведение возмутительно, как ты сама отлично понимаешь! — сказал герцог. — Ты совершенно непредсказуема.

— Тебе всегда нравились неожиданности.

— Мое последнее слово было «нет», Анастасия.

— Я это слышала, — ответила она. — Но я никогда, как тебе отлично известно, не принимаю «нет» за окончательный ответ!

Она тихо рассмеялась, и помимо своей воли герцог тоже не смог удержаться от смеха.

— Ты чудовищно бесстыдна, — сказал он, — и совершенно неисправима!

— А что может быть более привлекательным и интригующим? — спросила она.

Вернувшись в гостиную, герцог подошел к леди Брэнстон.

Как он и надеялся, она нимало не была расстроена приездом Анастасии. Из этого он сделал вывод, что слухи о его давней связи с графиней не дошли до Лондона.

Поскольку его беспокоило упорство Анастасии, он принялся ухаживать за леди Брэнстон с большей настойчивостью, чем намеревался. А это было несложно, поскольку лорд Брэнстон был поглощен картами.

Они вышли в вестибюль, якобы для того чтобы взглянуть на картины.

— Ни одна картина не может сравниться с вами, — сказал герцог. — Вы так прекрасны сейчас, и эта бирюза удивительно гармонирует с вашими глазами.

— Вы очень добры, — мягко произнесла Люси.

— Мне хочется быть очень добрым с вами, — ответил герцог.

Она протянула ему руку, и он поднес ее к своим губам. Почувствовав пожатие ее пальцев, он понял, что она ждет поцелуя.

Он быстро шагнул к двери, ведущей в гостиную, и осторожно закрыл ее.

Потом он протянул руки, и она оказалась в его объятиях.

Как он и ожидал, ее губы были горячими, страстными, но в то же время в отличие от Анастасии она не теряла контроля над собой. Словно стараясь отогнать от себя мысли о прошлом, герцог снова прильнул к ее губам, и на этот раз его поцелуй был более требовательным и настойчивым.

Почувствовав ее ответную реакцию, он целовал ее до тех пор, пока она не подняла руки к волосам, словно опасаясь, что ее прическа растреплется или диадема сползет на сторону.

— Вы прелестны, очаровательны! — произнес герцог глубоким голосом.

— Я рада, что вы так думаете, — сказала Люси.

Она перевела дыхание и добавила:

— Пора возвращаться в гостиную, но я надеюсь, что нам представится возможность продолжить эту беседу позже.

Герцог отлично понял, что именно она имела в виду. Он ничего не ответил, лишь снова поцеловал ее, а потом, понимая, что она права и им следует соблюдать осторожность, открыл дверь в гостиную.

Их сразу же оглушил шум голосов, напоминающий птичий гомон. Следуя за леди Брэнстон, герцог думал о том, что не потерпит никаких выходок со стороны Анастасии. Он сказал ей «нет», и он не шутил. Она должна будет смириться с этим, нравится ей это или нет.

Леди Брэнстон проявила завидную осмотрительность и такт, принявшись с восторгом рассказывать другим гостям об изумительных картинах, висевших в вестибюле.

— Я так рада, — сказала она, — что у нас есть еще несколько дней для того, чтобы обследовать эту пещеру Аладдина!

— Именно это и я чувствую всякий раз, когда приезжаю в Линд, — заметил кто-то.

Герцог отошел от леди Брэнстон, и в этот момент в гостиной появилась Анастасия.

Она ухитрилась переодеться очень быстро. Одним из ее основных достоинств, как хорошо помнил герцог, было то, что она никогда не заставляла мужчин ждать.

Ее платье совершенно не помялось в дороге. Сверкая драгоценностями, она прямиком направилась к герцогу.

— Я хотел бы представить вас своим гостям, — холодно произнес он.

— Я приехала сюда, чтобы увидеться с тобой и только с тобой, Тристам! — ответила она. — Твои гости меня совершенно не интересуют!

Взяв у лакея фужер с шампанским, она поднесла его к губам и устремила на герцога взгляд своих манящих зеленых глаз, в которых читался вопрос.

— Мой ответ по-прежнему «нет»!

— Разве я не замечательно все устроила так, что осталась ночевать здесь одна?

— Это была твоя идея, а не моя! — бросил герцог.

Она сделала еще глоток шампанского, а потом сказала:

— Мы продолжим этот разговор позже, когда гости улягутся спать. Сегодня пятница, и я уверена, что все устали и рано разойдутся по своим комнатам.

— Нет, Анастасия!

— Если ты не придешь ко мне, я сама приду к тебе. Нам нужно поговорить о нас с тобой, друг мой.

— Нам не о чем говорить!

Взгляд герцога, так же как и его голос, был холоден и непреклонен, но Анастасия лишь улыбнулась и проговорила:

— Я буду ждать тебя в течение двадцати минут после того, как все улягутся спать, а потом приду к тебе. И если твоя дверь окажется заперта, я стану громко стучать в нее до тех пор, пока ты не откроешь!

Она отвернулась и направилась прочь. Но что-то в ее изящной, грациозной походке напомнило герцогу волнообразное покачивание приготовившейся к нападению кобры.

