Любовь без выходных

7.

– Я, кстати, фонарик нормальный нашел, – добавляет Афанасьев и упирается мне в лицо мощным ярким лучом. – Электричество вырубилось. Я посмотрел – вроде все в порядке, это не предохранители. Может, провода где порвались. Надо генератор запускать.

– Генератор тоже в подвале?

– Наверное, – пожимает плечами он.

– Надо туда идти? – я с опаской смотрю на темный провал двери.

– Пойду я! – гордо заявляет Афанасьев. Меряет меня масляным взглядом, задержавшись на заткнутом в декольте крае полотенца, и добавляет, выпятив грудь: – Я мужчина!

– Молодец, – нервно говорю я, на всякий случай затыкая край полотенца поплотнее, а то очень уж внимательно он на него пялится.

– А еще я директор, а ты зам, значит, я, как лидер, должен все исправить, – и он подбрасывает на ладони фонарь. Пятно яркого света кувыркается по кухне, рождая призраков из союза света и теней, с грохотом падает на пол… И гаснет.

– Молодец… – повторяю я, но уже с совсем другой интонацией.

– Работает! – заявляет он, поднимая фонарь и вновь включая его. – Все, я пошел.

И он как-то так легко и совершенно безбоязненно спускается в густую тьму, высовывающую щупальца из подвала. Подвал меня нервировал еще когда в доме был свет, а сейчас, стоит подумать, что между мной и мраком только фонарик садящегося телефона, сразу как-то неуютно становится.

И деревня эта с колдунами, и волки где-то в лесу, и снег за окнами…

– Слааааааав! – зову я панически, подбежав к лестнице.

– Чтооооо? – доносится снизу.

– Погоди, я с тобой!

Тороплюсь вслед за ним, придерживая полотенце на груди. Афанасьев милостиво подсвечивает мне лестницу. Правда, луч фонарика чаще пляшет не на ступеньках, а на моей груди, но мне все равно.

– Испугалась одна в темноте? – слишком проницательно спрашивает Свят, отводя наконец фонарик от меня и освещая подвал.

– Нет, испугалась, что твоего интеллекта не хватит, чтобы побороть интеллект генератора! – огрызаюсь я.

– Не волнуйся, он не такой умный, как котел, – он прокалывается и даже не замечает этого.

Приходится тихонько хихикать про себя.

– О, тут свечки! – радуюсь я, находя на рассохшемся столе рядом с бойлером коробку с хозяйственными парафиновыми свечами. – У тебя зажигалка есть?

– Рената Романовна, какой у вас коэффициент интеллекта? – ласково интересуется Свят. – Вообще-то тут бензин кругом. Давай не рисковать.

– Черт! – я понимаю, что тоже подставилась и не заметила. – А я телефон забыла наверху…

– Держи, – говорит Афанасьев и протягивает мне фонарик. – Свети мне. Тут одному не справиться.

Он зачем-то снимает пиджак, закатывает рукава рубашки, поднимает двадцатилитровую канистру и, держа ее одной рукой, второй пытается вставить воронку в горловину бака генератора.

Вместо того чтобы светить на воронку, я залипаю на жилах, вздувшихся у него на предплечьях. Сухих, натянутых, как канаты – от них просто мурашки по коже. Пять лет назад он таким не был.

Он как-то заматерел за это время – из щуплого юноши превратился в молодого мужчину.

Привлекательного. Это не стыдно признать, я всегда славилась объективным взглядом на мир.

– Свети, пожалуйста, на горловину, – вежливо просит он с легким напряжением в голосе, и я, спохватившись, возвращаю луч фонарика на место.

Афанасьев отставляет канистру, закручивает крышку бака, осматривает его со всех сторон, что-то передвигает, что-то дергает, что-то нажимает…

И, чихнув, генератор начинает тарахтеть!

– Ура! – я хлопаю в ладоши.

– Ну вот, все в порядке… – говорит Свят неуверенным голосом.

– А почему свет не загорелся? – спрашиваю я.

Он смотрит на меня в легкой панике.

Я смотрю на него в ответ.

Вместе мы смотрим на генератор, но тут Афанасьев резко выдыхает и с облегчением сообщает:

– Так мы ж тут свет и не включали! Не знаю где. Наверху наверняка уже все работает.

– Ну ладно… – в сомнениях тяну я. – Пошла я тогда домываться. Ты идешь?

– Нет, я тут еще покопаюсь, – он забирает у меня фонарь. – Разберусь, как и что, вдруг еще понадобится запускать.

– Эй! – говорю я. – Верни фонарик!

– Я тебе отсюда посвечу, – говорит он. – А наверху уже светло.

– Вот вы, Святослав Семенович… – шиплю я. – Сссссс…

– Кто-кто?

– Сссссветлой души человек… – выжимаю из себя, направляясь к лестнице.

В последний момент, когда я уже ставлю ногу на ступеньку, свет фонарика мечется, вновь множа тени, и я оступаюсь. Спотыкаюсь, чуть не падаю, но успеваю ухватиться двумя руками за перила. Вот только за полотенце мне хвататься уже нечем.

И оно падает на пол.

Довольно грязный бетонный пол – пыльный, в пятнах пролитого бензина и еще чем-то черном. Я тут же подхватываю полотенце, надеясь прикрыться, но – увы.

Оно слишком грязное.

Только и остается, что держать его на вытянутой руке между мной и Афанасьевым, надеясь спрятаться за ним.

Стоять голой перед новым начальником – ситуация не самая приятная.

Двусмысленная такая ситуация.

Особенно с учетом того, что по утонченно-породистой морде этого начальника начинает расползаться препохабнейшая ухмылка.

С каждой секундой она становится все наглее.

– Будьте добры отвернуться, Святослав Семенович! – чеканю я слова.

– Но тогда я отведу от вас фонарик, Рената Романовна, – глумится он. – И вы рискуете снова низко пасть.

– А вы сами отвернитесь, а фонарик не отводите, Святослав Семенович!

– Не могу, у меня с координацией плохо, я так не изогнусь, Рената Романовна!

Чем дольше мы стоим напротив друг друга, тем хуже ситуация.

Если он до сих пор что-то не разглядел в подробностях, то теперь-то смог насладиться по полной программе.

– Да черт с тобой! – психую я, бросаю полотенце, разворачиваюсь и начинаю подниматься по лестнице в ярком свете фонарика.

Голая.

Давая ему шанс разглядеть меня с другой стороны. Тоже по-своему хорошей.

Чувствую спиной его взгляд, но принуждаю себя не торопиться.

В конце концов, должен кто-то оценить пять лет работы с личным тренером.

– Да, смотрю, ты после отмены свадьбы не плюшками тоску заедала, а в спортзале вкалывала… – комментирует Афанасьев довольным голосом.

Все, что я могу ему противопоставить – с грохотом захлопнутую дверь подвала.

Даже на щеколду запирать смысла нет, он опять через окно вылезет!