Любовь незнакомца

24

Кинкейд вошел в главный холл замка Ратледж и огляделся. Был теплый, солнечный день, но от массивных каменных стен веяло холодом и сыростью.

Замок Ратледж. Дом…

Кинкейд усмехнулся. Дом? Едва ли. Слово «дом» — это Мэг, с ее прелестной улыбкой, искренней заботой о нем, сердечными беседами, пониманием и ночами испепеляющей страстной любви. Теперь «дом» для Кинкейда означал нежный, тонкий запах ее пышных волос, ее гладкую шелковистую кожу, легкие бесшумные шаги и мечты о скорой счастливой жизни вдвоем.

— Хозяин замка пока не вернулся из Лондона, милорд.

Мысли Кинкейда прервал слуг Сэм. Он и Том стояли у стены, украшенной коллекцией старинного оружия, которую собирали несколько поколений мужчин замка Ратледж, и терпеливо ждали приказаний молодого хозяина.

— Милорд, может, нам послать кого-нибудь в город, к графу Ратледжу с сообщением о вашем приезде? — спросил Том.

— Нет, не стоит. Мы недавно виделись в Лондоне с графом. Я не задержусь надолго, поживу несколько дней и уеду. — Он пояснил: — Хочу побродить по замку, вспомнить детство. Я много лет не был здесь.

— Милорд, мы приготовим вашу старую комнату, в которой вы жили мальчиком, — предложил Сэм.

Кинкейд нахмурился. Перспектива провести даже ночь в своей детской не вызвала у него восторга. Слишком много неприятных воспоминаний было связано у него с этой комнатой.

— Ладно, готовьте, — тем не менее согласился он. — Только сначала позаботьтесь о моей лошади, накормите и отведите в конюшню.

— Слушаюсь, милорд! — дружно откликнулись слуги и заторопились выполнять его приказание.

Кинкейд еще раз обвел глазами полутемный холл замка и стал внимательно разглядывать коллекцию оружия. Сколько же поколений собирало его? И все они жили в замке Ратледж, ходили по каменным коридорам, холлам и комнатам. Были ли они счастливы здесь?

Кинкейд взглянул на стену, где висели портреты его предков. Строгие мужские лица. В их чертах угадывались надменность, жестокость, нетерпимость и высокомерие. Почти все были изображены в профиль, так художники пытались скрыть их физический недостаток — заячью губу. В одном из предков Кинкейд узнал своего деда, отца Филипа. То же чванливое выражение лица, зловещий взгляд, уродливо искривленный рот… Говорили, он был лунатиком.

«Как же судьба уберегла меня от проклятия замка Ратледж?» — мелькнула в голове Кинкейда мысль.

Мать много раз ласковым шепотом объясняла ему, что судьба наградила его прекрасной фигурой и привлекательным лицом за чистое сердце и добрые помыслы.

Женских портретов на стене тоже объединяло одно общее: покорный, смиренный взгляд, отстраненность и безысходность.

Кинкейд снова вспомнил о Мэг, оставшейся в Лондоне. Она опровергла жестокие слова отца, кричавшего в ярости, что он никому и никогда не будет нужен, что его никто не полюбит! Почему отец так упорно внушал ему — маленькому мальчику — эту странную, даже дикую мысль?

«Негодяй, — процедил сквозь зубы Кинкейд, чувствуя, как его охватывает ненависть к отцу. — Он просто завидовал мне!»

Постояв еще немного в холле, Кинкейд отправился на второй этаж. Поднимаясь по узкой винтовой лестнице, он вдруг вспомнил, как они вместе с матерью часто бегали здесь друг за другом, играли, разговаривали и смеялись. Кинкейд плохо помнил мать, ее лицо почти никогда не всплывало в его памяти, а вот нежный голос и тихий смех часто звучали у него в ушах. Мать умерла совсем молодой, и долгое время в замке не было слышно смеха.

Кинкейд мысленно возразил себе. А та девочка, Маргарет? Хорошенькая стройная блондинка с большими зелеными глазами и веселым подвижным личиком? Он много раз слышал ее смех, когда, торопясь на занятия с учителями, проходил мимо комнаты, где она жила с няней.

Кинкейд сел на ступеньку. Как же могло случиться, что из чудесного невинного ребенка, каким была Маргарет, выросла убийца? Отец взял ее в замок, стал опекуном, кормил, одевал, нанимал учителей, потом женился на ней. Почему и за что она убила своего мужа, который, несмотря на свой дурной нрав, сделал для нее в жизни столько хорошего? Впрочем, идеализировать отца не стоит, подумал Кинкейд. Никогда в жизни Филип не совершал благородных поступков от щедрости души. Он всегда точно просчитывал все варианты и твердо знал, какую выгоду получит от того или иного действия. Взяв Маргарет в замок и обеспечив ей достойную жизнь, он впоследствии сделал ее своей женой!

