16.

Не так-то легко бежать на каблуках по ступенькам вверх, особенно если ты этого не хочешь. Поэтому Афанасьев, посмотрев, как я нарочито медленно ковыляю следом за ним, просто подхватывает меня на руки и, совершенно не запыхавшись, взлетает на третий этаж.

Цепляюсь за его шею, зажмурившись, но не могу не чувствовать, как стучит его сердце, не видеть, как бьется жилка на шее, не ощущать тепло и родной запах, исходящие от него.

– Погоди, – говорю я, пытаясь отвлечься от всего этого витального, жаркого и очень близкого. – Свят, что ты имел в виду под «ускользаешь в момент, когда уже все готово». Что там у тебя было готово?

– Я перед корпоративом кое-кого из твоих сотрудников подбил, чтобы они нас с тобой вдвоем заперли и дали поговорить, – усмехается он краем рта. – Но…

– Не понадобилось, – заканчиваю я. – Ты все отменил?

– Нет! – кривится он. – Это ты все отменила, когда сказала им, что мы уже выяснили отношения.

– Вот это да! – я начинаю хихикать, утыкаясь в его теплую шею. – Я-то имела в виду, чтобы они тебе на спину не плевали и соль вместо сахара не подсыпали.

– Жалко меня стало, да?

Свят подкидывает меня на руках, чтобы перехватить поудобнее и, извернувшись, отпереть дверь в самом конце коридора.

– С-с-с-с-сладкий мой… – шиплю я, запуская когти в его растрепанную шевелюру.

– Слушаю вас, Рената Романовна, – смиренно говорит он, занося меня в номер и ставя на ноги. Он запирает за собой дверь и начинает расстегивать манжеты рубашки.

– Э! Что тут происходит? – возмущаюсь я.

– Это чтобы тебе было удобнее меня раздевать, – поясняет Свят. – В прошлый раз ты с запонками не справилась.

– Какое раздевать, Святослав Семенович?!

Отступаю на шаг, оглядываюсь и вижу гигантскую круглую кровать с бордовым покрывалом в сердечках.

– Это что – номер для новобрачных? – возвожу я очи горе и тут же жалею об этом, потому что на потолке ответ на мой вопрос – роспись в виде двух амурчиков, пронзающих стрелами золотые кольца.

– Самый роскошный номер в этой гостинице, – кивает Свят. – Специально для нас.

Закрываю руками лицо и не знаю – смеяться или рыдать. Это какой-то фарс! Малина эта, цветы, надписи на асфальте…

Детский сад!

Он что – не мог как-нибудь по-взрослому за мной ухаживать?

– Постой… – говорю я вдруг медленно. – Свят. Что ты еще не договариваешь? Что еще я должна знать про эти пять лет?

Он стоит в брюках и распахнутой рубашке, под которой вырисовывается весьма недурной пресс и нагло улыбается. С каждой секундой все наглее и наглее.

– Свят… – я в ужасе. – Ты ведь не случайно оказался в логистике?

– Не просто в логистике, – кивает он с довольным видом. – В перевозках тяжелой машинерии и металлопроката. Очень узкой области. Не успела задуматься раньше, да?

– Не успела… – говорю шепотом. – Подумала, что ты приперся к нам в компанию, чтобы меня побесить.

– Пять лет гоняюсь за тобой, чтобы побесить, больше-то делать нечего, – он качает головой и стягивает рубашку с плеч. – Помнишь, как ты получила работу?

– П-помню, – запинаюсь я от неожиданности. – Прислали приглашение на собеседование с какого-то сайта вакансий.

– Тебя не смутило, что в вакансии требования были намного выше твоих способностей?

– Ну… я подумала, что раз они мне сами написали… – бормочу я, только сейчас понимаю, как это было глупо.

У нас никогда не было подобной практики в компании.

Наоборот – обычно приходилось выбирать из лучших.

– Так… – сажусь на кровать, потому что мне надо отдышаться. – Афанасьев. Рассказывай.

– Да нечего там рассказывать, – он проходит к столику, на котором стоит ваза с фруктами и несколько бутылок минералки.

Отвинчивает пробку у одной из них и наливает воды в стакан. Только я хочу сказать, что мне тоже, как он протягивает этот стакан мне.

Жадно пью, чувствуя, как перестает кружиться голова.

– Я в эту компанию с третьего курса собирался. Изучил все требования, подкачал недостающие скиллы, добил языками. Дорвался до собеседования, всех там обаял… – Свят глотает воду прямо из горлышка, и я завороженно смотрю на дергающийся острый кадык. – Мне прислали оффер. Но я сказал, что уже нашел работу и посоветовал взять тебя.

– И тебя послушали?!

– Меня – нет… – вздыхает он.

– А кого?

Он вздыхает еще раз, делает шаг ко мне, чтобы еще раз наполнить мой стакан и только тогда говорит:

– Павел Андреевич – брат моего деда.

– Что-о-о-о-о-о?.. – я глубоко вдыхаю, но давлюсь воздухом и начинаю кашлять. – С-с-с-с-с-с… Святослав Семенович! Вашу ж… бабушку! Тогда почему он сказал, что пять лет не брал тебя к нам, хотя ты просился?

– Это был мой план, – охотно поясняет Свят, покачивая бутылкой с водой. – Устроить тебя, а потом устроиться самому. Но Андреичу так понравилось, как ты работаешь, что он послал меня нафиг, велев не сбивать тебя с толку.

– И ты сдался? – не могу удержаться от подколки.

Я и без того слишком впечатлена внезапно открывшимися обстоятельствами, мне требуется перекур.

