Любовь и честь

19

Князь принял нас, сидя в обитом бархатом кресле, в том самом зале, где накануне закатил пир. Только вчера зал был полон табачного дыма и винных паров — это была мужская пирушка. Смех, звон бокалов, гул голосов, прерываемый громкими тостами, хрустальные хлопки разбиваемых об пол рюмок. Казаки, которые еще недавно были запретной темой, вдруг стали предметом горячего обсуждения. В наше отсутствие правительство, наконец, признало существование этой угрозы и пообещало разделаться с мятежниками. На восток уже потянулись первые воинские части. И пока придворные пили за победу над казаками, выяснилось, что неофициально боевые действия против них ведутся уже несколько месяцев.

Но сегодня зал был чисто убран и проветрен, а князь, вчера такой возбужденный, казался спокойным и расслабленным в своем любимом кресле. Увидев нас, он закрыл книгу и поднялся.

— Доброе утро, господа! Надеюсь, вы хорошо выспались? Прошу вас, присаживайтесь.

Мы сели, и князь тут же предложил закурить виргинского табака из большой жестянки, которую принес лорд Шеттфилд на вечеринку. Еще вчера она была полной, а теперь там почти ничего не осталось.

Я отказался, а Горлов протянул свою трубку, которую князь щедро набил таким ценным здесь виргинским табаком.

— Лорд Шеттфилд должен быть с минуты на минуту, — сообщил он. — Хорошо выспались? Ах да, я уже спрашивал об этом. Ну, наконец-то, вот и он!

По подтаявшему льду мостовой загремели колеса кареты, из которой стремительно вышел лорд и, на ходу швырнув перчатки лакеям и расстегивая плащ, направился к нам.

— Доброе утро, джентльмены! — Шеттфилд снял шляпу и, небрежно бросив ее ожидающим слугам, так же стремительно уселся в кресло справа от Мицкого.

Князь, несколько сбитый с толку таким стремительным появлением столь ожидаемого гостя, заулыбался.

— Граф Горлов. Капитан Селкерк. Маркиз Дюбуа просил извинить его, но поскольку он является в России вашим… покровителем, то его присутствие здесь может поставить маркиза в щекотливое положение. Поэтому эта честь выпала мне и лорду Шеттфилду. Разве мы не поблагодарили вас за то, что, рискуя жизнью, вы спасли наших дочерей? Конечно же, поблагодарили, и не раз! Но сейчас я хочу сделать это снова. Выражаю вам свою отцовскую признательность, джентльмены! — Князь встал и сердечно пожал руку мне и изумленному Горлову.

Шеттфилд кивком выразил свое согласие и одновременно сделал жест рукой, предлагая князю продолжать. Однако тот не спешил.

— Но признательность и благодарность это ведь не одно и то же, не так ли? Признательность на хлеб не намажешь и дом на нее не купишь, хотя заверяю вас, что все, что мое — ваше. Можете оставаться у меня, сколько пожелаете, хоть насовсем! Вы ведь спасли мое самое ценное сокровище.

Шеттфилд покосился на князя, и я заметил, что хоть он и не сомневается в искренности слов Мицкого, но считает, что тот говорит слишком много, в то время как речь идет всего лишь об уплате за услугу, пусть даже очень важную.

— Тем не менее, — продолжал князь, — именно благодарность, а не признательность смазывает колеса личных отношений.

Он на секунду умолк, очень довольный такой метафорой, но здесь терпению Шеттфилда пришел конец.

— Если позволите, я объясню вам в двух словах, джентльмены, что хочет сказать князь. Господин Мицкий имеет в виду, что мы должны вам денег. И не знает, как сказать о том, что мы не готовы заплатить.

Я в недоумении бросил взгляд на Горлова, но тот мрачно смотрел в угол, что было плохим знаком. Князь, тревожно заерзавший в кресле после слов Шеттфилда, сконфуженно потупился.

— Так что же вы хотите? Изменить размер нашего вознаграждения? Или отстрочить оплату? Или и то, и другое?

— Ни то, ни другое, — отрезал Шеттфилд.

Князь примиряюще поднял руку.

— Господа, господа! Вы нас неправильно поняли. Мы просто хотели сказать вам, что молва о ваших подвигах достигла ушей императрицы, и она пожелала видеть вас завтра во дворце. И возможно, поймите меня правильно, только возможно… она выразит вам свою признательность и даже… благодарность. Так стоит ли нам с лордом опережать своей благодарностью Ее Величество? Это не совсем тактично.

Я все еще не мог понять, что все это значит, но тут неожиданно заговорил Горлов:

— Эти двое хотят сказать нам, что боятся платить!

Князь и Шеттфилд вскинули головы, но он только яростно сверкнул на них глазами.