Кинкейд поднялся со ступеньки и побрел по коридору, ведущему в восточное крыло замка. Около одной двери он в нерешительности остановился. Это была спальня его отца. Противоречивые чувства охватили Кинкейда. Ему хотелось заглянуть туда, попытаться хоть что-нибудь понять в причине трагедии, разыгравшейся там несколько месяцев назад, и вместе с тем он по-прежнему испытывал почти детский страх перед мертвым отцом.

Граф Ратледж говорил, что Маргарет убила отца почти сразу после смерти новорожденного сына. Она тогда в ярости набросилась на мужа и ударила его ножом… Персиваль предполагал, что у нее помутился рассудок и она не ведала, что творила. Но разве можно верить графу, человеку жестокому, коварному? Как все-таки странно, что Маргарет — воспитанная, образованная женщина — не смогла сдержать гнева и набросилась на мужа… За что? Кинкейд толкнул дверь и вошел в комнату.

В спальне отца было темно и пахло пылью. Кинкейд подошел к высоким массивным окнам, отдернул темно-малиновые тяжелые портьеры и приоткрыл створку окна. Свежий прохладный ветер ворвался в комнату, луч майского яркого солнца осветил ее, и на минуту Кинкейду показалось, что она выглядит не так мрачно.

Он обвел глазами спальню, и его взгляд упал на широкую застеленную покрывалом постель отца. Около нее на полу темнело небольшое пятно. Засохшая кровь? Кинкейд представил, как после всего случившегося слуги тщательно убирали спальню и мыли пол, но не заметили небольшого пятна. Теперь оно — единственное и последнее свидетельство разыгравшейся трагедии…

Кинкейд увидел на каминной полке два маленьких овальных портрета в золотых рамках. Легкая дрожь пробежала по его телу. Он жадно всматривался в изображенные на них женские лица. Мэри — первая жена отца, его мать, и Энн, вторая жена. А Маргарет? Ее портрета не было… Как мог отец держать в общей с Маргарет супружеской спальне портреты бывших жен? Что он хотел ей доказать? И как она сама терпела подобное неуважение с его стороны? Какая она была, эта Маргарет, третья и последняя жена отца? Вот если бы отыскать ее портрет… Кинкейд ни минуты не сомневался, что из той маленькой хорошенькой девочки выросла привлекательная молодая женщина.

Кинкейд взял портрет матери, бережно опустил его в карман и вышел из комнаты. Побродив еще немного по холлу, он решил отправиться к себе в детскую, но неожиданно передумал. Мысль о Маргарет не давала ему покоя. Может, в ее бывшей комнате, где она жила со своей няней, он найдет ее изображение? Или обнаружит какой-нибудь предмет, вещицу, которые помогут ему разгадать тайну этой трагедии? Кинкейд сознавал, что бессмысленно что-либо искать в комнате девочки, но какая-то неведомая сила неумолимо тянула его туда. Он миновал еще один коридор и оказался перед дверью комнаты, в которой когда-то жила маленькая Маргарет.

Войдя в комнату, Кинкейд в нерешительности остановился на пороге. Здесь так же, как и в спальне отца, было темно, пахло затхлостью и пылью. Сквозь темно-зеленые занавески на окнах едва пробивался дневной свет. Кинкейд отдернул пыльную занавеску и приоткрыл окно. Комната выглядела нежилой, но что-то в ней казалось Кинкейду неуловимо знакомым: зеленые занавески на окнах, в тон им покрывало на постели…

На ночном столике около кровати лежала старая фарфоровая кукла с потрескавшимся, облупившимся лицом…

«Почему Маргарет не забрала ее с собой? — Он усмехнулся своему глупому вопросу. — Потому что она стала взрослой женщиной и перестала играть в куклы. У нее началась другая жизнь».

Кинкейд положил старую куклу на место, присел на краешек кровати и задумался. Что же он надеется здесь отыскать? Неожиданно его взгляд упал на деревянный комод. Он рывком поднялся и, шагнув к комоду, стал торопливо выдвигать ящики. Постельное белье, детские платья, одежда… Вдруг Кинкейд нащупал под ворохом белья что-то твердое, потянул за один конец и вытащил из ящика толстую коричневую тетрадь. Он открыл первую страницу и прочитал написанное детским почерком:

«Дневник Маргарет Ганнибал. Начато 21 декабря 16… года».