Но Свята вдруг подрывает:

– Сдался?! Это ты называешь "сдался"? – он отставляет бутылку так резко, что она чуть не бьется. – Ипотеку на бешеную сумму без первоначального взноса тебе одобрили, потому что я дернул все знакомства в том банке! Аккаунт в такси у тебя премиальный не за твои красивые глазки, а за мои! Абонемент в спортзал ты на самом деле не выиграла в лотерею! И контракт с белорусским заводом…

– Благодаря которому меня повысили… – с ужасом говорю я. – Тоже ты? Все – ты?!

– Не все, – ухмыляется Свят. – Скидочную карту в «Золотом яблоке» ты сама до максимума прокачала.

Хочется умыться, но плескать в лицо минералкой как-то чересчур экстравагантно.

– Зачем?! – выдыхаю я. – Зачем ты все это делал?

– Хотел тебя вернуть, – просто отвечает Свят, зачем-то поднимая свою рубашку с пола и комкая ее в руках.

– А не мог просто попросить прощения? Нужно было идти долгим путем?

– За что прощения?! – снова заводится он и швыряет рубашку в меня. – За то, что хотел сделать твою жизнь беззаботной? Показать – как это, когда я все для тебя делаю?

– Делаешь – тайком и не советуясь!

– Надо хвастаться на каждом шагу? – психует он.

– Надо!

– Вот! Теперь хвастаюсь!

Свят выгребает из карманов брюк сначала одну связку ключей и бросает ее на пол.

– Я купил пентхаус в твоем доме. Сделал там ремонт. Мебель сама выберешь.

Выгребает автомобильный брелок и бросает туда же.

– Ты засматриваешься на «гелики» – я его тебе купил.

– Какого цвета? – ошарашено спрашиваю я.

– Красный, конечно, – снисходительно бросает он. – А твои любимые устрицы – японские. Не надо меня проверять. Я знаю тебя лучше, чем ты сама.

– А цветы? – зачем-то продолжаю я экзамен.

– Ты ждешь ответа – пионы, – хмыкает Свят. – Потому что чаще всего говоришь это своим поклонникам. Но на самом деле ты любишь темно-бордовые длиннющие розы. Ужасная пошлость, ты этого стесняешься.

Я молчу.

– Впечатляет? – говорит он, подходя ко мне вплотную.

– Честно? – облизываю сухие губы и отвечаю искренне: – Очень.

Свят наклоняется, берет мое лицо в ладони, я распахиваю глаза, подаваясь к нему.

Мои руки сами ложатся на его узкие бедра, но вместо поцелуя он выдыхает мне в губы:

– А меня впечатляет, как тебя ко мне тянет, Ренаточка. Я выполнил все, что только смог придумать. Падай же к моим ногам.

– А с чего ты взял… – говорю я, глядя в его сияющие весенней синевой глаза. – Что я тебя все еще жду? Может быть, у меня есть личная жизнь?

– С того… – говорит он тоже шепотом и наклоняется еще ниже, чтобы проговорить это на ухо. – Что у тебя за все эти годы никого, кроме меня, не было…

Отшатываюсь от него, едва не опрокидываясь на кровать.

Вот уж и вправду – упала бы к ногам!

– У тебя такое лицо, будто ты сейчас закричишь: «Сжечь колдуна!» – ржет Свят. – Догадаться совсем несложно, дорогая. По тому, что ты ездишь на такси, а не в чужих тачках. И по твоей жажде вчера… Такая голодная девочка.

Смотрю на него почти с ненавистью – в голове рой мыслей, в животе стая бабочек.

Такое безумие.

Мир вокруг вращается и не хочет останавливаться.

Что ты сделал со мной, Святослав Афанасьев?

– Нет… – говорю через силу. – Мою должность я тебе все равно не прощу!

– Зачем тебе эта должность? – говорит он, вновь склоняясь надо мной. – Ты же в декрет уйдешь.

– Какой декрет?

– Даже три декрета подряд… – Свят склоняется все ниже, укладывая меня на кровать и нависая сверху. – Хочу от тебя дочку. Еще дочку. И сына.

– Младшего? – говорю дрожащим голосом, глядя в темноту его зрачков. – Чтобы вырос таким же избалованным, как ты?

– Ага, – кивает он. – Значит, против декрета не возражаешь. Остальное обсудим. Потом…

– Потом… – соглашаюсь я, уже чувствуя его губы на своих.

Мы сплетаемся в объятиях, целуясь, как в последний раз.

Хотя нет, скорее – как в первый. Тогда это тоже было захватывающе, запретно, глупо и совершенно нереально – до головокружения.

Руки Свята путешествуют по обтягивающему платью и почти забираются под него, когда я ловлю их и убираю.

– Рената Романовна, – с упреком говорит он. – Кончайте ломаться уже. Я же вижу, что вы меня любите.

– Святослав Семенович, вы мне до сих пор в любви официально так и не признались, – в тон ему отзываюсь я.

– Не признался? – озабоченно переспрашивает Свят.

– Ни разу.

– А на асфальте?

Смотрю на него, пока он не начинает улыбаться.

И снова смотрю.

И продолжаю смотреть.

– Я так тебя люблю, – говорит сияющий Свят. В его глазах больше нет серых туч, только голубое небо. – Как сумасшедший.

Он тянется, чтобы меня поцеловать, но я упираюсь ладонями в его горячую грудь и капризно говорю:

– Все-таки чего-то не хватает.


Свят вздыхает, скользит губами по моей шее, переходя на ключицу, прикусывает тонкую кожу зубами и тихо-тихо говорит в самое ухо:

– Ренат, ну прости идиота… Больше никогда не буду от тебя ничего скрывать.


И, конечно, я прощаю.

Потому что тоже хочу дочку, еще дочку и очень избалованного младшенького.


Конец.

Загрузка...