— Поверь, так оно и есть! Видишь ли, мы победили в схватке с казаками как раз тогда, когда правительство еще не решило — рубить их в капусту или по-прежнему не замечать. Поэтому совершенно неизвестно, как отреагирует императрица на наши подвиги. Если князь и лорд заплатят нам, а она просто ущипнет нас за щеки и скажет, какие мы хорошие мальчики, то они будут выглядеть дураками, или и того хуже — людьми, которые осмеливаются иметь собственное мнение по поводу того, что мы с тобой совершили. И наоборот, если императрица щедро вознаградит нас, то их… э-э… благодарность может показаться ничтожной по сравнению с царской. Они оба очень богаты, но их богатство, так или иначе, зависит или получено от императрицы. А Екатерина не любит тех, кто скупится, когда она так щедра к ним. И можешь быть уверен, она точно узнает, сколько нам заплатили.

— Граф Горлов! — попытался возразить князь, но Сергея уже трудно было остановить.

— Видишь, Светлячок? — гремел он. — У нас всегда так. Все делается только в надежде угодить императрице. Платить или не платить долги, посылать или не посылать подарки, отказать или принять. Браки устраивают, невест покупают и продают…

— Граф, вы слишком далеко заходите! — вскинулся на него Шеттфилд, поднимаясь с кресла.

— Я еще и не начинал! — гаркнул в ответ Горлов, нависая над англичанином так, что тот опустился обратно в кресло, хотя глаза его гневно блеснули.

— О, я прекрасно знаю все правила, будьте уверены! — рычал Горлов. — Продавай кого угодно и что угодно, потому что тебя самого уже продали. Молчи, если жених дочери — кретин, ничего страшного, лишь бы был богат. Не смей возражать, если жена завела любовника, — это дурной тон роптать, ведь это в порядке вещей!

Слова теснились у Сергея в груди, такие горькие и тяжелые, что он задохнулся и, гневно махнув кулаком, опустился обратно в кресло, словно обессилев от такой вспышки гнева.

— Мой дорогой граф, вы просто неверно поняли нас. — Князь улыбался словно внезапно прозревший слепой, наконец увидевший свет. — Если отсрочка в оплате смущает вас, то мы готовы выписать вексель…

— Не проставляя в нем сумму, — буркнул Горлов.

Князь смутился, и это доказывало, что Горлов прав.

— Собственно говоря, чем вы недовольны? — вмешался Шеттфилд. — Если я не ошибаюсь, вам была доверена не только жизнь, но и честь наших дочерей.

— К чему вы клоните? — сухо спросил я.

— К тому, что лично я вообще платить не намерен. Вы заманили мою дочь в свою спальню и пытались соблазнить ее.

Князь, удивленный не меньше чем я таким поворотом событий, посмотрел на меня и вдруг покраснел. Даже Горлов с интересом повернул ко мне голову.

Я хотел было решительно отрицать это, но потом взял себя в руки и спокойно ответил:

— У меня не было спальни. В первую ночь у Бережковых я спал у печи в кухне. А вторую провел у постели Горлова, спасая его от отравления плохим бренди.

— Значит в кухне! Вы затащили ее туда!

И снова я выдержал паузу, прежде чем говорить.

— Лорд Шеттфилд! Либо вы сами не верите в то, что говорите, либо так страшитесь этого, что хотите, чтобы я убедил вас, что это не так. Это оскорбительно, сэр, как для вашей дочери, так и для меня.

— Значит, вы отрицаете, что она приходила к вам в кухню? — не сдавался Шеттфилд, но я видел, что лицо его смягчилось, и это ободрило меня.

— Я ничего не отрицаю. Но никто не может подтвердить ваши обвинения, по той простой причине, что это неправда. И я не верю, что Анна могла сказать вам такое, — наши взгляды встретились, после чего я улыбнулся, а он отвел глаза. — А теперь, князь, поскольку я вижу, что вы расстроены и сбиты с толку, прошу вас пригласить сюда вашу дочь.

Князь позвонил в колокольчик и послал за дочерью. Княжна тут же вошла в зал в сопровождении Беатриче, которая несла за Наташей шлейф.

— Что за срочность, папа? Разве ты не знаешь, что мне нужно успеть перешить кучу платьев. Такое уже не носят, и я не могу…

— Наташа, Наташа, — замахал руками князь. — Подожди с платьями. Мы здесь… в общем, мы хотели узнать… гм… о поездке…

— Что узнать? — слегка удивилась княжна.

— Мы… это… в общем… — Князь беспомощно посмотрел на меня.

— Княжна, — обратился я к Наташе, — вы сделали бы нам большое одолжение, если бы ответили на один простой вопрос.

— С радостью, капитан. Если, конечно, он совсем простой. — Она хихикнула, но тут же зашипела на Беатриче: — Слушай, перестань повсюду таскать за мной шлейф и торчать у меня за спиной!