Кинкейд снова сел на кровать и принялся лихорадочно листать пожелтевшие от времени страницы. Может, дневник Маргарет Ганнибал подскажет ему что-нибудь?

Папа болеет, день ото дня ему становится все хуже и хуже. Бабушка говорит, что скоро Господь заберет его к себе…

Читая эти бесхитростные строки, Кинкейд чувствовал себя неловко. Маленькая Маргарет писала их для себя, а не для посторонних глаз. Он перелистал еще несколько страниц.

Сегодня состоялись похороны. Весь день шел проливной дождь. Почему, когда умирают близкие люди, всегда идет дождь? Неужели бабушка тоже скоро умрет? А как же я? Что тогда будет со мной? С кем же я буду жить?

Кинкейд пробежал глазами еще несколько страниц, исписанных круглым детским почерком.

Сегодня я прибыла в замок Ратледж… Бабушка слишком больна, чтобы уделять мне внимание… Какой внушительный, даже пугающий замок. Настоящая крепость… Люди, живущие в замке, почти не разговаривают со мной… Я всех их боюсь…

Кинкейд закрыл тетрадь и задумался. Этот дневник он обязательно заберет с собой в Лондон. Он внимательно прочитает его от первой до последней страницы. Он покажет дневник Мэг, возможно, она подскажет что-нибудь. Кинкейд сунул тетрадь в карман и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Куда теперь идти? Зловещая тишина замка и холод, исходящий от массивных каменных стен, угнетали его, он мечтал очутиться на свежем воздухе и подставить лицо теплым весенним лучам солнца. Он хотел в Лондон, домой, к Мэг!

Кинкейд быстрым шагом миновал коридор, спустился по винтовой лестнице и оказался во внутреннем каменном дворе, куда выходили двери кухни, помещения для слуг и подвала, куда он еще ребенком несколько раз спускался за вином по просьбе отца. Этот подвал всегда казался ему страшной темницей, где обитают привидения и злые духи. Внезапно ему захотелось взглянуть еще раз на этот длинный каменный лабиринт, прислушаться к шорохам и скрипам, постоянно доносившимся оттуда. Но что он там сможет увидеть?

Сознавая нелепость своих действий, Кинкейд все же толкнул маленькую металлическую дверь, за которой сразу начиналась узкая каменная лестница с высокими стертыми временем ступенями. Он сделал несколько шагов вниз, остановился и стал вслушиваться в мертвую зловещую тишину.

Тихое царапанье и легкий шелест послышались из глубины подвала. Кинкейд замер от неожиданности, мгновенный страх окатил его холодным потом. От его ног метнулась маленькая темная тень. Он отпрянул к стене, промчался большой полосатый кот, выскочил наружу и припустился по каменному внутреннему двору в сторону кухни.

Кинкейд глубоко вздохнул, вытер пот со лба и обессиленно прислонился к холодной стене. Кого, кроме кота и крыс, он надеялся увидеть в подвале?

— Милорд, — раздался голос за его спиной. — Милорд.

Кинкейд резко обернулся и увидел двух слуг, Тома и Сэма, робко заглядывавших в дверь.

— Милорд, вы хотите спуститься в подвал? Вам помочь?

Кинкейд немного смутился. Может быть, слуги видели, как он испугался сбежавшего кота?

— Нет… я, собственно, просто открыл дверь. Вспомнил, как в детстве несколько раз ходил туда.

— Вам показалось, что из подвала доносятся какие-то звуки? — осмелев, спросил Сэм.

— Крысы. Там полно крыс, — добавил Том.

— Нет, — слабо улыбнулся Кинкейд. — Я слышал лишь царапанье кошачьих когтей, а потом кот вылетел из подвала и рванул на кухню.

Кинкейд закрыл за собой дверь, прошел мимо слуг и медленно побрел через внутренний двор. Усталость давила ему на плечи, мысли его путались. Он не мог больше оставаться в замке Ратледж. Он хотел немедленно вернуться в Лондон. Если поторопится, то приедет домой, прежде чем Мэг ляжет спать.

— Я передумал и не останусь ночевать в замке, — сказал он слугам.

— Милорд? — На лицах Тома и Сэма одновременно появилось выражение тупого удивления.

— Я уже говорил вам, что приехал сюда посмотреть, как у вас обстоят дела. Теперь я увидел, что в замке все в порядке, и мне незачем оставаться здесь дольше.