Герцог был в ярости, но не мог ничего поделать. Он отлично понимал, что Анастасия выполнит свою угрозу и придет к нему. А если кто-нибудь услышит, как она ломится в дверь его спальни, разразится грандиозный скандал.

Слишком поздно он сообразил, что ему следовало предупредить слуг, чтобы они приготовили помещение для графа и графини Калвертон в другом крыле дома, подальше от остальных гостей. Он с ужасом подумал, что ей могли отвести свободную спальню на верхнем этаже, рядом с комнатой, которую занимал он сам, пока в его апартаментах шел ремонт.

Это была лучшая комната из тех, что еще не были заняты, и к ней примыкали гардеробная и будуар. Он не сомневался, что именно там Анастасия и обосновалась.

— Черт побери! — чуть слышно пробормотал он. — Почему я не подумал об этом раньше?

В отчаянии он принялся размышлять, как бы ему предупредить леди Брэнстон, чтобы она оставалась в своей комнате этой ночью, не вызвав у нее при этом подозрений.

Гости стали расходиться очень рано, во многом благодаря Анастасии, громко заявившей, что она ужасно устала и хочет спать.

Согласно традиции, лакеи подавали каждому подсвечник с зажженной свечой.

Очень скоро герцог убедился, что его опасения были не напрасны. Анастасия занимала «комнату королевы Анны», находившуюся всего через две двери от «покоев Карла II», отведенных леди и лорду Брэнстон.

Казалось, трудно вообразить более неудачное стечение обстоятельств, но теперь было уже поздно пытаться что-либо предпринять.

Герцог улучил момент, чтобы самым будничным тоном сказать Люси Брэнстон:

— Я уверен, что вы устали, как и я, но завтра мы будем чувствовать себя совсем по-другому.

Однако он сомневался, что она поняла его намек.

Анастасия же, напротив, направилась в свою комнату, не сказав ему ни слова, лишь пожелав доброй ночи. Но в ее глазах горел недобрый огонь, и было ясно, что она намерена добиться своего любой ценой. Герцог чувствовал себя в ловушке, из которой не было спасения.

Он вошел в свою спальню, где его уже ждал камердинер.

Герцогу пришла было в голову мысль приказать приготовить себе спальню в другом месте, но он тотчас же отказался от этой затеи, представив, какой переполох вызовет это среди прислуги.

Поскольку гостей было много, все спальни в этой части дома были уже заняты. А комнаты в другом крыле и на других этажах не были готовы.

К сожалению, теперь, когда он стал такой важной особой, он не мог так запросто перейти из одной комнаты в другую, как в былые времена.

Теперь горничная бросится застилать постель лучшим бельем, камердинер будет вынужден перенести туда все его вещи, включая расчески из слоновой кости, бритвы, рожок для обуви и тому подобное. Все это займет уйму времени и вызовет немало толков в людской.

«Нет, предпринимать что-либо уже поздно», — подумал герцог.

Ему придется-таки отправиться к Анастасии и сказать ей, что он не имеет ни малейшего желания провести с ней эту ночь. Он откровенно скажет ей: что бы ни связывало их в прошлом, теперь между ними все кончено. И он не собирается начинать все сначала.

Остается лишь надеяться, что леди Брэнстон не придет в это время в его комнату, как она, вероятно, намеревалась.

Пожилые люди спят очень крепко, но это вовсе не означает, что они быстро засыпают. Прежде чем покинуть свою комнату, Люси Брэнстон должна будет убедиться, что муж крепко спит и не проснется в самый неподходящий момент.

«Она не придет ко мне, это слишком опасно», — решил герцог.

В то же время он не мог быть до конца в этом уверен, так что ситуация складывалась весьма неприятная.

Как только камердинер ушел, герцог достал из шкафа белую рубашку. Она была ненакрахмаленной и гораздо более удобной, чем та, которая была на нем во время обеда.

Он надел черные облегающие брюки, повязал на шею шелковый шарф, набросил черную бархатную куртку с застежками из тесьмы и сунул ноги в бархатные комнатные туфли, украшенные его монограммой и герцогской короной.

Он понимал, что с Анастасией предпочтительнее беседовать полностью одетым, а не в ночном халате.

Герцог осторожно открыл дверь своей комнаты. Как он и ожидал, в серебряных подсвечниках горело всего несколько свечей. Холл внизу был полностью погружен во тьму, и герцог мог разглядеть лишь смутные очертания лестницы. Сидевшему всю ночь в холле лакею не было видно, что происходит наверху, в галерее, если только кто-нибудь не вздумает намеренно перегнуться через перила.

Держась как можно ближе к стене, герцог передвигался почти бесшумно. Добравшись наконец до двери в спальню Анастасии, он заколебался. Несомненно, он совершил глупость, отправившись к ней, но еще большей глупостью было бы допустить, чтобы она сама пришла к нему. Ведь в этом случае он не смог бы от нее избавиться.

Решительно сжав губы, герцог открыл дверь. Он не заметил, как неподалеку бесшумно приоткрылась другая.