Затем княжна, снова улыбаясь как ни в чем не бывало, повернулась к нам, а Беатриче уронила шлейф и отступила на несколько шагов, опустив голову.

— Скажите, княжна, с тех пор как вы покинули этот дом и до тех пор как вернулись, кто-нибудь чем-нибудь оскорбил ваше достоинство или, может, покусился на вашу честь и репутацию? Вы слышали хоть одно грубое слово?

— Ну что вы, конечно, нет… Хотя очень жаль, что этого не произошло. Я была разочарована.

— Наташа! — покачал головой князь, но скорее с облегчением, чем с осуждением.

— Конечно, это было не то романтическое путешествие, о котором мечтает девушка, — княжна игриво коснулась веером головы Горлова. — Эти господа справились не со всеми своими обязанностями.

— Наташа! — на этот раз в голосе князя ясно прозвучало осуждение.

Но она только хихикнула в ответ на взгляд, которым одарил ее Горлов.

— Что еще вы хотите узнать?

— Это все, что мы хотели у вас спросить, — поклонился я. — Хотя постойте. Князь, есть еще кое-что, о чем вы с лордом должны знать.

— Что же это?

— Не только мы с Горловым защищали ваших дочерей. Беатриче проявила недюжинную храбрость, спасая жизнь мне и Горлову. Она отвлекла казаков, и это она, сидя верхом на лошади, свалила пленного. Скорее всего, этого не было в письме вашей дочери, князь, поэтому считаю своим долгом сообщить вам об этом.

Князь слушал меня с каменным лицом.

— Зря ты сказал это, Светлячок, — ни на кого не глядя, заметил Горлов. — Ты что, не видишь, что нарушаешь установленный порядок? Нам не заплатят, пока мы не встретимся с императрицей. А храбрость слуг вообще не в счет. Так уж у нас повелось. Пойдем отсюда.

Я поклонился дамам, но тут опять вмешался князь.

— Господа, ну право же, зачем нам ссориться? — он умудрился даже улыбнуться. — Мы ведь можем оставаться друзьями.

— Совершенно верно, — тут же поддержал его Шеттфилд.

— И прошу вас, останьтесь… Я специально послал за портнихой, чтобы она сняла с вас мерки и успела сшить для вас русские мундиры к приему у императрицы.

Мы с Горловым переглянулись.

— Ладно, — кивнул Сергей. — Останемся… Это все-таки портниха, а не гробовщик будет снимать с нас мерку.

Он громко расхохотался своей грубоватой солдатской шутке. Князь вежливо вторил ему, но едва мы повернулись, чтобы выйти из зала, как Шеттфилд окликнул меня:

— Капитан! В день вашего отъезда недалеко от гостиницы «Герцог Гольштейн» было найдено тело мертвого американца. Вы ничего о нем не знаете?

— Американец?

— Он был моряком на «Конквесте».

— Недалеко от «Герцога Гольштейна»? А что, это из ряда вон выходящее происшествие? Или он умер необычной смертью?

— Да в общем-то самой обычной: напился, упал в снег, замерз, и его загрызли волки.

— Весьма печально.

— Весьма, — согласился Шеттфилд.

В коридоре Горлов окликнул меня:

— Ты куда, Светлячок? Наши комнаты в другом крыле.

— Что? Комнаты? Ах, да. — Лицо у меня горело, а руки побелели, и я даже не смотрел, куда иду.

Горлов встал рядом со мной.

— Ты знал этого моряка, — тихо сказал он.

Я не нашелся, что ответить ему. Правду сказать я не мог, а врать не хотелось. Теперь я понял, что обвинения Шеттфилда по поводу Анны были лишь отвлекающим маневром, а главный удар он нанес в тот момент, когда я упивался тем, как легко опроверг нелепые домыслы. Что ж, я был всего-навсего любитель, который сражался с опытным профессионалом.

— Господа, — раздался женский голос, и к нам подошла портниха, ожидавшая нас. — Пройдемте в комнату, я сниму с вас мерки.

— Да подождите вы! — крикнул Горлов. — Князь и лорд не единственные важные персоны в этом доме. Мы тоже кое-что значим, и не надо нас подгонять.

— Очень хорошо. Если хотите попасть во дворец в недошитом мундире, то пожалуйста, мне-то что.

— Мы идем, — поспешно отозвался я. — Уже идем.

Пока нас обмеряли, я слышал недовольный пронзительный голос княжны Натальи и догадывался, на кого она кричит. Я невольно навлек гнев на Беатриче, рассказав о ее храбрости. Как только мерки были сняты, мы с Горловым собрали свои вещи и переехали к себе, в «Белый гусь». Горлов больше не спрашивал о моряке, а всю дорогу мрачно молчал.