Ему показалось, что слуги вздохнули с облегчением. Ничего удивительного, пребывание в замке нового хозяина только прибавило бы им хлопот.

— Скажите конюху, пусть приведет мою лошадь! — попросил он. — Я подожду в саду!

Том и Сэм бросились к конюшне, а Кинкейд направился в сад.

«Скорее в Лондон, — думал он. — Пусть этот угрюмый замок продолжает жить своей мрачной странной жизнью. Каменные стены умеют хранить тайны. Скорее к Мэг!»

Конюх привел лошадь, и Кинкейд, достав из кармана маленький овальный портрет матери и дневник Маргарет, спрятал их в кожаную сумку, притороченную к седлу. Вскочив на лошадь, он поскакал по дороге, ведущей к подножию холма, на котором возвышался замок Ратледж. Там, внизу, у леса, где раскинулась небольшая деревня, находилась фамильная церковь Ратледж, куда Кинкейда в детстве водили на воскресную службу, а за ней — церковный двор, где похоронена его мать.

Кинкейд слез с лошади, привязал ее к дереву и направился на небольшой церковный двор. Вот они — старые могилы с потрескавшимися от времени надгробиями. Тихий скрипучий голос позвал его:

— Джеймс?

Кинкейд от неожиданности вздрогнул. Что за чертовщина? Сегодня весь день его преследуют тени прошлого…

Около могилы, держась рукой за металлическую ограду, стояла старая женщина с морщинистым лицом и усталыми, выцветшими глазами. Кинкейд торопливо подошел к ней и увидел у нее на шее на толстой нитке головку чеснока.

— Джеймс? — повторила старуха. — Ты ли это?

— Мевис! — воскликнул Кинкейд.

Старуха кивнула и улыбнулась, обнажив беззубый рот.

— Вот уже не думала, что когда-нибудь встречу тебя снова, Джеймс.

Мевис была повивальной бабкой замка Ратледж и помогала появиться на свет нескольким поколениям его обитателей, в том числе и Кинкейду.

«Сколько же ей лет? — подумал Кинкейд. — По-моему, она живет на свете столько же, сколько существует замок Ратледж!»

— Мевис, как я рад тебя видеть! — Он обнял старую женщину за худые сгорбленные плечи. — Как твое здоровье?

— Пока не жалуюсь, — усмехнулась она. — Заботы не отпускают на тот свет.

— А что ты делаешь на кладбище?

— Как что? Ухаживаю за могилами.

— Но ведь тебе, наверное, это тяжело, Мевис?

Старуха пожала плечами.

— Пока справляюсь.

Кинкейд, почувствовав неловкость, смущенно произнес:

— Я велю слугам замка приходить сюда и помогать тебе. Столько могил вокруг, а ты одна за ними ухаживаешь!

Он пошел от повивальной бабки по кладбищу, разглядывая надписи на надгробиях. За оградой он увидел маленький холмик, на котором лежали первые весенние полевые цветы.

— Мевис! — крикнул Кинкейд. — Чья эта маленькая могилка?

Повивальная бабка, кряхтя, подошла к Кинкейду.

— Это могилка последнего сына Филипа, — тихо ответила она.

Кинкейд почувствовал сильное волнение.

— Здесь похоронен… сын Маргарет? Но… почему могила находится за оградой церковного двора? — озадаченно спросил он.

На сморщенном лице Мевис появилось неодобрительное выражение.

— Ваш дядюшка, граф Ратледж, не разрешил похоронить его на кладбище, — процедила она. — Сказал, что он недостоин лежать рядом с другими членами семейства. Выкинь, говорит, Мевис, его на съедение волкам! Я сама выкопала эту могилку, похоронила его… Если бы ты знал, Джеймс, как долго мне пришлось уговаривать нашего викария, чтобы он втайне от графа прочел над могилой заупокойную молитву!

Кинкейд еще раз убедился, что поступил правильно, не задержавшись в замке даже на день. Он еще раз взглянул на маленький холмик со скромными весенними цветами и спросил повивальную бабку:

— Мевис, а почему на могилке нет таблички с именем ребенка?

Старуха замялась.

— Так получилось. Его мать не успела дать ему имя.

Некоторое время они оба молчали, напряженно вслушиваясь в тишину, царившую на кладбищенском дворе, и каждый думал о своем. Кинкейду очень хотелось расспросить повивальную бабку об убийстве отца, но он не решился. Вряд ли она ответит на его вопросы, да и слишком стара, чтобы держать в памяти все события, происходившие в замке Ратледж.

Наконец старуха нарушила долгое молчание.

— Рада, что перед смертью повидала тебя, сынок, — произнесла она скрипучим голосом и робко дотронулась до руки Кинкейда.

— Я тоже рад был встретить тебя в добром здравии, — искренне ответил он.

— Ты уезжаешь?

— Да, Мевис. Я приехал на кладбище поклониться могиле матери. Сейчас навещу ее и отправлюсь домой, в Лондон.

— Будь счастлив, Джеймс!

— Прощай, Мевис!

Кинкейд помахал ей и быстрым шагом направился к могиле своей матери.

Когда наступил вечер и сгустились сумерки, к прачечной Сэйти подъехал экипаж с Мэг и Монти. Мэг, закрыв лицо густой вуалью, поспешила в помещение, а Монти остался ждать ее в экипаже. Теперь, после того как ей чудом удалось сбежать от графа с королевской биржи, Мэг выходила на улицу лишь поздним вечером и только в случае крайней необходимости.

Сэйти в простом ситцевом платье, поверх которого был надет фартук, приветливо встретила ее.

— Мэг, рада вас видеть!

— Я тоже, — улыбнулась Мэг. — Тебе удалось что-нибудь разузнать насчет корабля? — с надеждой в голосе спросила она.

— Да, корабль отправится в американские колонии через неделю.

— Через неделю? — разочарованно протянула Мэг. — Но… я не могу так долго ждать. Кинкейд вернется в Лондон завтра или, в крайнем случае, послезавтра. Я должна исчезнуть до его возвращения, Сэйти.

— Мэг, я понимаю вашу ситуацию, но корабли не отплывают туда каждый день. Так мне сказал мой приятель.

— Да… Что же делать? — задумчиво произнесла Мэг. — Как мне поступить?

Она подошла к окну и взглянула на темную, плохо освещенную улицу.

— Сэйти, придется мне все-таки обратиться за помощью к Монти. Он обещал мне помочь.

Сэйти испуганно охнула.

— Вы признались ему во всем? — она подошла к Мэг.

— А что мне оставалось делать? На днях мы с ним были на королевской бирже, и граф Ратледж чуть не схватил меня. До сих пор не верю, что нам удалось убежать!

— Господи! — всплеснула руками Сэйти и, взяв Мэг за руку, посоветовала: — Знаете, если ваш друг Монти предлагает помощь, не отказывайтесь от нее!

Несколько минут Мэг молчала.

— Понимаешь, Сэйти, мне бы не хотелось брать деньги у Монти даже на билет, — призналась она. — Во-первых, не хочу чувствовать себя обязанной, а во-вторых, это непорядочно по отношению к Кинкейду.

Сэйти усмехнулась.

— Мэг, за годы моей работы в публичном доме я твердо уяснила себе одно: если мужчина дает тебе деньги, не отказывайся!

Мэг улыбнулась, услышав такую житейскую мудрость.

— Хорошо, предположим, я возьму у него деньги. Но сейчас речь не об этом. Мне надо где-то переждать несколько дней до отправления корабля. Я должна уйти из дома до возвращения Кинкейда.

— Мэг, не волнуйтесь, я все придумала! Это время вы поживете у меня!

— У тебя?

— Да! Здесь, в прачечной, есть маленькая потайная комнатка, где вы и спрячетесь, Кинкейд никогда в жизни не найдет вас!

Мэг неуверенно произнесла:

— Ну… я не знаю.

— Мой вам совет, леди, отправляйтесь домой, соберите вещи и возвращайтесь. Кстати, сегодня ко мне на ужин заглянет мой приятель, он обещал принести треску.

Мэг улыбнулась.

— Зачем же я буду портить вам интимный ужин?

— О чем вы говорите? Посидите с нами немного и уйдете в свою потайную комнатку, если вы так уж боитесь помешать нам. Кстати, я напекла очень вкусных булочек!

— Нет, Сэйти, спасибо, но лучше я приду завтра утром.

— А если ваш Кинкейд вернется вечером? Что вы тогда будете делать?

— Он приедет не раньше завтрашнего вечера.

— Ну, решайте сама, Мэг. Надумаете — приходите сегодня, мы будем рады вас видеть.

Они распрощались, и Мэг, опустив на лицо вуаль, вышла из прачечной и быстрым шагом направились к экипажу. Монти открыл перед ней дверцу, она поднялась, и экипаж тронулся с места.

«Сегодня я останусь ночевать дома, — думала Мэг, откинувшись на спинку сиденья, под мерный стук колес. В последний раз буду спать в постели, в которой мы с Кинкейдом так горячо и страстно любили друг друга. Подушка еще хранит запах его волос…»